* * *
А они продолжали стоять у глазка. Так стоят младшеклассники, подсматривающие через замочную скважину кабинета химии, как молоденькая учительница обжимается с выпускником. Подглядывать они хотели оба одновременно и поэтому невольно оттирали друг друга. Теперь же, когда Гога бросился бежать, они отпрянули от глазка и переглянулись, немедленно столкнувшись носами, мягкими, теплыми. Наталья хотела о чем-то просить Луку, но слова застряли у нее на устах, а Лука, зная примерно, о чем она спросит, приготовился было отвечать. Но как это сделать, когда нос твой прижимается к другому носу, а в жилы твои будто налили кипятку? Говорят, у якутов есть даже такой способ нежных отношений - тереться носами. На первый взгляд глупое дело, но когда сам попробуешь…
Губы их оказались так близко… "Ну ты даешь.." - успела укорить себя Наталья и подумать о том, что еще не поздно все разузнать про этого странного и, наверное, неординарного мужика. Но она не могла даже пошевельнуться и стоила под его поцелуем, как загипнотизированная дурочка.
На свете существует масса руководств по технике поцелуев и того, что как бы логически должно следовать за ними. Руководства эти называются европейскими и восточными и написаны с намеренной разнузданностью и "научно" - даже с применением некоей смехотворной терминологии. Но надо иметь в виду, что учат такие трактаты только идиотов, современных роботов из восьмого класса. Чему учить?! Жизнь преподавала нам этот предмет многие миллионы лет - с тех пор, как мы перестали размножаться при помощи деления клеток. Только инстинкт - наш вождь и учитель в этом прекрасном деле! А все остальное… от лукавого.
По вопросам укладывания женщины в постель Лука большого опыта не имел. В свое время существовала некая гражданка с его кафедры, которую он пользовал, пока ее двенадцатилетняя дочь распутничала где-то вне дома. Кроме того, была уже упоминавшаяся здесь медведица Софья Львовна. И с нею Лука, извините, в силу обстоятельств тарабанился некоторое время. Но обе эти женщины практически сами подобрали Луку. Много можно было бы понаписать здесь в этой связи - циничного или смешного. Но суть сводилась бы к следующему. Не верьте, когда говорят, что можно быть счастливым, обладая женщиной с доброй, "красивой" душой. Вранье это. Женщина должна быть любимой, должна быть желанной. А для этого она обязана быть привлекательной, обязана быть красавицей. Остальное все - беллетристика.
Продолжая разговор о любовных опытах нашего героя, можно было бы вспомнить и студенческие годы с новогодними компаниями в общаге. Случалось, что Лука просыпался в первое утро нового года на кровати, кое-как отгороженной от мира простыней. А рядом лежала какая-нибудь пятикурсница в розовой комбинации, с бледными, не очень прямыми ногами, и спрашивала:
- Тебе хорошо было?..
А ему нестерпимо хотелось в туалет, хотелось домой…
Теперь он был другим и другая женщина стояла перед ним. Он торопливо схватил Наталью, прижал к себе и сразу почувствовал, что никакого бюстгальтера под драконами на ее халате нет. Она спросила строго:
- Это как же понимать?
А сама едва стояла на ногах. "Господи! Почему же я такая податливая?"
- Тебе сколько лет?.. - прошептал Лука ни к селу ни к городу.
- Да зачем это?.. Двадцать… пять. - Она положила ему руки на грудь, чтобы не так откровенно прижиматься к почти незнакомому человеку. Но Лука обнял еще сильнее. Она перестала сопротивляться. "Разве тебе плохо? - подумала. - Тебе же хорошо. Ну и стой!" После следующего поцелуя - прекрасного и долгого - она спросила:
- Вас хотя бы как зовут?
Лука давно приучил себя к мысли, что не должен стесняться своего странноватого имени, приучил и других. Но сейчас он не мог и рта раскрыть. И вместо ответа снова притянул к себе ее лицо, стал целовать.
- Это… - она едва перевела дух, - это большой секрет?..
- Мне столько надо тебе сказать…
Фраза, будь она неладна, явно взята напрокат из какого-то кино. Он снова поцеловал ее, чтобы как-то сгладить промах.
- Да… вам много мне надо сказать. И прежде всего - имя… - Она почувствовала, что руки его уже не сжимают ей плечи, а по спине опускаются все ниже и ниже. "Спокойно, - приказала она себе. - Все в порядке. Только не обмирай, не обмирай, дурочка несчастная…" - Может, все-таки вернемся к ананасу? - проговорила она, бережно снимая его руки со своих бедер.
Лука отяжелевшей походкой вернулся к своему месту, сел и взял бутылку.
- Брудершафт?
- Спаиваете?
Он лишь пожал плечами, не мог говорить от волнения. Наталья выпила до дна, улыбаясь опрокинула бокал: видишь, мол, ничего не оставила. И Лука, чувствуя себя то ли пьяным, то ли безумным, поднялся, потянул за поясок ее халата.
- Подожди, - горячо выдохнула она, не запахивая полы халата. - Подожди… милый!
Наталья сознавала: надо занавесить окно. Потому что в доме напротив жил не в меру любопытный господин. При современных оптических средствах он мог буквально присутствовать при всех Натальиных переодеваниях и даже при других, более деликатных эпизодах ее жизни: ведь Наталья не была девственницей и вела вполне полнокровную, так сказать, спортивную жизнь. Бывало, она и сама - уж простим ей этот грех! - нарочно разгуливала по комнате в какой-нибудь легкомысленной комбинации. Но сейчас ей совсем не хотелось свидетелей!
Она мягко остановила его и двинулась к окну. А Лука, понятно, не знал о том седоусом наблюдателе и поначалу удивился: к чему бы это - шторы задергивать, живя на пятом этаже. И тут же его осенило такое делается только для интима. Сердце ломилось, рвалось из груди… Но вдруг он почувствовал, что его кто-то точно встряхнул сзади, и метнулся к Наталье.
- Стой! Не трогай шторы! Осторожно, зайдя сбоку, Лука выглянул в окно. Бандюги под грибком не было. Но он не успокоился, не отошел от окна, продолжая рассматривать этот типичный, почти поленовский двор старого Замоскворечья - с ветхими деревьями, с беседкой, с детской песочницей и веревками для белья. В правом углу двора он увидел Гогу. Тот сидел на ящике, хоронясь за старым деревом от выходящих из подъезда, но от взгляда сверху был не застрахован.
- Прямо не знаю, что и делать!.. - Лука повернулся к Наталье. К своему разочарованию, она не услышала в его словах и намека ни страсть или волнение. Пожала плечами. Такие варианты в миру называются: завели девушку и бросили. А это всегда досадно - для любой женщины.
Лука впервые оказавшийся в такой ситуации, тем не менее понял все, но ничего не мог поделать. Именно это он и говорил ей отчаянным взглядом: "Прости, но я ничего не могу поделать…" А Наталья, не желая замечать его отчаяния, тоже отвечала глазами: "А пошел бы ты!.."
Тогда он выхватил из кармана кожаный мешочек и разом высыпал на стол монеты. Две или три штуки скатились со стола и разбежались по углам Натальиной комнаты.
- Это что… в качестве гонорара?.. - порывисто спросила Наталья.
- В качестве доказательства! А теперь послушай…
Само собой, он рассказал Наталье не все. Он передал ей лишь версию, сказку, похожую на правду. Как ни странно, она почти совпала с версией Никифорова-Кулькина: Лука был возле урны, когда Федя Птица туда… кое-что бросил. Наталья хлопала ресницами и качала головой, как бы не веря и веря. Однако монеты лежали на столе! И ей ничего не оставалось, как продолжать хлопать ресницами.
- Вот и мы в детектив попали. Дожили! Великая криминальная революция! Правильно сказал этот лысый режиссер… забыла его фамилию.
А в душе у Луки, после того как он "исповедался", началось некое бурление, бурчание - так бывает, когда выпьешь прокисшего молока или несвежего пива.
Бабка его покойная, Аграфена Ивановна, говаривала: "Накуролесил, бывает. Главное - остановись. И подробно, все по порядку, сам себе и расскажи, будто до этого ничего не знал. Очень, дружок, помогает не куролесить дальше…"
Сейчас, рассказывая Наталье, он пересказывал все и сам себе. Себе даже подробнее и правдивей. А рассказав, буквально опешил от своей деятельности. Хотел стать Рокфеллером, а получил лишь тридцать… сребреников. И рад до смерти. Разве для этого он столько лет горбатился - дышал всякой химической дрянью, перепахал такое количество научной литературы, которое по весу, наверное, можно приравнять к стаду слонов. Только слоны имеют ноги, а литература нет. Так что Луке приходилось таскать ее из библиотеки и обратно, что называется, на своем горбу. А ведь он ее не только перетаскивал с места на место. Он се углубленно осмысливал, переваривал и построил в конце концов блистательную теорию. И кто может поручиться - может, она и на Нобелевскую потянет…
И ради чего все это? Чего он добился? Его ищут, обкладывают со всех сторон, как волка. Да и эта Джоконда… нужна она ему? Хотя… с ней уже он как бы повязан. Исповедался, рассказал!
Эти мысли, конечно, промелькнули в голове у Луки быстрее, чем кажется, когда читаешь на бумаге. Наталья успела за этот миг лишь что-то воскликнуть невнятное да погладить его по голове. Надо иметь еще в виду то обстоятельство, что Лука Лучков никогда не был подлецом. "Я за нее в ответе!" - так неожиданно закончил он свои размышления. Потом маленький бесенок все-таки мазнул по его нутру и Лука сделал поправку: "Пока нам по пути. А там посмотрим…"
- Скажи, Наталочка, отсюда можно как-нибудь выбраться, чтобы тот гладиатор не заметил?
- Отсюда выбраться?.. - Подобно всем милым и, значит, непосредственным женщинам, они повторяла вопрос, когда не знала сразу, что отметить. На самом же деле что-то крутилось у нее в голове - далекое, еще из школьных лет, из детства. И она вспомнила: се один мальчишка научил, влюбленный в нее, С которым она целовалась тогда… в пятом классе. У них на лестничной площадке, на втором этаже, было подходящее окно. Во-первых, оно смотрело не во двор, а совсем в другую сторону, во-вторых, и это главное, через него можно было выйти на карниз, а по карнизу пробраться до пожарной лестницы. Правда, у лестницы последних перекладин не хватало, но это уже не высоко: повиснешь на руках и прыгай - метра два всего высоты, не больше.
- Я пойду первая и все тебе покажу… - вздохнула Наталья.
Но в его планы вовсе не входило брать ее с собой. По крайней мере сейчас.
- Обожди, Наташ! Я должен сходить один. Только ты это… не думай ничего такого. Этого мы как-нибудь обманем, но за мной могут следить те, которые из милиции. Я ж тебе говорил, что монеты забрал, а пистолет оставил. И теперь, если этот пистолет найдут, несдобровать. Короче, я только в дом, Наташ, возьму его, сразу позвоню тебе и…
- Что?
- Да хотя бы уедем на пару месяцев в Крым.
Для Натальи это были трудные минуты. Как вести себя? Не поверить? Завопить: "Врешь ты все!" Кричать и идти на разрыв ей совсем не хотелось. Все, связанное с ним, показалось ей таким интересным, неожиданным. И он ведь ей нравился! Пусть не влюбилась - нет. Но то, что Лука ей нравился, она уже поняла. И решила не обижаться. Но женщина есть женщина.
- Ладно, ты прав. - Она сгребла золотые в мешочек. - Возьми…
- Наташ…
- А почему они должны оставаться у меня?..
- Зря ты так…
- Может, и зря… - Она выпустила мешочек из рук и положила их ему на плечи. - Вдруг эти типы ко мне придут. И деньги отберут, и отметелят. А так - я ни при чем. Я вообще тебя не знаю. Логично?
Луке хватило ума не продолжать этот разговор. Прижался щекой к ее руке.
- Вот ты сама скоро убедишься…
В принципе можно было обернуться за полчаса. Забежать домой, взять пистолет, побросать в чемодан самое необходимое, позвонить Наташке - и на вокзал. В конце концов не все ли равно, где искать клады. Может быть, в Крыму их еще больше. Он же не Клондайк открывает!
Лука взял со стола мешочек:
- Ладно. С Богом…
Глава седьмая. ЗАСАДА. ВЫНУЖДЕННЫЙ ВЫСТРЕЛ. РАЗВЯЗКА
Приземлился он благополучно. Чуть-чуть побаливала, правда, левая коленка. Но разве может сравниться эта боль с чувством огромного облегчении, с сознанием того, что все, елы-палы, уже позади.
Входя в свой двор, Лука призвал себя к бдительности. Ведь здесь спокойно могли поджидать его эти… или те: менты или бандюги - для него это было уже без разницы. Счастье, что Лука прожил в этом дворе уже много лет и знал все ходы-выходы. Прокрасться во двор ему удалось незамеченным. Но он увидел того, кого очень не хотел видеть. Баран в этот момент пожирал огромный кусище пиццы и запивал ее пепси-колой, которую выхлебывал из огромной яркой бутылки. Лука растерялся. Путь к его подъезду был перекрыт. А ведь он обещал Наталье через полчаса! Сейчас ему ничего не оставалось, как ретироваться из родного подворья.
Он купил в табачном киоске жетон и набрал ее номер. Набирая, повторил в уме несколько раз цифры и выбросил бумажку с номером в урну.
- Наталочка, я войти к себе не могу. Там этот стоит…
- Что же делать?..
- Ты жди, а я что-нибудь придумаю.
- А может, чихать на эту самую штуку?..
- А если из нее человека убили. И она у меня!
Наталья молчала.
- Ладно, придумаю что-нибудь! Жди… Несколько часов Лука мотался по городу практически без дела. Думал. Потом поймал такси и погнал на Шаболовку.
Когда подъезжали к дому, сказал водителю:
- Мне нужно к самому подъезду - впритык к двери. Сделаешь?
Его идея заключалась в том, чтобы остановиться у подъезда и сразу нырнуть в дверь. Правда, потом надо будет как-то выбираться из крысоловки. Но можно попробовать. Например, отворить с треском окно, чтобы громила поднял башку и увидел Луку. Потом выскочить на лестничную площадку и ждать у кабины лифта. Если громила пойдет пешком, нырнуть в кабину. Если будет вызывать лифт, по-тихому, на цыпочках сбежать по лестнице. Но получилось все по-другому. Шофер промазал, проскочил подъезд. А может, Лука от волнения недостаточно точно ему скомандовал.
- Сдай назад. Мне нужно, чтобы ты подъехал дверь в дверь.
- И что будет?
- Ничего. У меня нога болит, каждый лишний шаг смертелен.
- Если бы знал, что вы от рэкетиров бегаете… - проговорил шофер с усмешкой.
- Какие там рэкетиры! Теща…
Со второго захода Лука благополучно влетел в подъезд. Это он думал, что благополучно. На самом же деле Мальчик без труда разгадал его комбинацию. И, тихонько свистнув, подал знак Барану. И Баран, не очень понявший, что от него хочет Мальчик (строит из себя шефа, педик малохольный, подожди, когда-нибудь разберемся и с тобой), затолкал в рот последний кусок пиццы, глотнув пепси, с сожалением отставил бутылку и пошел за Мальчиком в подъезд.
А Лука в это время уже собирал чемодан. Несколько драгоценных минут потратил на поиски мыльницы и футляра для зубной щетки. Теперь ему предстояла самая рискованная и стремительная часть операции: распахнуть окно, заманить бандюгу и бежать. Схватившись за шпингалеты, он бросил взгляд в окно. Бандюги на месте не было. Лука сразу же вспомнил свои метания возле подъезда. Называется, приехали. Что же делать? И где сейчас этот громила?
Испытывая настоящий страх. Лука подкрался к двери. Он ничего не услышал, но мог бы голову дать на отсечение: за дверью уже стояли.
- Ну, что же ты! - нетерпеливым шепотом торопил Мальчик.
- Я вообще не по этой части… - едва слышно отвечал Баран, скрежеща отмычками по замку.
- А по какой ты части, пиццу жрать? Дай сюда…
Отмычками занялся Мальчик, но и у него ничего не получалось. Говорят, такие замки Остап Бендер открывал ногтем мизинца. Видно, здесь были не те отмычки или не те умельцы держали их сейчас в руках. Лука это понял сразу, хотя и стоял за дверью, едва не дрожа от ужаса.
Наконец Мальчику надоела беспомощная возня с замком и он в раздражении хилым своим плечиком толкнулся в дверь. И она, бумажно-фанерная, вздрогнула даже от этого лилипутского прикосновения.
Лука отступил на шаг от двери и, вынув из кармана пистолет, передернул затвор. В ту же секунду его прошиб пот. И, если б дала ему судьба секунд пять, он бы просто убежал в туалет, заперся бы там и замер. Но судьба хотела распорядиться по иному.
Мальчик отошел от двери и негромко проговорил:
- Давай вместе, одним ударом…
А Лука… Словно бы им кто-то руководил сейчас, управлял. Он отжал собачку и повернул щеколду - отпер дверь. И, отступив в сторону, встал у стены с пистолетом наизготовку.
Через несколько секунд Лука услышал топот тяжелых ботинок - это бандюга разбегался, чтобы с лету вышибить дверь. И когда он выкрикнул "ха!" - Лука резко распахнул дверь, так что могучий удар разрядился об угол капитальной стены прихожей. Баран, взвывший от боли, стал разворачиваться к Луке, и в ту же секунду Лука машинально нажал на спусковой крючок.
Не замеченный Лукой Мальчик отскочил за лифт, даже не подумав прийти подельнику на помощь. А Лука подхватил Барана под мышки. Тот был жив не более, чем тряпичная кукла. Только огромная и очень тяжелая. Лука с трудом дотянул его до лифта, нажал кнопку и, когда двери открылись, втолкнул в кабину. Потом вернулся в квартиру, огляделся. К счастью, на пол прихожей не пролилось ни капли крови.
А Мальчик в это время лежал на лестничном пролете этажом выше, мечтая только об одном: превратиться в половичок, во что угодно плоское, чтобы убийца ни в коем случае его не заметил. Но Лука ведь и не был убийцей и поэтому действительно ничего не замечал. Помня только о том, что здесь ему нельзя больше оставаться ни секунды, он ринулся вниз.
Когда на квартире Лучкова раздался выстрел, в подъезд входили Никифоров и Кулькин. Никифоров придержал Кулькина за локоть:
- Не иначе как у "клиента" стреляют… Что будем делать?.. Подождем.
Вскоре прямо перед ними остановился лифт и двери ею автоматически раздвинулись. На полу кабины лежал человек. И так неудобно, скрючившись он лежал, что сразу было понятно: не жилец. Из-под крупного застывшего тела на грязный пол кабины вытекала кровь.
- Не трогай… - обронил Никифоров.
- Знаю…
- Ходу отсюда!
Они направились было к двери, но, услышав вверху шаги, нырнули в темный закуток под лестницу и затаились. Мимо них пролетел Лука, и они сразу поняли, кто убил большого.
Лука шел прочь от своего дома. Милиционеры крались за ним. И все это видел Мальчик, глядевший из окна с площадки пятого этажа. Многого боялся в своей жизни Мальчик. Но больше всего той минуты, когда его будут мучить. И поэтому он должен обязательно проследить за "фальшивым" и все про него узнать - иначе Артист не простит. Мальчик учитывал, что много чего может наплести ему, сочинить, причем очень правдоподобно, и тем не менее был уверен, что Артист не простит. Он мог спасти себя только при одном условии. Если выполнит то, что ему приказано.
Мальчик остановился на первом этаже, у лифта, и локтем, чтобы не оставлять "пальчиков", нажал на кнопку. Увидев Барана, понял сразу, что душа его уже далеко. Секунду-другую он размышлял, не забрать ли пистолет, но не решился.