Зели помолчал, а потом продолжал задумчиво, как если бы разговаривал сам с собой:
- Я стоял на дороге у университетского городка и голосовал, чтобы меня подвезли в город. Дрю остановился. За год до того, в выпускном классе школы, я играл за юниорскую сборную, и в газетах меня расхваливали до небес. О том, что я переехал в Кейптаун, написали все спортивные обозреватели. Дрю спросил меня, кто я такой, а я ответил: мол, он и сам должен это знать. Тогда он улыбнулся и заявил: все, что ему про меня известно, - я самый красивый мужчина из всех, кого он видел.
Вдруг Зели опомнился, вскинул голову, смерил Яуберта умоляющим взглядом:
- Нет, я не знал, что я гей. Тогда я вообще не знал, что это значит. Дрю мне просто очень нравился, он был такой внимательный, всегда веселый, бодрый, жизнерадостный. Я сказал, что я студент и крикетист и что хочу играть за сборную страны. Он посмеялся над моей самоуверенностью и добавил, что ничего не смыслит в крикете. Про себя он сообщил, что он - ювелир и мечтает основать собственную фирму, где он мог бы торговать украшениями, сделанными по собственным эскизам, а не просто лепить безделушки для толстых богатых туристов. Мы разговорились. Мы никак не могли наговориться. В городе он пригласил меня выпить кофе, а потом подбросил назад, в университетский городок. Через неделю он ко мне приехал. Он был старше меня. И такой умный… Он очень отличался от моих товарищей по команде. Пригласил к себе домой на ужин. Я подумал, это обычная дружба…
Зели обвел взглядом де Вита и Снимана, ища в их лицах сочувствие.
- Сначала наши отношения с Дрю казались мне… правильными. Не грязными, не постыдными. Потом наша связь начала меня беспокоить. Мы много говорили. Он сказал, что осознавать себя не таким, как большинство, всегда непросто. Сам он смотрел на вещи по-другому. Меня взяли в сборную провинции. Начали узнавать на улицах. Мальчишки просили у меня автограф. И всякий раз я боялся, что все откроется. По-моему, я просто испугался. Мои родители…
Крикетист глубоко вздохнул, уронил голову на грудь, сосредоточил взгляд на своих руках, лежащих на коленях. Потом вдруг поднял голову:
- Однажды вечером, после игры, я познакомился с девушкой. Она была старше меня. И опытнее, как Дрю. И… решительнее. Она повела меня к себе. Я испытал облегчение и потрясение. Я не думал, что смогу с женщиной. Все получилось. Я обрадовался. Та встреча стала началом конца, потому что я увидел выход для себя. Дрю сразу заметил во мне перемену. Я ему все рассказал. Он пришел в ярость. Тогда я оборвал нашу связь. Он плакал. Мы проговорили всю ночь. Но все было кончено.
Руки, лежащие на коленях, расслабились.
- Не скрою, я любил его. Снимки не передают чувства. Просто я не выдержал напряжения. А та женщина… Я хотел стать нормальным. Хотел быть героем в собственных глазах.
Зели запустил пальцы в свою густую шевелюру.
- Продолжайте.
- Первые две недели он часто звонил мне. Но я никогда не перезванивал ему. Несколько раз он поджидал меня в машине, писал письма. Несколько раз я видел его на стадионе. А потом он, по-моему, смирился с тем, что между нами все кончено.
- Когда вы видели его в последний раз?
- Так сразу и не вспомнить. Сейчас… Года два назад. В аэропорту. Мы возвращались из Дурбана после матча со сборной Наталя. Его мать летела тем же рейсом. Мы поздоровались, быстро поговорили. Все прошло вполне нормально.
- И больше вы его не видели?
- Нет.
- Мистер Зели, где вы были вчера, между восемью и одиннадцатью вечера?
- В Ньюландзе. - Зели отвечал спокойно, без вызова.
- Кто-нибудь может это подтвердить?
- Капитан, мы играли с командой Гаутенга. Двухдневный матч. Я заработал два очка.
15
Яуберт страшно устал, и ему было все равно, что скажут соседи. Он громко постучал в парадную дверь Стоффбергов. Услышал шаги. Ивонна открыла. Увидев его, переменилась в лице. Он понял, что пришел зря.
- Давай поговорим. Я все объясню!
Она смерила его неприязненно-жалостливым взглядом. Не выдержав унижения, Яуберт развернулся и направился к своему дому.
У него за спиной громко захлопнулась дверь.
Несмотря на ранний вечер, но ему показалось, будто его окружает сплошной мрак.
Он сел в кресло в гостиной, но книгу не взял. Закурил "Уинстон" и стал смотреть, как сизый дым поднимается к потолку.
Может быть, де Вит и прав. Может, он и в самом деле неудачник. Большой неудачник. Успех ему противопоказан. Может быть, для богов он стал чем-то вроде мусорного ведра, куда они сбросили все мрачные мысли и переживания, бедствия и несчастья - как ядерные отходы. Он запрограммирован на то, чтобы впитывать в себя мрак, как губка. Тогда вокруг будет светло. Хищница-смерть идет по кровавому следу за Маттом Яубертом, с клыков у нее капает слюна и падает на черную землю. Его выбрали козлом отпущения ради того, чтобы спасти человечество. Всех остальных людей.
Например, Харлеса Теодора Зели. Он вышел из полиции свободным человеком.
- Вы сдержите слово? - в тысячный раз спрашивал он.
- Да.
Даже если бы сотрудники отдела убийств и ограблений ничего ему не обещали, никому не хотелось лишний раз вспоминать о собственном поражении. Следствие зашло в тупик. Харлеса Теодора Зели освободили. После того как крикетист доказал свою невиновность, на его красивом мужественном лице снова появился румянец, руки перестали дрожать, складка на лбу разгладилась.
Зели заверил детективов в том, что не обижается на них. Он прекрасно их понимает. Жаль, что он ничем не смог им помочь…
Он испытывал облегчение. Держался дружелюбно, почти весело. Его не тронула гибель человека, когда-то разбудившего в нем ненависть. И любовь.
Да, Харлес Теодор Зели вышел из здания отдела убийств и ограблений свободным человеком. Чего нельзя было сказать о Матте Яуберте.
После ухода Зели Де Вит молчал; губы его кривились в улыбке. Он чувствовал себя победителем и жалел побежденного?
Еще раньше Яуберт съездил в Си-Пойнт. Там, на шестом этаже современного жилого комплекса с видом на Атлантический океан, жила миссис Джойс Уилсон, мать Дрю Джозефа Уилсона.
Джойс Уилсон хладнокровно отвечала на вопросы Яуберта. Было видно, что она умеет держать себя в руках. И следит за своей внешностью. Мать Дрю Уилсона не была красавицей, но умело подчеркивала свои выигрышные стороны и скрывала недостатки внешности. Квартирка у нее была вылизана до тошноты. С незваным гостем она держалась вежливо, но холодновато. Не забывала об осанке, о хороших манерах. Да, Дрю, ее единственный и любимый сын, был гомосексуалистом. Но в последнее время он изменился. Вот уже шесть или семь лет, как он не потакал своей слабости.
Матт Яуберт испытывал желание сказать своей соседке, что она принимает желаемое за действительное. Его так и подмывало открыть ей глаза. Пусть мрак поглотит и ее. Поделись. Поделись мраком, которым заполнена твоя душа. Но он промолчал. Выходя, он представил, как Джойс Уилсон уйдет в спальню, где ее никто не увидит, уткнется головой в подушку и будет выплакивать свое горе.
Ему пришлось еще раз навестить и Маргарет Уоллес. Ее глаза по-прежнему дышали болью. Яуберту захотелось позлорадствовать. Поздравляю, вы почти готовы. Откройте свою душу! Оставляйте дверь черного хода постоянно открытой, чтобы туда смогла вползти смерть, чтобы в черепе задул черный ветер. Вы на верном пути, дорогая. Из ваших глаз ушла жизнь. У вас усталая кожа, усталые губы. Ваши плечи согнулись под тяжестью непосильной ноши.
Нет, она никогда не слышала о Дрю Уилсоне. Она не знает, был ли Джеймс знаком с ним.
Все ее жесты, все поведение свидетельствовало о полной апатии.
Матт Яуберт хрипло хохотнул. Кто бы осуждал! Кто такой он сам? Великий неудачник. Он вынужден прибегнуть к помощи терапевта, психолога и диетолога. Кто бы мог подумать? Тридцатичетырехлетний капитан уголовного розыска не сумел соблазнить восемнадцатилетнюю дочь владельца похоронного бюро!
Какая жалость!
Перед его глазами всплыла потрясенная физиономия Бенни Гриссела. В тот миг, когда на пороге показалась Ивонна Стоффберг, буйство плоти, ночной десерт.
Лицо Бенни Гриссела.
Яуберт улыбнулся. Неожиданно его сознание как будто покинуло тело. Сначала видение было смутным, потом стало резче. Яуберт улыбнулся, вспомнив, какое тогда выражение было на лице у Бенни Гриссела. Яуберт смотрел на тлеющую в пепельнице сигарету и видел себя словно со стороны - он сидит в кресле и пристально смотрит на сигарету, а на губах у него играет многозначительная улыбка. Вдруг он понял, что еще не все потеряно.
Он затушил сигарету и встал. Взял листок со своей диетой и сборник рецептов, выданный врачом-диетологом. Вышел на кухню и начал готовить ужин. 60 граммов курицы (без кожи), 60 миллилитров обезжиренного мясного соуса, 100 граммов печеной картошки, 150 граммов моркови, брокколи. Две жировые единицы.
Господи!
Он механически доставал кастрюли, сковороды, помешивал, наливал воду, одновременно размышляя о двух убийствах. Наконец он сел за стол и принялся за еду. "Жуйте медленно. Тогда желудок скорее сообщит мозгу о том, что он полон", - говорилось в руководстве к диете.
За время ужина телефон звонил дважды.
Первый раз он ответил, когда его рот был набит брокколи.
- Яуберт.
- Можно попросить капитана Яуберта? - Мужской голос.
Яуберт чуть не подавился от спешки.
- Я вас слушаю.
- Добрый вечер, капитан. Извините, что беспокою вас дома, но этот ваш полковник - настоящий ужас.
- Правда?
- Да, капитан. Говорит Майклз из лаборатории. По поводу дела четыре дробь два дробь один дробь девяносто пять. Убийство Уоллеса.
- И что?
- Я насчет орудия убийства. Это не…
- Вы звоните из Претории? - удивился Яуберт.
- Да, капитан.
- С каким именно полковником вы беседовали?
- С де Витом.
- А он тут при чем?
- Он сам нам позвонил сегодня вечером. И обделал нас с ног до головы. Сказал, что его подчиненные горят на работе, а мы тут ленимся лишний раз оторвать зад от стула…
- Полковник Барт де Вит?!
- Да, капитан.
Яуберт с трудом переварил услышанное.
- В общем, капитан, ваше орудие убийства…
- Что?
Неужели де Вит в самом деле звонил в Преторию? А ведь ничего ему не сказал!
- Ваше орудие убийства - никакой не ТТ, капитан. Не знаю, кто придумал такую глупость. Убийство совершено из маузера.
Яуберт ухватил нить разговора.
- Что-о?!
- Да, из маузера. Но вам нужно искать не просто старый маузер. Армейская модель, по-моему, M-96 или M-98, патроны калибра 7,63 миллиметра… Гильзы вполне типичные. Без обода, сужаются на конце. Не понимаю, как можно было спутать его с "Токаревым"…
- Калибр совпадает. - Яуберт не стал выдавать Гриссела.
- Нет, капитан, извините, тут, как говорится, огромная разница! Как бы там ни было, мы значительно облегчили вам задачу.
- Почему?
Майклз понемногу терял терпение.
- Из-за маузера, капитан! Пистолет старый, модель редкая. В Кейптауне не много найдется людей, у которых сохранились такие. Проверьте по спискам регистрации…
- Он что, очень старый?
- Ему почти сто лет. Выпущен в 1896 или 1898 году. Самый красивый из всех, какие делали немцы. Вы его сразу узнаете. Из-за формы рукоятки его прозвали "черенком". Его очень любили офицеры бурской армии. Длинный ствол, магазин располагается перед спусковым крючком.
Яуберт попытался зрительно представить себе описываемый пистолет. В голове что-то щелкнуло, мелькнуло забытое воспоминание.
- Он похож на "люгер"?
- Да, можно и так сказать. Только маузер-"черенок" - дедушка "люгера". Вот именно.
- Где же найти патроны к такому пистолету? Через сто лет…
- К нему подходят патроны для "Токарева", правда, пистолет может взорваться в руках. Но у того, кого вы ищете, сохранились и "родные" боеприпасы. На гильзах выбит год выпуска: 1899. Или 1900. Ловите его скорее! Иначе он разнесет к черту всю Африку и смоется.
- Неужели патроны такие старые?
- Трудно поверить, правда?
- И ими до сих пор можно пользоваться?
- В прежние времена вещи делали на совесть. Иногда случались осечки. Но почти все старые маузеры и сейчас работают как часы. Ваш убийца вполне способен уничтожить половину населения Кейптауна!
- По-вашему, убийца - мужчина?
- Капитан, я в этом уверен.
- Почему?
- У маузера очень сильная отдача. Сбивает всадника с лошади.
16
Он с удовольствием проплыл одну дорожку. Развернулся, оттолкнулся от бортика и поплыл назад. Мышцы снова заныли от усталости.
Он стремился к невесомости, к полету. Поплыл медленнее, потом быстрее, отдохнул, попробовал поплыть снова, но прежнее чувство уже ушло.
Когда он выбрался из воды, то впервые за много времени испытал удовольствие от плавания.
В четверг, 10 января, первому заместителю редактора "Бюргера" улыбнулась удача. Среди прочего в его задачу вменялось придумывать заголовки - броские, яркие. По опыту он знал, как легко запоминаются фразы, в которых все или хотя бы главные слова начинаются на одну букву. "Маньяк с маузером" - лучше не придумаешь!
Редактор распорядился поместить репортаж об убийствах на первой полосе. Поводов для такого решения имелось два. Во-первых, обычные источники информации в то утро ничего интересного не сообщали. В проблемных пригородах умерло не больше людей, чем обычно. Никаких драк и перепалок в парламенте. Ни одного крупного скандала с участием члена правительства. И на международном фронте все относительно спокойно, даже на Ближнем Востоке, в Восточной Европе и в Ирландии.
Во-вторых, в деле фигурировало необычное орудие убийства. Маузер-"черенок".
Разложив перед собой на столе фотографии покойных Джеймса Дж. Уоллеса и Дрю Джозефа Уилсона, репортер криминального отдела "Бюргера" покачал головой. В его голове возникла оригинальная версия.
Оба убитых черноволосые, и у того и у другого усы. Они даже отдаленно похожи друг на друга. И возраст примерно одинаковый, около сорока лет.
Кроме того, репортер позвонил лейтенанту Джону Клуте из управления общественных связей ЮАПС и поделился своими соображениями. Возможно, маньяк питает ненависть к усатым черноволосым сорокалетним мужчинам.
Клуте обязан был поддерживать хорошие отношения полиции с прессой. Хотя он считал, что репортер криминального отдела "Бюргера" просто бредит, он тем не менее выслушал его не перебивая и обещал все уточнить и перезвонить.
Вот почему Клуте оторвал Матта Яуберта от поедания куриной грудки без кожи, моркови, картошки и брокколи. Он спросил, есть ли рациональное зерно в рассуждениях репортера.
Яуберт не понаслышке знал о способности журналистов к самым невероятным домыслам. Кроме того, он сочувствовал Клуте.
- Мы отрабатываем все версии, - заявил он, понимая, что Клуте и сам ответил бы репортеру именно так.
Клуте поблагодарил Яуберта.
- И вот еще что, Джон! - вдруг вспомнил Яуберт, когда Клуте уже собирался повесить трубку.
- Что, капитан?
- Орудие убийства.
- Что с ним?
- Это маузер-"черенок".
- Что?!
Яуберт терпеливо повторил то, что сказал ему эксперт-баллистик из Претории.
- Господи боже! - воскликнул Клуте. Он прекрасно представлял, как отреагируют на новость журналисты. Уж он-то их знал…
- И еще одно, Джон.
- Что, капитан?
- Запретите им называть меня "одним из лучших детективов в Кейптауне".
Клуте расхохотался, обещал поговорить с журналистами и перезвонил репортеру "Бюргера".
- По словам капитана Матта Яуберта, следствие отрабатывает все возможные версии.
Потом Клуте рассказал о маузере.
Репортер прекрасно понимал: чем больше в статье интересных подробностей, тем сильнее впечатление, произведенное на читателей. Не забывать о подробностях! Например, подробно описать цвет подштанников подозреваемого. Не забыть о цвете кожи убитых. Или, как в данном деле, о возрасте орудия убийства.
Маузер стал для него манной небесной. Мало того, что пистолет старинный и выглядит довольно необычно. Возможно, сто лет назад какой-нибудь офицер бурской армии стрелял из него в англичан. Вот обрадуются консерваторы! Экзотическое оружие, что и говорить.
Вот почему в то утро первая полоса "Бюргера" вышла особенно броской. На оранжево-розовом фоне разместились и передовица, и фотографии. Огромный заголовок: "Маньяк с маузером". Чуть ниже - подзаголовок: "Убийца может истребить половину населения Кейптауна".
Яуберт читал газету у себя в кабинете.
Неделя дежурства по городу закончилась. До следующего дежурства три недели. Вот почему он мог позволить себе роскошь утром почитать газету. Читая статью, он только головой качал. Ну и пройдоха же репортер! Высосал статью буквально из пальца, не зная ничего, кроме марки пистолета! Мигом составил собственную версию, а подкрепил ее обтекаемой фразой "официального представителя полиции".
Ну и что, он не против. Гласность - один из главных союзников в раскрытии преступлений. Иногда преступники даже являются с повинной, прочитав в газете, будто "полиция вытаскивает сеть". А уж если подключается телевидение…
Яуберт прочел статью и посмотрел на снимки Джимми Уоллеса и Дрю Уилсона. Хотя у них до сих пор не появилось ни одной серьезной зацепки, он был уверен в том, что маньяк с маузером убивает не в последний раз. Может быть, репортер и прав. Может быть, убийца однажды вернулся домой и застал жену в постели с черноволосым и усатым любовником. И теперь отстреливает мужчин с похожей внешностью, стремясь вернуть самоуважение.
Матт Яуберт покачал головой. Тоже мне кабинетный психолог.
Не важно, твердил он себе. Еще несколько часов - и его ждет важное дело. Визит к настоящему психологу, которая лечит его душу. К единственной и неповторимой Ханне Нортир, допросчице, целительнице, восстанавливающей его "я". В конце их первой встречи Ханна Нортир сказала:
- Приезжайте ко мне по четвергам, капитан.
Яуберт понял, что с нетерпением ждет очередной встречи.
Интересно, почему? Он закурил "суперлегкую" сигарету "Бенсон и Хэджис", хотя так и не привык к ним. Пресные какие-то, совсем не то, что "Уинстон". Яуберт сложил газету и посмотрел на часы. Половина девятого. Наверное, сотрудники подразделения лицензионно-разрешительной работы уже на месте. Он снял трубку и набрал номер. Пора искать маузер.
10 января, в четверг, Ферди Феррейра "Бюргер" не читал. Как, впрочем, и в другие дни. Потому что газеты читать - только настроение портить.
У него в жизни неприятностей хватало и без газет. Взять хотя бы жену. Жену он считал неприятностью номер один.
- Ферди, выгуляй собак.
- Ферди, поищи работу.
- Ферди, ты слишком много ешь.
- Ферди, от пива у тебя выросло здоровое брюхо.
- Ферди, помог бы убрать со стола, раз уж все равно ничего не делаешь!
- Ферди, я целый день на ногах. А ты что делаешь? Сидишь!
Особенно он любил сидеть у телевизора. Он не отрывался от голубого экрана с утра до вечера. Включал, когда жена выходила на автобусную остановку, а выключал после религиозной передачи на ночь.