- Нам нужно тянуть крышку на себя, - сказало Соня. - Она не привинчена и не прикреплена петлями или чем-то в этом роде, она просто скользит. Хорошо?
- Ну да.
Соня уже стояла на коленях, обхватив край крышки. Девочка выглядела немного нелепо в этой позе из-за своих перекошенных плеч, но Симона старалась не замечать этого. Она сняла футляр фотоаппарата и положила его сверху Сониного свитера, а затем встала на колени и взялась за край. Крышка была холодная и тяжелая, и за годы железо покрылось рубцами, так что на ощупь крышка казалась чешуйчатой, как мертвая змея. Но как только они ее сдвинут, она сможет сказать, что ей пора домой.
Крышка действительно оказалась тяжелой. Сначала Симона подумала, что они не справятся, но со второй попытки она немного пошла, издавая скрипучий скрежет, прошедшийся прямо по зубным нервам. Полоска черноты показалась на том конце. Соня сказала: "Еще раз!" - и они потянули снова. Темнота расширилась, и легкий вздох донесся из глубин колодца. Влажная, нездоровая вонь ударила им в лицо; Симона подумала, что это было похоже на то, словно колодец выдохнул.
Соня сказала: "Еще рывок!" - и в этот раз старинная крышка соскользнула и упала на пол с оглушающим грохотом. Поднялась туча пыли, заставив их обоих закашляться, и сердце Симоны забилось сильнее, потому что звук прозвучал так громко в этом тихом старом месте, что он точно мог кого-то или что-то побеспокоить… Но эхо уже стихало вдали, и пыль садилась, и, хотя печь за их спиной мерзко скрипела из своего угла, словно собиралась ожить, Симона знала, что это просто крышка колодца сотрясла ее ржавый механизм.
Они смотрели на открытую шахту колодца, пока Мортмэйн погружался обратно в свою задумчивую тишину. Обе молчали, и Симона, украдкой глядя на Соню, подумала, что та не ожидала, что колодец окажется таким страшным. Его верхняя часть была выложена черными кирпичами, сам он был не очень большой - возможно, чуть больше двух метров в ширину, - но весь он был таким невероятно старым и таким ужасающе зловещим.
Соня все еще стояла на коленях, заглядывая в недра колодца. Холодный свет от влажных кирпичей бросал отблески на ее лицо, и поэтому глаза казались черными ямами. Симона отодвинулась от колодца, но даже отсюда она видела остатки старой веревки, привязанной к нему. Видимо, отсюда люди опускали ведро, чтобы набрать воды.
- Пахнет отвратительно, - сказала Соня, оглядываясь на Симону. - И, похоже, он чудовищно глубокий. - Ее слова вызвали легкое шипящее эхо внутри колодца. Чудовищно глубокий-глубокий-глубокий… Чудовищно глубокий, сказал колодец черным, зловонным шепотом.
Соню это, похоже, не беспокоило. Она сказала:
- Кажется, я вижу воду внизу. Какой-то черный отблеск. Погоди, я брошу что-нибудь вниз. Камешек или что-нибудь такое…
Камень бесшумно улетел в темноту, и, после того как прошла, казалось, вечность, раздался слабый звук, который мог бы быть слабым всплеском или же просто звуком камня, ударившегося о твердую поверхность. Соня встала, отряхивая пыль с юбки:
- Глубокий! Любой, кто упадет пуда, уже не сможет выбраться, правда?
Она задумчиво рассматривала Симону, и Симона с ужасом подумала, что это правда. "Она заманила меня сюда, чтобы убить. Она хочет бросить меня в колодец, как в том дурацком детском стишке, и оставить меня там. Только она не сделает этого, потому что я ей не позволю". Она встала с коленей и начала двигаться украдкой в сторону двери. "Ведь я намного сильнее ее, и, если смогу добраться до двери, я побегу так быстро, как только смогу…"
Соня засмеялась, и смех отозвался в колодце, а потом на мгновение - в голове Симоны.
- Глупая, - сказала она. - Я не собираюсь убивать тебя. Ты же так не думала?
- Ну, я… а что мы собираемся делать?
- Мы уже сделали, - сказала Соня. - Мы создали Тайцу. Ты помогла мне снять крышку, и поэтому появись тайна. Мы заключили соглашение.
"Я что-то не поняла, - подумала Симона. - За всем этим что-то стоит - я почти слышу, как она об этом думает. Это как-то связано с планом, который она вынашивала многие годы, только она не могла сделать это сама. Ей нужна была помощь - ей нужна была я… Чтобы сдвинуть крышку колодца? Да, наверное. Я думаю, она за этим меня сюда заманила".
Соня смотрела на Симону с улыбкой.
- Как только у людей появляется общий секрет, они связаны друг с другом навсегда, - сказала она. - Так говорит моя… - Она вдруг остановилась.
"Она чуть не сказала мне что-то о своем доме, - подумала Симона. - Но снова остановилась, потому что не хочет, чтобы я знала, где она живет и кто ее семья. Ну ладно, я тоже не хочу, чтобы она знала, где я живу и кто моя семья".
- Но, Соня… м-м-м… если мы оставим крышку открытой, кто-нибудь может упасть в колодец.
- Да, - сказала Соня, не сводя с Симоны глаз. - В этом и суть.
- Но так нельзя! Мы не можем так сделать! - Симона уже снова встала на колени, схватила крышку и пыталась толкнуть ее обратно на место, но без помощи Сони крышку сдвинуть было невозможно.
- Ты одна не сделаешь этого, - сказала Соня, наблюдая за ней. - Глупо даже пытаться. У меня никак не получалось, хотя я делаю специальные упражнения для спины, и мои руки наверняка намного сильнее твоих. - И снова этот тон - "я лучше тебя", "я не такая, как ты".
- Соня, ты должна мне помочь! Мы должны вернуть ее на место!
- Нет, не должны. Я сказала тебе, благодаря этому мы станем родными сестрами. Мы обе будем знать, что мы сделали, но никогда никому не сможем рассказать об этом. Потому что если у одной из нас будут из-за этого проблемы, то и у другой тоже будут.
- Но ведь это убийство! - с отчаянием воскликнула Симона. - Если кто-нибудь упадет туда и погибнет, это будет убийство!
- Да, убийство, - сказала Соня очень тихо, и Симона ясно поняла, что это и был план Сони, именно это она все время и хотела сделать.
Она с ужасом смотрела на Соню и почувствовала знакомую рябь в голове, что означало, что мысли Сони вытесняют ее собственные. Она моргнула, и перед глазами вспыхнул образ женщины с простоватым лицом, всклокоченными каштановыми волосами и нервными руками. Она ощутила сильную холодную неприязнь Сони к этой женщине так ясно, словно она засунула руки в морозилку и держала их там.
"Вот кого она хочет убить, - подумала Симона с ужасом. - Она планировала это и размышляла над этим многие годы. Эту женщину она ненавидит - так сильно, что это ее изводит". Она попыталась рассмотреть женщину: картинка была немного расплывчатой, как бы прозрачной по краям, но она могла видеть, что женщина выглядела старомодной.
А затем Соня сказала:
- Ну, сюда может упасть только какой-нибудь вонючий старый бродяга. Они приходят сюда или в общую спальню, потому что это задняя сторона дома, и, когда они разжигают огонь на каменном полу, его не видно с дороги. Если один из них придет сюда в темноте, он не увидит, что здесь колодец; он подумает что это просто тень.
Соня врет, конечно. Симона чувствовала ложь в голове у Сони, словно трогала ее руками. Это было все равно что трогать заусенец или волдырь. Она сказала:
- Соня, неважно, кто это будет! Ведь это все равно будет убийство!
- Я знаю. - Соня придвинулась ближе, и ее рука снова обвилась вокруг руки Симоны. - Это будет наш страшный секрет, правда?
- Нет…
- Мы сможем поговорить об этом лично - мысленно, я имею в виду. Я буду все так же приходить сюда - я говорила, что мне нужно кататься на велосипеде каждый День, - и я расскажу тебе, когда мы кого-нибудь поймаем.
- Ты хочешь убить эту женщину с каштановыми волосами, да?
Лицо Сони исказилось от бешенства.
- Откуда ты знаешь о ней?
- Я только что увидела ее у тебя в голове. - Разговор получался очень странным, но Симона не собиралась отвлекаться. - Ты можешь видеть то, что у меня в голове, так почему же я не могу видеть то, что в голове у тебя? Я могу делать это только иногда. Тебе она не нравится, эта женщина, да? Кто она? Она твоя мать?
- Нет, - сердито сказала Соня. - Она не моя мать. - На этот раз в ее голосе чувствовалось какое-то уныние. - Но я ее ненавижу.
- Почему? Потому что она не твоя мать?
- Нет.
Симона подумала, что это прозвучало немного громче, чем нужно.
- Потому что она душит меня, - сказала Соня. - Я не имею в виду, что она кладет мне подушку на голову…
- Нет, я понимаю, о чем ты.
- Она заставляет меня слушать множество разных историй - я не против, хотя она все время повторяет их. Снова и снова. "Правда интересно, Соня? - говорит она. - Правда здорово, что ты теперь тоже знаешь об этом?" И она никогда не разрешает мне ходить куда-то и общаться с людьми - вот это я ненавижу больше всего.
Когда Соня сказала все это, Симона вдруг ощутила один из моментов озарения, и на несколько секунд возник образ душного дома, довольно старомодного, и женщина с каштановыми волосами всегда там, всегда рядом с Соней. Никогда никуда не ходить, никогда ни с кем не встречаться. Впрочем, женщина была уверена, что это нормально. "Нам ведь не нужны другие люди, правда? - иногда говорила она Соне. - У нас есть все, что нужно, для нас двоих".
Несмотря на свой страх Симона ощутила сочувствие к Соне, но сказала твердо:
- Слушай, я все равно не могу позволить тебе… м-м-м-убить кого-то. Я поставлю эту штуку обратно.
- Ты не сможешь. Она слишком тяжелая.
Но деревянные перекладины по краям крышки сильно раскололись, когда она упала, и Симона смогла схватить железную раму сама. В этот раз, когда она потащила крышку, та поддалась.
- Не надо! - закричала Соня и бросилась к ней. Она толкнула Симону на землю, и они покатились по грязному полу, сцепленные вместе. Симоне приходилось раньше принимать участие в подвижных играх и драках на детской площадке, но по какой-то причине ощущение тела Сони наверху ее было очень неприятным. Глаза Сони, когда та смотрела сверху в ее глаза, были пугающими. Они были как два черных тоннеля, и если смотреть в них слишком долго, то можно было увидеть любые ужасные вещи и ощутить любые кошмарные чувства. Симона моргнула и постаралась отвести взгляд - и вдруг поняла, что не может.
- Ты не помешаешь мне сделать это! - сказала Соня охрипшим от злости голосом. - Ты не сможешь… Это правильно - ненавидеть людей и наказывать их! Да-да! Они так и поступали - дети в историях! Дети, которые жили здесь!
- Слезь с меня! - закричала Симона, почти не слыша ее. - Ты сумасшедшая, я тебя ненавижу!
Она боролась, пытаясь сбросить ее, но Соня схватила ее за горло и начала душить.
- Я не позволю тебе остановить меня! - сказала она тем же яростным полушепотом.
Ее пальцы железным обручем сжались вокруг горла, и красный туман начал застилать глаза Симоны. Она душит меня! Если я не смогу от нее вырваться, она убьет меня! Я умру! Ей пришла в голову дикая мысль, что это невозможно - умереть здесь, она не может этого допустить - из-за привидений. Как только она умрет, призраки набросятся на нее, потому что они ненавидят ее, она уже знала это. Они ненавидят всех обычных детей, у которых есть родители и свой дом, и они отыграются на Симоне, если смогут. Они превратят ее в ребенка работного дома и заставят штопать саваны, они будут закрывать ее за черными лязгающими железными дверьми каждую ночь, и, даже если она будет кричать и кричать, никто не придет ей на помощь… С этой ужасной мыслью она сделала последнюю отчаянную попытку и в этот раз столкнула с себя Соню.
Соня свалилась с Симоны и покатилась по полу. Симона в самом деле очень сильно ее толкнула, и Соня беспомощно скользила по пыльному полу, руками и ногами пытаясь помочь себе остановиться.
Но она не остановилась. Она стремительно соскальзывала к краю открытого колодца, и, когда Симона, вся дрожа, поднялась с пола, Соня перекатилась через край и упала прямо в мрачную черноту.
Глава 17
Звук, который сопровождал ее падение, был похож на ночной ветер, свистящий в древней пещере, или поезд, проезжающий через тоннель среди ночи. Перепуганной Симоне показалось, что он длился целую вечность, но, как раз когда она начала бояться, что он никогда не прекратится, он грубо оборвался, и раздался тяжелый глухой удар. И затем - тишина.
Симона не имела никакого представления, что теперь делать. Ее все еще шатало после нападения Сони; ей не было больно, но казалось, что когда она перестанет дрожать, то по-настоящему испугается.
Самым страшным было то, что тишина вокруг не была полной. Как только она начала осторожно идти в сторону колодца, послышались тихие вздохи и скрипы. Она подумала, что, если вслушаться, можно услышать голоса в этих вздохах. Это призраки шепчут друг другу, как старые сплетницы или как дети, которые хихикают и обмениваются секретами в углу детской площадки? Возьмем эту?.. Да, она вполне подойдет, правда?.. Давайте возьмем ее и заставим шить саваны и тереть полы вместе с нами… Она такая ухоженная, и упитанная, и хорошо одетая - давайте покажем ей, каково быть нищим; ничейным ребенком, нежеланным, нелюбимым…
Да, если она что-то слышит, то это призраки. Но я не буду слушать, твердо подумала Симона. На самом деле призраки вреда причинить не могут.
Разве? Ты уверена в этом, Симона?..
"Я не слушаю, - мысленно сказала Симона призракам. - Я постараюсь узнать, что случилось с Соней, а затем подумаю, что делать дальше".
На самом деле она хотела одного - убежать из Мортмэйна так быстро, как только понесут ее ноги, и разрыдаться у себя дома, и услышать, как мама скажет, что все в порядке. Ей было до ужаса страшно, что Соня умерла, но если она только покалечилась и "скорая" сможет быстро приехать… Симона знала, как вызывать "скорую": она знала, что нужно набрать 999. Она пыталась вспомнить, есть ли телефон где-то по дороге, и не смогла. Она перегнулась через край шахты колодца.
- Соня! - позвала она осторожно и затем немного громче: - Соня! Ты меня слышишь? Ты можешь говорить?
Колодец завладел словами, завертел их и вернул ей.
Соня, Соня… Говори, Соня, говори, говори…
"И что ты сделаешь, - раздался вопрос в голове Симоны, - если Соня заговорит? Что ты сделаешь, если ее голос эхом прошепчет из темноты: Да, я умерла, и я умерла потому, что ты убила меня, Симона"?.."
Прошло очень много времени, прежде чем Симона наконец смогла отползти от колодца и пробраться через всю комнату в коридор. Задыхаясь от страха и паники, она бежала через пустую темноту Мортмэйна, и, пока она бежала, казалось, что все призраки выползли из темных углов и бежали рядом с ней.
Бесполезно бежать, Симона… Мы знаем, что ты сделала… Мы все видели… Мы знаем то, что есть, и то, что было, Симона… И куда бы ты ни убежала, мы найдем тебя… Ты убийца, Симона… Убийца…
По узким коридорам с наблюдающими железными печами в углах и через трапезную с печальным эхом. "Я почти выбралась, я почти дошла до выхода, и эта дверь ведет наружу…"
Не уходи, Симона… Останься здесь, с нами…
Тени теперь были очень темными, словно черные костлявые пальцы гоблинов, и в любую минуту они могут дотянуться и схватить ее за колени… Симона бежала, молясь о том, чтобы она выбрала правильное направление. Однажды она не туда свернула и поняла, что проход ведет в никуда. Широкие полосы паутины свисали с низкого потолка, собирая пыль из воздуха, которую поднимал ее неистовый бег, они покачивались, как тонкие пальцы призраков, гладя ее по лицу. Она содрогнулась и оттолкнула их и затем побежала назад по следам, в этот раз выбирая проход почти наугад, но тут с облегчением увидела знакомые очертания центрального холла со сгнившей лестницей и треснувшим полом.
И полуоткрытая дверь, выходящая на холм.
Мама была на кухне, она помешивала в большой сковороде мясо со жгучим перцем, что было самым-самым любимым блюдом Симоны на ужин по пятницам, учитывая, что к этому прилагались кусочки французского батона, который они обмакивали в изысканный соус.
Она хотела улыбнуться, когда вошла Симона, и начала спрашивать, как прошла репетиция, как вдруг замерла. Симоне подумалось, что она, должно быть, выглядела ужасно: вся в грязи и в паутине, ее школьная юбка порвалась, и она продолжала дрожать так сильно, что ей казалось, что она разобьется на тысячи мелких осколков.
Мама сказала своим волшебным голосом - голосом, что изгонял все плохое и заставлял Симону чувствовать себя в безопасности:
- Сим, дорогая, что-нибудь не так?
И Симона, которая до этого мгновения изо всех сил старалась не заплакать, опустилась на табуретку, положила голову на кухонный стол, от которого пахло помидорами, пряностями и домом, разрыдалась и сказала:
- Я кого-то убила.
Много времени ушло на объяснения, ведь было довольно трудно рассказать маме о том, что она знала Соню, и о том, что она разговаривала с ней все эти годы. Но она сделала все, что смогла, и говорила быстро, потому что нужно было бежать на помощь Соне, которая могла быть еще жива.
Мама внимательно слушала, только иногда перебивая, чтобы задать вопрос. Казалось, ее больше интересовало то, что Симона разговаривала с другим ребенком в своем сознании. Она спросила:
- Когда это началось? О чем говорила девочка?
Мама не слишком-то спрашивала о несуществовавшей репетиции, и Симона подумала, что она, должно быть, вспомнит немного позже. И вдруг мама сказала:
- Ах, Сим, почему ты мне раньше не рассказала все это?
И Симона только пробормотала в ответ, что она не хотела, чтобы ее сочли сумасшедшей, потому что только сумасшедшие слышат голоса в своей голове.
- Не обязательно. Мама поставила чайник.
- Давай-ка выпьем по чашке чая, и лучше с сахаром, сахар помогает при стрессах. И еще выпей аспирин.
Она поднялась с места, и Симона поняла, что раз мама хочет заварить чай и развести аспирин - это значит, что ей нужно время подумать. Приготовив чай и достав лекарство, мама сказала:
- Дело в том, что у тебя редкое, чрезвычайно развитое воображение, и всегда было так, Сим. И потому возможно, что временами реальность смешивается в твоем воображении с тем, чего не было на самом деле. Это не страшно, хотя мы могли бы поговорить с кем-нибудь, кто знает об этом больше, чем мы с тобой.
- Я не выдумала то, что случилось в Мортмэйне сегодня.
Симона выпила чаю и почувствовала себя лучше. Настолько, что отважилась сказать:
- И я думаю, что нужно вызвать полицию и "скорую помощь", потому что Соня, может быть, еще жива.
Мама наливала себе чай, но вдруг застыла на месте. Глядя поверх стола, она спросила таким голосом, какого Симона никогда не слышала прежде:
- Соня? Симона, ты сказала Соня!
- Да, это ее имя, разве я не говорила?
- Нет, не говорила. О господи, боже мой, - сказала мама, и ее лицо побледнело так, что Симоне показалось, что она сейчас упадет в обморок или ее стошнит. Она схватилась за край стола, как будто была готова упасть, если не ухватится за что-то твердое.
Симона с беспокойством ждала, но после короткой паузы мама сказала:
- Я в порядке.
И затем она повторила это еще раз, как если бы заставляла себя поверить в это. Симона сказала нервно:
- Мы говорили о Мортмэйнс.