- На неделю. Фто в… - Он внезапно просветлел. - А ефли мы пойдем и фпрофим у него фамого? Ефли Майк тебя примет, Фтиви, это будет фнак, фто он ховет работать - а раф так, то я у него на пути фтоять не фобираюфь!
И Прыщ немедля зашагал к хибаре, которую называл своим домом, - ну вылитый капитан-недомерок преступного мира, - а когда я нагнал его, то подумал, что этого парня ждет блестящее будущее, если ему удастся на шаг опережать пулю из длинноствольного ружья.
Свои дела мы быстренько обсудили по дороге к дому Прыща на Монро-стрит, расположенному в одной из самых старых и страшных частей городских нахаловок. Дом, где обитал Прыщ, как и большая часть соседних, был ветхой деревянной постройкой, оставшейся примерно с прошлого века - а то, что он звал "подвалом", на самом деле больше походило на пещеру. Дотуда мы добрались, свернув в проулок на задах, весь заваленный мусорными кучами и увешанный стираным бельем, а потом спустившись по старинным каменным ступенькам в помещение с земляным полом. Там было темно, если не считать еле различимого света из мутного окна под самым потолком - что не помешало куче собак удариться в лай, едва они заслышали наше приближение. Как только мы вошли, Прыщ зажег керосиновую лампу, и лишь только он это сделал, все ожило: вокруг нас начали скакать и тявкать собаки, кошки шарахались от собак и шипели на них, а рядом кружила дюжинами прочая живность поменьше - да так, что казалось, будто шевелятся сами стены. Прыщ от души приветствовал их всех - на что ушло определенное время, а я пока осторожно ждал, не зная, кто из зверья опасен для посторонних, а кто нет.
Помимо той немногой мебели, которой владел Прыщ, там имелась старая раковина, а под ней - мусорное ведро, содержимое которого было разбросано по всему подвалу; и вскоре из самого ведра вылез средних размеров енот, весьма виновато косясь на Прыща.
- Вилли! - вскричал Прыщ, бросившись к мусорному ведру с такой скоростью, коя делала бегство енота по единственной водяной трубе раковины чрезвычайно сложным (хотя все же возможным). - Фколько раф мне тебе повторять, никакого муфора! - Он поднял глаза вверх, на взобравшегося по трубе моргающего, цепко держащегося зверя. - Ведеф фебя так, будто тебя вообфе не кормят, неблагодарный ты маленький…
Я расхохотался:
- Прыщ, он же енот, апостол Петр свидетель, чего ты от него хочешь?
Мой приятель упер руки в боки, не отрывая взгляда от животного:
- Я хофю, фтобы он вел фебя ф подобаюффей уфтивофтью и благодарнофтью, или он отправитфя фпать на улифу - вот фего я хофю! - Он прошел в глубь подвала, зажег еще одну лампу и принес ее с собой. - Я наввал его в фефть кайвера Вильгельма, тварь этакую, так он хоть бы на фекундофьку вадумалфя о фарфтвенных манерах, - фига ф два… - Прыщ поманил меня к себе поближе - и, заметив, что к моим ногам направляется внушительного размера змея, я решил храбро вынести и остальных зверей, и прошел в дальний угол. - А теперь, - сказал Прыщ, забираясь на огромную кучу старых дорожных сундуков, - иди повдоровайфя ф Майком.
В темноте я смог различить на верху сундуков крупную угловатую конструкцию, а когда Прыщ приподнял лампу, я увидел, что это клетка, сооруженная из старых брусьев два на два дюйма и мелкой проволочной сетки. В клетке возбужденно металась кругами длинная тонкая тень, за которой следовал той же длины пушистый хвост.
- Майк! - Прыщ наконец забрался достаточно высоко, чтобы поставить лампу, и уселся на тот сундук, что рядом с клеткой. - Майк, я привел фтарого друга, который хофет выравить тебе фвое увавение и фделать предловение - ну ве, Майк! - Внезапно лицо Прыща прорезала широкая ухмылка, еще больше выставив напоказ дыру между зубами: - Фтиви! Ты только глянь на это!
С верха клетки Прыщ стащил за хвост дохлую крысу. Вся тварь была искусана, в отметинах когтей, а горло ее пересекала глубокая рана.
- Говорил я тебе? - ликовал Прыщ, вне себя от радости. - Ффапал фволофь прямо ферев проволоку, так-то! Фто до охоты на крыф - тут фо фтарым Майком никто не фравнитфя!
Выкрикнув последние слова, Прыщ швырнул крысу на пол, открыл клетку и, запустив руку внутрь, извлек двухфутового серо-белого хорька. Черные глазки зверя уставились в лицо моему приятелю будто бы с узнаванием - хорь на коленях Прыща перевернулся на спину, а потом вскочил и обвился вокруг плеч хозяина одним плавным, быстрым движением, словно его вылили из бутылки. Прыщ громко расхохотался, и хорек скакнул обратно к нему на колени и принялся чесать свои круглые ушки и заостренный нос короткими передними лапами. Зверек покосился на меня, маленькие кинжалы его острых верхних зубов выглядывали из меха нижней челюсти.
- Поффекофефь меня, а, Майк, мальфик мой? - радовался Прыщ, поглаживая брюшко хоря с настоящей любовью и воодушевлением. - А потом я тебя! - Но хорек, казалось, просто наслаждался касаниями и через несколько секунд настолько расслабился, что Прыщ смог взять его на руки. - Давай, Фтиви, валевай фюда и повнакомьфя ф Майком как фледует! - Он посмотрел зверьку в глаза. - Ну вот, Майк, это Фтиви Таггерт, ты его уве видал, правда, ваф никогда друг другу по вфем правилам не предфтавляли. Это Фтиви - а это Майк. - И прежде чем я успел сообразить, он посадил животное мне на грудь, вынудив меня прижать его покрепче. - Фто фкажефь, Майк?
Хорек какой-то миг смотрел на меня в упор, а потом внезапно перевернулся и стремительно метнулся вверх по моей руке; острые когти протыкали рубашку и слегка царапали кожу. Ощущение было тревожным, поначалу - безболезненным, но странным, а через несколько секунд быстрые движения зверька вокруг моей шеи и плеч ослабли до той степени, что стали и впрямь щекотными.
- Что… что он делает, Прыщ? - спросил я, начиная хихикать.
- Ну, он внакомитфя ф тобой, Фтиви. Он фтрого отфенивает характер, мой Майк, и фкоро решит, фто о тебе думает!
Майк сбежал вниз подругой моей руке, на мгновение спрыгнул на один из сундуков, потом быстро заскочил обратно ко мне на колени. Принюхиваясь к моей рубашке своим подергивающимся носом, он просунул голову между двумя пуговицами - и неожиданно скользнул внутрь. Я резко вдохнул от потрясения, почувствовав голым телом теплый мех и холодные когти.
- Прыщ! - проговорил я изумленно и одновременно испуганно.
- О, вот это редкофть - такая фтука, и в фамом деле редкофть, вот фто, - отозвался тот. - Это внак его выффей привяваннофти. Я бы фказал, фто напарник у тебя уве ефть, Фтиви, фтарина!
Прыщ хлопнул в ладоши, а потом потер их о ляжки, очевидно довольный по уши тем, что я так быстро пришелся Майку по душе. Когда хорь выглянул из-под рубахи, я стал поглаживать ему спинку и почувствовал, насколько быстро бьется его сердце - точно маленький паровой двигатель, так быстро, что, казалось, вот-вот взорвется. Потом Майк перевернулся на спину, позволяя мне почесать ему брюшко, как делал хозяин.
- Майк, Майк, Майк! - вмешался Прыщ с притворным неодобрением. - Я тебе не дам вефти фебя неподобаюффе, так фто не вабывайте-ка о фвоем дофтоинфтве, юнофа! - Посмеиваясь над собой. Прыщ обратился ко мне: - Ф лофадьми работаефь, да, Фтиви?
- Ага, - ответил я. - У нас две, кобыла и мерин. А что, никак ты запах учуял?
- Нет, - сказал Прыщ, покачав головой, и кивнул на Майка. - Но он - мог. Любит он вапах лофадей, вот фто. А к тебе этот вапах точно прифтал. Ну, фто ф, Фтиви - фто там у тебя за работа?
Я не знал, что стоит рассказывать Прыщу, но должен был объяснить главные детали, чтобы он научил меня, как натаскать Майка на будущую добычу. Поэтому я лишь упомянул, что мы с моим работодателем пытаемся выследить одного человека, который, как мы не без основания полагаем, находится в некотором доме против своей воли, в запертой комнате. Сможет ли Майк узнать, в доме ли на самом деле этот человек, и найти нужную комнату? Конечно, сможет, кивнул Прыщ - вообще-то это пара пустяков по сравнению кое с какой работенкой, что Майку доводилось выполнять раньше. Потом я спросил про обучение, и удивился, узнав, как это просто: все, что мне требовалось, - предмет одежды человека, которого я разыскиваю, и чем интимнее, тем лучше, потому что так он будет глубже пропитан его запахом. Майк уже до того хорошо обучен, что стоит ему сообразить, как нужный предмет или запах связан с кормежкой, он немедля понимает - надо искать нечто выглядящее или пахнущее точно так же; на подготовку ему хватит всего пары дней. Лучше мне забрать его к себе на это время, как сказал Прыщ, чтобы он совсем ко мне привык. Я ответил, что ничего легче не придумать, и спросил, чем именно должен кормить маленького резвого приятеля.
- Он пло-тью-ядный, мой Майк, - сообщил Прыщ тоном эксперта. - Только не вфдумай мне его ифбаловать. Никаких там биффтекфов ф отбивными - профто налови ему мыфей, ефли фможефь, а ефли нет - и вайфатина фойдет. Три-фетыре рава в день во время тренировки, фтобы понял, к фему ты клонифь.
- Мне его в клетке забирать?
- Конефно, конефно, - закивал Прыщ, стаскивая хитроумную штуковину с сундуков и слезая с ней на пол. - Фейфаф найдем только какую-нибудь тряпку ее накрыть, он ведь не флифком-то городфкую фуету увавает.
Прыщ начал рыться в разнообразном мусоре там и тут в комнате.
- А что с деньгами, Прыщ? Плачу что надо, как я и сказал.
Прыщ разыскал кусок старого брезента, но за обладание им пришлось сражаться с одной из собак - среднего размера мастифом.
- Деньги? Хм-м… дай-ка прикину… ну ве, Борегар, давай проваливай ф этой фертовой фтуки! - Наконец он отнял брезент у собаки, а когда вернулся с ним к клетке, я уже спустился с Майком. - В первый раф такое, вот ведь как оно. - Прыщ осторожно забрал Майка у меня из рук и поднял его, чтобы посмотреть ему в глаза. - Фмотри там, поработай как фледует и будь поофторовней, а, флыфифь, фто говорю? - Он поцеловал Майка в темечко и запустил его в клетку, а потом закрыл ее. - Дай-ка подумаю… он ве вуть фколько для меня внафит, Майк-то мой…
Ясно было сразу - Прыщ ждал, что я предложу ему сам, и я, что называется, с потолка взял первую сумму, показавшуюся немалой:
- Что скажешь на пятьдесят зеленых? За неделю?
Прыщ тут же впал в то оживленное состояние, что иногда бывает у торговцев, когда им предлагают больше, чем они рассчитывали, и потому они надеются, вдруг выгорит побольше:
- Фемьдефят, Фтиви, и по рукам - профто фтоб у меня дуфа на мефте была, имей в виду - тогда буду внать, фто ты и впрямь двентльмен, каким я тебя вфегда ффитал.
Я кивнул, и мы скрепили сделку рукопожатием.
- Только тебе придется пойти со мной, забрать деньги, - сообщил я. - А то у меня с собой столько нет.
- Да и я не отдам Майка, пока не пофмотрю, куда ты его вабираефь, - согласился Прыщ. Взял клетку и показал на дверь. - Веди, фтарина!
Мы выбрались наружу и отправились прочь из нахаловки - к Парк-роу, где нетрудно было поймать кэб до северной части города. Веселая вышла поездочка - Прыщ, у которого было пруд пруди историй о наших старых друзьях, хорек Майк, начавший сходить с ума в накрытой клетке, едва почуял лошадь, и возница, недоумевающий, что же, черт побери, задумали два таких типа, как мы, - не говоря уже о том, что у нас такое в странном ящике, покоившемся у Прыща на коленях.
Добравшись до дома на 17-й улице, мы обнаружили, что доктор, Сайрус и мисс Говард уже вернулись - при том что от миссис Лешко до сих пор не было ни слуху ни духу, и факт этот уже заставил доктора гадать, не пора ли звонить в полицию. (Делать этого он не стал, и около половины шестого женщина, в конце концов, приковыляла, шумно неся какую-то чушь о казаках, русском царе и собственном муже. Доктор просто велел ей идти домой и явиться наутро.) Прыщ был, мягко говоря, поражен тем, куда я попал после всех своих лет воровства и мошенничества, и, думаю, на какие-то мгновения вид жилища доктора заставил его гадать: может, честная жизнь и впрямь чего-то да стоит. Сам он тоже произвел немалое впечатление на остальных, в особенности на доктора, который чрезвычайно заинтересовался его доморощенными методами дрессуры.
- Но это же действительно замечательно, - объявил доктор, когда Прыщ попрощался с Майком у меня в комнате, после чего отправился обратно в город. - Знаешь, Стиви, есть один выдающийся русский психолог и физиолог - его фамилия Павлов, - с которым я встречался, когда ездил в Санкт-Петербург. Он работает в том же направлении, что и этот твой Прыщ, - над причинами поведения животных. Полагаю, он бы извлек огромную пользу из беседы с твоим другом.
- Навряд ли, - возразил я. - Прыщ не особо любит покидать старый квартал, даже по делам - и, по-моему, ни читать, ни писать он не умеет.
Хмыкнув, доктор положил руку мне на плечо:
- Я же говорил достаточно гипотетически, Стиви…
Заселение в мою комнату хорька Майка поставило меня в положение, с подобным коему я раньше не сталкивался. Неожиданно у меня появился питомец, сосед, и в последующие несколько дней мои собственные дела в изрядной степени определялись необходимостью тренировать и кормить зверька. Он оказался живой ответственностью, а прежде меня это никогда не привлекало; и все же, очутившись в сей ситуации, я обнаружил, что и вполовину не возражаю. На самом деле Майк стал средоточием всего моего внимания и - принимая в учет его живой, добрый нрав - моего восторга и изумления. В итоге на то, чтобы связаться с сеньорой Линарес, у мисс Говард ушло больше дня, и еще день - чтобы завладеть предметом постельного белья маленькой Аны; а я большую часть этого времени или возился у себя в комнате с Майком, стараясь обнаружить для него мышь у нас в подвале, или просто болтал с животным, словно ожидал, что мне ответят. Я и раньше видал, что люди так ведут себя со своими питомцами, но, никогда не имея такой возможности сам, не понимал подобного поведения - и вдруг эти мотивы стали для меня очень четкими, а со временем я поймал себя на том, что намеренно гоню мысли о расставании с Майком из головы.
От сей печальной перспективы меня отвлекало множество событий. Детектив-сержант Маркус с мистером Муром в конце концов разыскали вдову подрядчика Генри Бейтса, и новость, принесенная ими из Бруклина, оказалась тревожной: вдова Бейтс заявила, что ее муж в жизни ничем не болел, и сердце у него было сильным, как у быка. Более того, умер он не через день или два после окончания работы у сестры Хантер - умер он в тот самый день, около полугода назад, непосредственно в доме № 39 по Бетьюн-стрит. Прихватило его аккурат после чашки чая - немного сдобренного виски, - предложенной ему хозяйкой дома. Очевидно, сама сестра Хантер сообщила все это коронеру, объявив, что приступ у Бейтса приключился, когда он, выходя из дома, взвалил на спину тяжелый мешок с инструментами. Коронер сказал миссис Бейтс, что такое случается, и что у ее покойного мужа мог иметься некий скрытый порок сердца, никак не проявлявший себя до самой его кончины. Он спросил миссис Бейтс, не желает ли та, чтобы для подтверждения провели вскрытие - но она была суеверной и фантастически религиозной женщиной с весьма странными представлениями о том, что произойдет с душой ее мужа, если сердце его извлекут из тела.
С учетом этой несколько безумной позиции мистеру Муру и Маркусу было куда труднее поверить в следующую теорию, коей поделилась с ними миссис Бейтс: о том, что сестра Хантер соблазнила ее мужа, - несмотря на то, что им этого очень хотелось. С другой стороны, ее утверждение о том, что мистера Бейтса направил в № 39 по Бетьюн-стрит его собственный босс, чтобы тот регулярно нанимал и увольнял бригады строителей, казалось не лишенным смысла - сестра Хантер могла пожелать, чтобы как можно меньше людей знало все подробности ее строительства. Единственным, кто пребывал в курсе этого, был мистер Бейтс - и, по мнению доктора и детектив-сержанта Люциуса, если бы мы как следует осмотрели хозяйство Хантер, то, вероятно, обнаружили бы некоторое количество сушеной пурпуровой наперстянки. Сестра Хантер вполне могла выращивать ее даже у себя в саду - впрочем, где бы она ни раздобыла его, цветок этот - источник мощного наркотика дигиталиса, способного остановить сердце даже самого сильного мужчины, - легко можно было заварить для последней смертельной чашки чая, а любой незнакомый аромат скрыть запахом виски.
Все это, возможно, слишком напоминало то, что доктор называл "гипотетическим" размышлением - чем оно, собственно, и являлось. Но никто, хоть раз видевший холодный блеск золотистых глаз Элспет Хантер, ни на секунду не сомневался, что она на такое способна. И все же мысль о том, что мы столкнулись с человеком, который, как теперь у нас были веские основания полагать, убил не только целую группу младенцев, но и по меньшей мере одного взрослого мужчину, была, мягко говоря, пугающей. По сути, мы будто каждый божий день обнаруживали новые откровения о женщине, на практике доказывавшей свою опасность таким образом, который мы не могли предвидеть. Все это отнюдь не облегчало нам подготовку ко вторжению в ее дом. Но сам план нельзя было никак усовершенствовать - разве что прихватить с собой оружия побольше да посерьезнее. А когда мисс Говард появилась в четверг утром с одной из маленьких ночных рубашек Аны Линарес, моя роль в плане стала еще насущнее: теперь мне приходилось по многу часов убеждаться, что Майк обучен правильно, ведь слишком многое было поставлено на кончик его носа.
Вместе с ночнушкой мисс Говард принесла подтверждение того, о чем доктор размышлял во время и после визита в Музей естественной истории: на Филиппинах у сеньора Линареса действительно имелся слуга-абориген. Зловещий человечек, от одного вида которого сеньора покрывалась гусиной кожей, и которому никогда не разрешала спать в доме, заставляя проводить ночи во дворе. Пигмей, известный исключительно как "Эль Ниньо", много лет служил семье Линарес, но сеньора так толком и не знала, что входило в его обязанности, - впрочем, когда мисс Говард рассказала ей о наших случайных встречах с этим человеком, сеньора смогла привести куда лучшее соображение. Открытие мисс Говард этой информации лишь добавило очередной штрих к картине брака Линаресов, который, казалось, был близок к распаду: сеньора сказала мисс Говард, что, не будь она доброй католичкой, давным-давно бы уже оставила мужа.