Я в последний раз пролистал блокнот. Стефани встала и вытащила из кармана джинсов коричневый пластиковый пузырек. Отвинтила крышку и вытряхнула белую таблетку.
- У него есть водка, а у меня ативан. Но по крайней мере мне его прописал врач. - Она положила таблетку на язык, допила воду и поставила стакан на стол. - У тебя все?
- Да, - ответил я.
Но Стефани не закончила. Она снова села в кресло и посмотрела на меня.
- Дэвид объяснял, зачем ему это? - спросила она.
- Что - это?
- Всё. Женщины. Ложь. Зачем он так старался превратить свою жизнь… наши жизни… в дерьмо? - Она говорила спокойно и твердо, словно уже много раз задавала эти вопросы. И не ждала ответов. - Знаешь, что больше всего удивило меня, когда я узнала о женщинах? Понимание, что Дэвид жаждал, чтобы я узнала о них. Он был как ребенок, который "секретик" закопал, его распирало. Не знаю, наверно, его интересовала моя реакция: может, я разозлюсь, может, уйду, может, прощу его, - не знаю, чего он хотел больше. Знаю только, что в глубине души он этого ждал.
- Чего - этого?
- Наказания.
- Наказания за… что?
- Думаешь, я понимаю? - Стефани покачала головой. - Но сколько я знаю Дэвида, он всегда был таким: с одной стороны, ему кажется, что его вечно обсчитывают и недооценивают, а с другой - что все хорошее, ему выпадающее, превышает его заслуги. И именно поэтому он все ждал - когда же его поймают с поличным и накажут. - Стефани закрыла глаза и потерла виски. - Знаешь, такое извращенное чувство справедливости: всему хорошему должна соответствовать некая причиненная самому себе боль. Мне следовало бы догадаться, что произойдет что-то серьезное, когда он наконец получил новую работу. - Стефани внимательно посмотрела мне в лицо: - Ты и понятия не имел, да? - Я покачал головой. - Ну разумеется… откуда тебе знать? Каждый из вас, Марчей, замкнут в своем мирке.
- Ты говорила об этом с Дэвидом?
- Разве что несколько лет назад. - Стефани сердито скривила губы. - Возможно, Холли повезло больше. Она умела задавать вопросы. Вот она меня спросила: почему я терплю измены Дэвида? А я теперь думаю: и правда, почему?
- И каков же ответ?
Если бы Стефани послала меня к черту или просто надменно промолчала, я бы не удивился. Но я не ожидал ни тихого, спокойного голоса, ни длинного монолога.
- Я же заключила сделку, верно? Правда, условия этой сделки успели измениться, но я же сама на них согласилась. - Стефани изо всех сил сцепила руки на коленях, но голос остался ровным. - Если подумать о моем браке… если разом принять во внимание все обстоятельства, продолжать совместную жизнь покажется чистым безумием. Да только дело в том, что процесс был постепенный, вроде эрозии. Мало-помалу все оказывается меньше, чем ты думаешь… с каждым годом - всегда чуть меньше. В один прекрасный день понимаешь, что детей не будет, а в другой прекрасный день - что на самом деле муж тебя не любит. Позднее выясняется, что и ты не очень-то его любишь, вдобавок сомневаешься в его адекватности. И становится немного легче думать о детях, которых у тебя не будет, и узнавать о других несчастных женщинах. Безразличие - оно ведь накапливается. Потихоньку все сходит на нет, однако при каждом новом разочаровании, в связи с каждой новой обманутой надеждой ты заключаешь с собой новую сделку. Ты думаешь: "Вот только поменяю квартиру на бо́льшую, может быть, в более престижном районе. Вот куплю у моря дом побольше. Проведу лишнюю неделю на Карибах или устрою в честь дня рождения прием покруче. Куплю "семьсот шестидесятый" "бумер" вместо "пятьсот пятидесятого"". И через некоторое время уйти становится… трудно. Квартиры, дома, отпуска, друзья и знакомые… В конечном счете все, наверное, сводится к деньгам. Порвать становится слишком дорого и сложно. Слишком страшно. Бывали моменты, когда я думала, что дошла до края. Например, я подумала так, когда услышала голос Холли по телефону… но каждый раз выясняется, что это еще не самый край. Всегда удается убедить себя, что есть еще куда отступать. Вот так и пятишься шаг за шагом, год за годом… все ниже, ниже, ниже.
На улице солнце двигалось по небу, и яркий луч пробился в окно. Нефильтрованный свет упал налицо Стефани и превратил его в маску - натянутую, белую, как в театре кабуки, и хрупкую. Только сила воли и, может быть, ативан не давали этой маске рассыпаться. Стефани посмотрела на меня:
- Я привыкла к эрозии, Джон, но теперь процесс слишком ускорился. Мы не готовы. Дэвид и я… мы не готовы.
Глава 31
Я слушал гудки в телефоне Майка, когда в дверях появилась Клэр. С прижатым к уху мобильником и газетой под мышкой.
- Да-да, Эми, Беркли - просто рай земной, ты всегда это говорила. Но они там все борцы за здоровый образ жизни и экологию, а кроме того, чтобы…
Эми, кто бы она ни была, продолжала щебетать, и Клэр, не отнимая телефона от уха, положила бумаги и сбросила пальто. Улыбнулась мне и провела рукой по струящимся, как шелк, волосам. Подтянула рукава черной водолазки (руки были белые и гладкие).
В трубке раздался голос Майка Метца:
- Ты поговорил с ней? - Майк словно слегка запыхался.
Я унес телефон и блокнот в спальню и рассказал Майку все. Он задал несколько вопросов, выслушал мои ответы и замолчал.
- Значит, алиби нет ни у кого, - вздохнул он наконец. - Замечательно.
- С рабочим временем у нее неплохо. Да и у Дэвида тоже.
- Меня беспокоит не рабочее время. По мнению судмедэксперта, смерть наступила между семью вечера и полуночью.
- Это новость.
- Я только что говорил с приятелем. Они основываются главным образом на содержимом желудка. Копы нашли человека, утверждающего, будто видел Холли в закусочной неподалеку от ее квартиры около пяти часов дня во вторник.
- Содержимое желудка - не самый точный показатель.
- Верно. Поэтому было бы кстати, если бы Дэвид и Стефани могли подтвердить, где находились в указанное время. К сожалению, они не могут. Да еще Стефани говорит, что хотела убить Холли, а это уже даже для меня перебор.
- Уверен, ты порекомендуешь ей в разговоре с копами не делать акцент на этом обстоятельстве.
- При условии, что она послушает моего совета.
- Она знает, что ей придется слушаться, - ответил я. - Мне показалось, Стефани морально готова. Она перепугана до полусмерти… И Дэвид тоже.
- Абсолютно нормальная реакция, учитывая все обстоятельства. Нам нужно либо вскорости предложить жизнеспособную альтернативу… либо подумать, не нанять ли каждому из супругов Марч отдельного адвоката.
- Господи! Ты что, хочешь бросить Дэвида, чтобы защитить Стефани? Или наоборот?
- Если дойдет до процесса, мы будем искать обоснованные сомнения везде, где только можно.
- Неужели обязательно стравливать моего брата с женой?
В наступившем молчании я почти слышал, как Майк словно что-то взвешивает. Через минуту он решился:
- Тебе не приходило в голову, что следствие все же на правильном пути?
- То есть что виновный - Дэвид? Ты, верно, шутишь. Какого черта ему было нанимать меня, если он планировал убийство? Или просить меня не бросать его дело? Где логика?
- Я говорю не о Дэвиде.
Настала моя очередь притихнуть. Я вспоминал свернувшуюся в кресле Стефани: мертвенно-бледную, измученную, принимающую лекарства, - и пытался представить ее в роли убийцы. Глупо, конечно. Ресурсы моего воображения - это одно, а способность Стефани убить человека - совсем другое.
- Так у тебя новости о Койле? - наконец спросил я.
- Его не задержали, иначе я бы знал. Как у тебя с копами?
- Пока не посадили.
- Снова поедешь в Тэрритаун?
- Вечером. Хочу посмотреть, куда дядюшка Кенни отправится с пончиками.
Когда я вышел из спальни, Клэр ужа закончила разговор и изучала газету, открытую на рубрике "Снять-сдать".
- Квартирным вопросом занимаешься?
- Выясняю обстановку. Не хочу злоупотреблять гостеприимством.
Я зашел на кухню и налил себе газировки.
- Я не жалуюсь. Кто такая Эми?
Клэр улыбнулась:
- Моя сестра - старшая сестра. Знает абсолютно все о разводах, недвижимости, планировании карьеры и так далее. Я стараюсь слушать вежливо, но не всегда получается.
- Где она живет?
Клэр повернулась и присела на стол. Скрестила руки на груди.
- В Сан-Франциско, - ответила она. - Как дела у твоего брата?
Я покачал головой:
- Не лучше.
- Ты занимаешься этим целыми днями… и ночами.
- Сегодня ночью тоже.
- Он должен оценить усилия.
- Его сейчас волнует другое, - ответил я. - И до сих пор от всех моих усилий почти никакого толку.
- Прости. - Клэр встретилась со мной взглядом, и в ее серых глазах не было иронии. Погладила меня по щеке. Я поцеловал ее ладонь и снова вспомнил Стефани: стиснутые на коленях руки, будто изломанные пальцы.
- Почему ты оставалась? - спросил я.
Клэр помрачнела.
- Где оставалась?
- Не где, а с кем. С мужем. Почему ты оставалась с ним так долго? - Лицо Клэр застыло, она убрала руку. Я поймал ее за запястье. - Я не нарываюсь на неприятности.
Клэр высвободила руку.
- Ага, - сказала она, - просто, как всегда, не ко времени.
Я подошел ближе и обнял ее за талию. Клэр уперлась кулаками мне в грудь.
- Я просто хочу понять, - тихо произнес я.
Клэр вскинула брови.
- Мистер Любопытство. - Но кулаки разжались. Она отстранилась, отпила из моего стакана и посмотрела на меня поверх края. - Оставаться было легко. Путь меньшего сопротивления. Пусть муж потакает своим прихотям и полностью сосредоточен на себе, зато он не подлец - в обычном смысле слова. Он делал что вздумается, я была под рукой, когда надо, вот он и смотрел сквозь пальцы на мои собственные… гм… слабости. И дополнительные бонусы тоже не вредили: недвижимость, отпуска и прочее. Я бы соврала, если бы сказала, что без колебаний отказалась от такой жизни. Как там в песне? "Деньги меняют все". В юности у меня с деньгами было напряжно. А они определенно держат в браке.
- И однако, ты ушла.
Клэр выпила еще газировки и поставила стакан.
- Насколько мне известно, жизнь всего одна. Я не молодею. И, как выяснилось, я не готова отказаться от своих представлений о счастливом браке ради лишней дизайнерской сумочки. - На губах Клэр мелькнула кривая улыбка. - Кто знал, что я, черт побери, так благородна? - И она снова уткнулась в газету.
Я подошел к ней сзади и зарылся лицом в ее волосы. Сунул руку под водолазку, провел по теплому животу, запустил пальцы за пояс низко сидящих джинсов.
- Есть что-то во всей этой честности… - тихо сказал я.
Клэр вздрогнула… а потом повиляла, прижавшись ко мне, задом и расстегнула джинсы.
- Мистер Любопытство, - прошептала она и направила мою руку вниз.
Я оставил Клэр крепко спящей и поехал на север. Еще не схлынула первая волна часа пик. Фиолетовое небо потихоньку становилось черным, поток машин на шоссе номер 9 на въезде в Йонкерс двигался рывками, та же картина была в Тэрритауне. Несмотря на холод, я оставил машину за три квартала от "Ван Винкль корт" и пошел к кондоминиуму окольными путями. Всю дорогу я внимательно смотрел по сторонам, однако если копы и установили наблюдение, я его не заметил.
Дверь в подвал Хейгена была заперта, огни в окнах не горели. Я прошел по дорожке, на которой засек его накануне вечером, обогнул еще два дома и сунулся в подвальную дверь. Заперто. Я обошел дом и проверил подвальные окна. За одним разглядел пустую прачечную. Остальные окна были темными, а одно закрашено черной краской. Через трещину в раме сочился желтый свет. Я вернулся к подвальной двери и оглядел дорожки "Ван Винкль корт". Никого. Я вытащил из кармана парки маленькую монтировку и сунул ее за косяк. Легкое нажатие - и дверь распахнулась, предварительно кашлянув. Я спрятал монтировку в карман и достал фонарик.
В подвале пахло сырым цементом и хозяйственным мылом. На миг я замер, но услышал только механическое гудение, гул воды в трубах и воздуха в воздуховодах. Передо мной был темный коридор, и я пошел, как мне казалось, в направлении закрашенного окна. Бетонный пол усыпала мелкая щебенка, и я старался не шуршать.
Коридор разветвлялся. Справа из широкого дверного проема лился свет. Прачечная. Слева было темно. Я повернул налево. Прошел мимо помятой металлической двери, откуда несло гнилыми овощами и грязными подгузниками. Мусороприемник. Я продолжал путь. В конце коридора, напротив стопки старых газет и сплющенных картонных коробок, обнаружилась еще одна металлическая дверь. В ручке был замок, и над ней - еще один, помассивнее. И полоса света у порога. Я наклонился ниже и почувствовал слабый запах кофе. И сигарет.
Я нашел местечко потемнее возле газетной стопки, достал монтировку, поднял ее повыше и уронил на цементный пол. Раздался грохот. Я подобрал инструмент и стал ждать.
Почти тотчас же за порогом метнулась тень. В руки и ноги хлынул адреналин, сердце завертелось, как маховое колесо. А потом - ничего. Ожидание показалось вечностью. Пот выступил на груди и покатился по ребрам, но тут тень снова шевельнулась. Послышался скрежет металла. Я затаил дыхание. Полоса света медленно вытянулась вверх, до притолоки, и я увидел очертания коротко стриженной головы, один голубой глаз и курносый нос. И вложил в удар все силы.
Я пнул ногой дверь над ручкой, раздался звон смятого металла, треск расщепленного дерева и влажный хруст. Послышалось сдавленное проклятие, дверь широко распахнулась, потом захлопнулась, но я успел проскочить в комнату. Койл лежал у дальней стены, прижав руку к лицу, из-под пальцев текла кровь. Я краем глаза заметил койку и стол, раковину, лампу, складной стул, кофейник… а потом Койл вдруг оказался рядом, и большой кулак въехал мне под ребра.
Воздух вырвался из легких вместе с криком, я двинул локтем Койлу в шею. Удар скользнул по плечу, и я вывалился в дверной проем. Койл ухватил меня за куртку и потащил вперед, к ожидающей сеносушилке. Я опустил подбородок, оттолкнулся от стены, нырнул под удар и боднул его в щеку лбом. Койл снова выругался, и мы оба попытались подняться. Я ударил его куда-то коленом, а он дал мне по уху, и в глазах у меня вспыхнул свет. Я с трудом поднялся, но Койл успел первым и ткнул мне большим пальцем в горло. Я задохнулся, выхватил из кармана монтировку и ударил его по бедру. Койл взревел и упал, но, падая, схватил меня за запястье и рванул на себя. Вспыхнули звезды, монтировка полетела в сторону, и я тоже - на стол и дальше в угол. Мне понадобилось мгновение, чтобы прояснилось в глазах, еще одно, чтобы понять, что горячее пятно у меня на спине - кофе, а не кровь, и еще одно, чтобы сообразить, что Койл исчез. Я с трудом встал, помотал головой и выскочил за дверь.
Холодный воздух отрезвил, как пощечина. Я заметил, что Койл направляется на юг, к скоплению мусорных контейнеров на квадратной площадке. Он двигался с трудом, да и дорожка была ненадежной: он не раз поскальзывался. Я не пытался догнать его, только старался не упускать из виду мускулистую фигуру, бредущую, пошатываясь, под натриевыми лампами мимо мусорных контейнеров, через густые кусты в сторону обледеневшей улицы. Я потрусил следом. Постепенно руки и ноги обрели подвижность, пульс успокоился, а через некоторое время утихла и боль в ребрах.
На улице Койл повернул на запад. Я ускорил шаги и сократил дистанцию между нами. Он неоднократно оглядывался и каждый раз прибавлял ходу, но из-за курения с дыхалкой у него было плохо, и надолго его не хватило. Заметив, что я приближаюсь, Койл выругался.
- Пошел ты, урод, - крикнул он. - Убирайся отсюда. - Дыхание, понятно, ровнее не стало.
Дорога плавно свернула и превратилась в пешеходный мост над железнодорожными путями. Койл опустил голову и бросился вперед. Но не выскочил на мост, а перепрыгнул через металлическую ограду и скользнул вниз по насыпи. Черт. Я побежал быстрее и прыгнул следом.
Крутой спуск был покрыт снегом, и я съехал по следу, оставленному Койлом, - в основном на пятой точке. В конце концов я оказался на плохо расчищенной служебной дороге, идущей параллельно путям и отделенной от них высоким забором из металлической сетки. Я огляделся. Дорога пуста. Койла не видать, но следы в снегу ведут под мост. Я медленно, глубоко вздохнул, вытащил из кармана фонарик, а из кобуры - "глок". Включил свет.
Луч исчез в темноте под мостом, и я пошел вперед, напрягая слух, чтобы уловить неровное дыхание. Вдруг я заметил яркий желтый свет на севере. Загудел пневматический гудок - то громче, то тише. Поезд. Свет стал ярче, мазнул по рельсам, гул и грохот усилились, заглушая все прочие звуки. Потому я и не услышал Койла.
Он выскочил откуда-то слева, поднял меня, и, если бы не сетчатый забор, я бы уже мчался к вокзалу Гранд-сентрал, размазанный по локомотиву. Однако дела обстояли ненамного лучше. Свет исчез, как и мое дыхание, в обжигающем реве, но я удержал "глок" и ухватился за рукоять обеими руками, когда спружинил от забора. Однако не успел поднять его - Койл накинулся на меня, схватился за пистолет поверх моих рук. Щетинистая глыбообразная голова вдавилась мне в глазницу, а сорок фунтов перевеса потащили меня назад.
Мои ботинки скребли по льду, и только забор не дал мне рухнуть вниз головой. Койл толкал и кряхтел, меня душили запахи сигарет, пережженного кофе и пота. Пятки пробуксовывали, но я сумел двинуть коленом вверх… и не промазал. Койл зарычал и на мгновение ослабил хватку, а потом изогнулся, дернул - и я выронил "глок". Хруст собственных пальцев я услышал раньше, чем почувствовал боль.
Нас крутануло в разные стороны, я налетел на забор и едва не закричал. Поднялся, тяжело дыша. Койл тоже еле переводил дух, однако в ручище у него был мой пистолет. Кровь текла из носа, изо рта, из разбитой брови. Койл перевел взгляд с пистолета на меня, потом опять на пистолет. Руки и ноги у меня дрожали от усталости и адреналина, и я собрал оставшиеся силы, готовясь… Я не знал к чему Койл смотрел долго, а потом огромная слезища скатилась по щеке на "глок".
- Да пошло оно, мужик… пошло оно все, - глухо проговорил он, словно проталкивая слова между судорожными вздохами. - Если я так тебе нужен - бери. Арестуй меня, отправь в тюрягу, отправь прямо в ад, если хочешь. Мне плевать. Я просто больше не могу. - Он привалился к забору и сполз на землю. И бросил "глок" к моим ногам.