- Если бы я могла, я бы купила старый дом и занималась им так же, как вы, всю жизнь. Надеюсь, что когда мне придет время уйти на покой, у меня будет дом, не большой и не маленький, а как раз такой, как нужно мне. И в нем будет столько же книг.
Сейра открыла страницу, заложенную обрывком газеты, и принялась за чтение. Они заканчивали "Бумаги Эсперна" и были как раз на том месте, где мисс Тита предлагает себя (и бесценные бумаги) герою, который ни за что не хочет жениться на "смешной и жалкой провинциальной старухе" даже для того, чтобы получить такие нужные ему бумаги.
Сейра дочитывала последние страницы и одновременно кормила доктора Ченнинг спагетти, что было совершенно уместно, так как действие рассказа происходило в Венеции. Но, казалось, ни она, ни доктор Ченнинг уже не замечали, что было в тарелке. Их полностью захватили бесцельные скитания героя по Венеции в сопровождении сбитого с толку гондольера. Наконец он почти решил жениться на "несчастной леди", чтоб получить бумаги.
Ее голос звучал по-прежнему, но Сейра понимала, что Генри Джеймс никогда не сомневался, что ложь разбивает жизни. Неожиданно перед ней встала во весь рост ее собственная непростительная ложь. Ее мать лежала на спине слепая, зная, что никогда больше не услышит голос Сейры. И если как-нибудь однажды Мартин заподозрит… Сейра продолжала читать.
Сейра читала хорошо. Казалось, что великолепие и нищета Венеции окружают их на фоне ровного гудения кондиционера.
Но леди все-таки сожгла бумаги. Джентльмен, вернувшись домой с пустыми руками, воспринял свою потерю почти как невыносимую.
Сейра закрыла книгу. Но острая боль, казалось, оставалась, хотя книга и была закрыта.
Сейра сидела молча, глядя на маленький голубой томик. И вот тогда пришел тот план, который она пыталась найти, пришел отчетливо, как фраза из рассказа.
21
Дожди принесли прохладу в эти последние дни августа. Лето в Айове достигло своей вершины. В свежей зеленой листве не было еще ни одного желтого листка. Сейра отбила штукатурку там, где она плохо держалась и проглядывали серые доски в глубоких дырах, как старые кости. Дыры и трещины она зашпаклевала и ходила по расстеленным газетам, чихая от пыли.
Каждое утро она вставала еще до восхода солнца и работала над домом, который принадлежал ей. На штукатурку она нанесла тонкий слой краски, страстно желая свить свое гнездо. Когда работы в гостиной и кухне были закончены, она пригласила Бена на ужин. Иногда она пробегала сквозь тоннель в сирени, чтобы позавтракать с ним. Банан прыгал вокруг ее босых ног.
Каждую минуту, свободную от занятий и бесчисленных собраний, число которых возрастало со скоростью размножения кроликов, Бен думал о ней.
Он знал Лору Прей две недели, и она ни слова не сказала о себе. У него было развито воображение и каждый раз, наталкиваясь на ее испуганный взгляд, он начинал придумывать истории, пытаясь объяснить себе ее отчуждение и страх от того, что он начнет задавать вопросы. - Совершенно очевидно, что она преступница и находится в бегах, - сказал он Банану после их первого ужина. Котенок залез с головой в банку с тунцом и не слушал его. - Вот что я тебе скажу, она зашла в ювелирный магазин в Нью-Йорке, Лос-Анжелесе и где-то еще и упала в обморок. Пока вызывали врача, она проглотила несколько бриллиантов, потом понюхала соли, которую ей дал врач, ушла и приехала сюда, на Средний Запад, чтобы завершить это дело.
Котенок облизывал мордочку удивительно длинным язычком.
- Я "настоящий друг", как она сказала мне, - продолжал Бен. Он предполагал, что она прочитала что-то на его лице. Он чувствовал, что с ним играют, женщины вечно заставляют строить догадки.
Лора всегда была одета одинаково и почти не употребляла косметики. Помогая ему с завтраком, она не пыталась казаться застенчивой и не бросала на него долгих взглядов, как обычно делают женщины. Бен не помнил, чтобы он когда-нибудь говорил так много. Ему было нужно слышать звук их голосов.
- Почему она так нервничает? - спросил он Банана в конце недели. - Банан не знал. - Есть у меня одна теория, - сообщил он котенку. - Она нервничает, потому что она главарь заговора, имеющего целью так воздействовать на футбольные и баскетбольные команды в школах, чтобы счет был ничейным. А теперь по ее следу идут. - Банан начал чесаться.
Только однажды он увидел на ее лице тот испуганный взгляд, который он запомнил со времени их первой встречи. Подсчитывая деньги, чтобы внести свою долю за продукты, она негромко сказала: - Это мои собственные деньги. Я сама решаю, как их тратить, и никогда, никогда мне не придется обманывать, выкручиваться и красть. - Следовательно, раньше у нее не было собственных денег. А чьи они были тогда?
Она рассмеялась, говоря "никогда, никогда". Бен любил наблюдать за ней, когда она смеялась. Она слегка запрокидывала голову назад, как будто откидывая длинные волосы.
Разбивая яйца для омлета, она сказала, что ей нравится стиль Хэмингуэя. Его речь звучит так, как будто это перевод с древнего, гораздо более простого языка.
- А его женщины? - спросил Бен, переворачивая бекон Бекон был уже почти готов.
- Он думает, что они другие, не такие, как мужчины, и не понимает, что мы не рождаемся "женщинами". Эй, можно кусочек?
Она наклонилась к нему, чтобы оторвать кусочек от ломтика бекона, ее полные губы раздвинулись, обнажив белые зубы. Она могла бы взглянуть на него, но не сделала этого. - Люблю бекон.
- Еще? - предложил он, протягивая ей еще один ломтик. Она взяла его и положила на краешек.
- Последите за яйцами, хорошо? Я хочу, чтобы вы послушали кое-что забавное.
Она захватила с собой из дома журнал, который попался ей в библиотеке. - Это соревнование по подражанию Хемингуэю, - сказала она и начала читать, пока Бен приглядывал за яйцами. Скоро они оба так хохотали над пародией, описывающей любовь на столе бара с яйцами, разлетающимися во все стороны, что Бену пришлось снять сковородку с огня и прислониться к стене. Бен больше не мог смеяться. Он сложился пополам, слезы текли у него по щекам.
Лора, вся красная, терла глаза и странно придушенно всхлипывала.
- Это здорово, - сказал Бен, когда они оба снова обрели возможность говорить. Лора объяснила, что победитель получает билет для полета в Венецию и обратно, а также бесплатный столик на двоих в этом самом баре.
- Ну и посмеялись же мы, - сказал Бен.
- Да, - протянула Лора. - Это было хорошо.
- Разрядка нужна, - сказал Бен.
- Да, - сказала Лора, и они снова расхохотались, потому что это звучало совсем как у Хемингуэя.
Наблюдая за Лорой, которая доставала ножи и вилки из ящика стола, Бен опять думал о том, как мало он знает о ней Была ли она когда-нибудь замужем? Или она замужем до сих пор?
Лора сказала, что приготовит ему обед. После завтрака она возилась на кухне и тихонько напевала. Стоя перед зеркалом в ванной, он закрыл глаза. Женщина пела в его доме.
Она продолжала петь, когда он вернулся на кухню с мокрой головой - ему никогда не удавалось уложить волосы. Когда она немного поправится, она будет совершенно неотразима. Две недели, а он даже ни разу не прикоснулся к ней.
Бен подошел к Лоре, которая мыла тарелки. То, что она носит парик, он понял в первый же день. Одна из тех чертовых загадок, окружавших ее.
Бен подошел чуть-чуть ближе, чем можно. Инстинкт подсказывал ему, что он пересек ту невидимую линию, за которой кончается дружба. Он едва нарушил эту линию, но она поняла это сразу же и повернула к нему лицо. В профиль она была одновременно и безобразна, и прекрасна - длинный тонкий нос, полные губы.
Он молчал. Она отодвинулась на несколько дюймов, и они снова были друзьями, которые только что хохотали над любовью на столе. Только один шаг. От неожиданной вспышки гнева у него перехватило дыхание.
- Жаркое любите? - спросила Лора. Он ответил "да" и пошел за кейсом. Никто не знает, о чем думают женщины. Каждая из них загадка из другого мира. Он щелкнул замком кейса и прищемил себе палец.
- Поделом тебе, - пробормотал он, облизывая палец. Лора на кухне снова запела. Ссутулившись, он оглядел гостиную. Он был так зол, что не знал, стоит ли ему прощаться.
Но Лора проводила его, как жены провожают мужей на работу. Перед тем, как он открыл дверь, она поправила ему воротник рубашки, на секунду нарушив разделявшую их невидимую линию.
Кровь не останавливалась, и всю дорогу Бен держал палец во рту. Однако на лице его была улыбка.
Летнее утро в Сидер Фоллз было наполнено птичьими голосами. С деревьев на заднем дворе Бена упало несколько листьев. Сейра подумала о свадьбе. Что ей надеть на свадьбу?
Она села на автобус на Колледж-сквер и доехала до Уолмарта. У Сейры теплело внутри, когда она вспоминала о смехе Бена. Она бродила вдоль рядов дешевой одежды. Теперь она могла позволить себе купить платье, да и синяки почти совсем прошли.
Мэри О'Брайен Уолмарт понравился бы.
- В дорогих магазинах я чувствую себя не в своей тарелке, - призналась однажды Мэри. - Такое впечатление, что все вещи смотрят на меня с вызовом. Стоит только войти - и сразу рядом вырастает продавец. Ценник обычно прячут за воротником или в рукав.
Сейра ощутила острую потребность увидеться с Мэри. Здесь в Уолмарте цены видны издали. Ни одного продавца поблизости не было.
Перед ней был ряд зеленых платьев с низким вырезом и короткими, широкими рукавами. Она вспомнила, что обещала себе купить рубашку с короткими рукавами и шорты, когда сойдут синяки. Теперь она могла выполнить обещание.
- Сколько у вас предметов? - спросила усталая продавщица и дала Сейре карточку с номером пять. В кабинке была всего одна полочка и никаких зеркал. Ветер от фенов колыхал занавески.
Платье, конечно, было дешевенькое, но оно было цвета майской листвы и превосходно сидело на Сейре. Шорты с черно-белым поясом и майка с черной отделкой тоже были впору.
Сейра вся светилась, когда она расплачивалась и затем укладывала покупки в старенькую сумку.
В доме Бена было тихо и сумрачно. Лучи солнца пробивались сквозь приспущенные шторы на кухне. Она почистила и порезала яблоки, приготовила тесто, нашла скалку и высыпала муку на стол. И вдруг ее затрясло.
- Не раскатывай слишком тонко, - сказал Мартин. - На ужин у нас будет бифштекс?
- Сидер Фоллз, - шепотом напомнила себе Сейра, пытаясь вспомнить звуки маленького городка в Айове: скрип качелей в парке, шепот листвы за окном Она закрыла глаза, но слышала только постукивание металла на пристани у соседа.
- Славная лодочка. - Она накрыла яблоки кружком теста и прищипнула края дрожащими руками. - Славная прогулочка под парусом.
- Бояться воды! - Прищуренные глаза Мартина, она была так осторожна. Она обрезала края теста и вспомнила свой кусок яблочного пирога на столе среди грязной посуды. Она продумала все. Все?
Сейра вытерла сковородку и поставила ее в духовку, затем прислонилась к стене. Над головой у нее висели две маски - одна улыбалась, другая - печалилась, а перед глазами стояли кресла с продавленными спинками и слышался скрип кровати.
Не сознавая, что она делает, Сейра поднялась в спальню Бена и прошла мимо старой кровати орехового дерева с резной спинкой. Рядом стояло старое кресло-качалка. Она открыла шкаф и прижалась лицом к одежде Бена. Она вдыхала запах, который принадлежал только ему. Она была спасена.
Ведь он был, в конце концов, больше и сильнее. Судя по гневу, который ему с трудом удавалось скрыть, она не должна больше скрывать от него свои тайны, дразнить его. Что она вообще делает в доме, принадлежащем постороннему мужчине? Она вытерла глаза и спустилась вниз, чтобы вымыть руки и посмотреть на пирог. Ей следует оставить Бена Вудворта в покое.
Кухня наполнилась ароматом яблок. Если она окажется слишком близко к Бену Вудворту, она может убить его. Причиной его смерти может стать яблочный пирог, ее улыбка или зеленое платье. Если Мартин найдет ее.
Нарезая мясо для жаркого, она заметила, что у нее все еще дрожат руки. Красный сок мяса капал с ножа.
Бен защитит ее, и она сможет скрыться…
- Нет! - закричала Сейра на всю кухню. Нож выпал у нее из руки. Ей было очень стыдно.
22
Август в Бостоне выдался жарким. Пляжи были забиты голыми телами. В Монтрозе проходил фестиваль истории города с парадом и павильонами ремесел вдоль Атлантик-стрит.
Пам Фитцер стояла в темноте на углу улицы и плакала.
Мартин по-прежнему ездил на работу и с работы. Когда он возвращался домой из бостонской жары, в доме было так покойно.
Он смотрел на разбитое зеркало в холле и заново перечитывал дневники Сейры У нее был такой хороший стиль. Их надо бы опубликовать. Все должны узнать, что он с ней сделал.
В холодильнике он нашел несколько бутербродов с цыплятами. Он не имел ни малейшего представления, как они попали туда. Выбросив их, он начал рыться в кухонном шкафу, представляя, как руки Сейры открывают коробку с крекерами. Он сел за стол и заплакал.
Обычно на кухне его интересовали только консервные банки. Теперь он решил все перебрать и случайно в банке с надписью "Сахар" нашел коробку из-под противозачаточных таблеток.
- О черт! - заорал он. Таблеток в коробке уже не было, и он швырнул ее через всю кухню. Раздался звонок в дверь.
Сейра врала, жульничала и воровала. Говорила, что хочет ребенка, потому что этого хочется ему, а сама принимала таблетки, чтобы не иметь от него ребенка. Только не от того, кто бил ее, разбил зеркало, взломал дверь и спустил ее с лестницы.
- Да! - закричал он, не открывая дверь.
- Это Пам.
- Убирайся! - заорал он - Пошла прочь!
Он плюхнулся на смятую постель. Он ее тогда буквально вытащил из дома Кристин и Роджера перед их поездкой в отпуск. Конечно, она была испугана. И, естественно, решила, что у нее нет выхода и она не хотела иметь ребенка от него.
Мартин вскочил и начал метаться по дому. Она обратилась в полицию, но в то же время она не хотела, чтобы у него были из-за нее неприятности, чтобы он потерял работу. Макманус предпочитал, чтобы у его работников были благополучные семьи, и поэтому он был в списке на повышение, а Макманус… о черт!
Прыгнула в воду. Избавилась от него.
А он переспал с другой женщиной прямо в их постели.
Надо опубликовать дневники Сейры. Это все, что осталось от нее.
Ему казалось, что сослуживцы говорят о нем, да и в городе начали на него поглядывать. Он перестал ходить в магазин в Монтрозе и нашел другой супермаркет.
Иногда он встречал женщин, напоминавших ему Сейру. Иногда они были с детьми. Сейра хотела ребенка, пока он не запутал ее.
Он возвращался домой, ставил консервные банки этикетками наружу и плакал.
Он вновь принялся перечитывать дневники Сейры. Потом он взял металлическую корзинку для мусора, поставил ее на кирпичи, вырывал очередную прочитанную страницу и сжигал ее. Обложки от дневников он тоже сжег, и в доме воняло горелым пластиком. Она принадлежала ему. Он ни с кем не собирался делить ее.
В последний день августа Мартин попал в новый супермаркет в Уолтеме Он заметил, что какая-то женщина идет за ним. В конце ряда он повернулся и остановился, глядя на нее. Она была худощава и уж больно не привлекательна.
- Извините меня, - сказала она, подходя к нему. - Я терпеть не могу соваться в чужие дела, но вы случайно не муж Сейры Лангер? - Он ответил, что его зовут Мартин Берни.
- Ну да, я и имела в виду Берна. Она-то сказала, что ее фамилия Лангер. Я думала, что это, может быть, ее девичья фамилия. Вы меня не знаете. Меня зовут Ванесса Шелла. Я встречалась с вашей женой, и узнала ее довольно хорошо. Она была такая славная женщина и такая симпатичная. - Мартин взглянул на нее, и она смутилась. - Я понимаю, в каком вы горе. Я просто хотела сказать, какая она была мужественная - ведь она так боялась воды! Мы все поддерживали ее, там, в бассейне, каждый понедельник, среду и пятницу, и наконец она превозмогла свою боязнь воды и под конец стала плавать лучше всех!
Он уставился на нее
- Я бы никогда не догадалась, что Сейру Лангер звали Сейра Берни, если бы случайно не увидела снимок в газете, где вы были вдвоем. Что-то я разболталась. Извините меня. Просто увидела статью в газете, и мне захотелось написать вам, как мы все сожалеем о случившемся.
Мартин молчал. Ванесса переложила пакеты в своей тележке.
- Она могла стать прекрасной пловчихой. - Даже если Ванесса и заметила озадаченный вид Мартина, она никак не могла остановиться.
- Сейру-то я узнала на фотографии сразу, а вот сейчас узнала вас. По снимку. Надо было мне написать вам.
Мартин забыл о тележке с покупками. Он был очень бледен.
- Она так хорошо плавала, - сказала Ванесса - Может быть, она нырнула слишком глубоко и не сообразила. - Ванесса шла за Мартином. - Мне так жаль! - крикнула она ему вслед.
23
Конец августа, а такая жара Спасение было или в доме у Бена, или под душем. Свадьба в такую жару? Бен слышал, как Лора Прей закрыла входную дверь и направилась к автобусной остановке. Она не захотела ехать вместе с ним, не хочет, чтобы их видели вместе. Совсем как Дебора. У Деборы хоть были основания для этого - она была студентка, а он преподаватель.
Что можно надеть на свадьбу в августе? Бен рылся в шкафу и беседовал с Бананом, который играл его галстуками.
- Почему она против того, чтобы нас видели вместе? - спросил Бен котенка. - Я тебе вот что скажу - у нее богатый стареющий любовник, который гоняется за ней по всей стране. Он раскладывал на ней, лежащей, изысканные деликатесы и мазал ей пупок горчицей. Она сыта по горло всем этим, а он поклялся убить всякого, кто обратится к ней и уж тем более - Боже сохрани! - поужинает с ней.
Бен оделся и нашел церковь, кирпичный сарай с надписью "Христианская школа". Внутри было уже жарко, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь витраж, окрашивали все внутри в коричневые и зеленые тона. Нижняя часть окон была поднята, и коричневые и зеленые святые, короли и ангелы, сложившись пополам, торжественно смотрели на собравшихся.
Бен увидел Лору Прей прежде, чем она заметила его. Она была с миссис Неппер. Моложавый мужчина улыбался и шептал ей что-то. Лора была в зеленом платье. Она никогда не надевала его для Бена. В этом платье с приколотой ранней астрой она была очень красива.
- Привет, - прошептала миссис Неппер, увидев его. - Очень рада, что вы пришли. Вы оба уже знакомы, - сказала она, переводя взгляд с Бена на Лору.
- Мы познакомились, снимая котенка с дерева, - пояснила Лора.
- Да, - подтвердил Бен.
Лора негромко ответила блондину в полосатом галстуке.
Значит, Лора Прей не чурается мужчин и в то же время не хочет, чтобы кто-либо связывал ее имя с именем Бена Вудворта. Может быть, ей было стыдно, что она завтракала и ужинала с ним?
От злости он вспотел еще больше.
Время от времени он наклонялся, чтобы через миссис Неппер бросить взгляд на Лору. Ее цветок был для него самым прекрасным из всего, что было в церкви.