Мужчина неторопливо откинул крышку зажигалки, аккуратным легким движением сделал вращательное движение колесиком, после чего медленно, вежливым, даже почтительным жестом приблизил золотой брикет с взметнувшимся над ним ровным и длинным огненным хвостиком к демонстративно отвернувшейся от него соседке по дивану. Соседка, после некоторого колебания, продолжая сохранять независимый вид, поднесла к губам сигарету, затем, слегка подавшись вперед, с легким причмокиванием, притянула к ее кончику язычок пламени и, откинувшись на спинку дивана, выпустила вверх, через колечко губ, тонкую струйку жидковатого бело-сизого дыма.
– Между прочим, один из самых паскудных сортов сигарет, – нарушил, наконец, молчание сидящий на краешке дивана незваный гость и, кивнув на дымящийся белый карандашик "Вирджинии слимс", поспешил добавить: – Ученые говорят. Слишком много "свободного" никотина. Который быстро попадает в кровь и...
– Ничего, – перебила его, по-прежнему глядя в сторону, хозяйка квартиры, для которой приход гостя стал, судя по всем внешним признакам, не очень радостным сюрпризом. – У меня и без сигарет вокруг хватает тех, кто может кровь попортить. В избытке.
– Наша девочка... о, пардон, наша глубокоуважаемая госпожа Мэтью сегодня не в духе.
– Пять минут назад она еще была в духе.
– Что же случилось за этот короткий промежуток времени?
– Да встретила кой-кого в своей гостиной.
– Что значит, кой-кого? Не кой-кого, а старого приятеля. С которым мадмуазель, наверно, уже и забыла, когда последний раз-то виделась. – Сказав это, старый приятель попытался заглянуть в глаза своей собеседнице и добавил участливым голосом: – Ну что, неужели такая неприятная встреча?
– Да больно уж неожиданная. Приятельницу чуть кондрашка не хватила от таких спецэффектов.
– Вынужденная мера, – приятель уже передвинулся на дальний край дивана, возле которого на специальной подставке стоял крупногабаритный музыкальный центр платинового цвета и какого-то ультрасовременного дизайна, и с интересом начал перебирать компакт-диски, наваленные кучей на нижней полке подставки. – Последнее время приятельница стала как-то уж слишком... можно даже сказать, не в меру... – он немного замялся, подбирая нужное слово.
– Неуправляемой? – С надменной ухмылкой подсказала приятельница.
– Нет! – категорично отмел подобное предположение ее собеседник, продолжая рассматривать компакт-диски. – Управляют детьми. Или безвольными тупицами. Зомби, – пояснил он. – С настоящими же личностями можно только сотрудничать. Причем на добровольной, взаимовыгодной и взаимообогащающей основе. – Не прекращая своего занятия, он слегка пожевал губами и как бы нехотя продолжил: – Что же касается присутствующих, то они за время, прошедшее с нашей последней встречи, стали просто почему-то... – он вставил выбранный им диск в одно из приемных окон музыкального центра, – чересчур разговорчивыми.
Эти слова были произнесены спокойным, внешне вполне нейтральным тоном, без каких-либо ноток обвинения или даже порицания, но Хелен, услышав их, почувствовала, как внутри у нее что-то внезапно то ли опустилось, то ли похолодело, а во рту возникло ощущение какого-то неприятного кислого привкуса. Мужчина, который произнес их и который еще несколько секунд назад был увлеченно занят музыкальным центром и дисками, сейчас уже, повернувшись, пристально и даже жестко (хотя, как ей показалось, пусть и с очень слабой, почти незаметной, но все же насмешкой в уголках губ) смотрел ей прямо в глаза. Она, несмотря на то, что это потребовало гораздо больших усилий, чем можно было предположить, выдержала обращенный на нее взгляд и, непроизвольно сглотнув слюну, спросила, как ей опять же показалось, вполне естественным, непонимающим тоном:
– Что ты имеешь в виду, Джефф?
Джефф, проигнорировав заданный ему вопрос, продолжал внимательно, даже испытующе, если не сказать бесцеремонно, смотреть на свою собеседницу, и, когда она, все-таки дрогнув, опустила на миг вниз свои слегка раскосые серовато-сине-зеленые глазки, улыбнулся, но не торжествующей, нет, а просто немного самодовольной улыбкой, которая, впрочем, тут же полностью стерлась с его лица. Он протянул руку к пульту дистанционного управления музыкальным центром и демонстративно элегантным движением нажал на одну из его кнопок. В воздухе, благодаря динамикам мощной квадросистемы, разлились, мгновенно заполнив весь объем просторной комнаты, негромкие звуки медленной чувственной мелодии.
Джефф снова посмотрел на Хелен, которая, чуть подавшись вперед и опершись локтями на колени, с сосредоточенным видом, слегка нахмурясь, делала быстрые, но короткие и неглубокие затяжки, и мягко, даже немного вкрадчиво, спросил:
– Потанцуем? – Не дожидаясь ответа, он пружинисто встал с дивана и, повернувшись к обладательнице раскосых, трудно определимого цвета глаз, молча замер в выжидательной позе.
После некоторой паузы Хелен, не глядя на стоящего перед ней кавалера, и так же ни слова не говоря, слегка и, как могло бы показаться со стороны, немного делано усмехнулась. В то же время Джефф заметил, как ее пальцы, сжимающие сигарету, инстинктивно сделали едва различимое гасящее движение, а взгляд стал блуждать по сторонам в поисках пепельницы. Он тут же, правой рукой, почтительно-осторожным движением перехватил у нее сигарету и, вытянув вперед левую руку ладонью вверх, быстро, словно автоматной дробью, несколько раз ткнул в эту ладонь еще дымящимся окурком.
Услышав немного испуганный полувозглас-полувздох сидящей на диване женщины, никак не ожидавшей от него подобной выходки, Джефф, снова скривив губы в легкой самодовольной улыбке, сделал два шага в сторону и небрежно бросил загашенную им таким необычным способом сигарету в бирюзовый овал пепельницы, стоящей на расположенном чуть сбоку журнальном столике, и, вернувшись в исходное положение, протянул в приглашающем жесте руку продолжающей сидеть на диване даме.
Дама, выдержав секундную паузу, как бы нехотя поднялась, опираясь на протянутую ей руку, и уже через несколько мгновений под томные, возбуждающие воображение звуки в интимном полумраке комнаты, медленно переваливаясь с ноги на ногу и с некоторым вызовом глядя друг другу в глаза, покачивалась производящая немного странное впечатление пара.
Внешне партнеры по танцу, казалось, вполне подходили друг другу: примерно одного роста (если бы дама снова надела свои бежевые туфельки, или, например, кавалер соизволил снять ботинки, они наверняка полностью сравнялись бы по высоте), примерно одной комплекции и телосложения, примерно одного и того же возраста, одинаково элегантно и со вкусом одетые. Тем не менее, между ними чувствовалось какое-то скрытое внутреннее напряжение, даже противоречие – некий антагонизм разноименно заряженных частиц, и это касалось не только темперамента, характера или каких-то иных свойств индивидуальности, а всей их сущности, всего естества. И хотя они танцевали, почти прижавшись друг к другу, и руки кавалера лежали на бедрах его партнерши, в позе их не чувствовалось ни страсти, ни даже самой легкой эротичности: руки Хелен просто расслабленно свисали вниз вдоль ее тела, а всем своим видом она показывала, что исполняет в данный момент не более чем вынужденную, не доставляющую ей особого удовольствия повинность.
Но в какой-то момент, то ли под воздействием разбуженной, наконец, музыкой и близостью тел чувственности, то ли руководимое каким-то внутренним, может быть, даже ей самой пока не осознаваемым расчетом, настроение партнерши изменилось. В глазах ее едва заметно сверкнули плотоядные искорки; уголки губ слегка опустились вниз, сдерживая игривую улыбку; руки, плавно скользнув вверх по лацканам пиджака, замерли на плечах продолжающего пристально и даже немного настороженно наблюдать за ней партнера. Через несколько секунд правая рука Хелен снова опустилась вниз и, нащупав левую руку партнера, с некоторым усилием оторвала ее от своего бедра. Вскоре она уже с интересом рассматривала ладонь, о которую пару минут назад так уверенно и ловко была затушена ее сигарета и на которой сейчас не было заметно абсолютно никаких следов осуществленной экзекуции или, вернее, самоэкзекуции.
– Этому тоже учат в Лэнгли? – приблизив свое лицо к исполнителю самоэкзекуции, почти шепотом, с многозначительной улыбкой спросила Хелен.
Исполнитель, почему-то слегка оглянувшись по сторонам и тоже понизив голос, предпочел ответить вопросом на вопрос:
– Чему этому? Танцевать медленную румбу?
Хелен медленно покачала головой:
– Нет, йоге.
– Все то, что ты называешь йогой, всего-навсего быстрота действий и точный расчет. В некоторых случаях это, правда, еще и обман зрения.
– А в этом случае?
– В этом все было натурально.
– Больно? – после некоторой паузы участливо спросила женщина, осторожно нажимая пальцами на упругую подушечку ладони стоящего перед ней мужчины и при этом выразительно посмотрела ему прямо в глаза.
– Больно, – в тон ей ответил мужчина и, не отводя глаз, медленно приблизил ладонь к ее лицу.
Женщина, снова выдержав небольшую паузу, осторожно и даже немного неохотно, как бы снизойдя, коснулась ладони своими губами, затем, продолжая смотреть в глаза ее обладателю, уже более уверенно, как бы дразня его, провела по ней языком и, поцеловав после этого по очереди уже все пальцы находящейся перед ее лицом руки, с какими-то бесстыдными огоньками в глазах медленно погрузив в ротик палец указательный, замкнула вокруг него свои губки.
Завершив эту вызывающую процедуру и медленно приблизив к партнеру свое лицо, Хелен, с придыханием, несколько раз с левой стороны нежно провела язычком по его шее, а затем слегка прикусила мочку уха. Уловив, хотя и довольно слабый, но все же достаточно явственный ответный импульс со стороны объекта своего воздействия, легкой судорогой пробежавший по всему его телу, она удовлетворенно про себя улыбнулась. Искусительница снова немного отстранилась от объекта и, гипнотизируя его пристальным взглядом, в котором смешались и вожделение, и какой-то азарт игрока, уверенными властными движениями помогла его податливому стану избавиться от облегавшего его секунду назад твидового пиджака, который, бесшумно соскользнув вниз, упал сзади на пол, к ногам, обутым в изящные туфли сорок первого размера. Пальцы Хелен, растянув и резко сдвинув в сторону узел галстука, до этого аккуратно обвивавшего шею Джеффа, уже медленно, пуговица за пуговицей, расстегивали его рубашку. Пройдя половину пути, она резким движением обнажила крепкую мужскую грудь, покрытую редким пушком курчавых волос, и, наклонив голову, стала покрывать ее осторожными, опытными поцелуями. Спускаясь с каждым новым поцелуем все ниже и ниже, она постепенно опустилась на колени и, с некоторым усилием расстегнув брючный пояс, поддерживающий серые фланелевые брюки, неторопливо потянула вниз застежку молнии.
Выполнив эту операцию, Хелен снова подняла вверх глаза. Джефф стоял перед ней в застывшей напряженной позе; голова его была чуть отведена назад, веки сомкнуты, а ноздри слегка раздувались, выдавая истинный накал и градус его внутреннего состояния.
Женщина, приведшая его в это состояние и стоящая сейчас перед ним на коленях, улыбнулась – на этот раз теперь уже она ощутила свою, пусть и маленькую, но все же победу.
Она медленно поднялась на ноги, неторопливой вальяжной походкой отошла к дивану, достала из лежащей в сумочке пачки новую сигарету, прикурила ее (при этом зажигалка ее на этот раз не дала уже никаких сбоев), подошла к музыкальному центру, выключила его и, не оборачиваясь к оставленному ей за спиной мужчине в расстегнутой рубашке и еле держащихся на талии брюках, произнесла:
– Значит, какой, ты говоришь, я там стала? Чересчур разговорчивой? – Повернувшись, наконец, она сделала глубокую затяжку и, с некоторым вызовом глядя на адресат своего вопроса, выпустила в его сторону тонкую струйку дыма.
Джефф, внешне абсолютно спокойно, с каменным лицом, медленно застегнул пуговицы рубашки, резким движением, по направлению вверх, вжикнул молнией брюк и затянул поясной ремень.
– Да, детка. По всей видимости, Париж... вся эта атмосфера стали на тебя действовать слишком уж расслабляюще. – В глазах его снова появился стальной блеск. – Внимательность ослабла. Собранность. Инстинкт самосохранения. – Проворно нагнувшись, он подхватил валяющийся на полу пиджак. – Да и засиделась ты что-то на одном месте. Можно даже сказать, закисла. Не пора ли сменить обстановку. – Последняя фраза была произнесена непонятно то ли вопросительным, то ли утвердительным тоном.
– Что ты имеешь в виду? – настороженно глядя на него, сухо произнесла Хелен.
Джефф, ни слова не говоря, достал из внутреннего кармана пиджака голубоватый раскладывающийся конверт-обложку, на котором крупным шрифтом было написано слово Cunard, подчеркнутое жирной чертой, в сопровождении герба, в виде льва, увенчанного короной и обрамленного лавровым венком, и протянул его своей собеседнице, за которой он продолжал наблюдать внимательным жестким взглядом. Женщина, подняв лицевую сторону обложки, заглянула внутрь и, спустя буквально пару мгновений, недоуменно посмотрела на человека, вручившего ей этот, по всей видимости, совсем нежданный подарок.
Человек развел руки в достаточно красноречивом жесте: вот таким вот образом.
– Это с какой, интересно, стати, – вспыхнула Хелен. Ее голос звучал уже примерно так же, как и каких-нибудь полчаса назад, во время появления в этой комнате. Было видно, что она хочет еще кое-что добавить, причем, похоже, не собираясь при этом особенно стесняться в выражениях.
– А вот об этом мы с тобой поговорим в другой раз. И в другом месте, – твердо пресек возможную попытку каких-либо возражений Джефф, неторопливо надевая пиджак. – Пока же советую хорошенько запомнить одно: вопрос решен и решен окончательно. Нет, ты, разумеется, человек свободный и вольна поступать по-своему, но к каким последствиям это может привести, я думаю, лишний раз объяснять нужды нет. – Заметив, как Хелен, прикусив губу, опустила вниз глаза, он едва заметно усмехнулся и добавил: – Ну, ну, ну. Не стоит так переживать. В конечном счете, как любят говорить твои местные друзья, tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles. Кстати, совсем неплохо было бы устроить для них какую-нибудь отходную вечеринку. Как-нибудь так пошумней, посолидней. Чтобы крепче помнили. – Джефф подмигнул своей собеседнице, быстро взглянувшей на него настороженно-насупленным взглядом, и выразительно протянул: – Предложения принимаются к рассмотрению. – Следующую фразу он произнес уже деловитым сухим тоном инструктора, делающего необходимые распоряжения. – Завтра, ровно в три часа, в сквере у Сен-Жермен де Пре. Приедешь без машины и без всяких опозданий. Разговор будет основательный. Посему – никаких планов на вечер. Ну... а сейчас мадмуазель может спокойно отдыхать. Не смею больше обременять своим присутствием.
– А как же?.. – попыталась что-то спросить дама.
– Завтра, я сказал, – любопытство было тут же пресечено. Джефф подошел ко второму креслу, стоящему у дальней стены комнаты, подхватил лежащий на нем плащ и направился на выход. В проеме арки он остановился и, повернувшись к стоящей на прежнем месте и в прежней позе Хелен, приветливо помахал ей рукой. – Чао, дорогая. Не надо меня провожать, не беспокойся, я справлюсь сам. A demain!
Через несколько секунд Хелен услышала, как дважды, с небольшим промежутком, аккуратно и приглушенно повернулся механизм замка входной двери, сигнализируя о том, что ее недавний гость покинул квартиру и закрыл за собой снаружи дверь ключом, которого у него, по идее, быть никак не могло. Она как-то непроизвольно и даже неожиданно для нее самой издала какой-то полустон-полувздох, затем села на диван, снова взглянула на голубоватый конвертик, который все это время держала в руках, и, задумавшись, машинально потянулась к своей сумочке, где лежала уже наполовину опустошенная пачка сигарет "Вирджиния слимс", содержащих, как ей недавно объяснили, слишком много столь вредного для человеческого организма "свободного" никотина.
X
Был понедельник. До официального начала рабочего дня оставалось еще около четверти часа, но Василий Иванович Ахаян уже находился в своем кабинете. Он сидел за широким дубовым письменным столом добротной старой конструкции, покрытым сукном ярко-изумрудной, или, как ее еще называли по аналогии с традиционным цветом соответствующего рода войск, "пограничной" окраски. Василий Иванович любил этот стол – массивный, основательный, сделанный из цельных блоков натурального дерева, еще чуть ли не полвека назад, на самом излете сталинской эпохи, хотя он довольно резко контрастировал с предметами мебели и интерьера современного производства и дизайна, которыми были оснащены остальные кабинеты этой части здания, занимаемые оперсоставом подчиненного ему отдела. Стол попал сюда из старого лубянского кабинета (в ту самую пору, когда Служба внешней разведки, тогда еще Первое главное управление КГБ, сменив свой адрес, переехала в просторный комплекс, обосновавшийся в непосредственной близости от Окружной московской автодороги, в нетронутой части ясеневского леса) и как некая драгоценная реликвия или символ передавался по наследству своим преемникам сменяющими друг друга хозяевами этого кабинета. Он придавал всему внутреннему пространству помещения немного величественный, торжественно-монументальный вид и не случайно на нем располагались лишь три телефонных аппарата: один внутренний, другой городской и третий, так называемая "вертушка", для связи с самым большим начальством, а также самый минимальный набор офисных, а точнее – письменных принадлежностей; какой-нибудь предмет из реалий современной компьютеризованной жизни смотрелся бы на нем не только абсолютно неестественно, но и даже как-то неприлично.
Сидящий сейчас за столом нынешний хозяин кабинета был сосредоточен, задумчив и хмур. Практически все то время, что прошло после его возвращения из Парижа, голова у него была занята этой странной, дурацкой историей, которая так некстати приключилась именно в тот самый момент, когда ему вполне реально засветило повышение в должности и переход на новый качественный уровень, как в плане объемов и масштабов работы, так и с точки зрения своего персонального служебного статуса. К слову сказать, история эта прибавила головной боли не только ему самому, но и руководству Службы, которое на следующий день после прибытия Ахаяна из командировки сразу же, соответствующей служебной запиской, было поставлено им в известность об информации, полученной от агента под несколько странным псевдонимом "Мармон".