– Ну и правильно. Все равно, пока здесь до конца не разберемся, там никаких кадровых решений приниматься не будет. – Ахаян с особым нажимом произнес слова "там" и "никаких". Минаев, уловив посланный импульс, снова посмотрел на него, правда, на этот раз более внимательно, как бы желая найти подтверждение возникшему у него предположению, и Василий Иванович его подтвердил, со вздохом разведя руки в жесте, означающем: "ну а ты как думал", а вслух сказал: – Поэтому разобраться в этом деле нам, Гелюша, надо – кровь из носу. И как можно скорей. А то ведь иначе мы с тобой, на пару, свою блистательную карьеру не в Москве закончить можем и не в Париже захолустном, а в какой-нибудь благоухающей Бужумбуре. На Берегу Слоновой Кости. И это еще можно будет считать за подарок судьбы. Что, в общем-то, достойным завершением нашего с тобой славного жизненного пути назвать язык как-то не повернется. Ты согласен? – Получив в ответ на свой вопрос немного угрюмый, но все же достаточно определенный утвердительный кивок, Ахаян продолжил: – Ну коли так, ты тоже, пожалуй, иди отдохни. Слишком много за сегодня информации и впечатлений. А я здесь еще немного посижу. Полистаю эту папочку. С твоего дозволения. – Он кивнул на личное дело "Мармона". – Может, чего на ум придет.
Минаев, после некоторого колебания, кивнул головой, встал и направился к двери, но в самый последний момент, о чем-то вспомнив, остановился:
– Может, кофейку, Василь Иваныч? Я дежурному...
– Будь любезен, – Василий Иванович, уже опустив глаза, открыл первую страницу лежащего перед ним досье. На него снова смотрело упитанное округлое лицо молодого человека, в возрасте Христа, с не очень глубокими, но явно проступающими залысинами, так гордящегося своим родством с непопулярным наполеоновским маршалом, который почти два века тому назад осмелился, в ущерб своей репутации, сдать Париж осадившим город русским казакам.
VII
День клонился к вечеру, хотя было еще достаточно светло. Тучи и облака, плотно застилавшие парижское небо в течение последних четырех-пяти дней, уже уплыли куда-то на юго-восток, в сторону Бургундии. Угнавший их ветер тоже стих, и сейчас над городом, в этот предзакатный час, растеклась легкая истома приятных реминисценций об уже довольно давно закончившемся лете. Тем не менее эта иллюзия атмосферной снисходительности весьма быстро и безжалостно развенчивалась уже явно не летними красками и атрибутами городского пейзажа.
Потерявшие листву и по-родственному похожие друг на друга в своей осенней наготе деревья, аккуратно расставленные, с четким десятиметровым интервалом, вдоль четной стороны бульвара Сен-Жермен, слегка напоминали поставленные в вертикальное положение гигантские венчики для взбивания сливок. Почти сразу за деревьями, метрах в семи от проезжей части, вдоль бульвара, практически занимая целый квартал, вытянулось несколько странное по своей архитектуре, приземистое, но довольно протяженное здание, построенное, по всей видимости, не позже начала прошлого века и обозначенное номером 244 – 246. Особенность его конструктивного решения заключалась в том, что здание в плане представляло собой огромный прямоугольник или, вернее сказать, некое подобие армейского каре с очень просторным внутренним двориком. В самой середине того бокового ребра здания, которое являлось его фасадной частью, выходящей на бульвар, помещалась достаточно массивная полуциркульная арка – некая аллюзия на триумфальную, – украшенная по обеим сторонам сдвоенными пилястрами с дорическими капителями и увенчанная симметричным двухсекционным аттиком. Арка выполняла функцию прохода на территорию внутреннего двора, откуда, через систему контролируемых служебных входов, уже был доступ ко всем внутренним помещениям дома.
Была среда. Рабочий день закончился около четверти часа назад, и основная масса служащих, населяющих многочисленные помещения этого вместительного здания, уже вылилась из жерла арки и растеклась по бульвару в обоих направлениях. И только последние оставшиеся частички вышеупомянутой массы, по каким-либо причинам задержавшиеся в канцелярской заводи этого отдельно расположенного департамента, входящего в общую систему французского Министерства иностранных дел, изредка, и в основном поодиночке, неожиданно выныривали наружу из пролета арки.
Одним из таких последних был невысокий, полнеющий молодой человек лет тридцати с небольшим, с обозначившимися небольшими залысинами. Справедливости ради следует заметить, что начинающуюся грузность его фигуры весьма искусно скрывал надетый на нем просторный темно-синий плащ, а дорогое шелковое кашне, которое небрежным узлом было завязано у него на шее, даже придавало всему его виду некоторую щегольскую изысканность.
Молодой человек появился на бульваре не один. Вместе с ним из арки вышла худощавая молодая девушка, в легкой курточке и с рюкзачком за спиной. Оказавшись на бульварном тротуаре, эта парочка остановилась, и еще с минуту, стоя на одном месте, молодой человек, оживленно жестикулируя, что-то быстро и, по всей видимости, увлекательно рассказывал с интересом слушающей его и весело улыбающейся девушке. Внезапно, на самой середине рассказа, девушка поспешно полезла в боковой карман рюкзачка, достала оттуда мобильный телефон, поднесла его к уху и стала быстро разговаривать со своим невидимым абонентом. Вскоре после этого она, продолжая говорить в телефон, также быстро простилась со своим спутником, развернулась и направилась в сторону бульвара Распай.
Молодой человек посмотрел ей вслед, затем, несмотря на явно непрохладную погоду, почему-то слегка поежился и, тоже развернувшись, стал не спеша удаляться в противоположном направлении, в сторону станции метро "Сольферино", названием своим напоминавшей о некоем кровопролитном сражении, имевшем место почти полтора столетия назад, возле одноименной деревушки в Северной Италии, в ходе которой зародилось движение Красного Креста, о коем факте сам молодой человек узнал совсем недавно, а именно – сегодня утром, когда получил задание подготовить материалы для французской делегации, собиравшейся в Женеву на международную конференцию этого самого движения. То, что эти материалы поручили готовить именно ему, человеку, в круг непосредственных служебных обязанностей которого данная тема не входила, говорило о многом. Похоже, его давно обещанный и столь долго откладывающийся перевод в Управление информации и по связям с общественностью, в основное здание Министерства, на набережной Орсэ, был уже не за горами. Это предощущение грядущих многообещающих перемен в его служебном положении было причиной весьма приподнятого настроения, в котором молодой человек пребывал практически весь сегодняшний день, и его неожиданно обострившегося служебного рвения, в силу которого он, подбирая материалы для делегации, позволил себе на целых пятнадцать минут задержаться в офисе после окончания рабочего дня.
Сейчас же, неторопливо шагая вверх по бульвару Сен-Жермен, он решал для себя непростую дилемму: либо двинуться прямо по направлению к одному веселенькому заведеньицу, известному под подпольным названием "Кентукки", расположенному на улице де Лилля, недалеко от Королевского моста, где он иной раз любил пропустить по паре-тройке двойных "бурбонов" в компании раскрепощенных молодых людей, облюбовавших этот бар с интерьером в псевдоамериканском стиле, либо же спуститься в метро и отправиться на Монмартр, в гости к своему приятелю-художнику, снимающему в доме, расположенном совсем недалеко от базилики Сакрэ-Кёр, просторное студио, которое почти каждый вечер превращалось в место сборища весьма колоритных фигур, в основном мужеского пола, принадлежащих к самым различным слоям и прослойкам современной парижской полубогемной тусовки.
При этом молодой человек не заметил, да и вряд ли смог бы заметить, если бы даже и не был погружен в свои довольно приятные размышления, что, как только он начал движение, из ничем не примечательного автомобиля серого цвета, марки "Рено Меган", где-то за полчаса до этого припарковавшегося недалеко от выхода из арки, вышел довольно высокий и крепкий мужчина, лет сорока, одетый в серый лондонский плащ и серую же шляпу, который так же, неспешной прогуливающейся походкой, но все же с небольшим, едва заметным ускорением, направился вслед за ним в сторону станции метро "Сольферино". Метров через пятьдесят мужчина без особых усилий и как бы совершенно непреднамеренно нагнал молодого человека и, поравнявшись с ним, негромко произнес:
– Мсье Борель, – и после того, как тот, слегка замедлив шаг, но все еще не останавливаясь, оборотил в его сторону немного удивленный взор, в приветственном жесте дотронулся большим и указательным пальцем до краешка своей шляпы и не жестко, но настойчиво добавил: – Нам надо с вами кое о чем переговорить.
– Простите... не имею чести... – Борель уже остановился и повернулся к обратившемуся к нему мужчине почти в полный фас. – Вы тоже... из управления?
– Из управления... – любезно подтвердил мужчина и уточнил: – По охране территории. – Заметив, что его собеседник еще не до конца сообразил, о каком управлении идет речь, он уточнил еще раз: – ДСТ.
Услышав эту аббревиатуру, молодой человек немного судорожно сглотнул слюну и, резко повернув голову сначала направо, потом налево, зачем-то быстро огляделся по сторонам.
– Ну-ну-ну, зачем так пугаться. Это не страшное название. Во всяком случае, по сравнению, скажем, с гестапо... – успокоил его мужчина и тут же выразительно добавил: – Или КГБ.
Борель снова сглотнул слюну:
– Я не совсем понимаю...
– Ничего страшного. Я вам все объясню. – Мужчина обернулся назад и сделал кому-то подзывающий жест рукой. – Сейчас мы с вами проедем...
– Куда... проедем? – не дал ему закончить начатую фразу Борель. В его голосе уже совершенно отчетливо были слышны нотки паники.
– В одно тихое и уютное местечко. У нас есть квартира здесь недалеко, мы там сможем спокойно посидеть и обо всем поговорить. – Мужчина опередил готовящееся возражение. – Нет, мы, конечно, могли бы отправиться и в "Кентукки", но уж больно там шумно и... вообще... – Что он имел в виду под словом "вообще" осталось без пояснений. В этот момент с ними поравнялся серый "Рено Меган", быстро и бесшумно передвинувшийся задним ходом со своей первоначальной позиции недалеко от выхода из арки. Мужчина сделал Борелю элегантный приглашающий жест рукой в сторону автомобиля. Борель насупился и опустил голову. Мужчина мягко, но настойчиво озвучил приглашение: – Прошу вас.
– Никуда я с вами не поеду, – процедил Борель сквозь зубы и, подняв голову, но избегая встречаться с приглашающим его субъектом взглядом, уже более решительно добавил: – Понятно?
– Понятно, чего ж не понять, – добродушным тоном ответил приглашающий. – Это ваше право. Мы живем в свободной стране. По крайней мере, пока, – зачем-то сделал он последнюю оговорку. – Мы, конечно, можем вызвать вас к нам официальной повесткой. Или, также официально, прийти к вам в управление и побеседовать с вами в присутствии вашего непосредственного начальства. Я, правда, не думаю, что для вас это будет самый оптимальный вариант. В смысле вашей дальнейшей служебной карьеры, прежде всего. Да и вообще, кто от этого в конечном итоге выиграет. Мне кажется, мы вполне прекрасно можем решить все наши проблемы без лишней огласки. Нет? – Он попытался заглянуть Борелю в глаза, но после того, как тот снова опустил голову, еще раз, но уже более твердо повторил свое приглашение и словом, и жестом: – Прошу вас, будет лучше, если мы не станем привлекать к себе чрезмерного внимания. Кто знает, вдруг здесь сейчас появится еще какой-нибудь ваш заработавшийся сослуживец. Потом будут ненужные вопросы.
Борель после некоторого колебания, с видом незаслуженно обиженного человека, резко направился к машине, резко дернул на себя ручку задней двери, плюхнулся на сиденье и, рывком, с громким металлическим лязгом, захлопнул за собой дверь. "А поаккуратней нельзя. Или что, если машина казенная, значит все – круши, ломай", – тут же услышал он недовольный голос сидящего за рулем мужчины, примерно одного с ним возраста, который внимательно следил за всеми его действиями в зеркало заднего вида. Борель ничего не ответил на услышанное замечание, а только громко засопел и демонстративно отвернулся в сторону ближнего к нему окна.
Через несколько мгновений остановивший его на улице мужчина уселся на переднее сиденье автомобиля, рядом с водителем, и коротким кивком головы дал тому сигнал к отправке.
Автомобиль плавно тронулся с места. Мимо Бореля медленно проплыл остов арки, через которую он вышел на бульвар каких-то несколько минут назад, еще в таком превосходном настроении, весело болтая о всяких пустяках со смешливой девчонкой, неделю назад прибывшей на стажировку в его отдел. Он, повернув голову, с тоской посмотрел на все дальше и дальше удаляющееся от него место, где осталось и его хорошее настроение и где, наверно, ему следует оставить и все свои радужные мечты и надежды на будущее, которое начинало выглядеть весьма и весьма туманно в свете произошедшей только что нежданной встречи.
– Не стоит драматизировать случившееся, – словно угадав мысли Бореля, подал голос сидящий на переднем сиденье основной виновник его испорченного настроения. – Самое главное, Борель, я хочу, чтобы вы очень хорошо поняли и запомнили одну простую вещь. Ничего страшного с вами не происходит. Наоборот, все самое скверное и неприятное для вас уже позади. Если, конечно, у вас хватит ума и благоразумия все правильно проанализировать и сделать соответствующие выводы. Знайте лишь, что перед собой вы сейчас видите прежде всего друзей, которые хотят вам только хорошего. Да, Жюль? – этот вопрос был обращен уже к человеку, сидящему за рулем автомобиля.
Борель, отведя взгляд от окна, снова увидел в зеркале заднего вида обращенные на него глаза водителя, который, хоть и с не очень приветливым видом, но все же кивнул головой, подтверждая тем самым слова своего напарника.
– Да, кстати, – продолжил напарник, обернувшись к Борелю, – мы же до сих пор вам не представились. Меня зовут Анри Годено. А это мой коллега, Жюль Верней.
Борель сначала хотел сказать: "Мне наплевать, как вас зовут, и вообще, убирайтесь ко всем чертям", потом решил гордо промолчать, но, продолжая ощущать на себе ожидающий ответа взгляд, в конце концов только буркнул недовольным тоном: "Очень приятно", – и снова отвернулся к окну.
На губах Годено мелькнула легкая усмешка, он тоже повернул голову в прежнее положение и стал смотреть вперед по ходу движения автомобиля, только что сделавшего правый поворот и свернувшего на улицу Гренель.
– Отрадно слышать подобные слова, даже если они звучат и не очень искренно. Как бы то ни было, я уверен, вы не будете разочарованы нашим знакомством.
Буквально через минуту "Рено Меган" снова повернул направо, на улицу Казимира Перье и не успел проехать по ней вперед еще и сотни метров, как Годено скомандовал водителю:
– А ну-ка, Жюль, притормози-ка здесь.
Жюль послушно исполнил команду, причем сделал это очень плавно, без какой-либо суеты и резких движений, так, как будто бы прекрасно знал заранее о том, что такая команда ему непременно поступит и непременно именно в этом самом месте. Они остановились как раз напротив бистро "Пре де Бурбон".
– Вот вроде бы тоже ничего. Заведеньице. Насчет того, чтобы посидеть, – Годено кивнул на ярко светящиеся окна бистро: – Во всяком случае, по внешнему виду. Скромное, неприметное. По всей видимости, немноголюдное. А, Жюль, как думаешь?
Жюль пожал плечами:
– В немноголюдном проще засветиться.
– Резонно. – Годено повернулся к Борелю. – Вы случайно не бывали? Вроде недалеко от вашей конторы. – Борель хмуро потупил взор. Годено махнул рукой, обращаясь к Жюлю: – Ладно, не будем экспериментировать, поехали к Манон.
Машина снова тронулась. Расположившиеся впереди седоки, похоже, напрочь забыв о своем третьем попутчике, начали живо обсуждать перипетии воскресного футбольного матча, в котором парижский "ПСЖ" еле-еле вырвал на своем поле ничью у "Нанта".