- Не думаю. Я не знаю, кому он принадлежит, по-моему, этого никто не знает. Поэтому он в таком ужасном состоянии. Не знаю, зачем тебе фотографировать эти тоскливые развалины.
Девочка не считала Мортмэйн тоскливыми развалинами, но ведь она больше нигде не была, не видела больших, залитых солнцем комнат или школьных классов, где смеются и болтают дети, никогда не была в кинотеатре или бассейне. Поэтому она и считает, что в Мортмэйне совсем неплохо, подумала Симона.
Зато в таких тоскливых развалинах можно играть. Например, девочка рассказала Симоне про игру под названием "Танец повешенного" и даже спела ей песенку об этом. Симона не совсем поняла текст, там было что-то вроде: "Пробьют утренние часы, и шея, которую Господь создал для другого, тогда будет перетянута веревкой". Потом все хором поют о том, как плотник делает каркас, как стучит по гвоздям молоток, соединяя перекладины для виселицы; потом повешенный начинает танцевать, а все остальные двигаются в танце по двору, повторяя движения повешенного. Симона подумала, что двор - это какая-то игровая площадка.
Она так и не поняла, в чем суть игры, но звучало все это очень противно, и девочка очень неприятно смеялась, когда говорила об этом. Словно кому-то в этой игре сделали больно, а она считала, что это весело. Симона не очень хорошо представляла себе, что такое повешенный, наверное, это было как-то связано с убийством. Но кого именно убили и была ли это только игра, Симона не знала и решила, что все это как-то связано с людьми, приходившими проверять детей. Она поняла, что эти люди были очень жестокими и злыми, хотя внешне выглядели вполне нормальными.
- Относитесь к ним так, словно они совершенно нормальные, - сказал Мартин Бреннан во время их следующей встречи. - Они действительно нормальные, вы сами это увидите, когда они родятся. Мы разместим вас в секции "Ц". Надеюсь, вы не возражаете?
- Нет, конечно, если так будет лучше. - Мел было все равно, где рожать, главное, чтобы дети были в безопасности.
- Так будет лучше всего. Думаю, это произойдет на тридцать седьмой неделе. Полная анестезия, конечно, это будет легче, чем спинномозговая эпидурация. Вы просто заснете, а когда проснетесь, все уже будет позади, а на столике вас будет ждать чашка чая.
- А можно, это будет джин с тоником?
- Можно, только чуть попозже.
- Еще немного, и вы возьмете меня за руку со словами: "Доверьтесь мне!"
Он улыбнулся. Улыбка вышла очень теплой и дружеской, хотя он, наверное, улыбался так всем пациентам.
- В этом нет необходимости. Я знаю, что вы доверяете мне. Вам нужно будет лечь в стационар за несколько дней, чтобы все спланировать заранее. Тогда роды пройдут успешно. Вы знаете, я вот что подумал…
- Да?
- Может быть, вам будет полезно узнать побольше о других случаях сращивания, - осторожно предложил он.
- Вы имеете в виду, про настоящих сиамских близнецов? - Мел не хотела использовать это слово, но оно само вырвалось.
- Да, например, Ченг и Энг. Их жизнь была довольно странной, хотя они выросли вполне нормальными людьми, что поразительно для того времени. Умерли они в тысяча восемьсот семьдесят каком-то году, насколько я помню. Их так и не разделили, но, несмотря на это, оба были женаты и имели детей.
Мел осторожно заметила, что это, должно быть, были несколько странные семьи, и Мартин Бреннан согласился: да, странные - не то слово. И улыбнулся, в этот раз веселой и озорной улыбкой. Поразительно, этот мужчина знает ее тело ближе, чем кто-либо другой, а через несколько недель его руки войдут к ней в матку, откроют ее и вынут два крохотных создания… Настолько близок должен быть только собственный муж. Интересно, Мартин Бреннан женат, есть ли у него дети? Наверное, да, подумала Мел.
- Про эти случаи написано много всего, - продолжал Мартин. - Но мы не будем касаться медицинской стороны, ладно? Это может вас расстроить, а нам это совсем не нужно. Почитайте про тех близнецов, которые пережили разделение и после этого вели нормальную жизнь, или даже про тех, кто неплохо жил и без разделения.
- Да, так будет лучше, - задумчиво сказала Мел. - Если я узнаю больше про другие случаи, про других родителей, я не буду чувствовать себя в такой изоляции.
- Мел… - Они незаметно прошли стадию "миссис Андерсон - мистер Бреннан", хотя Мел пока не решилась назвать его Мартином. - Мел, вы не в изоляции. И близнецы не в изоляции.
- Симона и Соня. - Мел вдруг вспомнила имена девочек и снова почувствовала внутри радостное волнение. - Мы назовем их Симона и Соня.
- Чудесно. - Он улыбнулся ей в ответ - Симона и Соня Андерсон. Мне тоже очень нравится.
Джо решил, что Мел рехнулась, когда увидел у нее стопку историй про сращенных близнецов. Господи Боже, сказал он, зачем читать об этих несчастных существах, живших до появления нормальной медицины? По его мнению, она только зря себя расстраивает, и его мама, между прочим, с ним согласна. Природа обо всем позаботится, нужно только подождать родов, вполне возможно, что все будет в порядке.
- Как же все может быть в порядке, - возразила Мел, - если результаты обследований показывают, что близнецы срослись? Сами они не разделятся!
Но Джо не интересовали результаты обследований, так же как и молодые доктора, запугивающие пациентов до смерти. Ей просто нужно приободриться, сказал он. Может, им съездить в какой-нибудь супермаркет, купить детской одежды? Можно прямо сейчас вместе поехать. В "Марк и Спенсер" или "Бритиш Хоум Сторз". Где-нибудь там и пообедают.
Вот так, подумала Мел, я искала родственную душу, нежного и страстного любовника, того, кто будет читать мне стихи о любви и старинные романы, обнимая меня перед горящим камином, кто по первой просьбе умчит меня в Париж, в Самарканд или на остров Авалон. А Джо Андерсон зачитывает мне отчеты совещаний по градостроительству и зовет пообедать в "Бритиш Хоум Сторз".
- Если ты не возражаешь, - ответила она, - я лучше останусь дома.
Даже если бы ей вдруг захотелось потолкаться среди толпы субботних покупателей, она все равно не поехала бы вместе с Джо. Он всегда так противно любезничает с продавцами, десять раз называя свое имя с надеждой, что они узнают в нем члена городского совета. Нет, сейчас ей хотелось остаться дома, в тепле, и не спеша читать про других близнецов, про тех, кому удалось справиться со своими особенностями. Она хотела представить их родителей, понять, что они чувствовали и как вели себя.
- Может быть, ты тоже почитаешь что-нибудь из этого? - заговорила она. - Очень обнадеживает. Большинство из этих близнецов прожили очень интересную жизнь, несмотря на свою необычность. Ведь операции по разделению стали делать сравнительно недавно, так что большинство из них всю жизнь прожили сращенными. Вот, например, девочки-близняшки, они снимались в американских фильмах в двадцатых годах, Дэйзи и Вайолет Хилтон. Их еще в детстве забрали в шоу уродов, и они всякого натерпелись, пока не сбежали оттуда. Или Ченг и Энг Бункер, самые знаменитые. Настоящие сиамские близнецы. Они женились на двух сестрах, и у каждого были дети. А в двадцатом веке были девицы Бидденден. Они родились в богатой семье и прославились своими добрыми делами, их до сих пор изображают на коробках с пирожными…
Но Джо не хотел слышать про девиц Бидденден, про Дэйзи и Вайолет Хилтон или каких-то других сращенных близнецов. Он считал, что Мелиссе не следует все это читать, странно, что этот Бреннан ее поощряет. Как раз вчера мама сказала…
- Но ведь это значит, что наши близнецы, они… ну, не уроды, понимаешь? - перебила его Мел, не желавшая знать, что сказала мама Джо. - Это просто каприз природы, и, если их смогут разделить, они не будут калеками…
Неожиданная ярость исказила лицо Джо. Впрочем, он быстро взял себя в руки и только заметил, что Мел в последнее время стала довольно эксцентричной, вот уж действительно, капризы природы!
Как только Мел произнесла слово калеки, она сразу поняла, что совершила ошибку. Но сказанного не воротишь, и это слово встало между ними, отравляя все, о чем они говорили. Теперь эта мысль останется где-то глубоко внутри и заставит снова и снова задавать себе вопрос: виновата ли она в том, что все так вышло с ее девочками. Или может быть, в этом виноват Джо…
Думай о чем угодно, но никогда больше не произноси слова уроды и калеки, когда говоришь о своих детях.
Из дневника Шарлотты Квинтон
1 января 1900 г.
Не ожидала, что от хлороформа мне будет настолько плохо. Он так его хвалил: никакой боли, миссис Квинтон, это вам очень поможет, но забыл сказать, что меня будет так мучительно тошнить весь следующий день.
Так странно думать о том, что близнецы наконец родились. Я их пока что не видела, но доктор Остин сказал, что это две девочки. Эдвард будет не в восторге, он хотел сыновей, но я очень рада. Я очень хотела дочек, скорей бы увидеть их.
2 января: 10 утра
О господи, о господи, меня руки не слушаются. Доктор Остин сказал, что девочки приросли друг к другу - они сросшиеся. Они растут друг из друга, как какие-то монстры в цирке. Вот почему их не принесли мне, когда я пришла в себя после ужасного хлороформа.
Я спросила, когда я смогу увидеть их, и доктор Остин так удивился, словно не ожидал от меня такого вопроса. Он немного помялся и наконец сказал: ну, небольшое посещение, наверное, не повредит, давайте после обеда, только сначала вздремните.
Я не хочу спать и обедать тоже не хочу. Но спорить с доктором Остином я не решилась, вдруг он вообще запретит мне видеть моих дочек; не знаю, может ли доктор такое сделать, но боюсь, чтобы он не сговорился о чем-то у меня за спиной с моим мужем Эдвардом.
Эдвард. Мой муж. Эти слова совершенно не звучат вместе.
Он еще не навещал меня, но прислал цветы - красные и белые гвоздики. Очень дорогие и яркие, ведь он хочет, чтобы все медсестры сказали: ах, какая красота! Какой внимательный муж! Интересно, Эдвард знает, что букет из красных и белых цветов предвещает смерть?
Почти двенадцать. Еще два часа.
2 января: 13.30
Я слышу в коридоре голос д-ра Остина и грохот кресла на колесиках, которое везут для меня. Глупо, но мне кажется, что его колеса стучат, как биение двух сердец, навсегда связанных друг с другом…
Глава 6
Единственное, что нарушало тишину операционной, - это ритмичные гудки, отмечавшие биение пульса. Пахло апельсинами - на столе стоял стакан с соком для доктора Бреннана.
- Итак, - заговорил анестезиолог, - леди предпочла общую анестезию?
- У нее не было выбора. Розамунда, ты не могла бы немного наклонить лампу…
- Извините, мистер Бреннан, - засуетилась молоденькая сестра. - Так лучше?
- Да. Минуточку, выпускаем околоплодные воды… Еще тампоны, пожалуйста… И отсос… Да, вот так. Ну что, все готовы? Начинаем. Инкубатор готов?
- Да, - отозвался педиатр.
- Итак, нежно и ласково, как шелест листьев летней ночью… - Его руки двигались осторожно, но уверенно.
- О боже! - воскликнула медсестра, всплеснув руками.
- Торакопаги, - вполголоса проговорил анестезиолог.
- Да. Но мы это уже знали. - Мартин передал педиатру два крохотных создания. - Между прочим, бывают вещи и похуже. Вы видели когда-нибудь ребенка с пупочной грыжей, Роз? Если бы видели, вы бы сейчас благодарили Бога за то, что у этих двоих все органы находятся внутри тела, а не снаружи. Освобождаю плаценту… - На несколько минут снова воцарилась тишина. - Ну вот, отлично. Можно закрывать матку. Как девочки?
- Все еще слегка синеватые, - ответил педиатр, склоняясь над инкубатором. - Сердцебиение нормальное, вес неплохой. Пять килограммов двести граммов вместе - скорее всего, не поровну, но точно сказать нельзя.
- Уже дышат?
- У той, что поменьше, - небольшая тахикардия, ей пока требуется помощь. Вторая в порядке, уже приобретает нормальный цвет. Но, как вы сказали, доктор Бреннан, они обе выглядят куда лучше, чем можно было ожидать.
Мартин выпрямился и вдруг почувствовал, как ноют мышцы спины и шеи. Он потянулся за апельсиновым соком, его вторая рука по-прежнему оставалась внутри бесчувственного тела Мел.
Негодующий вопль огласил операционную, и врачи переглянулись, улыбаясь.
- Ну вот, - сказал педиатр. - Это та, что сильнее.
- Ее зовут Симона, - сказал Мартин. - А вторую - Соня.
Первое, что увидела Мел, вернувшись из бархатной темноты анестезии, была высокая ваза на тонкой ножке на столике у кровати, а в ней - полураскрывшаяся роза бледно-кремового цвета. Очень мило. Мел слабо улыбнулась. Конечно, Джо всегда старается соблюдать условности, но на него это не похоже. Возможно, я была к нему несправедлива, и в нем все-таки есть немного романтичности. Мел перевернула карточку, прикрепленную к вазе, и увидела наклонный почерк Мартина Бреннана.
"Простите, что пока не могу угостить Вас джином с тоником, и надеюсь, что это хоть немного Вас обрадует. Обещаю - на восемнадцатилетии Симоны и Сони мы вместе выпьем по двойному коктейлю".
Мел откинулась на подушку, задумавшись. Интересно, когда ей позволят увидеть детей? В палату зашла медсестра с огромной корзиной темно-красных гвоздик.
- Великолепные, правда? - улыбнулась она. - Это от вашего мужа, миссис Андерсон.
- Правда? Никогда бы не подумала, - сказала Мел.
Сначала Джо Андерсон обрадовался, узнав, что Мел ожидает двойню, и, хотя он мечтал о сыне, две красивые дочки тоже хорошо вписывались в образ его блестящего будущего. Он уже представил себе абзацы в прессе: "М-р Джозеф Андерсон, недавно избранный член парламента, отпраздновал свое избрание в кругу семьи…" Это было не так уж фантастично, ведь практически решено, что его выберут кандидатом на следующих дополнительных выборах.
А потом, если все пойдет хорошо, писать будут все больше. "Джозеф Андерсон сопровождал своих дочерей на частном приеме у…", "М-р Андерсон вместе с дочерьми-близнецами провел прием в честь принца Уэльского в своем избирательном округе…"
Им понадобится большой дом, но после избрания им все равно пришлось бы переезжать. Какой-нибудь старинный особняк, возможно, восемнадцатого века. Большой сад и бархатные лужайки для близнецов и их друзей. Маленький теннисный корт и конюшня для пони. Для двух пони. "Джо Андерсон, чье назначение в состав кабинета министров ожидается во время его грядущей смены, присутствовал в это воскресенье на местном ипподроме вместе со своими дочерьми-близнецами".
А сейчас все эти сладкие мечты потеряли смысл. Жизнь сыграла с ним слишком жестокую шутку.
Или нет? Может быть, это еще не конец? Может быть, и эту трагедию можно обратить себе на пользу? Он задумался. Конечно, когда близнецы переживут операцию по разделению, все симпатии определенно будут на его стороне, но и сейчас, пока они еще не разделены, из этого можно извлечь немало выгоды. Он будет горячо рассуждать об этической стороне разделения и о своих религиозных убеждениях, беспокоиться по поводу риска, которому приходится подвергать детей. Избирателям это понравится.
Может быть, стоит связаться с парочкой детских благотворительных организаций. "М-р Джозеф Андерсон, переживший глубокую личную трагедию, без устали трудится на благо детских благотворительных фондов…". А вот это уже хорошая идея. Скромное упоминание о собственном несчастье, которое привело его в эти сферы, и репутация готова. "Джозеф Андерсон на фоне Букингемского дворца, награжденный орденом Британской империи за заботу о детях…". Надо будет спросить в совете насчет подходящих благотворительных заведений. Если собираешься сделать доброе дело, будь уверен, что оно не останется незамеченным.
Все эти мысли привели Джо в такое благодушное настроение, что он заказал для Мел две дюжины гвоздик в золоченой корзине. Теперь никто в этой больнице не посмеет назвать советника Андерсона скупцом.
По традиции хороших журналистов Гарри начал свое исследование о семье Симоны Мэрриот с проверки газет. Не стоит игнорировать знакомую территорию. При собственной объективной позиции изучение газет позволяет воссоздать полную картину событий, однако для этого необходимо прочитать и проанализировать все представленные точки зрения. Нужно раздобыть все факты. Последняя фраза прозвучала как из американского полицейского сериала пятидесятых годов. Я здесь, чтобы получить факты, гони факты, Мак. Герой закуривает "Собрание", наклоняет шляпу под лихим углом, поднимает воротник плаща и принимает позу мачо под вручную выставленным уличным светом. Гарри Лайм в "Третьем человеке" или герой X. Богарта Филип Марлоу, насмешливый и циничный. Оба - прекрасные образцы для подражания.
Поручая Гарри это дело, Маркович, хитрый старый "ремесленник от пера", использовал неожиданно яркий образ - тропинка в прошлое. Он вызвал в воображении пыльные стопки архивных папок и писем с завернувшимися краями, трансы медиумов, и Гарри подозревал, что Маркович использовал его расчетливо, чтобы вызвать интерес. Он быстро поужинал в своей маленькой кухне, бросил тарелки в раковину, и в отсутствие "Собрания" и шляпы налил себе большой стакан виски и сел у компьютера. Интернет-сайты, возможно, не столь романтичны, как выцветшие фотографии и дневники с порыжевшими чернилами, но они открывают прошлое намного быстрее. Как видите, мистер Уэллс, мы все-таки изобрели машину времени, способную переместить нас в прошлое. Но мы называем ее интернет-поиском. Как думаете, подойдет это для названия научно-фантастического романа, Г. Д., или я могу называть вас Герберт?
Он достаточно быстро нашел сообщение о рождении близнецов. Это было всего двадцать с лишним лет назад, и близнеца Симоны звали Соня - слегка иностранное имя, с немного экзотическим звучанием, что, в общем, нравилось Гарри. Журналисты тогда ухватились за эту историю, конечно, и пережевывали ее на всех страницах. "В Северном Лондоне родились сросшиеся близнецы…", "Жена лидера дополнительных выборов родила сиамских близнецов…"
Но история приобрела серьезный оборот, когда Джозеф Андерсон неожиданно начал терзаться религиозными сомнениями насчет операции по разделению. Внимательно читая статьи, Гарри пытался понять, насколько искренней была его позиция. Неоднократные упоминания политических амбиций Андерсона позволяли предположить, что это могло быть просто удобной позой. Насколько он смог вспомнить, в начале 1980-х уже существовало движение в поддержку морали.
По какими бы ни были мотивы Андерсона, выглядело это безупречно. Душещипательная история, этическая дилемма о том, как обычный человек оказывается в необычном положении. Ушлый Маркович, тертый калач, должно быть, здорово тогда повеселился. Черт, похоже, почти вся Флит-стрит тогда веселилась. "Отец сиамских близнецов сказал: "Когда Богу что-то не с руки, мы только ухмыляемся и терпим".