Гриссел спал на диване. Яуберт нашел на журнальном столике пачку "Уинстона", закурил. К суперлегким он вернется потом. Во рту по-прежнему ощущался привкус перегара. Он легонько потряс Гриссела за плечо. Храп прекратился.
- Матт! - удивленно воскликнул Гриссел.
- Вставай, Бенни, мне пора.
Бенни медленно сел, сжимая голову руками.
- Еще один убитый из "Токарева". В Бостоне. Но ты со мной не поедешь.
Он рывком поднял Гриссела на ноги и подвел к двери, потом вывел к его "форду-сьерра". Они сели в машину и поехали.
- Матт, де Вит поставил мне ультиматум.
Яуберт молчал.
- Либо я бросаю пить, либо ухожу со службы.
- Ну, и ты ему ответил.
Дальше ехали молча.
- Где ты меня высадишь?
- У КПЗ в Эджмиде, Бенни.
Гриссел посмотрел на него затравленно, как раненый зверь.
- Бенни, тебе надо оставаться трезвым, пока я не придумаю, как тебе помочь.
Гриссел посмотрел вперед.
- Де Вит и тебя предупреждал.
- Да, Бенни, он и меня предупреждал.
Ширли Вентер была крошечной женщиной; разговаривая, она постоянно жестикулировала, а говорила она очень быстро, высоким, тонким голоском.
- Просто позор, куда мы катимся! Я просыпаюсь рано, в четыре утра. Такая роскошь, как горничная, мне не по карману. Боб по будням рано уходит на работу, и я успеваю приготовить ему завтрак, покормить собак и положить белье в стиральную машину. Не верю я в эти новомодные автоматы. У меня старая добрая машинка активаторного типа, ей уже семнадцать лет, а она все как новая. В общем, потом я включаю чайник и завариваю кофе, Боб любит натуральный кофе, его надо сварить, процедить… И тут гляжу - перед гаражом Дрю стоит машина, и фары включены, но, понимаете, через то окно ничего толком не видно, потому что Боб уже давно не подстригал живую изгородь. - Она повернулась к мужу, мужчине под пятьдесят, с тяжелыми плечами, толстыми губами, слегка косым ртом и тонкими "гитлеровскими" усиками. - Боб, милый, придется тебе теперь подстричь живую изгородь.
Боб проворчал что-то неразборчивое. Яуберт не понял, знак ли это согласия или наоборот. Они стояли на кухне, среди немытой посуды и белья. Пахло жареным беконом. Яуберт прислонился к кухонному шкафу, Баси Лау сидел за столом и пил кофе.
- В общем, увидела я свет у его гаража, но мне надо было следить за кофе, а потом пришлось мыть фильтр и накрывать на стол. Боб не встает, пока я не подам ему кофе в постель. Потом я загрузила белье в машину и посмотрела в окно, а фары все горят. Тут мне в голову и стукнуло: нет, что-то не так. Я пошла и сказала Бобу, а он сказал, мол, нечего подглядывать за соседями, а я ему: нет, Боб, там что-то случилось, машина не стоит перед закрытым гаражом целых десять минут. В общем, Боб вышел посмотреть. Я еще сказала, пусть возьмет палку или еще что-нибудь, а то мало ли что, а он пошел без ничего. Боб у нас сильный. До сорока трех лет играл в регби за команду Пэроу, правда, милый?
Боб опять буркнул что-то неразборчивое.
- А потом он его и увидел, и повсюду была кровь. Боб считает, что мотор так и работал вхолостую до утра, потому что иначе фары не горели бы так ярко. Потом он вернулся и сказал мне, а я позвонила в полицию. Один-ноль-один-один-один. Я держу все важные номера рядом с телефоном после того, как посмотрела по телевизору сериал "Девятьсот одиннадцать". Какой ужас! Куда мы катимся?
Ее резкий, пронзительный голос резал натянутые нервы Яуберта, как ножом. Он завистливо покосился на кофе в чашке Баси Лау. Баси приехал раньше; тогда, наверное, в фильтре еще что-то оставалось.
- Вы не слышали выстрелов? Шум, голоса, шорох отъезжающей машины? - Яуберт посмотрел на Боба Вентера, надеясь, что ответит муж.
- Здесь всегда разворачиваются машины, не так, как раньше, когда у нас был тихий, приличный пригород. А сейчас мы с Бобом живем сами по себе, в чужие дела не лезем. И крепко спим. Только у богачей есть время не спать по ночам, - ответила хозяйка.
Яуберт решил, что она ответила на его вопрос отрицательно.
- Мистер Вентер, вы не заметили ничего необычного, когда выходили?
Боб Вентер опять что-то буркнул и едва заметно покачал головой.
- Что вам известно о покойном?
Ширли Вентер как будто ждала его вопроса.
- Дрю Уилсон был милый мальчик. И такой талантливый! Вы зайдите к нему домой, там чище, чем у меня. И тихо. От него никогда не доносилось ни звука. Он всегда здоровался, улыбался и так много работал, особенно в последнее время…
- Чем он занимался, миссис Вентер?
- Он делал ювелирные украшения. В общем, когда он сюда переехал, я испекла пирог и пошла знакомиться, а когда вернулась, то сказала Бобу: он такой славный мальчик…
- Вы знаете, где он работал?
- У Бенджамина Голдберга, на Аддерли-стрит. Там очень модное место и все стоит очень дорого. Однажды я зашла к нему, когда была в городе, - просто поздороваться, но там все посетители такие надменные и наличных не держат, только кредитки. В общем, когда он переехал к нам, испекла я пирог и пошла знакомиться, а потом сказала Бобу, какой он милый, и знаете, первое впечатление ведь самое главное, потому что оно, как правило, и оказывается верным. Он был спокойный и дружелюбный.
- Он не был женат? В разводе?
- Не женат. Я всегда говорила, что Дрю жена ни к чему. Да вы сами зайдите к нему домой, посмотрите. У него чище, чем у меня.
Боб Вентер снова что-то буркнул.
- Боб, не говори так, - сказала его жена. - Не обращайте на Боба внимания! Дрю был художником. Во всяком случае…
- Что вы сказали, мистер Вентер?
- Боб, замолчи!
Муж снова что-то буркнул. Яуберт следил за его губами. Он разобрал слово "голубой".
- Не слушайте его! Боб считает голубым всякого, кто не играет в регби тридцать лет. А Дрю просто был художник… такой, знаете, богемный. Его природа другими талантами наделила. Не обращайте на Боба внимания!
- Он был голубой, - решительно повторил Боб, скрещивая руки на груди.
- Нет, он просто богемная натура, - возразила Ширли, доставая из-за пазухи носовой платок.
Яуберт поехал забрать Гриссела из участка в Эджмиде. Констеблю, отпершему дверь, было явно не по себе. Он постоянно отводил глаза в сторону. Гриссел молча дошел до машины.
Яуберт отъехал от обочины.
- Бенни, я везу тебя в санаторий, где тебе помогли в прошлый раз.
- Высади меня у входа.
- А ты пойдешь лечиться?
Гриссел потер грязной рукой заросший подбородок и устало ответил:
- Матт, а они мне помогут? Когда я выйду оттуда, то буду трезвым, но ведь они ничего не могут поделать с… ну, с нашей работой.
Яуберт ничего не ответил. Гриссел истолковал его молчание по-своему.
- Матт, по ночам мне снятся страшные сны. Мне снится, что мои дети лежат мертвые. И жена. И я сам. И все стены в крови… Головы, пробитые пулями… внутренности вываливаются на пол. С этим, Матт, врачи ничего не могут поделать. Мне снятся страшные сны, даже когда я трезвый. Даже когда не пью ни капли.
- Де Вит заставил меня пройти курс психотерапии.
Гриссел тяжело вздохнул, как будто больше не мог нести свою ношу.
- Может быть, психотерапия и тебе поможет, Бенни. Избавит тебя от кошмаров.
- Может быть.
- Но сначала надо вывести из твоего организма алкоголь.
Они молча ехали по шоссе номер 5 в Мёйзенберг, где находился санаторий. Яуберт достал пачку "Уинстона", предложил сигарету Грисселу, прикурил от зажигалки. Некоторое время оба молчали.
- Опять "Токарев"?
- Да. Два выстрела. Две стреляные гильзы. Но кое в чем два эпизода не совпадают. Возможно, вторая жертва - гомосексуалист.
Гриссел шумно выдохнул дым.
- Может, все даже упростится.
- Если убийца тот же самый. Есть у меня одно подозрение, Бенни…
- Подражатель?
- Вероятно. Но, может статься, дело куда серьезнее.
- Серийный убийца? Маньяк?
- Похоже на то.
- Может быть, - кивнул Бенни Гриссел. - Может быть.
Яуберт рассказал де Виту, что Гриссела мучают кошмары. Упомянул о том, что сержант в принципе не против психотерапии.
- Но сначала ему нужно избавиться от алкогольной зависимости?
Яуберт кивнул. Де Вит потер родимое пятно и уставился в потолок. Потом согласился.
Яуберт поблагодарил полковника и доложил о втором убийстве из пистолета Токарева. Де Вит выслушал его, ни разу не перебив. Яуберт рассказал о соседях Дрю Уилсона, которые подозревали его в нетрадиционной сексуальной ориентации. После беседы с хозяином Уилсона и его коллегами подозрения подтвердились.
Бенджамин Голдберг, владелец ювелирной мастерской, еще трое мужчин и одна женщина работали на специальных станках. Узнав о гибели Уилсона, все были не на шутку потрясены. Женщина заплакала. Они и представить не могли, кто убил их сослуживца. Да, он был гей, но последние пять-шесть лет у него не было связей с мужчинами. Он старался преодолеть себя, иногда даже приглашал женщину в ресторан или в театр. Почему? Потому что его матушка угрожала сыну покончить с собой…
Яуберт вытер капельки пота над верхней губой.
- Принимал ли он наркотики? - спросил де Вит, заранее состроив скорбную мину.
Яуберт подумал: как странно. Ему легче всего соображается после тяжелого запоя. Возможно, потому, что только после пьянства мозги способны сосредоточиться на одной теме за раз. Он глубоко вздохнул и постарался ответить ровно и спокойно:
- Полковник, сейчас мы едем обыскивать дом Уилсона. Поищем и наркотики.
- Вы рассказали мне не все.
Уловив в голосе начальника плохо скрытый упрек, Яуберт заговорил вдвойне терпеливо:
- Полковник, не знаю, как там в Скотленд-Ярде, но у нас, в Кейптауне, белых мужчин убивают крайне редко и нерегулярно. В шести или семи случаях из десяти оказывается, что в деле замешаны гомосексуалисты. Надо как следует проработать эту версию.
Де Вит улыбнулся чуть шире:
- Не уверен, что правильно вас понимаю. Недавно вы сами говорили, что Уоллес был бабником, а теперь утверждаете, что Уилсон занимался тем же самым с мужчинами. Намекаете на то, что их убили разные люди?
Яуберт старался подыскать веские доводы в свою пользу. Сейчас де Вит улыбался по-другому, не так, как всегда. Наверное, всегдашняя улыбка помогает полковнику справляться со стрессом, сбросить напряжение. А может быть, де Вит понимал, что собеседников его улыбка смущает, вводит в заблуждение, и потому улыбался нарочно.
- Нет, полковник, я ни на что не намекаю. Возможно, сейчас действовал подражатель. В случаях, когда преступление громкое…
- Я в курсе подобного явления, капитан. - Опять улыбка!
- Но по-моему, для подражателей еще слишком рано.
- Жертвы были знакомы между собой?
- Я это выясню.
- Отлично, капитан.
Яуберт привстал.
- Полковник…
Де Вит молча ждал.
- Еще одно. Статья в "Аргусе" насчет ограбления банков…
- Как видно, ваши друзья в управлении общественных связей высоко ценят вас, капитан. - Де Вит наклонился вперед и тихо добавил: - Так и продолжайте.
14
Сержанту уголовного розыска Герриту Сниману впервые довелось обыскивать дом, о владельце которого он ничего не знал. От этого он чувствовал себя неловко, как будто явился в гости без приглашения.
В спальне Дрю Уилсона, внизу встроенного шкафа, рядом с аккуратным рядком туфель, он нашел толстый фотоальбом в коричневой обложке. Он опустился на колени перед шкафом и открыл альбом. Фотографии были наклеены ровными рядами, под каждой подпись - где-то шуточная, где-то сентиментальная. Чувство неловкости росло, потому что на фотографиях Дрю Уилсон был еще живой. Его запечатлели в минуты счастья. Дни рождения, призы, награды, родительская любовь, дружба. Сержант Геррит Сниман ни на миг не задумался о символическом значении фотоальбома. Ему и в голову не пришло, что для будущих поколений все мы оставляем только радостные мгновения жизни, а горе, боль, травмы и неудачи уносим с собой в могилу.
Кроме того, молодой полицейский знал, как закончилась жизнь Дрю Уилсона, такого радостного и счастливого героя снимков. Ему стало не по себе. Неожиданно он увидел знакомое лицо и невольно присвистнул. Потом вскочил на ноги и поспешил в соседнюю комнату, где Матт Яуберт осматривал содержимое комода.
- Капитан, по-моему, я кое-что нашел, - скромно произнес Сниман. Однако лицо выдавало его потрясение и волнение.
Яуберт посмотрел на снимки.
- Да ведь это же… - Он постучал пальцем по фотографии.
- Вот именно! - с жаром воскликнул Сниман.
- Черт! - сказал Яуберт.
Сниман кивнул, разделяя его чувства.
- Молодец, - похвалил его Яуберт, стукнув молодого констебля кулаком в плечо.
Увидев, как сияют глаза капитана, Сниман заулыбался, потому что для него это была лучшая награда.
- Придется действовать осторожно, - задумчиво проговорил Яуберт. - Но первым делом надо его найти.
Матт Яуберт знал по опыту: ложь трудно обнаружить сразу. Некоторые подозреваемые с первой минуты словно излучали чувство вины, другим удавалось без труда изображать неведение.
Он внимательно посмотрел на сидящего напротив человека в пестром дорогом спортивном костюме с V-образным вырезом и дорогих кроссовках. Рослый, широкоплечий атлет. Красивое мужественное лицо - квадратный подбородок, черные волосы, завитки на затылке. В вырезе свитера видна густая поросль на груди. Тускло поблескивает золотой крест на тонкой цепочке. На лице серьезное выражение, между густыми черными бровями морщина. Всем своим видом допрашиваемый выражает готовность пойти навстречу, помочь следствию. Яуберту неоднократно приходилось видеть такое выражение на лицах тех, с кем он беседовал. Подобное выражение может означать все, что угодно. Сниман не стал раскрывать подозреваемому всех обстоятельств дела; он вежливо попросил его поехать с ним и "помочь полиции в расследовании важного преступления". Кто знает, какие мысли прячутся за этим красиво насупленным лбом?
Рядом с атлетом сидел Сниман; он заслужил свое место хорошей работой. Барт де Вит расположился где-то за спиной подозреваемого, прислонившись к стене. Он сам попросил разрешения понаблюдать за ходом допроса.
Яуберт нажал кнопку диктофона.
- Мистер Зели, вы в курсе того, что наша беседа записывается?
- Да. - Верхняя губа дернулась в подобии улыбки.
- У вас есть какие-либо возражения?
- Нет. - Голос низкий, мужественный.
- Пожалуйста, назовите для протокола свое полное имя.
- Харлес Теодор Зели.
- Ваша профессия?
- Я профессиональный крикетист.
- Вы играете в основном составе сборной Западной Капской провинции?
- Да.
- Должно быть, как игрок сборной, вы хорошо знали мистера Джеймса Уоллеса?
- Да.
Яуберт не сводил взгляда с Зели. Иногда признаком лжи служат именно подчеркнутая бесхитростность, наигранная беззаботность. Но Зели держался не беззаботно, а наоборот - морщина на лбу проступила резче. Всем своим видом он выражал готовность помочь.
- Какие отношения связывали вас с мистером Уоллесом? Вы дружили?
- Я бы не назвал наши… отношения дружбой. Мы были знакомы. Виделись время от времени, обычно на сборищах после матча. Беседовали. Он мне нравился. Он был… ярким человеком. Но близкими друзьями мы не были. Знакомыми - да.
- Вы совершенно уверены?
- Да.
- Вы никогда не обсуждали с мистером Уоллесом свою личную жизнь?
- М-м-м… нет.
- У вас не было причин не любить мистера Уоллеса?
- Нет. Он мне нравился. - Лицо у Зели по-прежнему оставалось серьезным; лоб насуплен.
- Он никогда вас не обижал?
- Нет… по крайней мере, я ничего подобного не помню.
Яуберт слегка подался вперед и посмотрел сидящему напротив человеку прямо в глаза.
- Знакомы ли вы… или были ли знакомы в прошлом… с Дрю Джозефом Уилсоном, который проживал в Бостоне, на Кларенс-стрит, в доме шестьдесят четыре?
Лицо Зели моментально исказилось - челюсть отвисла, глаза прищурились. Левая рука, лежащая на подлокотнике, задрожала.
- Да, - проговорил он едва слышно.
- Будьте добры, говорите громче, иначе вас не будет слышно в записи. - В голосе Матта Яуберта слышалось великодушие победителя. - Пожалуйста, расскажите, какие отношения связывали вас с мистером Уилсоном?
Голос Зели дрожал, как и его рука.
- Простите, но я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, - жалким голосом произнес знаменитый крикетист.
- К какому делу, мистер Зели?
- К смерти Джимми Уоллеса.
- А, значит, вы решили, что помогаете нам в расследовании убийства Уоллеса?
Зели недоуменно поморщился:
- Я готов вам помочь, но…
- Что "но", мистер Зели?
- Дрю Уилсон тут совершенно ни при чем.
- Почему?
- Потому что он не имеет к делу никакого отношения. - Зели начал потихоньку оправляться от потрясения.
Яуберт снова подался вперед:
- Нет, мистер Зели, имеет. Вчера, около десяти вечера, Дрю Джозефа Уилсона убили. Убийца выстрелил в него из пистолета два раза. Один выстрел в голову, другой - в сердце.
Зели так вцепился в подлокотники кресла, что костяшки пальцев у него побелели.
- Джеймс Дж. Уоллес погиб при таких же обстоятельствах. И, как мы подозреваем, его убили из того же оружия.
Зели побелел как бумага; он смотрел на Яуберта так, словно тот вдруг сделался прозрачным. Молчание затягивалось.
- Мистер Зели!
- Я…
- Что?
- Мне нужен адвокат.
Яуберту и Сниману пришлось полтора часа ждать в коридоре, пока Харлес Теодор Зели совещался с адвокатом. Де Вит ушел к себе, попросив, чтобы его опять позвали, когда допрос продолжится.
Чем дольше продолжался разговор за дверью, тем больше был Яуберт уверен в том, что убийца - Зели.
Наконец дверь открылась, и из кабинета вышел седовласый адвокат.
- Мой клиент готов к откровенному разговору, но просит гарантий в том, что все сведения, которые он вам сообщит, останутся между нами.
- На суде все равно все станет достоянием гласности, - сказал Яуберт.
- До суда дело не дойдет, - ответил адвокат.
Уверенность Яуберта начала таять. Он попросил сходить за де Витом. Полковник согласился с требованием адвоката. Все вернулись в комнату для допросов. По-прежнему бледный Зели смотрел в пол.
- Задавайте вопросы, - сказал адвокат, когда все сели по местам.
Яуберт включил диктофон, откашлялся. Он не знал, как лучше сформулировать вопрос.
- Состояли ли вы… в близких отношениях с Дрю Джозефом Уилсоном?
- Это было давно, - едва слышно ответил Зели. - Шесть-семь лет назад. Мы с ним были… друзьями.
- Друзьями, мистер Зели?
- Да. - Крикетист заговорил громче, словно пытаясь убедить в чем-то самого себя.
- В его альбоме есть фотографии, которые…
- Это было давно.
Тихо жужжал диктофон. Яуберт терпеливо ждал. Сниман передвинулся на краешек стула. Барт де Вит потирал свою родинку.
Наконец Зели заговорил в полный голос, однако монотонно, почти без всякого выражения:
- Он даже не знал, кем я был.