По настойчивой просьбе своего оператора Топхэт все же описал расположение резервного для Мэйси тайника и место постановки сигнала "К". Однако фэбээровец продолжал настаивать, чтобы Топхэт назвал ему и подлинную фамилию Мэйси. Но Топхэт был непреклонен:
- Я совершенно не понимаю вас! Вы что? Хотите все-таки завалить меня перед возвращением на родину?! У меня невольно возникает вопрос: а не делаете ли вы это, господа американцы, чтобы провалить меня в ответ на несогласие мое остаться на жительство в США? Извините, мистер Джон, но я не буду вам раскрывать паспортные данные Мэйси . Повторяю еще раз: устанавливайте сами ее личность! Но арестовывать ее вы должны только после моего отъезда из США! Вам это понятно или нет?! - с раздражением бросил Топхэт.
Джон Мори удивленно покачал головой: "Этого еще не хватало, чтобы он кричал на меня", - подумал он и, тяжело вздохнув, почтительно произнес:
- О'кей! Мы сделаем все, как вы сказали. - Затем он поднялся из-за стола, взял с журнального столика лежавший на нем портфель и начал выкладывать из него тоненькие папки с какими-то документами. - Это все инструкции, которые понадобятся вам для связи теперь уже с сотрудниками резидентуры ЦРУ в Москве. Кстати, вы даете свое согласие работать с ними?
- Да, я согласен, но при одном условии, - предупредил Топхэт.
- При каком именно? - нахмурился Джон.
- В Москве я готов сотрудничать с ЦРУ, но только на бесконтактной основе, то есть без личной связи.
- И чем же вы мотивируете такое решение?
- В первую очередь необходимостью гораздо большей конспирации при работе со мной. Поймите правильно, я должен заботиться об обеспечении личной безопасности и очень хочу остаться не разоблаченным в предстоящем сотрудничестве с ЦРУ в Москве. Москва - это вам не Нью-Йорк, где я чувствовал себя более уверенно и спокойно.
- Значит, вы считаете, что наши разведчики могут вас провалить в Москве? И если это так, то скажите, на каком основании вы делаете подобные умозаключения? - Джон Мори смотрел на него злобными глазами.
- Не надо так смотреть на меня, - совершенно спокойно произнес в ответ Топхэт. - Я же не на допросе у вас! - опять повысил он голос. - Я хочу лишь одного: чтобы вы сейчас поняли и передали своим коллегам из ЦРУ, что мои отношения с ними в Москве будут строиться только на безличной основе. - Поляков мрачно посмотрел на Мори и неохотно продолжил: - Плохо, что вы, мистер Джон, не знаете, как работают ваши разведчики в других странах…
- Вот и расскажите мне об этом. И заодно объясните, почему вы так часто делаете нам какие-то замечания и ставите свои условия?
На этот раз Поляков несколько опешил:
- Я сейчас ставлю свои условия потому, что американская разведка в последнее время работала в Москве неквалифицированно. Это, кстати, подтверждается и арестом моего коллеги подполковника Попова. Работавшие с ним операторы Рассел Ланжели и Джордж Уинтерс проявляли небрежность и засветили не только тайники, но и самого Попова…
- Чтобы не произошло этого и с вами, - не дал ему договорить Джон, - я передаю вам вот эти средства связи. - Он достал из портфеля несколько коробочек и конвертов…
- И что же в них находится? Уж не таблетки ли цианистого калия?
- Сейчас я поясню, что к чему, - буркнул Джон, продолжая выкладывать на стол предметы шпионской экипировки.
Поляков усмехнулся.
- А правильно ли это будет, если вы, контрразведчик ФБР, будете что-то пояснять мне, разведчику? Другое дело, если бы инструктаж проводил кто-то из специалистов ЦРУ, - кисло добавил он.
- Вы полагаете, что я не компетентен в таких делах? - обиделся Мори.
- Я не полагаю, а считаю, что это так и есть, - дерзко ответил Топхэт.
- Ну хорошо, хорошо, - махнул рукой Джон. - Мое дело передать вам все, а как вы будете использовать это, разбирайтесь сами, коли вы такой грамотный.
- Итак, что вы мне передаете? - равнодушно бросил Топхэт.
Джон с укором посмотрел на него и сказал:
- Все, что на столе, это ваше. Я передаю вам два шифрблокнота с разным цветом обложек. Тот, что красного цвета, предназначен для зашифровки сообщений в посольскую резидентуру ЦРУ, а второй, в черной обложке, - для расшифровки. - Затем протянул ему дорожный несессер и пояснил: - А это дается вам в качестве камуфляжа для шифрблокнотов. Условия связи, разведзадание и руководство по работе с шифрами исполнены на микропленке, которая крепится к стержню шариковой ручки. Так что, пожалуйста, забирайте это все. - Он протянул ему авторучку и чуть слышно добавил: - Кстати, на той же микропленке есть график проведения тайниковых операций в Москве.
- Вам назвали места для закладки тайников?
- Да. Один из них будет на Ленинских горах…
Заметив на лице Топхэта мгновенно менявшееся выражение то испуга, то злобы и растерянности, Джон невольно спросил:
- Что с вами, мистер Поляков?
Топхэт отрицательно покачал головой и сказал:
- Я ошеломлен тем, что сейчас услышал. Кто назвал вам Ленинские горы?
- Руководящий сотрудник ЦРУ. А что вас не устраивает?
- Я категорически отказываюсь от проведения тайниковой операции на Ленинских горах!
Мори побагровел: "Да сколько же можно выражать свое несогласие?!"
- Почему вы отказываетесь? - возмутился он.
- Потому что там уже проводились подобные операции по связи с Поповым. И, кстати, там же он был задержан и арестован. Это еще раз подтверждает мое мнение о небрежной работе американской разведки в Москве…
Отказался Поляков и от использования подобранных цэрэушниками мест постановки сигналов в непосредственной близости от американского посольства. Заявив об этом Джону, он взял листок бумаги и нарисовал на нем новые места расположения тайников: один из них обозначил при входе в Парк культуры и отдыха имени Горького, второй - на улице Арбат с использованием магнитного контейнера, третий - недалеко от Военной академии имени Дзержинского. Сделав пояснения к схемам мест закладки тайников и увидев на столе книгу и какие-то предметы, он неожиданно спросил у Джона:
- А это что еще лежит перед вами?
- Это тоже все ваше. Вот таблетка цианистого калия. По внешнему виду и форме она, как видите, ничем не отличается от прочих медицинских таблеток и потому не нуждается в маскировке. - Затем Мори взял книгу и, показывая ее Топхэту, сказал: - А это энциклопедия о любимом вами увлечении - охоте. Во внутренней полости обложек находятся письма-прикрытия.
Кроме того, вам даются к фотоаппарату для вертикальной и горизонтальной съемок две приставки и одна катушка с защищенной фотопленкой, которая рассчитана на специальное проявление. Какое именно - в ЦРУ сказали, что вы, как разведчик, знаете.
- Да, я это знаю. А где же копировальная бумага? Может, она в больших конвертах, которые я передавал вам раньше?
- Да, эти пять конвертов ваши. Внутренняя поверхность их обработана и предназначена для тех же целей, что и копировальная бумага.
- А где магнитные контейнеры?
- Мне сказали, что вы можете изготовить их в Москве при помощи якобы известных вам подручных средств и материалов. А теперь о разведзадании…
- Но вы же говорили, - прервал американца Поляков, - что оно есть на микропленке, которая закамуфлирована в шариковой ручке…
- Да, это так, - согласился Мори. - Я хочу лишь пояснить, что ЦРУ на первое время ставит перед вами задачу глобального масштаба: определение военно-экономического потенциала СССР, объема ракетостроения и всего, что касается Вооруженных сил России и вашего ГРУ. В случае острой необходимости можете связаться с сотрудником ЦРУ по телефону, номер которого указан на той же микропленке. При этом надо назвать словесный пароль: "Шестьсот семь. Мэдисон-авеню". Он дается вам на случай, если потребуется срочно сообщить, что вы опять выезжаете в длительную служебную загранкомандировку… - Джон вдруг задумался, припоминая, что еще надо сообщить отъезжающему агенту, но, не вспомнив ничего, вынул из кармана пачку стодолларовых купюр и, подавая ее Топхэту, сказал: - Это вам премиальные от ФБР за хорошую работу с нами. И будьте осторожны в их трате. И здесь, в Нью-Йорке, и там, в Москве…
На этот раз Поляков взял доллары без каких-либо оговорок. Но не прошло и минуты, как он начал сожалеть, что взял их, показав свою жадность перед американцем. Несколько секунд он сидел в оцепенении, потом стыдливо бросил косой взгляд на Джона Мори. Тот смотрел на него задумчивым, долгим взглядом, то ли припоминая, не упустил ли он чего-то, то ли сожалея о своей последней встрече с "драгоценным камнем" в истории американской контрразведки. Решив, что все вопросы оговорены, Джон неожиданно быстро и с пафосом заговорил:
- Не поминайте меня лихом, мистер Поляков. Хочу верить, что наши встречи пойдут вам на пользу. И вы поверьте мне, что я кое-чему научился у вас. Прежде всего, вашему высокому профессионализму и вашей преданности избранной профессии. Между прочим, мне понравилось, с каким упорством вы отстаивали необходимость своего возвращения в Советский Союз, хотя лично я спал и видел, что вы навсегда останетесь в Америке и мы вместе будем работать в Вашингтоне в ФБР. И последнее, что хотелось бы сказать: я очень высоко оцениваю ваше плодотворное сотрудничество с нами и весьма сожалею, что оно так быстро закончилось…
Полякову пришло в голову, что его американский оператор прощается с ним навсегда. Отогнав этот мысль прочь, он с уксусной улыбкой посмотрел на Джона Мори и сказал:
- Пути Господни, мистер Джон, неисповедимы… Кто знает, может быть, мы еще и встретимся где-нибудь.
Вспомнив о предстоящем прощальном ужине со своими коллегами по работе в Военно-штабном комитете, а затем и в самой резидентуре, он извинился перед Джоном, поблагодарил его за взаимопонимание и поспешил в свое представительство.
После фуршетов в ВШК и резидентуре Поляков вернулся домой поздно вечером с тяжелым чувством: он все еще сожалел, что взял у Джона пачку долларов. Переживал это так, что не мог заснуть. Да и в последующие два дня до отъезда из Нью-Йорка он расходовал эти доллары, опасаясь попасть под подозрение своих коллег. Лишь за несколько часов до отправления в морской порт он все же потратил часть денег на "шмотки" и подарки для своих родственников и коллег по работе в Москве.
А 9 июня 1962 года на пароходе "Куин Элизабет" агент ФБР полковник Поляков отплыл от берегов Америки, прихватив с собой сокрытое в личных вещах шпионское снаряжение для продолжения своей гнусной предательской деятельности, но теперь уже на родной земле московской.
Глава 2. "Крот" в "аквариуме"
У него было две жизни: одна - явная, которую видели и знали все, кому это нужно было. И другая - протекавшая тайно.
А.Чехов. Дама с собачкой
Летом 1962 года агент ФБР Дмитрий Поляков стал, на жаргоне западных спецслужб, "кротом" ЦРУ Соединенных Штатов Америки. Через него разведка противника без затруднений внедрилась в московский "аквариум" ГРУ. Так с подачи бежавшего в Англию изменника Родины капитана Владимира Резуна стали называть новый главный корпус штаб-квартиры Главного разведывательного управления Генштаба. Сами же сотрудники военной разведки окрестили новое девятиэтажное здание из стекла и бетона на Хорошевском шоссе "стекляшкой". Тогда же ЦРУ, чтобы основательно зашифровать своего агента, поменяло ему псевдоним: и с того времени во всех документах Лэнгли он стал фигурировать не как Топхэт, а как Бурбон - так называется сорт американского виски.
После многодневного плавания через океан и пути через всю Европу у Бурбона было одно желание: выспаться как следует. Однако, вернувшись в родные пенаты, он даже заснуть не мог: не давал покоя вихрь обрывочных мыслей о том, что жизнь теперь будет намного опаснее, чем в Америке. Что отныне для него существует только "теперь", а "завтра" может уже не быть, потому что "завтра" - это разоблачение и арест. "А посему перед руководством - большим и малым - придется быть таким, какой им требуюсь, то есть всецело преданной им тварью, - продолжал он размышлять . И разговаривать теперь надо предельно осторожно. Ничего не поделаешь, шпионаж - это всегда выматывающая душу тревога: как бы не разоблачили, как бы не арестовали!"
Думы о том, что до конца жизни предстоит ему играть одну и ту же роль - роль предателя и что малейшее выпадение из этого образа может стоить ему жизни, перерастали в большой страх. И вдруг словно кто-то стал подсказывать: "Решай, полковник, пока есть еще время одуматься и вернуться к нормальной честной жизни. Для этого тебе надо только заложить для американцев тайник с сообщением о том, что ты исчезаешь из их поля зрения навсегда. А после этого пойти на прием к генералу Изотову и признаться в том, что тебя вербовали янки. И, конечно же, заверить генерала, что ты сделаешь все возможное и невозможное ради того, чтобы оставили тебя работать в разведке".
В ответ на доносившийся извне незнакомый голос Поляков еще больше встревожился, что люди ЦРУ при отказе от сотрудничества все равно найдут его. "На земле нет силы, которая способна вырвать меня из американских лап, - подумал он, и эта мысль мгновенно вытеснила все остальные. - Нет, надо мне сообщить в резидентуру ЦРУ о благополучном возвращении в Москву и своей готовности продолжить сотрудничество с американской разведкой".
Так и не заснув, он стал поджидать рассвет. В летние часы рассветало рано, и с первым лучами солнца сразу все вокруг ожило: сначала закаркали перелетавшие с одной крыши на другую вороны, потом защебетали звонким гимном золотому светилу остальные птицы. Все радовалось вокруг пробуждению природы, но неспокойно было на душе у Полякова: он опасался предстоящей встречи с руководством отдела и Третьего управления ГРУ. "А вдруг кагэбэшники уже подготовили наручники и ждут не дождутся, чтобы их надеть на руки мне? - пронеслось у него в голове. Ему стало страшно, что жизнь может так быстро закончиться. - Что ж, за все надо платить, - подумал он. - Да, я оказался предателем, совершил паскудство по отношению к жене и детям. И если я окажусь разоблаченным, то придется платить за это…" И все-таки не предательство и не роль изменника Родины беспокоили его сейчас, а судьба семьи: жены, которую он любил, детей, которыми он всегда восторгался и гордился. "Но их еще можно спасти от позора, а вот сам я уже не спасаем, я уже в аду, - продолжал он размышлять. - Кто знает, возможно, сегодня или завтра предстоит мне и в самом деле опуститься в этот ад…"
С этими тяжелыми мыслями полковник Поляков начал собираться на работу в "аквариум". Перед тем как выйти из квартиры, он взглянул в зеркало и не узнал себя: на него смотрел печальный пожилой человек. "Как же сильно изменился я в последнее время, - подумал он. - Ничего уже не осталось от прежнего армейского офицера с энергичной манерой общения и всегда веселыми глазами. Да, не стало того молодого капитана Димы, который был когда-то зачислен на разведывательный факультет Академии имени Фрунзе. А теперь вот появился суровый полковник Дмитрий Федорович Поляков, любимым выражением которого стало слово "коновалы"…"
На работу он пришел чуть раньше. В вестибюле стояли несколько знакомых ему человек, возбужденно беседовавших между собой. Они заметили его, но никто почему-то не поприветствовал его и не обрадовался его появлению после столь долгого отсутствия. Это вызвало в нем не только злость, но и глухое, неосознанное враждебное чувство, смешанное со страхом.
Первый рабочий день прошел буднично и спокойно, словно никому он не был нужен. Только в кадрах ему сказали, что нужно оформить документы по состоявшейся командировке в США и письменно отчитаться за нее перед своим отделом. А в конце дня сообщили, что завтра с утра его может принять с устным докладом о результатах командировки заместитель начальника 3-го управления ГРУ генерал-майор Толоконников. Это несколько насторожило Полякова: почему с устным докладом, а не тогда, когда будет готов письменный отчет?
Эти неприятные размышления по дороге домой терзали его душу и заставили вернуться к прежним раздумьям: "Может, все-таки мне завтра самому явиться с повинной?.. Но что это даст мне?.. Ровным счетом ничего, только позор. И этот позор будет впоследствии все время окружать моих сыновей и жену. А самое главное, что будет со мной? Известное дело, прощения мне не будет… Нет, придется продолжать играть свою двойную роль - патриота и предателя, чтобы как-то отсрочить час расплаты…"
С отвратительным настроением вернулся он домой после первого дня работы. Жены с детьми дома не было. Чтобы снять напряжение, он направился на кухню, взял из шкафчика начатую бутылку водки и граненый стакан, налил половину и выпил. Потом еще налил и, страдальчески морщась, опять выпил. Закусывая куском вареной колбасы, прошел в залу, не раздеваясь, лег на диван и словно провалился в пустоту. Возвратившаяся с детьми супруга, услышав его громкое бормотание, подошла к нему и сильно толкнула в плечо. Он испуганно открыл глаза и тут же услышал голос жены:
- Что-что ты сказал?
Поляков встал, выпрямился и, вяло махнув рукой, ответил:
- Да это я так.
- Господи, ну что у нас за жизнь такая? - с огорчением обронила жена.
- Ну чем ты, Нина, недовольна? Жизнь как жизнь. Нормальная.
Он обнял ее и, прижав к себе, почувствовал, как дрожит ее тело.
- Да какая же она нормальная? Твои вечные недомолвки скоро сведут меня с ума, - упавшим голосом произнесла она и отстранилась.
- Это у тебя все от разлуки со мной и от больших перегрузок на работе и дома. Успокойся, я теперь буду помогать тебе по дому. Да и с детьми буду заниматься.
- Дай-то бог, чтоб так было…