- Вам предстоит вписаться в общество, бывать на светских мероприятиях. Заранее тут ничего не предусмотришь. Кто есть кто? Кто на чьей стороне? В городе много влиятельных людей, богатых людей, которые нажились на этой войне, сделали деньги и на нас, и на немцах. Некоторых из них мы вычислили, но было бы гораздо лучше, если б мы знали всех до единого. Вы можете существенно помочь нам благодаря знанию португальского языка; важно не умение говорить, а умение понимать, о чем говорят вокруг вас. Вот почему нельзя ни перед кем обнаруживать, что вы знаете язык. И с немецким - то же самое. Вы будете использовать свои знания языков только в бюро, когда возьметесь за перевод научных журналов.
- Что именно интересует американцев в этих журналах?
Сазерленд жестом попросил Роуза подключиться к беседе, и тот кратко обрисовал историю германских попыток соорудить атомную бомбу начиная от первых успешных экспериментов с делением ядра в 1938 году и далее, до того момента, когда Вайцзеккер обнаружил экарений, новый элемент, необходимый для создания бомбы.
Пока Роуз рассказывал, Сазерленд не сводил глаз со своей новой сотрудницы. К словам Роуза он не прислушивался, поскольку ничего в физике не понимал, и, наблюдая за Анной, догадывался, что и она с трудом улавливает суть.
- Девятнадцатого сентября тридцать девятого года Гитлер произнес в Данциге речь, угрожая пустить в ход оружие, от которого не будет защиты, - продолжал Роуз. - Американцы убеждены, что речь идет об атомной бомбе.
- Вы не старайтесь с ходу понять, что тут к чему. Наверное, во всем мире лишь с десяток специалистов разбираются в этой зауми, - вставил Сазерленд. - От вас одно требуется: осознать, насколько важен и сложен эндшпиль, в который мы вступили.
- С какой стати немцы открыто публикуют такие материалы в научных журналах и даже в газетах? Почему не засекретили бомбу?
Вопрос Анны Сазерленд пропустил мимо ушей:
- Учтите, у союзников тоже имеется атомная программа. Мы сумели добыть экарений. Его атомный номер девяносто четыре, но из соображений безопасности мы обозначаем его номером сорок девять.
Молодцы, что и говорить! Поменяли местами цифры - и все, зашифровались. Несмотря на свою молодость, Анна порой удивлялась наивности мужских игр.
- В марте тысяча девятьсот сорок первого года Фриц Райхе, немецкий физик, сумевший удрать от нацистов, выехал через Лиссабон в Соединенные Штаты. - Роуз еще не закончил свое повествование. - Здесь его принимала организация еврейских беженцев, и, прежде чем его посадили на пароход до Нью-Йорка, мы успели поговорить с ним, Фриц предупредил нас о вполне реальной атомной программе Германии. Теперь нам известно, что немцы построили где-то в Берлине атомный реактор и производят там экарений. Нам также известно, что Гейзенберг встречался с датским физиком Нильсом Бором и они поспорили о том, может ли ученый с чистой совестью участвовать в создании бомбы. Причиной серьезного расхождения этих двух великих мужей как раз и стала немецкая атомная программа. Гейзенберг также рассказал Бору - в общих чертах - о работе атомного реактора. После этого Бор выехал из Дании и отправился в Америку. В июне вы еще были в Лондоне?
- Да, сэр.
- Стало быть, про "навозных жуков" уже знаете… про самолеты-снаряды Фау-1?
- Да, сэр.
- Мы полагаем, что это прототипы. Модели, с помощью которых на Лондон собираются сбросить атомную бомбу… когда она будет готова.
Снаружи висела удушливая жара, но в комнате вдруг сделалось ознобно. Невольно Анна потерла руки; Сазерленд пыхнул трубкой, и та заклокотала, словно источенное туберкулезом легкое.
- В офисе Кардью вы будете снимать микрофильмы с кое-каких научных немецких журналов и делать для нас с Сазерлендом машинописные переводы любых статей, имеющих отношение к ядерной физике, - сказал Роуз. - Это ваша официальная работа; гораздо важнее будет то, что вы станете делать, если согласитесь поселиться в Эштуриле. Это курортное местечко для избранной публики в пятнадцати километрах от Лиссабона. Кардью сумел установить неплохие отношения с одним типом, Патриком Уилширом, который там живет. Это богатый делец пятидесяти с небольшим лет, у него имеются контакты и собственные дела в португальских колониях, в Анголе. Он ирландец, католик, вовсе не друг Великобритании. У нас есть сведения, что он продает вольфрам из рудников на севере страны, принадлежащих его жене-португалке, и продает его только немцам. Им же он продает кору пробкового дуба и оливковое масло из своих поместий в Алентежу. Этот Уилшир предложил Кардью поселить кого-нибудь из сотрудников "Шелл" в своем доме. Дом у него немаленький, а сотрудник ему требуется непременно женского пола.
Сазерленд покосился на своего сотрудника женского пола, прикидывая, как она примет это известие. Анне показалось, что по венам у нее струится не кровь, а прозрачный ледяной воздух.
- И что я должна делать? - спросила она, голосом выделяя каждое слово.
- Прислушиваться.
- Вы только что сказали: он хочет поселить у себя женщину.
- Он предпочитает женское общество, - заметил Роуз таким тоном, который яснее слов говорил: лично он подобных предпочтений не понимает и не разделяет.
- А жена? Разве его жена живет не с ним?
- Насколько я понимаю, их отношения… несколько разладились.
Глубокие, медленные вдохи не наполняли легкие кислородом. Под хлопчатым подолом юбки бедра вспотели и слиплись друг с другом. Анне казалось, будто все ее поры источают пот. Сазерленд слегка повернулся на стуле. Наконец-то ящерица пошевелилась.
- Кардью говорит, что у его жены был тяжелый нервный срыв, - пояснил он.
- Сошла с ума? - ужаснулась Анна, романтический сюжет уже разворачивался в ее воображении.
- Не то чтобы вовсе рехнулась, - уточнил Роуз. - Нервы не в порядке, вот вроде и все.
- Зовут-то ее как? - поинтересовалась Анна.
- Мафалда. Она из аристократической семьи. Прекрасные связи, огромное богатство. Особняк в Эштуриле великолепен. Прямо-таки маленький дворец со своими угодьями. Великолепное место, - настойчиво повторил Сазерленд, подталкивая Анну принять приглашение.
- Разрешите закурить, сэр? - вежливо спросила девушка.
Сорвавшись со стула, Сазерленд поспешил поднести ей серебряный портсигар, пыхнул тяжелой серебряной зажигалкой. Антикварная вещица была до половины затянута зеленым сукном. Анна глубоко затянулась и вгляделась в склонившееся над ней лицо Сазерленда.
- Расскажите подробнее об Уилшире, - попросила она и уже без особой надобности добавила: - Пожалуйста, сэр.
- Пьющий человек. Любит это дело.
- То есть пьяница?
- Любит выпить, - подчеркнул Роуз. - Вы, кажется, тоже, судя по отчетам с оксфордских вечеринок. У вас крепкая голова, так я понял.
- Но это вовсе не значит, будто я - пьянчуга.
- Кстати, раз уж зашел разговор о дурных привычках, он к тому же игрок, - перебил Сазерленд. - Казино расположено прямо у входа в его сад. Вы как насчет?..
- У меня и денег-то на это никогда не было.
- Но как математик вы должны разбираться в теории вероятности, картах, рулетке?
- Никогда этим особо не интересовалась.
- А чем интересовались? - задал вопрос Роуз.
- Числами.
- А, чистая математика, - откликнулся он - очевидно, разбирался в этом. - И что вас в них привлекает?
- Полнота, - кратко ответила Анна (авось отстанет).
- Полнота… а может быть, иллюзия полноты? - не сдавался Роуз.
- Нам приходится часто иметь дело с абстракциями, но связи между числами, закономерности абсолютны реальны. Строгие, четкие, неопровержимые законы.
- Лично я предпочитаю кроссворды, - отозвался Роуз. - Люблю заглядывать в мысли других людей, угадывать, как устроен их мозг.
Анна снова затянулась сигаретой.
- Да, в кроссвордах есть своя полнота, - признала она. - Если кто разбирается в них.
Она чувствовала, как впивается в тело одежда. Бюстгальтер сделался чересчур тугим, пояс юбки словно затянулся узлами. Разговор не клеился, непохоже, чтобы она пришлась по вкусу этим двум опытным разведчикам. В чем дело-то? Вероятно, ее реплика в начале разговора и вот эти высказывания о числах и кроссвордах показались им чересчур самоуверенными. А может быть, они заранее представляли себе новую сотрудницу совершенно иначе, у них сложилось какое-то заведомое представление, она же оказалась совсем не такой, какую они ждали. Разве с ней так уж трудно иметь дело?
- В разведке данных всегда не хватает. Никогда не бывает полной картины, - снова вступил в разговор Сазерленд. - Приходится иметь дело с обрывками, фрагментами. Особенно вам, оперативным агентам. Зачастую вы сами понятия не имеете, чем вы занимаетесь, какова ценность добытых вами сведений. Готовых ответов нет, а если б и были, вам неизвестно, каков был вопрос. Ваше дело прислушиваться ко всему и обо всем докладывать, - подытожил он.
- Живя в доме Уилшира, вы сможете добыть для нас новые имена. И вот еще к чему прислушайтесь - это имеет отношение к эндшпилю, как мы вам и говорили с самого начала, - перехватил инициативу Роуз. - Для Фау и вообще для ракет немцам требуются точные приборы. Чтобы изготовить такие приборы, нужны высокой точности инструменты, нужны алмазы. Промышленные алмазы. Эти алмазы привозят в Лиссабон на пароходах из Центральной Африки. Мы пытались обыскивать этот транспорт, когда он заходит в принадлежащие нам порты, например, во Фритаун в Сьерра-Леоне, однако поди отыщи горстку алмазов среди семи тысяч тонн груза. Мы подозреваем, что Уилшир ввозит алмазы из Анголы и передает их в немецкое посольство, а оттуда их с дипломатической почтой пересылают в Берлин. Подозреваем, но доказательств у нас нет. Мы не знаем, как он проворачивает это дельце и как получает свой гонорар. Вот почему, если вы услышите у него дома хоть словечко про алмазы и деньги за алмазы, вы должны тут же сообщить Кардью, а он сообщит нам.
- Как я буду поддерживать связь?
- Об этом позаботится Уоллис. Поговорите с ним, и все уладите.
Роуз глянул на часы:
- А теперь пусть Кардью отвезет вас к Уилширу. Время уже позднее. Я поручил Кардью сообщить вам нужные сведения об Уилшире и его жене, однако я также проинструктировал его воздержаться от некоторых подробностей. Будет лучше, если кое в каких деталях вы разберетесь сами, иначе сразу станет ясно, откуда вы получаете информацию. Нельзя явиться в этот дом, заранее все зная, тогда вы не будете правдоподобно реагировать на… события. Вы же просто секретарша Кардью, не более того. Впервые попали за границу и так далее. Имеете полное право удивляться всему подряд и задавать вопросы.
- Вас послушать, все это легче легкого, сэр.
Сазерленд то ли ухмыльнулся, то ли скорчил недовольную гримасу, мелькнула в очередной раз и скрылась коричневая полоска на зубах. Он приоткрыл дверь и позвал Кардью.
Глава 8
Суббота, 15 июля 1944 года, Эштурил
Мередит Кардью вез Анну вдоль пустынных пляжей на запад. Солнце все еще висело высоко в небе, воздух казался плотным от жары, безмятежно распростерся океан, невысокая волна Атлантики лениво облизывала песок. Анна молчала, тень первой встречи с Роузом и Сазерлендом придавила ее. Кардью указал ей рукой на пейзаж по ту сторону залива - пляжи Кошта-да-Капарика, а за ними расплывшееся в мареве пятно - мыс, Кабу-Эшпишел. Кардью хотел успокоить и разговорить свою спутницу.
Соленый воздух ворвался в приоткрытое окно, вернув воспоминания о кратких каникулах у моря, давно, еще до войны. Мать, застегнутая под самое горло, укрывшая лицо шалью от солнца и ветра, а юное тело Анны - тогда еще Андреа - в первый же день наливается орехово-карим загаром. Будет нетрудно привязаться к этому городу после Лондона-то с разбомбленными, обугленными домами, мрачными серыми проулками, с которых не успевают убирать раздробленные камни. Здесь, у моря, под просторным небом, среди пальм и бугенвиллей, недолго и забыть пять разрушительных лет.
Рулил Кардью одной рукой, другой уминал табак в трубке. Он ухитрился даже раскурить свою трубку, не упустив руль и не свалившись со скалы в море. Лет ему по виду было за тридцать или ближе к сорока, редкие светлые волосы с рыжиной на затылке подбриты. Высокий, длинноногий и худой, с длинным носом, уголки губ то и дело приподнимались в улыбке. Мешковатые штаны похлопывали на коленях, которые все время ритмично подергивались, как будто в такт неслышной музыке. Кардью закатал брюки до середины голеней, обнажив толстые бежевые носки. Крепкие спортивные башмаки довершали его облик.
Интересно, как же он одевается зимой?
Пуская живописные колечки, Кардью вовсю попыхивал трубкой. Выставил напоказ правую руку с блестящей и пятнистой кожей - точно какой-то моллюск, прилепившийся к скале. Вероятно, след давнего ожога.
- Кипяток, - пояснил он, перехватив взгляд Анны. - Еще в детстве.
- Простите! - Она вспыхнула, залилась краской - как неделикатно с ее стороны таращиться на шрам!
- Сазерленд и Роуз вас подготовили?
- Сказали, что считали нужным. Предупредили, что намеренно оставляют "пробелы".
- Ну да-а, - протянул Кардью, озабоченно хмурясь. - А про Мафалду что-нибудь от Роуза удалось узнать?
- Только то, что у нее был нервный срыв. Не спятила, а просто нервы - так он сказал.
- Толком не поймешь, что с ней такое. Нелады с мужем - возможно, в этом дело, однако почем знать, может, и что-то наследственное. В аристократических португальских семействах такое случается сплошь и рядом. Женятся на двоюродных сестрах из поколения в поколение, оглянуться не успеешь, как… Взять хотя бы их королевскую династию: безумны, как мартовские зайцы и шляпник в придачу!
- Разве с королевской семьей не покончили?
- Тридцать шесть лет тому назад. Страшное было дело. Король с наследным принцем вернулись в Лиссабон из Вила-Висоза, это поблизости от тех мест, откуда родом Мафалда, у самой границы. Прибыли в Лиссабон, ехали в карете по улице - и что же? - обоих убили. На том династии и конец. Конечно, еще пара лет понадобилась, чтобы окончательно разобраться с монархией, но тысяча девятьсот восьмой год - это уже был конец. А что касается Мафалды, с ней дело плохо. Наверное, потому-то Уилширу и понадобилось общество.
- Женское общество, как мне сказали.
Кардью завертелся на водительском сиденье, точно вспугнутая куропатка.
- Чудной малый этот Уилшир. Единственный в своем роде. Таких больше не делают.
- Дети у него есть?
- Только сыновья, и те разъехались. Дочерей нет. Может быть, он соскучился по женскому обществу. А у меня четверо девок, вот незадача! - с горечью добавил он. - Покончено со спортивной династией Кардью… Старшенькая, правда, в школе первое место заняла по прыжкам в длину…
- Не все потеряно, мистер Кардью!
Лицо Мередита прояснилось, он крепче сжал челюсти, заходила вверх-вниз его трубка.
- Надеюсь, Уилшир придется вам по душе, - добавил он. - Вы-то ему точно понравитесь. Такой у вас решительный вид. Уилшир предпочитает уверенных в себе девушек. Марджори ему не подошла.
- Марджори?
- Прежняя моя секретарша. Вышла замуж за португальца, забеременела. Муж запретил ей работать, велит лежать. Бедняжка всего лишь на третьем месяце, а муж хочет, чтобы она не вставала с постели. Вот почему сюда прислали вас. Впрочем, Уилширу она так и так не могла угодить. Чересчур "английская" на его вкус, да и он действовал ей на нервы. Такой человек. Если подружится с вами, все будет хорошо, но если нет… Трудно иметь с ним дело.
- А с вами он дружит?
- Ну да-а… На свой манер.
- Может быть, и вы для него чересчур "англичанин"?
- Нет уж, моя милая! Я-то шотландец по отцу и по матери. Может, болтаю как англосакс, но я горец, самый что ни на есть взаправдашний. То же самое и Уилшир: ирландец до мозга костей, а по-английски говорит так, словно родился с серебряной ложечкой во рту.
- Или с печеной картофелиной… Раз уж он ирландец, - съязвила Анна.
Громогласный смех был ей наградой, хотя вряд ли Кардью счел ее замечание таким уж забавным. Но его хлебом не корми (или там картошкой) - дай посмеяться.
- Что еще мне следует знать о Патрике Уилшире? - спросила Анна.
- Бывает неотразим. Дамский угодник…
- Игрок и выпивоха.
- Еще он ездит верхом. Как вы насчет этого?
- Не умею.
- По предгорьям Серра-де-Синтра приятно прокатиться верхом, - сказал Кардью. - Сазерленд говорил мне, мозги у вас что надо. Математика, языки, все такое.
- Вот именно, и для прочего не оставалось времени. К спорту у меня способностей нет. К сожалению. И для командной игры не приспособлена. Вероятно, потому что росла единственным ребенком в семье, и к тому же…
Она прикусила язык. Едва не проговорилась: "К тому же у меня не было отца". Ведь теперь отец у нее был: Грэм Эшворт, бухгалтер. Отвернувшись к окну, Анна постаралась собраться с мыслями. Они проезжали мимо огромных вилл, утопавших в тропических садах.
- Многие европейские монархи отсиживаются в Эштуриле, пока идет война, - прокомментировал Кардью. - Столица изгнанников.
Он свернул с шоссе возле железнодорожной станции Эштурила и выехал на площадь, окруженную отелями и кафе. Кое-где виднелись сады, пальмы и вытянутые клумбы роз. Один из таких садов плавно поднимался к современному зданию на склоне холма.
Миновали отель "Паласио" ("наш" по отзыву Кардью), а за ним - "Парк" ("их" отель), объехали современное здание на холме - как выяснилось, казино, - и Кардью указал своей пассажирке на узкий, заросший проезд и ворота в живой изгороди над казино: задний въезд во владения Уилшира.
Они поднимались все выше, к самой вершине холма, проезжая сады знати, где за высокими оградами вздымались к небу финиковые пальмы и торчали остролистные вееры вашингтоний и других пальм, где вспыхивали порой угрюмым лилово-пурпурным пламенем бугенвиллей, стремившиеся перебраться через ограду. Поправив солнечные очки на носу, картинно выставив локоть в открытое окно автомобиля, Анна прикинула: еще бы закурить очередную сигарету - и прямо-таки актриса, кинозвезда, возвращающаяся в собственную виллу на Ривьере.
- Так я и не поняла, нравится ли вам Уилшир, - вздохнула Анна, любуясь своим отражением в боковом зеркальце.