- Насколько мне известно, - ответил я и в очередной раз выложил байку про аварию. Мне она начинала нравиться, да и Диринг, похоже, не жаловался. - Ваша жена дала мне адрес, - закончил я, - но она не знает, действителен ли он еще.
Диринг неопределенно кивнул и выдвинул другой ящик.
- Холли часто переезжает, и, как я говорил, они с Никки не поддерживают отношений. Знаете, как бывает: если одна говорит "белое", другая просто обязана сказать "черное". У сестер обычное дело.
И не только у сестер, подумал я, и кивнул Дирингу.
- Холли все еще работает в театре?
Диринг задумался, пожал плечами:
- Не знаю. Вроде она за это денег не получала.
- Как же она тогда платит за жилье? Работает официанткой?
- Такой проблемы у нее никогда не было, - покачал головой Диринг. - Мамаша оставила ей кое-какие деньги. - Он огляделся и понизил голос. - Вы поедете в Бруклин? - Я кивнул. - Что ж… передайте ей привет, если увидите.
- Передам, - пообещал я и начал искать в кармане ключи от машины. Нашел… и тут придумал еще один вопрос Гербу Дирингу. - Кто такой Фредерик Кейд?
Герб чуть снова не уронил гаечный ключ.
- Фред - папаша Никки, мой тесть. А что такое?
- Это был его дом?
Диринг поморщился.
- Девочки выросли здесь. Мы… Никки… купила у него дом несколько лет назад.
- А он куда делся?
- Переехал севернее, в Брукфилд. В дом престарелых. А что?
- Как по-вашему, могла бы Холли общаться с ним? Просто на случай, если этот адрес устарел.
Он побледнел.
- Господи, нет. Фред - единственный, с кем Холли ладит еще хуже, чем с Никки. С кем, с кем, а с ним она ну никак не может общаться. Но даже если бы и захотела, он бы об этом не узнал - в его-то нынешнем состоянии. - Герб Диринг постучал пальцем по виску. - Болезнь Альцгеймера, - добавил он.
Я кивнул и начал было благодарить его, но вдруг на двери, ведущей из гаража в дом, повернулась ручка. В проеме возникла настороженная Николь Кейд, а голос ее был холоднее зимнего воздуха.
- Мне казалось, мы закончили, мистер Марч… точнее, я в этом уверена. Почему вы до сих пор здесь?
- Хотел посоветоваться, как вернуться в город, - ответил я, - и где лучше перекусить.
- Здесь не автоклуб, а Герберту есть чем заняться.
Я улыбнулся про себя и покачал головой. Гаражные ворота опустились раньше, чем я дошел до машины.
Домой я добрался около трех. Почти на всей Шестнадцатой улице было темно, снежная каша под ногами начала подмерзать. В холле моего дома было безлюдно, в коридорах тихо. Мою квартиру заливал зимний свет - мебель словно прикрыли большой серой простыней. Дома никого. Я положил куртку на кухонный стол, налил себе воды. И тут наверху заиграла музыка. Я вздрогнул.
Год назад этажом выше поселился некий юрист - договор субаренды на два года. Обычно там было довольно тихо, да и музыка у него безобидная, но я подскакивал всякий раз, как слышал ее. И всякий раз думал о Джейн Лу.
В прошлом ноябре исполнилось два года, как она купила квартиру этажом выше, а вскоре после этого мы стали любовниками. Но не прошло и шести месяцев, как Джейн уехала. Сначала в длительный отпуск в Италию, потом на очередную работу (наемным исполнительным директором), на этот раз в Сиэтле. Она звала меня с собой - по крайней мере в отпуск, - и если бы я поехал, она, как знать, по-прежнему жила бы наверху. Но я не поехал, а она не осталась, и, пожалуй, в любом случае ничего бы не изменилось. Может быть, все было обречено с самого начала.
Конечно, к моменту нашей встречи от меня почти ничего не осталось. К тому времени прошло три года с тех пор, как моя жена Энн была убита… аккуратнейшим образом застрелена и оставлена умирать в нескольких ярдах от нашего порога - последняя из множества жертв человека, который так и не дожил до конца того дня. Это было самое крупное мое дело как следователя при шерифе округа Бэрр - и последнее. И я испортил все от начала и до конца. Мои глупость и самомнение позволили Моргану Фернессу столько времени оставаться на свободе, позволили ему развернуть следствие на меня и при моей же помощи превратить все в тщательно обставленное самоубийство.
Еще несколько месяцев после смерти Энн я был во власти хаоса: гнев, чувство вины и всепоглощающее горе, алкоголь и наркотики. Когда буря улеглась, я ушел из полиции и сумел сжечь дотла почти все свое прошлое. Из оставшихся головешек я собрал что-то новое, что-то простое и мелкое, состоящее из работы, пробежек и одиночества. Скромное ремесло, но на большее меня не хватало.
Прошло девятнадцать месяцев с тех пор, как я в последний раз видел Джейн и выслушал ее последнее сообщение на автоответчике.
"Джон, я так больше не могу. Думала, что могу, но ошибалась. Я пыталась не впускать тебя в сердце… говорить себе, что ты - эдакий Ник Чарльз, что работа твоя умная и шикарная и как-то существует отдельно от тебя. Но все это чушь, и я не могу притворяться.
Погони - это совсем не забавно. Побои, пистолеты и операционные - это совсем не остроумно. Стрельба - это совсем не смешно. Не знаю, почему ты хочешь, чтобы все это было в твоей жизни, Джон, но знаю, что я такого не хочу.
Пожалуй, было бы легче, если бы я знала, чего ты ищешь во всем этом… в нас. А может быть, и нет никакой тайны. Может быть, ты вообще ничего не ищешь. Может быть, твоя жизнь уже именно такая, какая тебе нужна".
Наши отношения были обречены с самого начала.
Я проглотил таблетку аспирина и запил водой. Потом достал сделанные в Уилтоне заметки, устроился за столом и начал читать. И уже задремал над ними, но тут загудел домофон, и я снова подскочил. Подошел к двери и посмотрел на зернистое изображение, возникшее на крохотном видеоэкране. На этот раз меня побеспокоила не память, а более неожиданная гостья: моя невестка Стефани. Жена Дэвида.
Глава 5
Сходя с обочины на Третьей Восточной улице и намереваясь пересечь Би-авеню, я споткнулся о почерневшую льдину, подвернул ногу и едва не упал. Но удержался.
- Черт, - прошипел я, и мальчишки-школьники, шедшие мне навстречу, засмеялись. Еще и четырех миль не пробежал, а уже пыхчу, как гончая. Поделом мне! Нечего было валяться так долго. Мокрая снежинка залетела в глаз. Я смахнул ее и запыхтел дальше, держа курс на юго-запад.
Из-за снега утром гораздо труднее выбраться из глубин сна и вытащить себя, несчастного, на дорогу, но дело, конечно, не только в погоде. Ночь была заполнена снами, которых я не мог вспомнить, но которые оставили ноющее ощущение чего-то то ли незаконченного, то ли потерянного, то ли брошенного. Плюс вчерашний кошмар (его забыть так и не удалось) - визит Стефани.
С минуту она стояла в дверях чуть ли не по стойке "смирно": ноги вместе, руки прижаты к бокам и запрятаны в карманы темно-синего пальто. Жесткие волосы короче, чем я помнил, и небрежно собраны под черепаховой заколкой. Бледное лицо - измученное и застывшее. Огромные глаза быстро оглядели меня и всю квартиру. Маленький рот дернулся.
- Почему ты не входишь? - наконец произнес я.
При звуке моего голоса Стефани вздрогнула, но сделала шаг - осторожно и напряженно, словно ступила на тонкий лед. Я предложил снять пальто, но она, похоже, не услышала. Обошла комнату, слегка помедлив сначала возле кухонного стола, потом у книжных полок, потом у окон и, наконец, возле софы. Села. Я тоже присел - у стола, закрыв ноутбук и блокнот.
Я знал, что Стефани снова работает специалистом по акциям в какой-то фирме в Нижнем Манхэттене и, судя по виду - черные туфли-лодочки, темные чулки, темная, в полоску, юбка, блузка цвета слоновой кости, - пришла ко мне прямо оттуда. Она сжала костлявые коленки и плотнее завернулась в пальто - как в кокон. Еще минуту посидела, поглядывая по сторонам, потом стиснула руки и наконец заговорила:
- Что ты с ним делаешь? - Голос был надломленный.
- Стефани, я не знаю…
- О, даже не пытайся врать! Не надо, Джон. Что ты с ним делаешь?
- Я ничего не де…
- Нет, делаешь! Иначе зачем он сюда ходит? Зачем он тебя навещает?
Я провел ладонью по лицу и вздохнул:
- По-моему, спрашивать об этом следует Дэвида.
Но она не желала слушать.
- Ты никогда меня не любил.
Боже.
- Неприязнь была по большей части взаимной, - ответил я.
Стефани отмахнулась от моих слов:
- И ты никогда ее не скрывал. В кои-то веки мне что-то от тебя понадобилось, а ты куражишься.
Я покачал головой:
- Не понимаю, о чем ты говоришь, Стефани. Я ни над кем не куражусь…
- Тогда, черт побери, отвечай на вопросы. Что ты с ним делаешь? Во что ты его втянул? - Ее голос напоминал лязг бьющегося стекла.
Я проглотил первые три крутившихся на языке ответа.
- Тебе надо поговорить с Дэвидом, - повторил я.
Стефани пропустила мои слова мимо ушей.
- Ты ведь уже не в первый раз позоришь семью? Но с Дэвидом этот номер не пройдет, так и знай.
У меня перехватило дыхание, и, по-моему, даже Стефани поняла, что перегнула палку.
- Тебе лучше уйти, - тихо сказал я.
Но она не ушла. Приблизилась к окну и замерла на том самом месте, где стоял Дэвид.
- Или ты хочешь сказать, что он обратился к тебе за помощью? Так? Допустим. Но какого рода эта помощь?
- Я говорю только, что тебе лучше уйти, - повторил я.
Стефани склонила голову, по спине пробежала дрожь. Я услышал всхлип. Черт. Через минуту она плотнее запахнула пальто, застегнула пуговицы, направилась к двери, но на пороге остановилась.
- Это ведь из-за той женщины и ее звонков?
Она не стала ждать ответа.
После трех миль трусцы я тяжело дышал и был хоть выжми, но голова больше не болела. Я дошлепал до своего кованого крыльца, с трудом поднялся по лестнице, ввалился в душ и долго стоял там, запрокинув голову и ловя горячие струи.
После ухода Стефани я позвонил Дэвиду, чтобы рассказать о ее визите и о поездке в Уилтон. До Уилтона мы так и не добрались: брата интересовала только Стефани.
- Что именно она знает? Откуда узнала? Эта ненормальная сука звонила ей? Повтори, что она говорила.
Когда все пошло по четвертому кругу, я перестал отвечать.
- Не желаю влезать в это дело, - сказал я. - Я не нанимался лгать твоей жене.
- Господи, да кто тебя просит лгать? Я лишь надеюсь на некоторую конфиденциальность.
- Придумывай что хочешь, а мне такие столкновения со Стефани не нужны.
- Кто ж знал, что ты такой чувствительный? - И Дэвид повесил трубку.
Я нащупал кран и включил отопление.
Через час после душа я ехал на поезде линии "Л" в Бруклин. Хотя люди, занимающиеся недвижимостью, все время передвигают границы, адрес, который дала мне Никки Кейд, относился скорее к Бушвику, чем к Уильямсбергу. От подземки предстояло шлепать и шлепать. Я вышел на остановке Монтроуз-авеню и, подгоняемый ветром, двинулся на юг по Бушвик-авеню. За несколько минут ультрамодные вегетарианские бистро, бутики и винные магазинчики сменились на автомастерские и заколоченные складские помещения. Наконец я добрался до нужной улицы.
Дом Холли Кейд был пятиэтажный, краснокирпичный. Крыльцо из серого камня и хрупкие с виду пожарные лестницы по бокам, стены исписаны граффити. Пахло горелой свалкой, и этот запах забивал даже гнилостную вонь в подъезде. На стене висел домофон с исковерканной решеткой динамика и стертыми пластмассовыми кнопками, рядом с которыми были написаны номера квартир. Возле номера 3Г на полоске изоленты зелеными чернилами значилась фамилия: Кейд.
Я нажал кнопку, подержал некоторое время и, не получив ответа, уже начал размышлять, что бы сделать с тяжелым замком на внутренней двери, но тут стайка девочек-подростков вывалилась из лифта и направилась по короткому коридору в мою сторону. Я не стал спрашивать, почему они не в школе, и девочки пролетели мимо, обдав меня запахами духов, лака для волос, жвачки и сигарет. Внутреннюю дверь они за собой не закрыли, и я поднялся на третий этаж.
На узкой темной лестнице пахло мочой, в коридоре на третьем этаже - тоже. Квартира 3Г была в конце коридора слева, по соседству с квартирой 3Ф и мусоропроводом. Железная дверь хранила следы черной краски. Я приложился к ней ухом и услышал шаги. Я громко постучал. Движение прекратилось, но никто не ответил. На третьей попытке за моей спиной раздался лязг засова и скрип петель. Повернувшись, я успел заметить, как захлопывается чуть приоткрывшаяся дверь квартиры 3Ф. Когда я снова повернулся к 3Г, дверь была открыта.
Стоявший на пороге мужчина казался примерно на дюйм выше меня и фунтов на сорок тяжелее, однако на теле его не было ни унции жира. Он шагнул в коридор, едва вписавшись в дверной проем. Закрыл за собой дверь, запер ее на ключ, а ключ убрал в карман серой парки.
- Чего тебе? - спросил он неожиданно приятным голосом. Он скрестил массивные руки на массивной груди, и рукава чуть не затрещали. Белокурые, стриженные ежиком волосы, большая квадратная голова, крепившаяся прямо к туловищу без всякой шеи. Лицо широкое, бледное и гладкое, мелкие черты будто собраны в кучку и забыты посередке. Рот - розовая загогулина под выщипом носа, брови едва намечены над голубенькими глазками, в которых не отражается ни любопытства, ни чего-либо другого. Руки походят на бифштексы со смазанными зелеными татуировками - не тюремные ли художества? Я решил, что мужчине не больше тридцати.
- Это твоя квартира? - спросил я.
- У меня ключи, - ответил Пупс. - Так чего тебя принесло?
- Я пришел поговорить с Холли.
- Ее нету, - громыхнул он. - Чего тебе от нее надо?
- А ты кто - муж? Приятель? Может быть, секретарь?
На плоских щеках появился румянец.
- Я - парень, который засадит тебе ботинком в зад, если не скажешь, чего молотишь в дверь.
Я покачал головой и улыбнулся.
- Давай не будем торопиться делать глупости, - сказал я, причем в голосе было больше беспечности, чем в душе.
Пупс прищурился, на гладком лбу появилась морщина.
- Ты коп?
- С какой бы стати копам искать Холли?
- Если ты коп, покажь документ.
Я снова улыбнулся:
- Ты не ответил на мой вопрос: с какой стати копам искать Холли? А может, они ищут как раз тебя. Может, это тебе следовало бы показать документы.
Морщина на лбу стала глубже, большое лицо потемнело.
- Ты, блин, не коп, - сказал он. - И ты меня достал.
- Позови Холли, и тебе не придется больше говорить со мной.
Пупс покачал головой.
- Ты не слушаешь! - прорычал он. - А ну, либо говори, кто ты и какого хрена тебе надо, либо у тебя щас будут проблемы.
Он начал разминать большие руки. Я пригляделся к наколкам, глубоко вздохнул и решил рискнуть.
- Ты и со своим куратором так говоришь? Сомневаюсь, что он от этого в восторге.
При упоминании о полицейском-надзирателе в голубеньких глазках промелькнули удивление, гнев и страх. Я предположил, что дернул за нужную ниточку. И убедился в правильности своего предположения, когда Пупс ударил меня.
Рука, похожая на вековой ствол, обтянутый серым нейлоном, устремилась ко мне, словно ее нес ураган. Удар в голову. По пути на пол я налетел на дверь квартиры 3Ф, перед глазами мелькнули байкерские ботинки и потрепанные на подгибе Пупсовы джинсы.
- Козел, - пробормотал он. До меня донеслись его шаги вниз по лестнице; потом я слышал только звон в ушах и видел только грязный линолеум.
Я несколько раз глубоко вздохнул, потрогал висок и со скрипом поднялся. Голова на месте, остальной мир тоже. Кости вроде целы. Я увидел, что дверь квартиры 3Ф снова закрывается, подошел и постучал.
Ответ донесся откуда-то от глазка.
Голос мужской, гнусавый, старческий, со слабым испанским акцентом.
- Убирайся, - велели из-за двери. - Убирайся, или я вызываю копов.
- Я пытаюсь связаться с Холли Кейд, - сказал я. - Вы не знаете, как это можно сделать?
- Нет. Я знаю только одно: меня достали шум, крики, приходы и уходы, и в следующий раз я вызову копов.
- Я вас понимаю, - сказал я. - Вам знаком этот тип?
- Мне знаком номер 911, и, если ты сейчас же не уйдешь, я его наберу.
Я достал из бумажника карточку.
- Все, меня уже нет, - сказал я, - но окажите любезность, пожалуйста: позвоните мне, когда увидите Холли. - Я сунул карточку под дверь, и она почти тотчас вылезла обратно.
- Убирайся отсюда… я ни во что не желаю вмешиваться.
- Вам и не придется, - сказал я. - Просто позвоните мне. Не пожалеете.
- 911, мистер. Говорю в последний раз.
Я поднял руки:
- Ладно-ладно, ухожу.
- Вот и уходи.
Я медленно спустился. Пупса нигде не видать. На первом этаже я снова позвонил в квартиру 3Г и снова не получил ответа. Рядом с кнопкой квартиры 3Ф значилось "Арруа"; я записал фамилию и ушел. На улице по-прежнему было холодно, но не так ветрено, а запах горелой свалки несколько нейтрализовал свежевыпавший снег.
Глава 6
Холодный воздух казался особенно вкусным после вони в доме Холли Кейд, а снег помог утишить боль в лице, и потому я добрался до Бродвея и пошел пешком дальше, на северо-запад. Кварталы эволюционировали от латиноамериканских и хасидских до богемных. К тому времени как я добрался до Бедфорд-авеню, волосы мои побелели от снега и я с тем же успехом мог бы добраться до Трибеки.
Я зашел в кофейню, где тихо играла запись Ситизена Коупа, у окна стояли массивные кресла, а за стойкой работала хорошенькая азиатка с золотым кольцом в носу. Я отряхнулся от снега, заказал двойной эспрессо и медленно цедил его, набрасывая заметки о визите в дом Холли.
Теперь я располагал подробным описанием Пупса, а также несколькими вопросами о нем. Кто он? Что делает в квартире Холли? В каких они отношениях? Ответов не было ни на один. Наверняка я знал только, что Пупс силен и быстр, что заводится он быстрее, чем с пол-оборота, и что при нашей следующей встрече, буде таковая состоится, надо следить за его правой. Я закончил писать, выпил еще кофе и пролистал блокнот.
Холли Кейд была моей единственной ниточкой к таинственной Рен, но я по-прежнему знал об этой женщине очень мало, и мне не мешало бы увидеть ее своими глазами. Выведать, где она живет, уже прогресс, но, пока у меня не будет фотографии и подтверждения Дэвида, предположение так и останется предположением. Можно, конечно, нанять кого-нибудь потоптаться у ее дома и подождать, пока она не появится, но я до этого пока не дошел. Такой прием ни дешевым, ни тонким не назовешь, а у меня имеется пара зацепок - с ними и надо работать. Я прочитал еще несколько страниц и задумался, есть ли у поездки в Бруклин плюсы - или только удар по голове и дорогущий кофе.
Центр "Налл спейс" находился на юго-западе от кофейни, в стороне от Бедфорд-авеню, в сером кирпичном доме, где когда-то был большой чайный магазин. Он делил первый этаж с картинной галереей и китайским рестораном, и три года назад именно здесь театр "Гимлет" ставил пьесу Холли Кейд "Клуб лжецов". Большое холодное помещение с черными стенами и плотным строем прожекторов и динамиков, свисающих с высокого потолка. Если когда-то здесь и пахло чаем, то теперь все заглушали запахи краски и цемента и аромат лимонной травы из соседней двери.