Самолет был хорошо вооружен и защищен броней. Министерство авиации дало фирме большой заказ. Эту машину Гитлер намеревался бросить в одну из решающих битв.
- Наше дежурство кончилось, сегодня будем тренироваться на стрельбах, - проговорил Вайдеман, оглядывая свой истребитель.
На опушке леса в отвале саперы оборудовали для летчиков тир. В трехстах метрах от движущихся мишеней самолетов была установлена кабина "мессершмитта" с прицелом. Перед фонарем стоял пулемет "МГ-17". Летчик ручкой управления мог направлять кабину в любую сторону - создавалось ощущение полета. Он ловил в прицел движущуюся мишень русского самолета и открывал огонь.
Лучше всех стрелял Вайдеман. Кабина легко шла вслед за ручкой управления, он быстро ловил мишень и короткой очередью прошивал ее от носа до хвоста.
- Вот это стрелок! - восхищались пилоты. - Скажи, Альберт, как это тебе удается? Вайдеман, усмехаясь, отвечал:
- Профессиональная тайна. Если я научу вас, мне не дадут Железный крест.
Отстрелявшись, он подошел к Пихту:
- Пауль, надоела мне вся эта штука. Буду проситься на фронт.
- Там-то тебе приготовят березовый крест, - сказал Пихт. - В конце концов, доделают же "Штурмфогель".
В это время "москито" - облегченный английский бомбардировщик со снятым вооружением - перелетел Ла-Манш и приземлился на авиабазе в юго-восточной части Англии, Медменгеме. Капитан Чарлз Боут, командир "москито", немедленно передал пленку в фотолабораторию.
Да, он сфотографировал уединенный в сельской местности близ Аугсбурга аэродром.
Да, он видел в конце взлетной дорожки странные черные полосы.
Да, они спаренные.
Фотолаборатория аэрофотограмметрического подразделения подтвердила сообщения о том, что немцы заняты исследованиями новых летательных аппаратов. По всей видимости, это ракеты или самолеты с реактивными двигателями. Они и оставляют на взлетной дорожке черные следы от газовых струй. Ни в Англии, ни в Соединенных Штатах такого оружия не было, если не считать нескольких экспериментальных экземпляров "Глостер" и "Белл Р-59"…
2
Для нового "Штурмфогеля" фирма Юнкерса прислала опробованные двигатели, и Зандлер решился снять поршневой мотор, чтобы не утяжелять нос машины. Впервые после долгого перерыва он решил испытывать "Штурмфогель" только на реактивной тяге.
- Альберт, - сказал Зандлер Вайдеману перед полетом, - я приказал поставить в кабине киноаппарат. Если вам удастся взлететь, не забудьте его включить. Кинопленка расскажет нам о показаниях приборов.
- Это в том случае, если я сыграю в ящик? - наигранно-наивно спросил Вайдеман.
- Мало ли что может случиться. - Зандлер нервно дернул худым плечом. - После катастрофы в Рехлине мы должны всем господам великого рейха доказать, что "Штурмфогель" - это не мертворожденное дитя.
- Понимаю, - на этот раз серьезно ответил Вайдеман.
…Бешено взвыли двигатели. Стрелка керосиномера поползла вниз - так грабительски моторы сжигали топливо.
- "Штурмфогель", вам взлет! - услышал Вайдеадан в наушниках.
Самолет рванулся вперед. Вайдеман двинул педали, потянул ручку, но машина не слушалась рулей. Она неслась по бетонной полосе независимо от воли пилота. Почувствовав, что скоро кончится бетонная полоса, Вайдеман убрал тягу и нажал на тормоза. Машина резко качнулась, едва не перевалившись на хвост.
"Да ведь только так я сумею поднять самолет! - догадался Вайдеман. - На скорости сто шестьдесят километров я нажму на тормоза, хвост попадет в воздушный поток, и "Штурмфогель" станет управляем".
К остановившемуся в конце аэродрома самолету подъехали инженеры и Зандлер.
- Опять не получилось? - спросил обескураженный Зандлер.
- Я не мог оторвать хвост самолета. На взлете он был неуправляем.
- Да, я видел это. Что-то я не рассчитал.
- Разрешите попытаться взлететь еще раз.
- Что вы задумали? - насторожился Зандлер.
- Попробую на взлете тормознуть.
- Это опасно, Альберт.
Но Вайдеман промолчал. Он отстегнул парашют и вылез из кабины. Подъехал керосинозаправщик. Техники перекинули его шланги к горловинам баков в крыльях "Штурмфогеля".
- Хорошо, сделаем еще одну попытку, - разрешил Зандлер.
"Старик долго не протянет", - подумал Вайдеман, глядя на бледное, изможденное лицо профессора.
Снова с чудовищным грохотом рванулся "Штурмфогель" по аэродрому. Вайдеман легким нажимом придавил педаль тормоза. "Штурмфогель" помчался теперь на основных шасси. Ручка управления упруго впилась в ладонь.
- Ага, послушался! - лизнув губы, прошептал Вайдеман.
Теперь он ясно видел полоску аэродромных прожекторов в конце бетонной площадки. Машина достигла взлетной скорости, но Вайдеман ручкой прижимал ее к бетонке и лишь на последних метрах потянул управление рулем высоты на себя.
Самолет устремился вверх. "Летит, летит!"
- Алло! Я "Штурмфогель"! - закричал Вайдеман, прижав к горлу ларингофон. - Взлет на скорости сто шестьдесят два километра в час. Набираю высоту. Скорость сейчас шестьсот пятьдесят. Температура газов за турбиной…
- Альберт! - услышал Вайдеман взволнованный голос Зандлера. - Поздравляю, Альберт! Скорость не повышайте. Работайте до пустых баков!
- Хорошо, профессор! Ого, как быстро я набрал высоту.
Вайдеман пошел на разворот. Привязные ремни больно врезались в плечи. Рот скособочило. Кровь прихлынула к глазам.
- Чувствую большие перегрузки, - передал Вайдеман.
- Так и должно быть, Альберт, - немедленно отозвался Зандлер.
Под крыльями разворачивалась земля. Краснели среди светло-ржавых полей и темных лесов Лехфельд, замок Блоков. Вдали голубели Баварские горы и дымил трубами заводов Аугсбург.
Через двадцать минут стрелка расходомера подошла к критической черте. Убирая тягу, Вайдеман понесся к земле. Он удивился приятному наслаждению полетом на "Штурмфогеле".
Впереди не было винта мотора, и не лезли в кабину выхлопные газы. Звук от работы двигателей уносился назад, и пилот чувствовал лишь мерное дребезжание корпуса да иногда прокатывающийся гром - моторы дожигали топливо.
Над землей Вайдеман выровнял самолет и плавно посадил его на бетонку.
Вайдеман увидел бегущих к нему людей. Весь аэродром сорвался с места - "Штурмфогель" наконец увидел небо.
- Полет закончил, - передал Вайдеман и добавил совсем уж некстати для этого момента: - А все же надо повыше поднять стойку носового колеса, профессор.
3
Коссовски стал временно замещать должность начальника отдела "Форшунгсамта", но ответственность за секретность работ в Лехфельде с него не сняли. Присутствуя на допросах Регенбаха, он никак не мог уловить связей, которые тянулись из Берлина в маленький городок под Аугсбургом. Регенбах молчал. Он терял сознание от боли при пытках, его лечили в тюремном лазарете и снова истязали, но едва он приходил в себя, сжимал рот и не произносил ни единого слова. Коссовски понимал, что у Регенбаха наступило такое ожесточение, которое заглушало даже самую чудовищную боль. Понимал он и то, что такие уловки, как обещание сохранить жизнь, дать возможность жить дома при домашнем аресте, даже вручить пистолет, чтобы тот сам покончил с собой, ни к чему не приведут. Поэтому оставался лишь один метод - сломить ожесточение постоянной, не прекращающейся ни днем, ни ночью болью.
Таинственный Март был надежно прикрыт яростным, нечеловеческим упорством Регенбаха.
Снова и снова Коссовски сопоставлял факты, искал зацепки в лехфельдских авариях. Но картина получалась расплывчатая, неясная, как ранние осенние ночи, когда он, изнуренный, с тяжелой головной болью, возвращался домой отдохнуть, чтобы с утра снова тянуть бесполезную канитель с Регенбахом и ускользающими именами Вайдемана, Зейца, Пихта, Ютты…
Вдруг функабвер прислал Коссовски две перехваченные телеграммы. Расшифровать их удалось далеко не полностью. Но все же стало ясно, что Директор дважды запрашивал у Марта сведения о каком-то объекте "Б". Значит, лехфельдская радиостанция должна непременно отозваться. Коссовски выехал в Лехфельд.
Осень уже собрала свою жатву. Леса и рощи стали светлей, прозрачней. Опустели поля. Лес неподалеку от Лехфельда съежился и потемнел; обнаружилось кладбище, где рядом с крестами и памятниками стояли погнутые винты самолетных моторов - здесь мокли под моросящим дождем мертвые пилоты.
Коссовски сразу же проехал к Флике. Шарообразная голова с уныло повисшим носом и маленькими глазами освещалась крошечной лампочкой от бортового аккумулятора, которая висела над крупномасштабной картой района Аугсбурга и Лехфельда. Сверху опускались шнурки с грузиками, при помощи которых можно по пеленгам засечь подпольного радиста.
- Ничего утешительного, - развел руками Флике, увидев входящего в автофургон Коссовски.
- Станция должна заработать, - сказал Коссовски. - От вас можно соединиться с Зейцем?
- Разумеется. - Флике нажал на коммутаторе кнопку и набрал номер телефона оберштурмфюрера.
- Говорит Коссовски… Вальтер, вам известно о новых телеграммах?
- Да.
- Как вы думаете, радист отзовется?
- Конечно. Только я еще не знаю, что это за объект "Б".
- Я тоже не знаю… Но радист должен рано или поздно ответить Директору, - помолчав, сказал Коссовски. - Поэтому в мое распоряжение дайте взвод солдат. Мы должны сразу же определить местонахождение рации и взять радиста.
- Хорошо, я дам вам взвод солдат из охраны аэродрома, - поколебавшись, согласился Зейц.
- И еще одна просьба… О том, что я в Лехфельде, никто, кроме вас, знать не должен.
- Понятно, - отозвался Зейц и положил трубку.
4
…Рация заработала в одиннадцать ночи, когда на город опустилась холодная, звездная ночь.
"КПТЦ 6521. 9006. 5647…"
- понеслись в эфир торопливые точки-тире. Сразу же в динамик ворвались голоса функабверовцев, которые дежурили на мониторах.
- Я "Хенке", сто семьдесят три градуса…
- "Бове", сорок семь…
- Говорит "Пульц", двести шестьдесят…
- Я "Кук", сто двенадцать…
Флике стремительно передвигал на карте Лехфель-да красные шнурки с тяжелыми грузиками. В перекрестке этих шнурков Коссовски увидел район авиагородка. Кровь ударила в виски. "Все точно!" Он бросился к выходу, к своей машине.
- Тревога!
- Куда? - вынырнул из темноты лейтенант Мацки.
- Оцепить дома Зандлера, Хайдте, Венделя, Бука!
Шофера поблизости не оказалось, и Коссовски сам погнал "оппель". Хорошо, что никто не шатался по шоссе. "Скорей, скорей!" Он нажимал на газ. Машина летела на предельной скорости. Коссовски, обычно предусмотрительный, осторожный, на этот раз не думал, сможет ли он один справиться с Мартом или радистом. Он хотел лишь застать разведчиков за рацией, у работающего ключа.
Коссовски всего на мгновение оторвал взгляд от дороги, но в память уже цепко вошла увиденная картина: приземистый особняк Зандлера, бордовые шторы гостиной - там кто-то есть. Нога соскользнула с рычага газа на большой рычаг тормоза. Коссовски качнулся на баранку, больно ударившись грудью. Пинком он отшвырнул дверцу и выскочил из машины, выхватывая из кобуры пистолет.
Дверь заперта. Коссовски показалось, что машины с солдатами идут слишком медленно, хотя они неслись на предельной скорости. Наконец солдаты высыпали из кузовов. Коссовски приказал ломать дверь. Застучали приклады. Дверь, сорвавшись с петель, рухнула. В гостиной никого не было.
В три прыжка Коссовски взбежал к антресолям.
С грохотом распахивает дверь. В углу на тумбочке горит крошечная лампочка под голубым абажуром. На столе стоит чемодан с зеленым глазком индикатора, рычажки настройки, ключ, полоска бумаги…
- Руки! - Коссовски успевает заметить отступившую в темноту Ютту.
"Почему поднимается одна рука?" - мелькает мысль.
Что-то тяжелое падает на пол. Глаза ослепляет яростная вспышка. Чудовищная сила бросает Коссовски вниз. Падая, он ударяется затылком, скребет по ковру, встает и, шатаясь, опаленный, почти без сознания, вываливается в коридор. Оттуда, где была комната Ютты, бьет огонь. Затухающее сознание ловит еще какой-то резкий звук. Боли нет, только что-то мягкое, сильное ударяет в грудь и опрокидывает навзничь.
Глава двенадцатая
Год, переломленный надвое
Гитлер молча выслушал доклад генерал-полковника Паулюса. Ударом с флангов русские прорвали фронт и окружили крупнейшую группировку у Волги. Паулюс советовал отходить, чтобы сохранить свою армию.
- Ни в коем случае! - закричал вдруг Гитлер. - Запомните, генерал, я не собираюсь уходить с Волги.
- Тогда мне нужна помощь, - сказал Паулюс.
- Помощь вам придет. Кейтель, сформируйте группу армий "Дон". Перебросьте танковые дивизии из Воронежа, Орла, с Кавказа, из Франции, с Балкан.
- Кто будет снабжать меня боеприпасами? - спросил Паулюс.
- Герман, сможешь ли ты по воздуху обеспечить Паулюса?
- Да, мой фюрер! - ответил Геринг.
- Мне до зарезу нужны сейчас транспортные самолеты, тысячи бомбардировщиков. - Гитлер подошел к огромному глобусу на массивной подставке и с силой крутнул его. - Тогда я смету с лица земли всех сопротивляющихся! - Внезапно Гитлер остановился перед Герингом. - Вчера мне докладывал Галланд о том, что новый самолет "Штурмфогель" прошел испытания.
- Это будет превосходный перехватчик, мой фюрер.
- Мне нужен бомбардировщик! Скоростной дальний бомбардировщик, способный уничтожать!
- Хорошо, мой фюрер.
- Испытательный аэродром спрячьте в горы, заройте под землю. Но сделайте так, чтобы об этих бомбардировщиках враг ничего не знал до тех пор, пока они не появятся в небе!
А у Волги в это время продолжались бои. Армия Паулюса отказалась от капитуляции. Она сопротивлялась, она ждала помощи. Но Геринг дал заведомо нереальное обещание. Несмотря на то, что к Сталинграду были стянуты все наличные силы транспортной авиации, армия не получала и десятой доли требуемых ей боеприпасов.
Советские истребители перехватывали и уничтожали самолеты люфтваффе. Но самой ощутимой потерей было то, что гибли вместе с самолетами лучшие кадры Германии, так как к пилотированию транспортных самолетов привлекались инструкторы авиационных училищ. Почти все они не вернулись с фронта.
1
Испытания "Штурмфогеля" вступили в решающую стадию, но неожиданно из штаба люфтваффе Мессершмитту пришел приказ сформировать из летчиков, занятых в работе фирмы, боевой отряд и направить в район станции Морозовской, северо-восточнее Ростова. Мессершмитт понял, что воздушные силы на Восточном фронте основательно поистрепались, летные школы не в состоянии восполнить потери, и поэтому командованию пришлось собирать в Германии резервы и бросать их на фронт. Летчики Мессершмитта назначались в действующую истребительную эскадру асов "Генерал Удет". К машинам, помимо крестов и номерных цифр, полагался отличительный знак эскадры - красный туз, обрамленный венком, сверху корона.
Техники выкрасили самолеты в маскировочные пятнистые цвета, намалевали на бортах знаки, поставили новые моторы. Скрепя сердце Мессершмитт утвердил список личного состава отряда. Командиром назначался Вайдеман. Вместе с ним вылетали на русский фронт второй испытатель Вендель, пилоты воздушного обеспечения Пихт, Шмидт, Штефер, Привин, Эйспер, Нинбург, механик Гехорсман.
Вайдеман и Пихт поехали проститься к Эрике и Зандлеру. После невероятного случая с Юттой профессор и Эрика долго не могли прийти в себя. Ютта, секретарша самого конструктора, оказалась красной радисткой. Она взорвала себя и рацию гранатой, которую, очевидно, берегла на тот случай, если ее попытаются схватить гестаповцы. Огонь, несмотря на все усилия пожарных, успел сожрать все, что могло бы оказаться важной уликой. Весь пепел был собран и отправлен экспертам, но они нашли в нем только несколько попорченных деталей. Эти детали позволили установить, что радиостанция была немецкого производства, из тех, что монтировались обычно на транспортных трехмоторных самолетах "Юнкерс-52".
Дом отремонтировали, стену, отделявшую комнату Ютты от спальни Эрики, завесили алым крепом. Зейц, который в последнее время особенно часто навещал профессора, говорил, что в ту же злопамятную ночь скрылся и брат Ютты - Эрих Хайдте. Коссовски, по счастливой случайности, выжил. Опытный хирург сделал отчаянно смелую операцию, и теперь Коссовски лежит в лучшем военном госпитале в Бернхорне.
Когда Пихт и Вайдеман вошли к Зандлеру, они обратили внимание на то, как изменился профессор: опустившиеся плечи, бледное, даже голубоватое лицо, резкие морщины. Эрика была обеспокоена здоровьем отца.
Пихт крепко обнял девушку.
- Это встреча или прощание? - спросил Вайдеман.
Эрика освободилась от объятий и вопросительно посмотрела на Вайдемана.
- Встреча, Альберт, - сказал Пихт.
- Альберт, почему вы всегда так зло шутите? - Эрика отошла к буфету и сердито зазвенела чашками.
- Тогда пора прощаться, - посмотрел на часы Вайдеман, пропустив мимо ушей слова Эрики..
- Что это значит, Пауль?
- Через три часа мы улетаем на фронт.
- На фронт?
Пихт кивнул:
- На русский фронт.
- Надолго?
- Не знаю. Постараюсь вернуться, как только мы победим.
- Не волнуйтесь, фрейлейн. - Вайдеман сам достал из буфета коньяк и наполнил рюмки. - Выпьем за наши победы в русском небе!
- Ты вылетаешь на новом "фоккере", кажется? - спросил Пихт.
- Да. Я должен оценить его боевые качества и прислать фирме обстоятельный отчет. В дверь позвонили.
- Это, наверное, Зейц, - шепнула Эрика и выбежала в переднюю.
Оберштурмфюрер сухо поздоровался с летчиками и сел за стол.
- Какой ты стал важный, Вальтер, - толкнул его локтем Вайдеман.
- Дел много… - односложно ответил Зейц. - А вы на фронт? Прощальный ужин?
- Как видишь…
Зейц поднял рюмку:
- Не дай бог попасть вам в плен.
- А мы не собираемся попадать в плен к русским, - засмеялся Пихт и снова обнял Эрику. - Надеюсь, невеста меня подождет?
Эрика покраснела и опустила голову.
- Как здоровье Коссовски? - вдруг серьезно спросил Пихт и в упор посмотрел на Зейца. Тот нервно зажал рюмку.
- Поправляется, кажется. Я дважды навещал его…
- Ну, бог с ним, передай ему наши пожелания. - Пихт допил рюмку и встал, окинув взглядом, словно в последний раз, уютную гостиную Эрики.