– Она сказала, что случились кое-какие вещи.
– Не вещи, а трупы случились по обе стороны нашего пути. Нас все время сопровождали.
– Кто они, компания?
– Местная полиция, возможно, были и другие. Я не знаю, они не представлялись.
Мэйтленд внезапно встревожился.
– Если они проследили за вами, то знают, что вы здесь.
– От кого вы скрываетесь? От компании? Или местной полиции?
– От всех.
– Кто является главным?
– Каждый.
– Это усложняет дело.
Мэйтленд сел на спальный помост и уронил голову в руки.
– Я хотел остаться один, только один.
Гай смотрел на израненный череп Мэйтленда и спрашивал себя, почему он не испытывает жалости к этому человеку? Безусловно, он заслуживает по меньшей мере жалости. Но Гай чувствовал лишь раздражение, потому что Мэйтленд сейчас думал только о себе. Вилли заслуживала лучшего отца.
– Ваша дочь уже нашла вас, вы не можете этого изменить. Вы не можете оттолкнуть ее обратно в прошлое.
– Я и не хочу этого. Я рад, что она меня нашла.
– Все же вы не потрудились сообщить ей, что живы.
– Я не мог. – Мэйтленд посмотрел на Гая глазами полными боли. – Рядом были люди, которых я должен был защищать, дети, Лан.
– Кто собирался причинить им вред? – Стоя напротив, Гай возвышался над сидящим человеком. – Прошло двадцать лет, а вы все еще боитесь. Почему? В чем вы замешаны?
– Я был только пилотом, водил самолет и никогда не имел отношения к грузам.
– Какие это были грузы? Наркотики? Медикаменты? Оружие?
– Иногда.
– И какая сторона осуществляла поставку?
Мэйтленд резко выпрямился:
– Я никогда не работал на врага. Я лишь выполнял заказы.
– Каким был ваш последний заказ, что вы можете сказать о последнем рейсе?
– Доставить пассажира.
– Интересный груз. Кто был этим пассажиром?
– Его имя не было записано в декларации. Но я думаю, что это было очень важное лицо, некий Лао, и его намеревались убить. Нас не сбивал вражеский огонь, бомба разорвалась внутри самолета. И она была заложена на нашей стороне. Предполагалось, что мы все погибнем.
– Почему?
Возникла долгая пауза. Наконец, Мэйтленд встал, подошел к двери и посмотрел на хижины.
– Я думаю, что пора поговорить со старшими.
– Что они могут сообщить мне? Мэйтленд обернулся и посмотрел на Гая:
– Все.
Малышка Лан заплакала. Мать приложила ее к груди и стала тихонько укачивать. Она ласково ворковала над ребенком, но все же чутко прислушивалась к разговору мужчин.
Они все собрались на слушание. В центре хижины сидели трое деревенских жителей: двое мужчин и женщина. Их древние лица были почти скрыты за дымом самокруток. Женщина дымила и что-то бормотала по-вьетнамски. Она показала на небо, а затем на Мэйтленда.
Гай переводил Вилли.
– Она говорит, что твоему отцу не время было умирать, но двое других, американец и Лао, были обречены на смерть, им суждено было встретить все свои жизни… – Он затих, загипнотизированный голосом старухи. Ее голос дрейфовал подобно дыму, клубящемуся в тенях хижины.
Заговорил один из стариков, его голос звучал мягко, едва слышно.
– Он не согласен, – тихо перевел Гай, – он говорит, что не судьба убила Лао.
Старуха неистово замотала головой, теперь у них возник спор относительно того, почему умер Лао. Тогда старик поднялся и отошел в дальний угол хижины. Там он потянул за край материи, покрывающей земляной пол, стряхнул слой грязи, поднял небольшой узелок, развязал его и почтительно предложил посмотреть на то, что в нем было.
Даже во мраке хижины блеск предмета не вызывал сомнения. Золото.
– Это медальон, – прошептала Вилли, – одна девушка рассказывала нам о нем.
– Это медальон Лао, – пояснил ее отец.
Старик вручил узелок Гаю, и тот осторожно взял медальон. Хотя поверхность и пострадала от взрыва, рисунок отлично сохранился: трехголовый дракон с обнаженными клыками и острыми когтями, готовый к битве. Старик со страхом прошептал что-то.
– Он уже видел однажды этот медальон, несколько лет назад в Лаосе, на шее принца Соуванны.
Гай прерывисто задышал.
– Это королевский герб! Тот пассажир…
– Единокровный брат короля, – сказал Мэйтленд, – принц Ло Ван.
Горький ропот пробежал среди собравшихся.
– Я не понимаю, почему компания хотела его смерти?
– В этом нет смысла, – поддержал ее Гай, – Ло Ван был нейтрален и, кажется, склонялся к нашей стране. Он был прямой и честный лидер. С нашей поддержкой он мог крепко обосноваться в Лаосе. Это могло иметь для нас большую пользу.
– Это то, что предполагалось, – возразил Мэйтленд. – Та корзина была его, с нею он намеревался приземлиться в Лаосе.
– Чтобы купить армию? – спросила Вилли.
– Точно.
– Тогда почему его убили? Он ведь был на нашей стороне?
– Но парни, которые взорвали самолет, не были на нашей стороне, – заметил Гай.
– Вы подразумеваете коммунистов?
– Нет, кого-то более опасного, кого-то из наших.
Старики затихли, наблюдая за своим давним другом и его гостями.
Старуха снова заговорила. Мэйтленд переводил:
– Во время войны, когда коммунисты были в Лаосе, некоторые наши скрывались в пещерах, в них мы спали и жили. Но у нас было все: сады, огороды, цыплята и свиньи – все, чтобы выжить. Однажды, когда я еще плохо знала, как там живут, я услышала самолет, подумала, что это враги, американцы. Я взяла свою винтовку и отправилась стрелять по врагу. Но командир моей ячейки остановил меня. Я не могла понять, почему? Почему он позволяет самолету приземлиться – на нем вражеские маркировки, американский флаг. А наш командир приказал разгрузить самолет. Там в корзинах было оружие и боеприпасы. Тогда мы загрузили самолет опиумом в мешках. Я подумала, что это был обмен товарами. Я решила, что самолет был захвачен нашими, но пилот вышел из кабины, и я увидела его лицо, он не был вьетнамцем, он был американец.
– Монах подзагибает, – мягко произнес Гай.
А женщина смотрела на них темными непроницаемыми глазами.
– Я тоже его видел, – признался Мэйтленд, – я содержался в лагере к западу отсюда, когда он приземлился. И заявляю, что вся эта проклятая страна – фабрика опиума, и деньги на нем делались обеими сторонами. Думаю, именно поэтому Ло Ван и был убит. Все покрывала война. Выгодно поддерживать беспорядок, вроде грязной войны, чтобы обделывать свои делишки.
– Кто еще видел пилота? – спросил Гай, оглядев собравшихся. – Кто еще помнит, как он выглядел?
Мужчина и женщина, забившаяся в угол, подняли руки. Возможно, были и другие, слишком робкие для того, чтобы заявить о себе.
– Были еще четверо военнопленных в том лагере со мной, – сказал Мэйтленд, – они тоже видели пилота. Насколько я знаю, никто из них не вернулся домой живым.
Самокрутки были выкурены дотла, но дым все еще стоял во мраке хижины. Никто, даже дети, не проронил ни звука.
"Вот почему они до сих пор боятся, – думала Вилли, оглядывая лица крестьян, – даже теперь, когда прошло столько лет, война не отпускает их, она накрыла тенью их жизнь. И мою".
– Возвращайтесь с нами, расскажите вашу историю. Это единственный способ избавиться от прошлого. Стать свободным.
Мэйтленд стоял у двери хижины и смотрел на играющих детей во дворе.
– Гай прав, папа, ты не можешь постоянно жить в бегах. Настало время покончить с этим.
Ее отец посмотрел на нее:
– А что будет с Лан? А с детьми, где уверенность в том, что мне позволят приезжать в эту страну, поддерживать детей?
– Это риск, на который вы должны пойти. – Гай был непреклонен.
– Вы предлагаете мне стать героем? Позвольте мне сообщить вам кое-что. Настоящие герои не те парни, которые идут на глупый риск, но те, которые остаются там, где в них больше всего нуждаются. Возможно, их жизнь становится несколько унылой. Возможно, жена и дети делают их жизнь немного сумасшедшей. Но они все же остаются с ними. – Он задумчиво посмотрел на Вилли, а потом на Гая. – Поверьте мне, я сделал достаточно ошибок и знаю, о чем говорю.
Он снова посмотрел на дочь.
– Сегодня вечером вы оба отправитесь в Ханой. Вы должны вернуться домой и продолжать свою жизнь.
– Если она вернется домой, – усомнился Гай.
Мэйтленд молчал.
– Вы что, думаете, это зависит только от нее? – Гай говорил жестко, глядя на Мэйтленда. – Вы думаете, что они оставят ее в покое, зная, что ей известно? Вы думаете, они оставят ее в живых?
– Давайте, назовите меня трусом, – выпалил Мэйтленд, – подберите мне любое оскорбление. Это ничего не изменит. Я не могу уехать сейчас. – Он взмахнул рукой и выбежал из хижины.
Они видели, как он пересек внутренний двор и подошел к дереву, под которым сидела Лан. Она улыбнулась мужу и вручила ему малышку. Он долго сидел там, крепко прижимая к груди свою дочь, словно боялся, что кто-то отнимет ее у него.
"Вот он, целый мир в его руках, – думала Вилли, глядя на него, – надо быть сумасшедшим, чтобы оставить его".
– Мы должны убедить его, мы должны заставить его вернуться с нами, – сказал Гай.
В этот момент Лан подняла голову и ее пристальный взгляд встретился с глазами Вилли.
– Он не вернется, Гай, он принадлежит этой жизни.
– Но вы тоже его семья.
– Но мы не те, кто нуждается в нем теперь. – Она грустно смотрела, как лист, сорванный ветром с дерева, порхая летел на землю, малыш ковылял через двор. – Двадцать лет я ненавидела этого человека… – Она вздохнула и вдруг улыбнулась: – Я думаю, что, наконец, выросла.
Что-то было не так. Андерсен должен был уже вернуться. Мэйтленд стоял у края тропы, ведущей в джунгли, и смотрел на грязную колею. От того места, где был припаркован джип, следы вели на север, здесь валялись ветви, которыми был замаскирован джип. Но автомобиля не было. Вилли и Гай блуждали вокруг, ломая голову над тем, почему Андерсен задерживается.
– Он ведь знает, что вы его ждете, – с тревогой произнес Мэйтленд. – Он уже на час опаздывает.
Гай подбрасывал ногой камешки и рассеянно смотрел, как они исчезают в кустах.
– Похоже, мы не вернемся сегодня в Ханой. Поездка не состоится. – Он посмотрел на темнеющее небо. Я думаю, пора возвращаться в деревню.
Мэйтленд не двигался, он все еще смотрел на дорогу.
– Может быть, у него колесо спустило или бензин кончился. Так или иначе, но сегодня мы останемся с тобой. – Она ласково взяла его за руку. – Гай прав, пора возвращаться в деревню.
– Еще нет.
– Ты так хочешь избавиться от нас.
– Что? – Он растерянно посмотрел на дочь. – Нет, нет, конечно нет, только… – Он снова посмотрел на дорогу. – Что-то не так.
Вилли смотрела на него и внезапно тоже почувствовала беспокойство.
– Ты думаешь, что-то случилось?
– Случилось, и мы к этому не готовы, – мрачно кивнул он.
– Что вы хотите сказать? – резко обернулся Гай.
– Деревня должна быть готова к обороне. А у нас всего один пистолет в рабочем состоянии да несколько военных реликвий, которые не использовались десятилетиями. Плюс автомат Андерсена, он оставил ее сегодня.
– Сколько патронов?
– Недостаточно. – Он резко обернулся на звук автомобиля.
– Быстро прячьтесь, – скомандовал Гай.
Вилли уже прыгнула в ближайшие кусты, Мэйтленд и Гай скрылись в зарослях напротив. И как раз вовремя. Приземлившись в грязь, Вилли увидела сквозь листву, что джип, подруливший к колее, заполнен солдатами, они были совсем рядом, и она, не обращая внимания на шипы, царапающие ей лицо, распласталась на земле, чтобы переждать проезжающий джип. По ее руке пробежал огромный жук, она вздрогнула и проследила за ним взглядом и увидела, что их видимо-невидимо прямо рядом с ней, и, о боже, она дернулась всем телом. Это лежало в шести дюймах от нее – белый застывший палец. Даже если бы она хотела – не смогла бы закричать, ее горло словно парализовало. Ее взгляд скользнул от пальца выше, к туловищу и, наконец, к лицу мертвого человека. На нее смотрели безжизненные глаза Гуннела Андерсена.
Глава 13
Мимо проревели военные джипы. Вилли впилась зубами в кулак и неимоверным усилием воли подавила рвущийся наружу вопль.
Она так сильно стиснула зубы, что на коже выступила кровь. Как только джип проехал мимо, она потеряла самообладание и, кое-как поднявшись на ноги, попятилась в сторону.
– Он мертвый! – крикнула она.
Гай и ее отец появились рядом с ней. Рука Гая обняла ее за талию и прижала к себе.
– Что ты кричишь?
– Андерсен! – Она выкинула руку в сторону зарослей.
Ее отец бросился на землю и отодвинул в сторону ветки кустов.
– Боже милостивый, – прошептал он, уставившись на тело.
Деревья заплясали вокруг Вилли, и она упала на колени. Ее стошнило, джунгли завертелись вокруг нее в беспорядочной зеленой мозаике.
Она услышала голос отца, прозвучавший без выражения:
– Ему перерезали горло.
– Профессионально сработано, чисто, – проговорил Гай, – похоже, он лежит тут уже не один час.
Вилли с трудом подняла голову:
– Почему? Почему они убили его?
Ее отец отпустил ветки, и они снова закрыли тело.
– Чтобы он замолчал. Чтобы мы не могли… – Вдруг он вскочил на ноги: – Деревня! Мне надо туда!
– Отец! Стой!
Но он уже исчез в зарослях джунглей. Гай потянул ее за локоть:
– Нам надо двигаться, пошли.
Она последовала за ним, спотыкаясь и быстро перебирая ногами по тропинке.
Солнце уже начинало садиться, и небо пылало в кровавых лучах, пробивавшихся сквозь ветки деревьев. Где-то впереди послышались крики отца:
– Лан! Лан!
Выйдя из джунглей, они увидели с десяток жителей, скучковавшихся вокруг Мэйтленда, который сидел склонившись и прижав к себе жену.
– Им всем надо убираться отсюда! – прокричал Гай. – Мэйтленд, скажи же им, бога ради, чтобы уходили!
Мэйтленд отпустил жену и повернулся к Гаю:
– И куда же прикажешь нам идти?! До соседней деревни двадцать миль ходу, а у нас старики, младенцы.
Он показал на молодую женщину с большим животом.
– Ты полагаешь, она сможет пройти двадцать миль?
– Придется. Всем нам придется пройти.
Мэйтленд отвернулся, но Гай развернул его к себе, чтобы тот дослушал.
– Задумайся на минуточку. Андерсен убит. И ты будешь следующим, и все остальные! Все те, кто знают, что ты жив. Я не верю, что нам негде укрыться!
Мэйтленд повернулся к жителям и пророкотал по-вьетнамски вопрос.
Старик нахмурился, затем поднял руку и указал на северо-восток.
– Что он сказал? – спросила Вилли.
– Он говорит, что есть место километрах в пяти отсюда. Пещера под холмами. Говорит, что они прятались там в прежние времена, во время войны…
Он поглядел на небо.
– Солнце уже начало садиться, нам нужно трогаться прямо сейчас, иначе реку придется пересекать в темноте.
Но жители уже засуетились, собираясь в дорогу. Сотни лет войн научили их: если хочешь жить – торопись.
Пять минут потребовалось семье Мэйтленда, чтобы собраться. Лан руководила сборами, смотрела, чтобы взяли все необходимое – покрывала, провизию, драгоценный семейный горшок для приготовления пищи. Времени для слез и причитаний не было. И лишь когда был брошен последний взгляд на оставленную хижину, глаза ее заблестели. Деловитым движением руки она смахнула слезы.
Остатки дневного света пробивались сквозь ветви деревьев, когда группа людей, облаченная в тряпье, входила в гущу джунглей.
"Двадцать четыре взрослых человека, одиннадцать детей и трое младенцев, – посчитала Вилли. – И все как один до смерти напуганы".
Они двигались совершенно бесшумно, даже дети. Было что-то нереальное в этой тишине, словно это привидения порхали между деревьев. На берегу реки с быстрым течением они приостановились. В согласии с течением в реке поворачивалось колесо из бамбука, гнало через шлюзы воду на поля.
Река была глубокой, и детей пришлось на руках перетаскивать через нее. Мокрые и перепачканные все они выбрались на другой берег и двинулись дальше, в сторону гор.
Ночь сгустилась. Полная луна освещала процессию, продвигавшуюся через заколдованную страну ветров и теней, и казалось, что завеса тьмы была населена духами-попутчиками. Дети уже выбивались из сил и еле волочили ноги, и все же они шли дальше без всякого давления со стороны – страх погони делал свое дело. Наконец дорогу им преградила высокая скала, светящаяся серебром в лунном свете. Старейшины деревни взялись прикидывать, как им идти дальше. Повела всех за собой пожилая женщина, она уверенно направилась сквозь темноту, вверх по скале по подобию ступеней, которые в итоге лишь уперлись в стену непролазных зарослей. По толпе прошел ропот разочарования. Тогда один из мужчин отодвинул в сторону ветви и поднял вверх зажженную свечу.
Их взору предстала пустота. Он вытянул руку со свечой вперед, и темнота со всей своей необъятностью поглотила жалкий огонек. Они стояли у входа в гигантскую пещеру. Мужчина попытался шагнуть внутрь, но тут же отпрянул назад под шквалом взметнувшихся в воздух и пронесшихся мимо него крыльев. По толпе прошел нервный смех.
"Мыши", – с содроганием подумала Вилли. Мужчина глубоко вздохнул и вошел впещеру. Спустя мгновение он позвал за собой остальных.
Гай подтолкнул Вилли:
– Ну давай, шагай внутрь.
– Другого пути точно нет? – спросила она, помешкав.
– Точнее некуда, – ответил он.
Деревня была мертва. Сианг обыскал все хижины подряд. Он переворачивал кверху лежанки, отпихивал в сторону матрасы в поисках подземных ходов, которые не были редкостью в деревнях. В мирное время такие подкопы служили хранилищами, в дни войны они превращались в укрытия или отходные пути. Все они теперь были пусты.
В ярости Сианг схватил глиняный горшок и разбил его о землю, потом вышел во двор, где в свете луны в полном боевом снаряжении, с замаскированными лицами стояли его люди. Пятнадцать американцев – видавших виды профи – возвышались над ним. Их доставил самолет прямиком из Таиланда, на сборы был выделен всего один час. Как и ожидалось, ПВО Лаоса было похоже на решето, неспособное засечь, а уж тем более сбить единственный самолет, летящий на низкой высоте над чужой территорией. За каких-нибудь четыре часа группа добралась сюда от точки высадки, что возле самой вьетнамской границы. Операция до сих пор шла безупречно.
И вот теперь…
– Похоже, мы припозднились, – раздался голос.
Сианг обернулся, чтобы увидеть произнесшего эти слова, одного из команды великанов.
– У них было всего несколько часов на все про все, – сказал Сианг, – ужин остался нетронутым.
– Значит, они не могли далеко уйти. Уж точно не с детьми и женщинами.
Мужчина повернулся к товарищам:
– А что там с пойманным? Сказал он что-ни-будь?
– Ничего не сказал.
Бойцы вывели на середину и швырнули наземь жертву. Они поймали его в десяти милях отсюда, по дороге на Бан-Дан. Вернее, поймали его собаки.
До чего полезные животные эти гончие, особенно когда речь идет об одном-единственном свидетеле, и упусти его – случится катастрофа.