Он чувствовал, что раздражение, которое до сих пор, постепенно накапливаясь, искусно пряталось и незаметно блуждало по тайным лабиринтам его внутреннего устройства, а в последний момент (может быть, и вполне кстати, но все же несколько неожиданно для него самого) вырвалось наружу, достигло слишком высокой, по его мнению, степени концентрации. Выходить из себя, терять контроль над своими эмоциями – это роскошь, которую он не мог, просто не имел права себе позволить. Sine ira et studio – без гнева и пристрастия – этот короткий латинский девиз он еще в молодости сделал одним из непреложных правил, которые должны были определять и в подавляющем большинстве случаев определяли его мысли, поступки и отношение к людям. Sine ira et studio, потому что errare humanum est – человеку свойственно ошибаться, и он был такой же человек, как и все остальные. А коли так, то он сейчас (разумеется, не очень быстрым и даже немного небрежным движением) снова возьмет в руки карандаш, обведет глазами (внимательными и проницательными, но отнюдь не строгими и уж тем более сердитыми) замерших в напряженном ожидании подчиненных, улыбнется и, обратясь к этому вот вытянувшемуся во фрунт симпатичному молодому человеку, скажет вполне нейтральным, обычным тоном: "Ну и что тебе сегодня там не понравилось, на этом месте?"
Услышав уже произнесенный вслух вариант этой фразы, Иванов, задумчиво наморщив лоб, неуверенно пожал плечами:
– Да бабка там какая-то вертелась. С мальчиком маленьким. Вернее, сначала их не было. А потом внезапно откуда-то нарисовались, как двое из ларца. В самый неподходящий момент. И давай... вокруг да около круги нарезать. Как приклеенные.
Ахаян вопросительно посмотрел сначала на Минаева, потом на Бутко, на что оба ответили почти одинаковыми неопределенными гримасами, и после этого поднял глаза на Иванова: "Дальше?.."
– Это было еще до прихода "Мармона". Потом, уже после встречи, когда я вышел из бистро, этих двоих уже не было. Зато вместо них появилась другая парочка. Два каких-то молодых араба. Они сидели на той же скамейке и играли в шеш-беш. Причем один из них до этого заходил в бистро и терся у барной стойки. Якобы сигареты покупал и пиво.
Ахаян снова посмотрел на Минаева, который через несколько секунд, глубокомысленно нахмурив брови и глядя в какую-то точку перед собой, протянул:
– Ну... контингент для службы наружного наблюдения, надо заметить, конечно, не очень типичный. Хотя... пенсионеров они, так же как и мы, я думаю, в случае необходимости могут запросто привлечь. Из бывших сотрудников. Почему нет. Что же касается арабов, то тут тоже, в общем-то...
– Здесь, Василий Иванович, именно в Париже, в последнее время наблюдается довольно характерная тенденция. – Воспользовавшись небольшой заминкой шефа, энергично продолжил за него Бутко, развивая ту же тему. – Наружка дээстэшная в своей работе все более активно начинает использовать именно нетипичный контингент. Меньшинства всякие. Которые, к слову, скоро здесь большинством станут, да, впрочем, уже, наверное, стали. За последние полгода выявлено несколько случаев, когда в составе бригад, осуществлявших слежку за нашими сотрудниками, были задействованы негры, опять же лица арабской наружности и даже один вьетнамец.
– Ну а что ж вы хотите. Торжество демократии. Общество равных возможностей, – в тоне, каким Василий Иванович сделал это пояснение, можно было довольно явственно ощутить его внутреннее персональное отношение к торжеству этих самых возможностей.
– Ле Пена на них нет, – добавил в унисон Минаев. – Тот хоть, может, когда-нибудь к власти придет, наведет порядок.
– Да вряд ли, – скептично покачал головой его заместитель. – Процесс разложения, похоже, стал приобретать уже, как говорится, необратимый характер.
– Так, я смотрю, мы уже в политику ударились, – посчитал нужным поставить точку в развитии данной темы Ахаян. – Не пора ли... вернуться к делам нашим скорбным. – После небольшой паузы, он обратился к Иванову и снова почему-то на "вы". – Ну так что вы все-таки можете сказать, была за вами наружка или?.. Что на этот раз вам подсказывает ваша интуиция.
Олег несколько секунд, нахмурившись, задумчиво помолчал и довольно твердо и уверенно ответил:
– В любом случае, если она и была, то, я уверен, не на маршруте движения. Моего или агента.
– То есть вы хотите сказать, что она уже ждала вас на месте?
Иванов поймал на себе тяжелые, внимательные взгляды своих непосредственных начальников и, вздохнув, негромким, немного виноватым голосом ответил:
– Выходит, так.
– Очень интересное умозаключение. Главное – какое многообещающее, да? – Ахаян очень выразительным взглядом посмотрел по очереди сначала на резидента, потом на его заместителя, которые, не выдержав его взгляда, так же по очереди отвели в сторону глаза.
– Это, в любом случае, пока только предположение, – наконец ответил резидент, не то чтобы оправдывающимся или защищающимся, а, пожалуй, скорее даже контратакующим тоном.
– В данном случае, – с особым ударением произнося каждое слово, в зародыше подавил контрнаступление Ахаян, – именно это предположение должно стать сейчас для всех для вас исходной точкой и побудительным мотивом... к чему? – он посмотрел почему-то не на Минаева, а на Бутко.
– К неотложной и самой тщательной оперативной проверке "Мармона", – не задумываясь, ответил тот.
– И как, в данном контексте и ракурсе, мы должны рассматривать нашу третью версию? – Взгляд серых глаз Василия Ивановича плавно перетек уже на Минаева. – И как мы ее можем соотнести со второй. С точки зрения основных гносеологических выводов.
– С точки зрения гносеологических... – догадываясь примерно, что мог на самом деле иметь в виду Ахаян, но, не будучи абсолютно уверенным в адекватном понимании используемого термина, начал было отвечать Минаев, медленно растягивая слова и пытаясь по ходу немного быстрей соображать.
– Впрочем, об этом пусть нам лучше вон... молодой расскажет. – Ахаян кивнул в сторону Олега. – Он нам эту кашу заварил. Нежданную радостную новость принес. Да? Агент на связи у кого? У него. Ему и карты в руки. А то что это – ветераны тут за него должны, понимаешь, потеть, отдуваться. Единственную извилину напрягать. Да? – снова обратился он к сидящим перед ним резиденту и его заместителю, которые в ответ молча кивнули головами, не совсем, правда, понимая, говорил ли их шеф, упоминая единственную извилину, вообще или имел в виду кого-то конкретно. Шеф это пояснять не стал, а, подняв взгляд на продолжающего стоять перед ним виновника заварившейся каши, выжидательно посмотрел на него своим характерным проницательным прищуром.
Олег немного помолчал, собираясь с мыслями, и не очень уверенно начал:
– Ну... если исходить из предположения, что наш контакт с "Мармоном" попал в поле зрения контрразведки и за ним ведется слежка, то... – он неопределенно пожал плечами, – я, честно говоря, не думаю, что это обстоятельство может слишком сильно повлиять на анализ выдвинутых версий. Это скорее побочный фактор. Очень существенный, но побочный.
– Не может слишком сильно повлиять, говоришь, – Ахаян говорил спокойным, внешне абсолютно бесстрастным голосом. – Почему?
– Ну... потому что, с одной стороны, у нас есть определенная информация, переданная нам агентом. А с другой – подозрение, что сам этот агент попал в поле зрения спецслужб. Естественно, мы должны проверить и полученную информацию, и возникшие подозрения, но это могут быть вещи разные. Не связанные между собой.
– А могут быть и связанные, – послышался голос Бутко. – Если предположить, что мы имеем дело не с информацией, а... – он встретился взглядом с Минаевым.
– С дезинформацией? – Минаев задумчиво опустил голову, но уже буквально через пару секунд снова смотрел на своего заместителя. – То есть, если я тебя правильно понял, ты хочешь сказать, что дээстэшники могли расшифровать наш контакт с "Мармоном" и завербовать Мэтью, чтобы через нее слить нашему агенту предназначенную для нас дезу. А не слишком ли мудрено? Нет, французы, конечно, извращенцы, но не до такой же степени.
– А при чем здесь Мэтью? Я говорю уже о второй версии. – Бутко пояснил Ахаяну. – "Мармон" врет. В этом случае, с одной стороны, он, конечно, мог просто-напросто всю эту историю выдумать. Для того чтобы выцыганить у нас денег на выплату налогов за свой этот несчастный дом. Что, в общем-то, вполне возможно. Чем он рискует? Да ничем. Навел нас на дамочку какую-то непонятную. Которая якобы что-то там где-то сказала. Мы и ее саму, и всю эту информацию годами можем проверять, а с него как с гуся вода. С другой же стороны, если мы уж начали предполагать, что он мог попасть на крючок местной контрразведки, то вполне логично пойти дальше и предположить, что... – он поймал на себе тяжелый пристальный взгляд Минаева, который уже без всякого сомнения понял, в каком направлении идет ход мысли его заместителя, – что... эта самая контрразведка возымела желание установить с нашим дорогим "Мармоном" более тесное знакомство и сделать ему такое предложение, от которого он, в силу всей совокупности объективных и субъективных факторов, просто не смог отказаться.
– Ну тогда давай уж идти дальше, – подхватил Минаев. – Почему бы нам не предположить, что наш дорогой "Мармон" вообще с самого начала работал на ДСТ и был просто-напросто самой элементарной подставой. – Он посмотрел на Ахаяна таким взглядом, словно его последняя фраза была вопросом, адресованным не куда-нибудь, а именно в самые высшие начальственные сферы.
И буквально тут же, правда, несколько риторически, но примерно в той же тональности, прозвучал вопрос Иванова:
– Зачем тогда пускать наружку за перевербованным агентом? Чтобы его засветить?
– Для того, молодой человек, – веско и даже немного поучительным тоном произнес Бутко, которого самого, даже с самой большой натяжкой, нельзя было назвать человеком не то что старым, но даже пожилым, – чтобы, например, задокументировать ваш с ним контакт.
Ахаян слегка улыбнулся, но тут же, подавив улыбку, нахмурился и, после некоторой паузы, неопределенно протянул:
– Н-да. Занимательное дело. Весьма. Сразу столько интересных вопросов. – Он перевел взгляд на стоящего неподалеку Иванова. – Да?
– Опять же, не совсем понятно, зачем ДСТ могла понадобиться такая дезинформация, – по всей видимости, не переставая прогонять в голове версию Бутко, вместо ответа озвучил тот новый риторический вопрос.
– Здесь могут быть разные варианты, – неопределенно пожал плечами заместитель резидента.
– Например?
Михаил Альбертович ощутил на себе прищур Ахаяна и снова пожал плечами:
– Например... чтобы отвлечь наше внимание. Сковать силы. Сейчас вон уже полдня сидим с головной болью, ни о чем больше не думаем. А запустим Мэтью в разработку, вообще все пойдет, закрутится. Ухлопаем кучу времени. Задействуем массу оперсостава. А они нам с другого бока какую-нибудь свинью.
В воздухе опять повисла немного тягостная пауза. Василий Иванович, опустив глаза на расчерченные квадраты версий, с задумчивым видом пробарабанил по столу пальцами правой руки несколько тактов какой-то бодрой мелодии, которую Иванов почему-то определил как "Марш Радецкого". Правда, уже через несколько мгновений ему показалось, что он слышит вступление к "Осуждению Фауста" Берлиоза, но от этих мыслей его отвлек новый вопрос Ахаяна, на этот раз обращенный, по всей видимости, именно к нему.
– А "Мармону" в ходе вечеринки ничего больше не удалось разузнать про эту Мэтью? Кроме того, что она работает на "Ассошиэйтед Пресс", любит поддать и повыпендриваться. Во всяком случае, у него же должны были остаться какие-то впечатления. Сложиться мнение. Одним словом... какая-то дополнительная информация.
– Дополнительная информация есть, – быстро ответил Иванов и тут же замедлил темп. – Правда, не бог весть какая.
– Почему она не отражена в отчете?
– У меня было мало времени. Я постарался отразить наиболее существенные моменты. – Олег, словно за поддержкой, перевел взгляд на Бутко.
– Все будет восполнено, Василий Иванович, – поддержка была получена. – Завтра же полный отчет шифротелеграммой будет отправлен в Центр.
– Ну, зачем так спешить. Не надо, – как-то довольно небрежно бросил Ахаян, и анализ этой фразы сразу вызвал усиленную работу серого вещества всех остальных присутствующих, которую прервал его последующий вопрос, обращенный уже непосредственно к Иванову. – Ну и что же еще такого интересного мы знаем о нашей дамочке? Она, кстати, кто? Американка?
– Как удалось установить "Мармону", канадка. Во всяком случае, так она ему представилась. Как уроженка Торонто. Прекрасно владеет французским языком. "Мармон" даже отметил, что у Мэтью практически чистое парижское произношение. Когда он на эту тему поинтересовался у нее, она ему сообщила, что ее мать – канадка французского происхождения, причем только во втором поколении...
– Из провинции Квебек, – добавил Ахаян утвердительным тоном.
– Да, из Монреаля, – подтвердил Иванов.
– Отец, по всей видимости, из англосаксов? Судя по фамилии, – счел нелишним напомнить и о своей способности делать логические умозаключения Минаев.
– По всей видимости. Но этот вопрос в разговоре не затрагивался. Как сказал "Мармон", чтобы спросить об этом, у него не было прямого повода, сама же Мэтью на эту тему не распространялась. Что же касается ее самой, то в Париже она, по ее словам, работает уже якобы третий год. И...
– А сколько ей всего годков-то этих? – перебил его Ахаян.
– Ну... по словам "Мармона", где-то в районе тридцати пяти.
– Дан ля флёр до ляж, – констатировал Василий Иванович и подмигнул посмотревшему на него в этот момент Бутко. – Да? Самый, как говорится, возраст. Для женщины-вамп.
– Да... – почему-то вдруг немного замявшись, неопределенно протянул тот, – это от возраста, по-моему, зависит мало.
– А от чего? От призвания? – в глазах Ахаяна мелькнули искорки улыбки. – Впрочем, тебе, как говорится, видней.
– Почему это мне видней? – В голосе Бутко, не уловившего иронический подтекст последнего замечания начальника, а может, и не захотевшего его уловить, прозвучали недвусмысленные нотки то ли настороженности, то ли обиды.
– Ну ты ж у нас парень видный. – Начальник, отметив повторную неадекватную реакцию объекта своих последних замечаний (который вместо ответа неопределенно пожал плечами и, нахмурившись, опустил голову), тут же перевел взгляд на Иванова. – Так, поехали дальше. Ну а... как она вообще эта Мэтью? Тянет... на фам фаталь?
– Ну... скорее, я так понял, на метрэс фам.
– Понятно. А на наружность как?
– Опять же, судя по словам "Мармона", не красавица, но... есть что-то такое...
– Инфернальное?
– Не то чтобы инфернальное. Привлекательное. Скорее даже притягательное. Одним словом, насколько я понял, личность такая... довольно яркая. Неординарная.
– Н-да, – сделал не совсем понятное для всех остальных присутствующих заключение Василий Иванович и тут же добавил: – Хотя на твоего "Мармона" тут полагаться... Он же ведь вроде как бы не по этой-то части.
– Почему. И по этой вроде тоже. По его словам, у него даже невеста какая-то там есть. – Иванов ощутил на себе вопросительный взгляд Бутко и поспешил на него ответить. – Я писал. В предыдущем отчете.
– Многостаночник? – с усмешкой произнес Минаев.
– Да черт его знает. Я, честно говоря, так до конца и не разобрался.
– Ну это, может, и к лучшему. Нравственность свою надо беречь. Это нынче дар редкий. – Ахаян посмотрел на Минаева. – Да, Гелий Петрович?
– Да, – неохотно подтвердил слова шефа также не очень склонный в этот день к юмору адресат этого обращения и тут же перевел взгляд на Иванова. – Он внешность-то ее тебе хоть описал?
– Да, конечно, и достаточно подробно. Я постарался выяснить все по максимуму. Рост, сложение, цвет волос... глаз, овал лица, стрижка, макияж, ну... и так далее. Я теперь даже знаю, какими духами она пользуется.
– И какими же? – с интересом спросил Ахаян.
– "Жан-Поль Готье – Фражиль".
– Это тебе кто, тоже "Мармон" сказал? – немного насмешливым тоном произнес Минаев.
– Ну... да, а кто же.
Минаев усмехнулся уже в открытую:
– Нет, не по этой он все-таки части. Да, Василь Иваныч? По той. Где это видано, чтоб нормальный мужик в бабских духах разбирался. Тут в своих-то запахах путаешься. – Он снова посмотрел на Иванова. – Да?
– Ну... почему, – неопределенно протянул в ответ Иванов и посмотрел сначала на Бутко, потом на Ахаяна.
Ахаян улыбнулся, но вместо какой-либо реакции на этот вопросительный взгляд сам задал его автору новый вопрос:
– Ну а что тебе еще про нее "Мармон" рассказал. Не про запахи. Попредметней. Манеры... какие-нибудь. Повадки.
Иванов нахмурил брови и наморщил лоб:
– Манеры... Ну, манеры у нее, как я понял, достаточно уверенные. Производит впечатление, опять же по его словам, человека, который чувствует себя в здешней репортерской среде, можно сказать, почти как рыба в воде. Знает персоналии, оперирует именами. В курсе всех последних новостей о жизни местной журналистской тусовки и, вообще, как отметил "Мармон", в целом весьма неплохо осведомлена о подробностях всей парижской светской жизни.
– Производит впечатление или старается его произвести? – перебил его внимательно впитывающий в себя каждую новую услышанную фразу Ахаян. – Надеюсь, нюанс понятен.
– Понятен, товарищ полковник. – Олег снова на секунду задумался. – Если судить по общему тону впечатлений "Мармона", то, пожалуй, и то и другое, все вместе. При этом, по его наблюдению, Мэтью не играла, а вела себя вполне естественно. Свободно. Раскованно. В общем, как человек, знающий себе цену. В то же самое время она постоянно пыталась лишний раз намекнуть о тех или иных своих достоинствах. Подчеркнуть, так сказать... свою значимость.
– Как человек, который не вполне уверен в том, что его мнение о собственной цене разделяют все остальные окружающие, – сделал за него логическое заключение Ахаян.
– Да, пожалуй, – согласился Иванов. – И в этом контексте ее поступок... ну, то, что она что-то там заявила в пылу спора...
– Что-то там! – саркастично усмехнулся Бутко.
– Ну, конечно, не что-то, а нечто такое, что ею самой, по всей видимости, воспринимается как некий предмет гордости. Так вот, то, что она это сказала... что это у нее, вполне вероятно, некоторым непроизвольным образом вырвалось наружу, это... в свете того, что было сказано выше, кажется поступком... ну, если не естественным, то, по крайней мере, достаточно объяснимым.
Василий Иванович вздохнул.