Холл был не только грязным, но еще и каким-то печальным. Через трещины в полу проросла трава, и повсюду отвратительно пахло, и было похоже, что темные углы кишели пауками и другими насекомыми. Широкая лестница в конце холла вела наверх, но даже если бы Симона решилась обследовать верхние помещения, она едва ли смогла бы подняться по ней: почти все перила были сломаны, и ступени выглядели так, словно они обрушатся в ту же секунду, как только нога ступит на них. Так же, как она не собиралась открывать ни одну из дверей, она не собиралась идти по этой разрушенной старой лестнице.
Было очень тихо, но не так тихо, как должно быть в пустом доме. Симона напряженно вслушивалась, и через мгновение в голове раздался знакомый голос.
Итак, ты пришла, Симона… Я знала, что однажды ты придешь… И теперь мы наконец по-настоящему вместе…
Симона не шелохнулась. Внутренний голос или в этот раз слова были произнесены кем-то вслух? Она не была уверена, потому что здесь все казалось другим; вообще-то она была почти готова поверить, что действительно попала в прошлое - в то время, когда черные железные двери с лязгом закрывались каждую ночь и люди-свиньи крались по темным коридорам. Если она будет слушать внимательно, то сможет услышать эхо голосов людей, которые когда-то жили здесь.
Но это было не эхо; откуда-то доносился звук капающей воды. Чтобы обеспечить себе кошмары на сто лет вперед, можешь поверить, что это хрупкий шепчущий голос, как стук сосулек за окном спальни зимой.
А затем она снова услышала: заходи внутрь, Симона… Пора нам хорошенько познакомиться друг с другом… Я так долго ждала тебя…
Симона спросила вслух: "Кто ты? Скажи мне, кто ты?" Ее голос звучал странно в тишине. И он слегка дрожал. Она сказала, немного громче: "Я знаю, что ты здесь. Я чувствую, что ты здесь. Но я не вижу тебя".
Ничего. Тишина. Но Симона по-прежнему ощущала, как сводит живот - так бывает перед чем-то ужасным или непонятным. "Что-то должно случиться, - подумала она. - Что-то очень важное".
Она снова сняла затвор фотоаппарата; руки плохо слушались, и это было неприятно, но если она действительно сможет сфотографировать девочку, это будет своего рода ее оружием. Она сможет сказать: у меня есть твои фотографии. И если ты не оставишь меня в покое, я покажу их людям. И девочке это не понравится, она хочет остаться тайной и загадочной, Симона знала это.
Вспышка была на месте, она будет очень кстати из-за заколоченных окон; пока что использованы всего два кадра новой пленки. Она сейчас попробует сфотографировать внутри, будет здорово, если она сможет запечатлеть темноту и загадочность Мортмэйна и ощущение присутствия тех людей, которые жили здесь.
Люди, которые слышали лязганье двери, запирающейся каждую ночь, отрезающей их от мира, и люди, которые иногда должны были прятаться от злодеев. "Не думай об этом".
Вспышка сработала в точности, как надо; она выпустила резкий белый луч света, который осветил пыльный старый холл так, что Симона смогла отчетливо его разглядеть. Она увидела черные рыхлые камни, и побеги ползучей плесени на стенах, и растрескавшиеся деревянные панели, свисающие со стен.
А еще она увидела маленькую фигурку, стоящую в верном проеме в конце холла, которая смотрела на нее, точно как в кошмаре. Девочка с темными, хитрыми глазами.
Вспышка погасла, и темнота снова накрыла все, как вонючая черная занавеска. Но из этой свернувшейся темноты послышался голос. Он очень нежно произнес:
- Привет, Симона. Я думала, ты никогда не придешь.
Наступило долгое молчание. Потом Симона спросила:
- Кто ты? Я не знаю, кто ты.
- Не глупи, - сказала девочка и шагнула вперед. - Конечно, ты знаешь, кто я. Так же как я знаю, кто ты.
Симона ощутила знакомый слабый толчок в голове. Это она так забавляется. Смеется. Потом вдруг Симона поняла - нет, не смеется, она злорадствует. "Она скрывает какую-то тайну. Вот что я сделаю: я выясню, кто она, и выясню все это насчет Мортмэйна, а потом сяду на велосипед и что есть духу помчусь домой". Симона почувствовала легкое разочарование. "Вся эта подготовка, эта таинственность и возбуждение, а в результате - всего лишь девочка моего возраста в разрушенном доме". Через мгновение она сказала:
- Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего. Как тебя зовут?
- Не глупи, - ответила девочка и сделала шаг вперед.
Тени соскользнули с нее, как вода стекает с человека, поднимающегося из ванны. Симона увидела, что на ней был вишнево-красный свитер с рисунком, и что она шла, подволакивая немного ногу, и ее плечи были слегка перекошены. Если она бежала или просто быстро двигалась, она должна была делать это как-то согнувшись и кривобоко. Но помимо этого…
Помимо этого у Симоны возникло ощущение, что она смотрится в зеркало.
- Кто ты? - снова спросила Симона.
- Я - Соня, - сказала девочка. - Я думала, ты знаешь. - Она улыбнулась, и Симона увидела маленькую щербинку на ее переднем зубе, как и у самой Симоны. Крохотный отколотый кусочек.
Соня протянула ей руку.
- Пойдем со мной, Симона, - сказала она, и Симона взяла протянутую ей руку.
Глава 16
От соприкосновения рук у Симоны возникло самое странное, необыкновенное и удивительное чувство, которое она до сих пор не испытывала никогда в жизни. На несколько мгновений оно подчинило себе весь мир, так что она с трудом понимала, где она и что здесь делает.
Много лет спустя она описала это чувство как замыкание электрической цепи, или встреча и слияние отрицательных и положительных сил. Но тогда, стоя среди кружащихся теней Мортмэйна, глядя на Соню, она понимала только, что случилось что-то важное и потрясающее. Она не поняла, что именно, и не была уверена, что когда-нибудь поймет, но в тот момент она чувствовала, что нашла нечто, чего ей не хватало, как будто последний кусочек головоломки встал на свое место, и неожиданно вся картинка стала цельной и понятной.
Соня, похоже, не была особо подвержена резкой смене сильных эмоций; она тащила Симону через холл к одной из дверей возле лестницы.
- Все нормально, Симона, - сказала она. - Здесь никого нет, кроме нас.
И привидений.
- И подумай, возможно, это тот день, о котором я говорила тебе. Помнишь? Помнишь, как я сказала, что однажды мы встретимся? И ты узнаешь тайну, которая свяжет нас навеки?
- Как кровных сестер.
- Да. Да. Это то, что произойдет сегодня. Мы уже разговаривали мысленно, но это - общение во мраке. Я бы хотела, чтобы у нас было что-то еще, а ты? Что-то в реальном мире. Что-то в мире дневного света. И есть кое-кто, кого я просто ненавижу, - кое-кто, кого я хочу победить. Помнишь, как мы говорили об этом?
Симона заговорила: "Что ты…" - и вдруг остановилась, потому что не была уверена, что действительно хочет знать, что имеет в виду Соня. Чего она действительно хотела, так это сбежать от Сони как можно скорее, но проблема была в том, что ей хотелось сделать это вежливо. Соня была немного странная, и, если ее разозлить, она, возможно, станет агрессивной. Если бы рука Сони не держала все еще ее руку и если бы не это настойчивое ощущение завязывающейся вокруг нее петли, она бы, скорее всего, просто прямо сейчас на полном ходу бежала по дороге к велосипеду, а потом на максимальной скорости ехала домой.
Но она не сделала этого. Она шла с Соней через кружащуюся темноту Мортмэйна, стараясь не замечать, что Соня двигалась неловко из-за перекоса плеч, и, стараясь не думать о том, что могло послужить тому причиной, чтобы Соня не поймала ее на этой мысли. Мама всегда говорила, что это грубо - размышлять о причинах чьих-то увечий, и было бы действительно очень грубо и нетактично проявить подобное любопытство. Поэтому Симона рассматривала дом: длинные, отзывающиеся эхом Коридоры с черными каменными стенами, покрытыми склизкой влагой, словно бесчисленное множество червей проползло по ним; ржавые печные заслонки, торчавшие в неожиданных углах, с проступающими железными рейками. Когда никого не было рядом, печи, возможно, выползали из своих углов и собирались в одной из комнат, шепча друг другу лязгающими ржавыми голосами, и строили планы, как схватить следующего, кто зайдет в Мортмэйн.
Куда бы Соня ни вела ее, дорогу она знала. Когда они проходили через длинную сумрачную комнату с длинным столом, прикрученным к полу, Соня сказала очень тихим голосом:
- Сюда все обязаны были приходить, чтобы есть. Все - дети, взрослые, все. Трапезная, они называли ее. Здесь были деревянные скамьи для сидения.
И не все могли есть без посторонней помощи…
- И еда всегда была ужасная, - сказала Соня резко.
- А откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь все это про Мортмэйн?
Соня бросила на нее один из своих мимолетных взглядов и затем сказала:
- Я знаю то, что есть, и то, что было.
Это был не ответ, вообще-то Симона не была уверена, что Соня не хвастается, потому что это прозвучало как строчка из стихотворения. Все равно, рано или поздно нужно было задать этот вопрос, поэтому она сказала:
- Ты же… хм… не живешь здесь, да? В Мортмэйне? - На какой-то жуткий момент это показалось вполне возможным. Может, Соня и вправду живет здесь, как когда-то думала Симона; действительно спит, ест и живет внутри Мортмэйна, бродя по пустым комнатам. (Разговаривая с призраками и слушая их рассказы?.. Нет, это вообще глупо!)
- Конечно, я не живу здесь. Я живу в Западной Эферне. То есть за ней. Несколько миль. Но мне можно ездить по округе днем на велосипеде, потому что это укрепляет мои ноги.
Это было сказано совершенно равнодушным тоном, поскольку Симона не знала, как реагировать, она сказала:
- Я никогда тебя не видела.
- Нет, я обычно езжу по тропинкам. И в Мортмэйн ведет проселочная дорога. Она скрыта от главной дороги, но если ты знаешь, где она, можешь по ней проехать и подняться на велосипеде на холм. Обычно я так и делаю.
- А школа? - На многие мили кругом была только одна школа, в которую ходила Симона, и Соня туда точно не ходила.
- Я не хожу в школу. Я не такая, как другие люди. - Это прозвучало самодовольно. Будто Соне нравилось, что у нее перекошенные плечи и слабые ноги, словно она считала, что это ставит ее выше других. - Я учусь дома, - сказала она и бросила на Симону быстрый взгляд, чтобы увидеть, как она это воспримет.
- А, понятно. - Симона не хотела говорить, что учиться дома, должно быть, очень скучно. Не было возможности наслаждаться уроками искусства или школьными концертами, веселиться с друзьями, подшучивая над учителями. Со школой было связано много плохого (математика и география были одними из самых плохих вещей), но было также довольно много хорошего.
- Я живу здесь уже много лет, - сказала Соня. - Вообще-то… - Она остановилась, и в первый раз Симона увидела, что Соня сомневается. Но затем она сказала: - Я слушаю то, что говорят люди, разные истории, которые они рассказывают. Мне не всегда нравится все это слушать, но мне приходится, нравится мне это или нет. Возможно, я знаю про Мортмэйн больше, чем кто-либо из ныне живущих.
Симона чувствовала, что Соня уже собиралась рассказать ей что-то, а затем передумала. Ей стало любопытно. "Я останусь немного дольше. Узнаю, что она хотела сказать".
Они дошли до конца коридора. Соня толкнула дверь перед собой и подождала, пока зайдет Симона. За дверью была длинная комната, сквозь высокие окна пробивался угасающий солнечный свет, оголяющий грязь и гниль. Разбросанные в беспорядке по полу, валялись маленькие кучки мусора, оставленные бродягами и алкоголиками, которые заночевали тут и не видели призраков Мортмэйна или, может быть, видели, но были настолько пьяны, что приняли их за живых людей.
Комната была отвратительная. Симона никогда не была в таком отвратительном месте. Даже стоя снаружи, в дверях, она чувствовала, как на нее накатывают мощные удушающие волны боли и страдания, и было ощущение, что что-то терзает ее сознание, словно она попала в те дни, когда люди вынуждены были жить здесь, потому что им некуда было пойти, и у них не было ни друзей, ни семьи, которые могли бы помочь им.
Почему ты юная, красивая и свободная? Мы никогда не были красивыми и никогда не могли быть молодыми по-настоящему… Почему ты живешь в красивом доме и ходишь в школу, у тебя есть подруги, и игры, и деньги, а у нас никогда этого не было?..
На несколько мгновений комната, казалось, наполнилась яростью и горечью, и Симоне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем она смогла зайти внутрь. Она не позволит Соне заметить, что она напугана, нет, ни за что.
Но так же, как раньше Соня, похоже, не почувствовала огромного прилива эмоций, который возник, когда они коснулись друг друга руками, так и сейчас она не ощущала царящей в комнате атмосферы ярости и боли.
- Они называли это место Женским цехом, - сказала она, пристально глядя на Симону - Женщины приходили сюда, потому что у них не было денег и негде было жить. Если бы они не пришли в Мортмэйн, они бы умерли от голода. Но они ненавидели это место.
- Это потому, что здесь был работный дом. - Симона помнила, что мама рассказывала ей об этом. - Считалось большим позором попасть в работный дом.
- Они должны были все время работать. С раннего утра и до поздней ночи. Им приходилось чистить полы, стирать белье и штопать одежду - ужасную одежду, как саваны для мертвецов, - и если они не делали этого хорошо, их наказывали. Запирали или били. А некоторые из тех, кто жил здесь, были сумасшедшими, и иногда их приходилось… как это называется, когда тебя связывают, чтобы ты никому не причинил вреда?
- Изолировать? Запирать?
- Изолировать. В подвале есть комнаты с железными дверьми - они закрывали там сумасшедших, пока те не успокоятся. (Это и есть звук из кошмаров: лязг железной двери и следом - вопли беспомощности?)
Соня подошла ближе, ее лицо находилось всего в нескольких сантиметрах от лица Симоны. Было довольно жутко близко видеть лицо, которое так похоже на твое собственное. "Не считая глаз, - подумала Симона. - Я знаю, что у меня не такие глаза, хитрые и злые. Я постараюсь никогда в жизни не думать ни о чем хитром и злом, если это придает глазам такой вид".
Соня сказала:
- Представь себе, каково это, быть таким безумным, что тебя закрывают в темноте и оставляют там на много дней. Но самое ужасное, если ты совсем не сумасшедший, а просто не нравишься людям или они хотят избавиться от тебя, потому что ты узнал какие-то их секреты. Ты кричишь и кричишь и стараешься сказать, что ты не сумасшедший, но тебе никто не верит.
- А это вправду случалось? Или ты выдумываешь?
- Я не выдумываю. Я говорила тебе - я знаю то, что есть, и то, что было. - Она взглянула на Симону.
- Ты это уже говорила. Что это значит?
- Ты не знаешь? - тихим голосом сказала Симона.
Что будет, знаю, и что есть - ничто меня не удивит.
Я много прожил, и теперь меня уже не изменить.
Я знаю их,
Я знаю их -
Здоровых и больных,
Я знаю добрых, знаю злых,
Печальных, радостных.
Я знаю их,
Я знаю их -
В уме и не в себе.
Я знаю их,
Я знаю их -
Всех спящих - мертвых иль живых.
Симона подумала: она сумасшедшая. Она совершенно чокнутая. Я стою в доме с привидениями с сумасшедшей девочкой, которая читает мне стихи! То есть я полагаю, что стихи - звучит похоже. Она взглянула напряженно на Соню, стараясь не дрожать. Призраки все еще здесь, им ненавистно было присутствие незваных гостей, потому что им было стыдно за то, что они жили в работном доме, этим призракам, и их возмущали две девочки из будущего, которые жили нормальной жизнью и делали нормальные вещи. (Не считая того, что Соня была ненормальной; если бы она жила здесь сто лет назад, они бы заперли ее в одну из этих клеток, потому что решили бы, что она сумасшедшая…)
Симона немедленно отогнала эту мысль и решительно отступила в проход:
- А что за этой дверью в конце?
На лице Сони снова появилось хитрое выражение.
- Зайди и посмотри, - сказала она и потянулась, чтобы открыть ее. Раздался скрежет покоробленного дуба, и дверь распахнулась внутрь.
Это была еще одна из этих мрачных, плохо освещенных комнат, с еще одной злой железной печью, наблюдающей за ними из тени. Симона чувствовала отвращение к этой печи и к этой комнате, но она не могла позволить Соне увидеть это, поэтому осмотрелась вокруг, словно ей интересно.
Из окна открывался вид на маленький дворик. Это тот дворик, где играли в игру про повешенного? Нет, это было только притворство.
Возле одной из стен на полу было небольшое возвышение. Сначала Симона подумала, что это то, что называется кафедрой: у них была одна в спортзале в школе, чтобы учитель физкультуры мог видеть, как они занимаются, и еще одна в маленьком театре для дирижера, когда выступал школьный оркестр. Впрочем, странно, что здесь была такая же.
Соня сказала:
- Помоги мне передвинуть это, и тогда я расскажу тебе еще кое-что про Мортмэйн, если захочешь.
Она приблизилась к возвышению и стукнула ногой об угол, и вдруг Симона увидела, что это была не часть пола вообще, а чем-то вроде деревянной крышки с железными ручками по бокам. Местами дерево сгнило, и под ним сверкал черный металл.
- Что это? Что там внизу?
- Это старый колодец. Я полагаю, ты знаешь, что такое колодец, да?
- Конечно, знаю. - Симону задел высокомерный тон. - Это место, где люди раньше брали воду, пока у них не было водопровода и ванных. Правда, обычно колодцев в домах не бывает.
- Раньше он был снаружи. Они построили эту часть Мортмэйна на месте старого дворика, - сказала Соня.
- Того дворика, что снаружи?
- Да. Большая часть Мортмэйна очень старая, и колодец тоже очень старый, им никто не пользовался долгие годы. Но много лет назад - сто лет назад - им нужны были новые комнаты, и кто-то сказал, что это лучшее место для их постройки, поэтому они просто поставили крышку на колодец и построили здесь еще одну комнату. Понимаешь, они просто хотели иметь больше комнат для бедняков, сумасшедших и брошенных детей. Вот как они подумали. Они думали, что таким людям неважно, что им придется жить в комнате с колодцем. Они оставили маленький кусочек дворика - его видно из окон.
- Я тебе не верю. Никто не станет строить комнату на месте колодца.
- А они построили. Если ты выйдешь наружу и посмотришь на стены, то увидишь, что там разные кирпичи, и крыша тоже другая.
Соня стянула красный свитер через голову, как мужчина, который снимает одежду перед тем, как взяться за тяжелую работу. Она положила его, аккуратно сложенный, на пол и обернулась к Симоне:
- Ты готова помочь мне? Если ты возьмешься за эту сторону, мы сможем сдвинуть крышку. Я не думаю, что смогу сделать это сама, она обита железом и очень тяжелая.
"Хотела бы я знать, зачем ей это, - подумала Симона и собралась было спросить, откуда она знает все это. - Я думаю, что мне лучше помочь ей с крышкой колодца, а затем извиниться и уйти. Я скажу, что меня ждут дома - это в любом случае правда". У нее появилась легкое, едва осознанное ощущение уверенности, когда она вспомнила маму, ожидающую ее в коттедже. Завтра суббота, и они Довольно часто куда-нибудь ходят по субботам. Осматривают близлежащие деревни и маленькие города, и это очень здорово.