- Большое облегчение сознавать, что я не один, - признался я.
- Я благодарен вам за то, что вы пришли, и надеюсь, мы сможем держать вас в курсе дела.
Я поднялся и пошел к двери. Ярко освещенный чистый кабинет, возвышавшийся над городом, и говорливый Хефлер придали всему случившемуся какой-то нереальный оттенок. Мне захотелось снова спуститься в темноту.
- Я пробуду в городе еще десять дней. Если разрешите, позвоню дня через два, чтобы узнать, есть ли у вас ответ на какой-нибудь из вопросов, - сказал я на прощанье.
- Звоните прямо сюда. Спросите Хефлера. Я думаю, офицеру флота не стоит объяснять, что дело секретное.
- Разумеется. Спокойной ночи.
Бывают же такие обтекаемые субъекты, думал я, спускаясь вниз на лифте. Если кому-то предстоит обнаружить еще мертвые тела, хотелось бы, чтобы обнаружил их мистер Хефлер.
В любом случае я был рад, что ко мне все это больше не имеет отношения. По крайней мере, так мне тогда казалось. Часы у меня на руке показывали девять. Мери ждала моего звонка. Я позвонил ей в гостиницу с почты из автомата, и она сняла трубку после первого же гудка:
- Сэм? - В ее голосе прозвучало нетерпение.
- Прости за поздний звонок. Задержало одно дело. - Я не хотел говорить ей о смерти Бесси Ленд. Но Мери уже знала.
- Я видела газеты, Сэм. Я боюсь.
- Я тоже боюсь. Потому я и… - Я замолчал. Хефлер сказал, что дело секретное. Вероятно, говорить о нем нельзя было даже с Мери, хотя она знала почти столько, сколько я.
- Потому ты - что?
- Потому я и хочу тебя сегодня увидеть, чтобы развеяться.
- Я тоже. Но у меня есть для тебя хорошая новость. Новости не всегда бывают плохими.
- Я приеду прямо сейчас. Ты ужинала?
- Нет еще. Мне нужно двадцать минут, чтобы собраться.
- Но ни одной больше.
- Ты прелесть.
Мери повесила трубку, и я помчался домой переодеваться. Ужинать она пришла в темно-синем трикотажном вечернем платье, в котором ее плечи выглядели ослепительно. Подобранные кверху светлые волосы, приоткрывая изящную шею, делали Мери похожей на яркий летний цветок на изящном стебле. Стоило мне ее увидеть, и настроение разом улучшилось. Она воплощала в себе все праздничное, светлое и радостное - словом, то, чего я был лишен целый год. Рядом с ее юной красотой, осенявшей теплым сиянием стол с горящей посередине свечой, мои сегодняшние злоключения казались невероятными. На время они обрели призрачность вымысла.
Когда мы пили мартини, Мери спросила меня о том, как умерла Бесси Ленд. Но Бесси Ленд уже переселилась в другую страну.
- Бог ведает, что случилось. Не знаю. По крайней мере, меня это больше не касается.
- Что ты имеешь в виду?
- Делом занимается полиция. Это их обязанность, а они полагают, что Бесси покончила самоубийством, значит, и я должен думать, что это самоубийство. - Под воздействием мартини, всосавшегося из моего пустого желудка в кровь, я добавил: - В отпуск я приехал, чтобы хорошо провести время, и проведу его хорошо, даже если половина Детройта разом вымрет.
- Ты довольно бессердечный, да, Сэм? - спросила Мери, сдержанно улыбнувшись.
- Как большинство людей. Только я откровенно сознался.
- Думаю, ты прав. Большинство людей слишком озабочены собой, чтобы беспокоиться о других.
Допив коктейль, Мери поставила стакан на стол. Она смотрела на меня с видом человека, который, узнав горькую правду, обрел силу.
- Конечно же я не совсем бессердечный, - продолжал я, - вскройте внешнюю оболочку, и вы найдете под ней жидкую, сваренную на молоке кашу из скисшего винограда и раненых чувств.
- Эта метафора стоит того, чтоб ее запомнить. Ты в самом деле такой циник или валяешь дурака?
- Не знаю. Я так долго торчал на флоте, что сам не знаю, какой я. Зато знаю, что ты мне нравишься.
Глаза Мери, полупрозрачные и неопределенного оттенка при свете свечи, смотрели на меня в упор.
- Не могу тебя понять. Кто ты: интеллектуал или невежда?
- И то и другое, - равнодушно заметил я, хотя и был втайне взволнован этим разговором. - Я интеллектуал среди невежд и невежда среди интеллектуалов.
- Не слишком внятно. А что для тебя важно?
- Я думал, что хочу стать великим репортером. Вскрывать язвы больших городов и всякое такое, понимаешь? Но за последний год-два это прошло.
- И ты ничего не хочешь? Если ты так скажешь, я закричу.
- Я вполне уверен, что хочу зарабатывать деньги. Как - не имеет большого значения. Это случилось с большинством моих знакомых на флоте. Перетрусишь до смерти пару раз, и весь идеализм испаряется.
Мери чуть приоткрыла рот и, судя по ее сосредоточенному виду, хотела что-то сказать. Но тут как раз официант принес нам еду. Она промолчала. Несколько минут мы молча ели. Потом она заговорила:
- У нас осталось совсем немного дней для свиданий.
- Знаю. Еще две недели.
- Еще два дня. Мне предложили работу в Сан-Диего. Это и есть моя новость.
- Мне казалось, ты говорила, что новость хорошая.
- Так и есть, потому что работа хорошая. На складе военно-морского флота.
Меня огорчило, что она уезжает, и я проворчал:
- А я, скорей всего, демобилизуюсь, когда война кончится.
- Понимаю. Но, пока она продолжается, у меня будет ощущение, что я… понимаешь, приношу пользу. - Она слегка покраснела, и тон у нее был смущенный. - Сегодня я уже обо всем договорилась.
Я ничего не мог придумать в ответ, кроме:
- Жаль, что не смогу поехать с тобой.
- А почему бы и нет? - Она задорно улыбнулась.
- Может, и смогу. Ты уезжаешь через два дня?
- Если куплю билет. У меня есть льготы.
- В любом случае перед отплытием заеду в Диего попрощаться.
- Почему бы нам не поехать вместе в субботу? Мы бы отлично попутешествовали вдвоем.
Ее ясный взгляд, в котором отражалось мерцание свечи, таил в себе обещание тепла и света.
Ночью, лежа в своей холостяцкой постели, я думал о том, какое у нас могло бы получиться чудесное путешествие. Вообще-то говоря, в Детройте меня ничего не держало. Моя девушка вышла замуж и отчалила. Большинство друзей - в армии, к тому же на других континентах. А единственный человек, который мне по-настоящему дорог, едет в Диего и хочет, чтобы я тоже поехал.
Я заснул, так и не приняв решения, но утром оно было принято за меня. Меня разбудил телефон, затрезвонивший возле кровати.
- Лейтенант Дрейк?
- Слушаю.
- Это Хефлер. Мы только что получили сообщение по телетайпу. Мне кажется, вас оно должно заинтересовать. Вы, разумеется, не должны никому об этом рассказывать.
Я был сонный, к тому же с похмелья, поэтому ответил ему довольно сердито:
- У меня в комнате один-два шпиона, не больше. - На второй кровати Джо Скотт, укрывшись с головой одеялом, спал как мертвец.
- Поймите, мы вынуждены принимать меры предосторожности, - произнес Хефлер тоном директора школы. - Я звоню вам, чтобы сказать, что нам кое-что стало известно о местонахождении Гектора Ленда.
- Он в Детройте?
- Далеко отсюда. Негр, чьи приметы совпадают по описанию, три дня назад перешел мексиканскую границу в Тиа-Хуане. Он воспользовался краденым удостоверением личности. Обратно не вернулся. На него организована облава.
- Очень признателен вам за звонок, мистер Хефлер.
- Я подумал, вам будет спокойней, если вы узнаете, что Ленда нет в Детройте. Всего наилучшего. - Он положил трубку.
Джо повернулся в постели и, застонав, сел. На его серой сонной физиономии проступила темная щетина.
- Кто, черт возьми, звонит в такую рань? - возмутился он.
- Приятель.
- Не знал, что Хефлер твой приятель. По-моему, я расслышал именно эту фамилию.
- Да, но помалкивай насчет него. Он просил никому не говорить.
- Он что, ищет этого Гектора Ленда?
- Я же сказал, что не должен этого ни с кем обсуждать.
- Ладно, ладно, не будем обсуждать. - Зевнув во весь рот, Джо предоставил мне возможность полюбоваться его запломбированными зубами мудрости. - Просто вчера вечером я встретился кое с кем, кто, по-моему, может тебя заинтересовать. В газете мне поручили заняться делом Гектора Ленда. Но прости, я не могу тебе ничего рассказать, поскольку мы поклялись не обсуждать этого, верно?
Я швырнул подушку ему в голову. Он поймал ее и кинул в меня.
- Валяй все как есть, - сказал я, - и не говори, что я могу прочитать, что мне надо, в газете.
- В газете ты этого не найдешь, - пояснил Джо уже серьезнее. - Не та это история. Редактор зарубил ее с ходу.
Я закурил крепкую утреннюю сигарету, кинул пачку Джо и приготовился слушать.
- Раз Ленд удрал с флота, значит, у него была причина. Я не хочу сказать, что оправдываю его, но ему эта причина могла казаться достаточно веской. С ним обошлись несправедливо, и тут уж никуда не денешься.
- Как именно?
- Сейчас расскажу. Брат Гектора Ленда был убит во время восстания в сорок третьем. Ему размозжили голову прикладом. Гектор был рядом, когда это случилось, и впал в ярость. Выскочив на улицу, где было полным-полно белых, он стал хватать их и швырять об стены. Понадобился целый взвод полиции и смирительная рубашка, чтобы утихомирить его. Но и это еще только начало. Знаешь, что потом сделали полицейские?
- Посадили его.
- Угадал. По обвинению в физическом насилии при отягчающих обстоятельствах. За то, что Ленд поколотил парочку негодяев, возможно убийц брата, его до суда держат в камере три месяца. Из тюрьмы он попадает на флот. Станет ли черный парень с подобной биографией сражаться за демократию и всеобщее равноправие?
- Тем не менее это не может служить ему оправданием, - заметил я, - правда, помогает объяснить его поведение. Проверенная информация?
- Непосредственно из судебного дела.
- Хефлеру было бы важно это знать, если он пока не знает.
- Есть еще кое-что, о чем ты можешь ему рассказать, - монотонно продолжал Джо своим скрипучим голосом. - Когда Гектор сел в тюрьму, его жену выкинули с работы, и она занялась проституцией, чтобы прокормиться. Она так и зарабатывала этим с тех пор, но три месяца назад бросила. Три месяца назад она неожиданно разбогатела и бросила.
- Откуда ты знаешь?
- От Кейт Морган. Бывшей соседки по комнате миссис Ленд.
- А Кейт Морган известно, откуда у Бесси были деньги?
- Миссис Ленд уверяла, что получает их от мужа. А вот откуда у него деньги, она не рассказывала. - Без всякого перехода Джо заговорил о другом, но я понял, куда он клонит. - Уэнлес рассказал тебе что-нибудь о "Черном Израиле"? - поинтересовался он.
- Почти ничего. Сказал, что ему практически ничего не известно об этой организации, и всем остальным, кажется, тоже. "Черный Израиль" избегает публичности.
- Что само по себе подозрительно, - заключил Джо. - Обычно открытые негритянские клубы и организации бывают только рады привлечь к себе внимание. Я спросил насчет "Черного Израиля" Кейт Морган, но она отказалась о нем говорить. Может, и не знает. Я не понял. Но скорее все-таки - боится. Она же видела, что случилось с Бесси Ленд.
- Ты думаешь, Бесси Ленд убил "Черный Израиль"?
- Почем мне знать? Так или иначе, теперь это забота Хефлера. - Джо снова зевнул и нырнул под одеяло.
Позвонив Хефлеру, я пересказал ему все, что услышал от Джо. Потом встал и оделся. Конечно, теперь это была забота Хефлера, но и мне эта история не давала покоя. Я решил поехать в Сан-Диего с Мери. От Сан-Диего до Тиа-Хуаны машиной - от силы полчаса.
Часть III
Путь через континент
Глава 6
Через два дня, утром в субботу, я и Мери покинули Чикаго на поезде "Гранд-Каньон лимитед". Сидячие места в вагон-салоне от Чикаго до Канзас-Сити и спальные от Канзас-Сити до конечного пункта - вот все, что нам удалось добыть за такое короткое время со всеми нашими льготами. Сев в поезд на вокзале в Чикаго, мы поняли, что купленные билеты обрекают нас на путешествие в вагоне-баре. До отправления оставалось еще тридцать минут, а он уже был переполнен. В вынужденной тесноте поездов военного времени было не продохнуть. Пассажиры занимали места с вызывающим видом, будто заранее опасались, что их попросят пересесть.
Мы с Мери, найдя свои кресла, оказавшиеся, к счастью, свободными, приготовились дожидаться Канзас-Сити и уединения, пускай и неполного, того купе; от которого нас отделяли десять часов пути.
Неловкие позы рассевшихся по вагону пассажиров, атмосфера томительного ожидания, словно жизнь замерла до отбытия поезда, вытертая обивка и истрепанный коврик - все здесь почему-то напоминало мне приемную не слишком преуспевающего дантиста.
- Через минуту сестра высунется из кабинета и скажет нам, что доктор Снелл готов принять очередного пациента, - сказал я. Мери сдержанно улыбнулась, не повернув головы. Тогда я попробовал пошутить еще: - Никогда не понимал, почему многие отправляются в свадебное путешествие на поезде. Всем ведь известно, что в поездах неудобно и кроме того невозможно побыть наедине. Медовый месяц один из трех или четырех самых ответственных периодов в жизни, и тем не менее люди готовы провести его в ящике на колесах.
- Ну у нас-то не медовый месяц, - отозвалась Мери. - Да и вообще молодоженов тут не видно.
Она с любопытством рассматривала пассажиров, занимавших ее сейчас куда больше, чем мои попытки завязать беседу. Места наши оказались в конце вагона, рядом с баром. Это было стратегически важно. Напротив нас расположилась женщина средних лет в серой меховой шубе, якобы из шиншиллы. Рядом с ней сидела девушка лет восемнадцати, темноволосая, хорошенькая и с виду смышленая. В вагоне не нашлось ни одного мужчины, который, как бы случайно, не задержал на ней взгляда.
Темные, с поволокой, глаза девушки смотрели отнюдь не застенчиво. Она, в свою очередь, оглядывала тех, кто обращал на нее внимание.
- Не смотри так, детка, - сказала ей женщина в шубе "под шиншиллу".
Судя по всему, это были мать и дочь. Вначале у меня создалось впечатление, что мать, смирившись с возрастом, вышла из игры. После того как она сняла шубу, я в этом засомневался. Ее платье, плотно облегавшее фигуру, подчеркивавшее грудь и донельзя затянутое в талии, подошло бы женщине лет на десять моложе. Таким матерям, подумал я, хочется, чтобы их принимали за старших сестер дочерей, но так обычно не получается. Чуть позже я выяснил, что женщину зовут миссис Тессинджер, а ее дочь - Ритой.
Ритин интерес к окружавшим ее смертным был неутолим.
С невинным высокомерием своих неполных двадцати она разглядывала тридцатилетнего мужчину, развалившегося в кресле с моей стороны примерно в середине вагона.
Лицо мужчины, продолговатое и угрюмое, оставалось сизоватым после недавнего бритья. Глазки, маленькие и темные, были близко посажены. Над низким лбом торчал темный ежик жестких волос. Синий саржевый костюм сидел на нем так складно, словно он в нем родился. Этот человек напомнил мне черноволосого Урию Гипа. Имя этого персонажа я запомнил с великим трудом, но зато на всю жизнь.
- Интересно, почему у него такой недовольный вид? - недоумевала Рита Тессинджер, будто мужчина был недостаточно благодарен ей за возможность вдыхать воздух, который она выдыхала с помощью изящного движения диафрагмы.
- Пожалуйста, не обсуждай присутствующих, детка, - пропела миссис Тессинджер, как пластинка с записью Эмили Пост.
- А о чем же тогда говорить?
- Мы бы могли побеседовать о погоде, - с готовностью предложила женщина, сидевшая по другую руку от Риты. - Ужас, правда? Ветер с озера пронизывает до костей. Мне милее солнечный Юг.
- Я люблю Юг, - поддержала ее Рита, чтобы все поняли, что она там бывала. - Но Чикаго я тоже люблю. Он такой оживленный.
- Большой город - вот все, что о нем можно сказать. С меня довольно больших городов, - устало произнесла Ритина соседка, словно она повидала за свою жизнь немало больших городов. Я не был уверен, что так уж близко.
Женщине было за пятьдесят. Остроносая, с грубоватым, сильно накрашенным лицом, в ярко-синем костюме и пунцовой, под цвет румян, блузке. Однако, несмотря на полнейшее отсутствие вкуса, что-то в ней было. Немолодые, скрытые под тушью для ресниц глаза внимательно изучали окружающих. Когда женщина двигала руками, а руки ее, не находя покоя, все время дрожали от нервного возбуждения, на них позвякивал дорожный набор искусственных украшений. И все же что-то в ней было. Скорей всего, за плечами у нее остались большие дела, которые принесли ей богатство и власть.
Заметив, что я разглядываю ее, Мери, не удержавшись, прошептала мне на ухо по-женски ехидно:
- Ну и шляпа, правда, кошмар?
Шляпа на самом деле была кошмарная. Огромная, беспорядочно утыканная перьями. Да и вообще женщина была кошмарная.
Ее сосед, судя по всему, держался иного мнения, поскольку он то и дело косился на нее с нескрываемым любопытством.
Сам он, пожалуй, только этим и был интересен. Неловкие попытки завязать разговор, тщательно подстриженные редеющие волосы, широкие, оплывающие жиром плечи, мясистые скрещенные лодыжки в шелковых носках, тесноватый, успевший измяться костюм в елочку, дорогой кричащий галстук - все говорило о том, что он преуспевающий американский бизнесмен. По его рукам, большим и натруженным, было заметно, что в свое время ему пришлось ими хорошенько поработать. Красивый рубиновый перстень свидетельствовал о том, что больше работать руками ему не придется.
Поезд вздрогнул, ожил и, дернувшись раза два-три, тронулся, подав пример американскому бизнесмену.
- Наконец-то поехали! - произнес он, обращаясь к объекту своего внимания. - Я уж думал, мы никогда не сдвинемся с места.
- Я тоже, - ответила дама. - Я приехала сюда из Калифорнии.
- Вы живете в Калифорнии?
- Почти всегда. Большую часть года. А вы?
- Нет. У меня там имеются деловые интересы, так что бываю несколько раз в год. Но оставаться так долго, чтобы надоело, не приходилось.
- А какой у вас бизнес?
- Видите ли, я вкладываю средства в различные предприятия. Во-первых, нефть. Честно говоря, нефть начинает интересовать меня все больше и больше.
Он пошел разглагольствовать о нефтяном бизнесе.
Так и не найдя собеседника, Рита попробовала примериться ко мне, была уничтожена взглядом Мери, скромно потупилась, но вскоре заерзала на месте опять. На этот раз она затопала по ковру своей маленькой аккуратной ножкой, и облачка пыли взметнулись ввысь дымком крохотных взрывов.
- Угомонись, - произнесла миссис Тессинджер, не отрывая красивых глаз от журнала "Мадемуазель".
Утро близилось к концу, а в баре до сих пор не появился ни один посетитель. Окраины Чикаго уплывали в небытие. Быстрый однообразный ритм мчавшегося вперед поезда, проникая в мое сознание, бился, словно дополнительное маленькое сердце. Меня захватило ощущение пути, восторг бегства.
Все, что бы ни происходило в Детройте после смерти Бесси Ленд, слегка отдавало кошмаром, в каждом городском доме был опасный подвал. Я сказал себе, что еду на юг искать Гектора Ленда, но я знал, что еще и бегу из города, который стал мне отвратителен, и от проблем, которые я не могу решить.
Небольшое облегчение я испытывал лишь оттого, что делом теперь занималось ФБР. Хефлер пришел в пятницу на дознание и заверил меня, что работа будет продолжена.