Марко не был еще в главном соборе, базилике Святого Петрония. Они подошли к его отполированным временем ступенькам и остановились.
- Собор одновременно прекрасный и печальный, - сказала Франческа по-английски, впервые с еле уловимыми нотками британского акцента. - Он был заложен городским советом как местный храм, а не кафедральный собор, что было прямым вызовом папе римскому. По изначальному проекту он должен был превосходить размерами собор Святого Петра, но этим планам не суждено было осуществиться. Рим резко воспротивился и направил деньги на другие цели; часть их пошла на строительство университета.
- Когда его построили? - спросил Марко.
- Спросите по-итальянски, - потребовала она.
- Не сумею.
- Тогда слушайте: "Quando e stata costruita?" Повторите.
Марко повторил вопрос четырежды, пока Франческа не осталась довольна.
- Я не верю в учебники и все эти магнитофонные курсы, - сказала она, пока они разглядывали высоченную громаду собора. - Я верю в разговорную практику. Ее должно быть как можно больше. Чтобы научиться говорить на языке, вы должны все время говорить на нем, говорить и говорить - подобно ребенку.
- Где вы изучали английский? - спросил он.
- Не могу вам ответить. Мне было велено ничего не говорить о своем прошлом. А также и о вашем.
Какую-то долю секунды Марко был близок к тому, чтобы повернуться и уйти. Его уже мутило от людей, не имеющих права с ним говорить, уклонявшихся от ответов на его вопросы и ведущих себя так, словно весь мир напичкан одними шпионами. Ему надоели эти игры.
"Я - свободный человек, - повторял он себе, - могу идти куда угодно, принимать любые решения". Раз он не выносит Луиджи и Эрманно, а теперь и синьору Ферро, тогда он пожелает всей этой компании, разумеется, по-итальянски, подавиться бутербродом.
- Собор был заложен в 1390 году, и первые лет сто все шло довольно гладко, - сказала она. Треть фасада снизу была облицована красивейшим розовым мрамором, верхние две трети представляли собой безобразную кирпичную кладку, на облицовку которой мрамора не хватило. - Потом настали трудные времена. Как видите, снаружи он так и остался незавершенным.
- Это не очень-то красиво.
- Конечно, но в этом кроется некая интрига. Вы хотели бы побывать внутри?
А что еще делать следующие три часа?
- Certamente, - сказал он.
Они поднялись по ступенькам и остановились у двери. Она посмотрела на табличку и попросила:
- Mi dica. - Скажите мне. - Когда закрывается церковь?
Марко нахмурился, с трудом подбирая слова, и сказал:
- La chiesa chiude alle sei. - Церковь закрывается в шесть часов.
- Ripeta.
Он повторил три раза, пока она не осталась довольна, и они вошли внутрь.
- Она названа в честь Петрония, святого покровителя Болоньи, - тихо сказала она. Зал собора был настолько велик, что в нем можно было бы проводить матчи по хоккею, и по бокам осталось бы достаточно места для зрителей.
- Ну и громадина, - восхитился Марко.
- Да, конечно, но это лишь одна четвертая оригинального замысла. Опять-таки папа заволновался и оказал давление. Собор стоил обществу огромных денег, и со временем стройка изрядно надоела людям.
- И все равно собор производит сильное впечатление. - Марко вполне устраивало, что они говорили по-английски.
- Вы предпочитаете подробный или краткий осмотр? - спросила она. Хотя в соборе было ничуть не теплее, чем на улице, синьора Ферро немножко согрелась.
- Учитель - вы.
Они повернули налево и подождали, пока группка японских туристов не закончила изучение большого мраморного склепа. Кроме японцев, в соборе не было ни души. Февральскую пятницу не назовешь пиком туристского сезона. Чуть позже в этот день он узнает, что сезонная работа Франчески с туристами в зимние месяцы замирает. Это признание было единственной информацией личного характера, которой она поделилась.
Поскольку им некуда было спешить, она предпочла не осматривать в быстром темпе базилику ди Сан-Петронио. Они обошли все двадцать два боковых придела и посмотрели большинство картин, скульптур, изделий из стекла и фресок. Приделы в течение веков строились богатыми семьями Болоньи, которые щедро оплачивали мемориальные произведения искусства. Их строительство явилось воплощением истории города, и Франческа знала все подробности. Она показала ему хорошо сохранившийся череп самого святого Петрония, горделиво покоившийся на алтаре, и астрологические часы, созданные двумя учеными на основе исследований Галилея в местном университете.
Хотя Марко временами становилось скучно от мелких подробностей картин и скульптур, а голова начинала кружиться от имен и дат, он держался молодцом во время этой экскурсии по громадному собору. Голос Франчески завораживал, особенно нравился ему ее медленный, утонченно правильный английский.
Японцы давно уже ушли, когда они вернулись к главному входу.
- На сегодня довольно? - спросила она.
- Да.
Как только они вышли, Франческа закурила сигарету.
- Не выпить ли нам по чашечке кофе? - предложил он.
- Я знаю хорошее место.
Она повела его на улицу Клаватуре; несколько ступенек вниз, и они оказались в "Роса росе".
- Здесь самый лучший капуччино на этой площади, - сказала она, заказав две чашки у стойки бара. Он хотел расспросить ее об итальянском запрете пить капуччино после десяти тридцати утра, но решил этого не делать. Ожидая заказа, Франческа аккуратно сняла кожаные перчатки, шарф и пальто. Похоже, она никуда не спешила.
Они сели за столик у окна. Франческа высыпала и размешала два пакетика сахара, как ей, видимо, было по вкусу. За последние три часа она ни разу не улыбнулась, и Марко не ожидал увидеть на ее лице улыбку.
- У меня есть копия учебных материалов, по которым вы занимались с другим преподавателем, - сказала она, протянув руку к пачке сигарет.
- С Эрманно.
- Наверное, но я с ним незнакома. Я предлагаю каждый день говорить о том, что вы видели утром.
У него не было причин ей возражать.
- Хорошо, - сказал он, пожимая плечами.
Она закурила и отпила глоток кофе.
- Что рассказал обо мне Луиджи?
- Немного. Вы канадец. У вас долгие каникулы в Италии, и вы хотите овладеть языком. Это так?
- Вас интересуют мои личные обстоятельства?
- Нет. Я просто спрашиваю, так ли это.
- Так.
- Вообще-то меня это нисколько не занимает.
- Я и не рассчитывал на это.
Она показалась ему похожей на упрямого свидетеля, с вызывающим видом противостоящего присяжным и твердо решившего не склониться и не сломаться под градом вопросов. Она мастерски напускала на себя безразличный и слегка суровый вид, свойственный многим европейским женщинам. Сигарету она держала у щеки, а глаза ее неотрывно наблюдали за прохожими на тротуаре, но при этом смотрели как бы в пустоту.
Досужая болтовня не была ее любимым занятием.
- Вы замужем? - спросил он, словно начиная перекрестный допрос.
Она хмыкнула и выдавила улыбку:
- Я получила инструкции, мистер Лаццери.
- Пожалуйста, зовите меня Марко. Как мне обращаться к вам?
- Пока пусть будет синьора Ферро.
- Но вы лет на десять младше меня.
- Здесь принято соблюдать формальности, мистер Лаццери.
- Понимаю.
Она затушила сигарету, сделала еще один глоток и перешла к делу:
- Сегодня у вас выходной, мистер Лаццери. Мы в последний раз говорим по-английски. С завтрашнего дня все только по-итальянски.
- Отлично, но я бы хотел, чтобы вы кое-что не упускали из виду. Вы не делаете мне одолжение, верно? Вам платят. Это ваша профессия. Я канадский турист, у меня масса времени, и если мы не сработаемся, я найду себе другого учителя.
- Я вас обидела?
- Вы могли бы хоть изредка улыбаться.
Франческа едва заметно кивнула, и глаза ее вдруг повлажнели. Отвернувшись к окну, она сказала:
- У меня почти нет поводов улыбаться.
Глава 16
Магазины на улице Риццоли открывались по субботам в десять утра, и Марко ждал, разглядывая витрины. Имея пять сотен новеньких евро в кармане, он ощутил прилив возбуждения и сказал себе, что у него нет иного выхода, кроме как войти и пережить первый настоящий опыт покупок в Италии. Перед сном он повторял слова и фразы, но когда за ним закрылась дверь, он мысленно взмолился, чтобы в магазине нашелся молодой клерк, свободно говорящий по-английски.
Увы, продавцом оказался пожилой человек, с любезной улыбкой шагнувший ему навстречу. В течение почти пятнадцати минут Марко показывал на какие-то вещи, с трудом что-то говорил, но иной раз вполне успешно спрашивал про размеры и цены. Он вышел из магазина с парой не очень дорогих зимних ботинок в молодежном стиле - такие время от времени попадались ему на глаза, когда он в плохую погоду прогуливался по университетскому городку, и с черной непромокаемой штормовкой с капюшоном, убирающимся в воротник. В кармане осталось три сотни евро. Экономия была теперь его приоритетом.
Он вернулся в квартиру, переоделся во все новое и снова вышел на улицу. Тридцатиминутная прогулка до болонского Сентрале на этот раз обернулась едва ли не часом, потому что он все время кружил и менял направление. Он ни разу не оглянулся, но иногда спускался в подвальные кафе и следил оттуда за прохожими или внезапно останавливался возле кондитерской лавки и любовался выставленными в витрине деликатесами, внимательно следя за тем, что отражается в стекле. Если они за ним следят, пусть не думают, что он что-то подозревает. Да и практика эта сама по себе ему пригодится. Луиджи не раз ему говорил, что скоро его не будет рядом, и Марко Лаццери останется один в целом мире.
Вопрос в том, насколько можно доверять Луиджи. Марко Лаццери и Джоэл Бэкман не доверяли никому.
Когда он вошел в здание вокзала и увидел толпы людей, его охватила тревога. Задрав вверх голову, он изучил расписание отбытия и прибытия поездов, затем принялся искать билетную кассу. По привычке он надеялся найти хоть какое-то объявление на английском. Впрочем, Марко уже научился справляться с волнением. Встал в очередь и, оказавшись наконец у окошечка, улыбнулся миниатюрной женщине за стеклом, быстро проговорил "буон джорно" и сказал:
- Vado a Milano. - Мне нужно в Милан.
Она понимающе кивнула.
- Alle tredici e venti, - сказал он. На час двадцать.
- Si, cinquanta euro, - сказала она. Пятьдесят евро.
Он протянул сотенную купюру, потому что хотел получить сдачу мелкими деньгами, и отошел от кассы, сжимая в руке билет и с победным видом поглядывая по сторонам. До отхода поезда оставался целый час, он покинул здание вокзала и прошел два квартала по улице Болдрини, где нашел кафе. Заказал бутерброд и пиво и, довольный собой, принялся наблюдать за прохожими, не думая, что увидит нечто заслуживающее внимания.
"Евростар" пришел точно по расписанию, и Марко вместе с толпой поспешил на посадку. Первая поездка на поезде в Европе, он не знал, каковы правила. За ленчем он изучил свой билет и не увидел ни номера вагона, ни места. Люди занимали места как попало, наобум, и он сел на первое свободное место у окна. Когда поезд тронулся точно в час двадцать, вагон был заполнен меньше чем наполовину.
Болонья осталась позади, за окном улетала назад сельская местность. Железнодорожная колея шла параллельно трассе М4, главной автостраде, ведущей из Милана в Парму, Болонью, Анкону и вдоль всего восточного побережья Италии. Через полчаса разглядывание пейзажа ему наскучило. Им трудно было любоваться на скорости сто миль в час, все сливалось в расплывчатые пятна, а красивые места возникали и исчезали в считанные мгновения. Слишком много фабрик вдоль дороги, хотя вполне очевидно, что они лепятся поближе к транспортным артериям.
Вскоре он понял, что его одного во всем вагоне занимает вид из окна. Все, что постарше тридцати, углубились в газеты и журналы, они чувствовали себя вполне комфортно, хотя и скучали. Молодые быстро задремали. Задремал и Марко.
Его разбудил кондуктор, сказавший по-итальянски нечто невразумительное. Марко уловил слово "biglietto" со второй или третьей попытки и быстро протянул билет. Кондуктор впился в него глазами с такой гримасой на лице, словно собирался вышвырнуть бедного Марко из вагона на следующем мосту, затем проколол билет щипцами и протянул с улыбкой во все лицо, обнажив белоснежные зубы.
Через час, после невразумительной абракадабры в микрофоне, в которой угадывалось слово "Милан", вид за окном начал меняться самым решительным образом. Когда поезд замедлил ход, остановился и тронулся снова, расползавшийся город подступил со всех сторон. Поезд оставлял позади квартал за кварталом многоквартирных домов послевоенной постройки, тесно лепившихся друг к другу, и разделявшие их широкие проспекты. Согласно путеводителю, что дал Эрманно, население Милана составляло четыре миллиона; это крупнейший город, неофициальная столица Северной Италии, финансовый, издательский и промышленный центр страны. Центр моды. Напряженно работающий индустриальный центр с красивейшей центральной частью и собором, который нельзя не посмотреть.
Когда миланский Сентрале был уже близок, железнодорожные пути начали бесконечно множиться и разветвляться. Поезд остановился под громадным куполом, и, выйдя на перрон, Марко поразился колоссальными размерами вокзала. Проходя по перрону, он насчитал больше десятка параллельных путей, и почти на всех поезда терпеливо ждали пассажиров. Он остановился в конце платформы в водовороте тысяч людей, прибывших и отъезжающих, и посмотрел на табло с пунктами назначения: Штутгарт, Рим, Флоренция, Мадрид, Париж, Берлин, Женева.
Вся Европа была у его ног, в нескольких часах езды.
Следуя указателям, он направился к главному выходу, где недолго простоял в очереди, и наконец втиснулся на заднее сиденье маленького белого "рено".
- Aeroporto Malpensa, - сказал он водителю.
Они долго выбирались из миланских пробок, пока не выехали на объездную дорогу. Через двадцать минут свернули с автострады к аэропорту.
- Quale compagnia aerea? - через плечо спросил водитель. Какая авиакомпания?
- "Люфтганза", - ответил Марко. У второго терминала таксист нашел где приткнуться, и Марко расстался еще с сорока евро. Автоматические двери открылись, впуская людской поток, и Марко поблагодарил судьбу за то, что не опаздывает на самолет. Изучил расписание и нашел то, что ему требовалось, - прямой рейс в аэропорт Даллеса. Он бродил по терминалу, отыскивая стол регистрации "Люфтганзы". Выстроилась длинная очередь, но благодаря немецкой организованности она продвигалась довольно быстро.
Первой стояла красивая, лет двадцати пяти женщина, по-видимому, путешествующая одна - это его устраивало более всего. Любая пара неминуемо начнет обсуждать странного типа в аэропорту и его странную просьбу. Она была вторая в очереди к стойке бизнес-класса. Наблюдая за ней, он также обратил внимание на студента в джинсовой паре поверх майки с эмблемой университета Толедо, с вьющимися волосами, небритым лицом и поношенным ранцем за спиной - как раз то, что нужно. Он стоял в хвосте, погруженный в музыку из ярко-желтых наушников.
Марко последовал за рыжеволосой, она отошла от стойки с посадочным талоном и ручной кладью. До вылета оставалось еще два часа, поэтому она неторопливо двинулась, пробираясь сквозь толпу, к магазину беспошлинной торговли, где остановилась у витрины новейших швейцарских часов. Ничего не выбрав, она обогнула угол, подошла к газетному киоску и купила два журнала мод. Когда женщина направилась к выходу в зал ожидания и к первому контрольному пункту, Марко набрался мужества и заговорил с ней:
- Прошу прощения, мисс, извините.
Она обернулась, но от растерянности ничего не сказала.
- Вы, случайно, летите не в аэропорт Даллеса? - спросил он, широко улыбаясь и задыхаясь, словно бежал стремглав, чтобы ее перехватить.
- Да, - сухо бросила она. Никакой улыбки. Ну точно американка.
- Я тоже должен был лететь, но у меня украли паспорт. Не знаю, когда доберусь до дому. - Марко начал вынимать из внутреннего кармана конверт. - Это поздравительная открытка моему отцу. Не могли бы вы бросить ее в Даллесе в почтовый ящик? День рождения у него во вторник, и я, боюсь, не успею. Очень вас прошу.
Она с подозрением посмотрела сначала на него, потом на конверт. Открытка всего лишь, не бомба и не пистолет.
Он снова полез в карман.
- Простите, конверт без марки. Вот один евро. Пожалуйста, прошу вас.
- Нет проблем, - сказала она.
Парень с желтыми наушниками оказался не столь прост. Тоже американец, он поверил в историю с паспортом. Но когда Марко попытался вручить ему конверт, он опасливо оглянулся, словно застигнутый на чем-то противозаконном.
- Не знаю, приятель, - сказал он и отступил на шаг. - Пожалуй, нет.
Марко не решился настаивать. Он тоже отступил и сказал, вложив в свои слова как можно больше сарказма:
- Приятного полета.
Миссис Руби Осберри из Йорка, штат Пенсильвания, стояла на регистрацию последней. Сорок лет она преподавала историю в старших классах и теперь могла позволить себе попутешествовать, посещая на честно заработанную пенсию места, которые знала только по учебникам. Для нее это был последний перелет после трехнедельной поездки по Турции. В Милане она лишь делала пересадку, следуя из Стамбула в Вашингтон. Приятный джентльмен подошел к ней и с грустной улыбкой объяснил, что у него похитили паспорт. Он не успевал на девяностолетие отца. Она охотно взяла конверт, положила его в сумку. Прошла проверку службы безопасности, прошагала четверть мили к выходу и, найдя свободное место, устроилась в зале ожидания посадки.
Позади нее метрах в пяти рыжеволосая приняла решение. Ведь не исключено, что это пресловутая бомба в письме. Конверт, конечно, тоненький, непохоже, что в нем взрывчатка, но что она об этом знает? Около окна она увидела мусорный ящик - хромированный, с блестящей крышкой (все же это Милан!) - небрежной походкой подошла к нему и выбросила письмо.
"А что, если взрыв произойдет в ящике?" - подумала она, возвращаясь на место. Да Бог с ним. Она не станет рыться в мусоре. А если бы и нашла конверт, что тогда делать? Искать служителя в форме и пытаться объяснить по-английски, что у нее в руке, быть может, бомба? "Успокойся", - сказала она себе. Затем взяла сумку и села на свободное место по другую сторону от выхода, как можно дальше от мусорного ящика. Но не могла оторвать от него глаз.
Но мысль о терроризме не уходила. Когда объявили посадку, женщина первая поднялась на борт 747-го. И только выпив бокал шампанского, успокоилась. Дома, в Балтиморе, она первым делом включит Си-эн-эн. Она была уверена, что в миланском аэропорту Мальпенса произойдет что-то ужасное.