Бродя по квартире, они упивались роскошным чувством полной безопасности, а Флорри к тому же наслаждался ощущениями человека, о котором заботятся. Они чувствовали себя так, будто в том политическом и революционном хаосе, что захлестнул Барселону, это маленькое убежище заключило с окружающей действительностью своего рода сепаратный мир. Здесь было то, в чем они оба сейчас отчаянно нуждались, – покой и отдых.
Система водоснабжения работала, они вымылись. Килограммы и килограммы грязи стекали с тела Флорри, и в первый раз за долгие месяцы он перестал ощущать запах собственного немытого тела и ужасно неприятное присутствие мелких ползучих тварей в густых волосах. Он нашел бритву – разве Сэмпсон не умница? – и тщательно выбрился. С удивлением и даже некоторого рода шоком он вглядывался в лицо человека, смотревшего на него из затуманенного зеркала. Высокий, с копной светлых волос, в которых наметилась седина. Две глубокие складки скобками прорезали его лицо, словно отгородив рот. Сеть мелких морщинок окружала усталые глаза, а скулы торчали под височными впадинами, как дверные ручки. Неровный ярко-розовый шрам, след от пули, виднелся над воротником.
"Боже, да я почти старик, – со страхом подумал он. – Пожилой, измученный жизнью человек. Что случилось с тем молодым дурнем, который среди сонма мотыльков кропал плохие вирши, наливаясь розовым джином Бирмы? Он умер, всего лишь умер, как умерли многие другие в революционной Испании".
Флорри вышел из ванной и отправился в спальню вытряхивать свой вещмешок. Первым делом вынул костюм, тщательно почистил его и повесил на плечики, чтобы тот за ночь разгладился. Костюм выглядел залоснившимся и мятым, но английская шерсть – товар надежный. Он выживет. Таково наследство, что осталось ему от Джулиана: аристократически-дорогая одежда от искусных портных способна уберечь от неприятностей.
Джулиан. Ты успевал обо всем подумать.
"Прикончи меня", – сказал он.
Флорри со вздохом оторвался от скорбного перечня собственных неудач; для этого занятия у него останется вся жизнь, в случае если им повезет и удастся перебраться через границу. Он выстирал рубаху и проводил взглядом водоворотики грязной пены, стекавшие в раковину. Ее тоже повесил на плечики в надежде, что она успеет к утру просохнуть.
Завернувшись в одеяло, вышел в гостиную, где Сильвия с энтузиазмом проводила собственные приготовления. Она отряхнула и вычистила платье и теперь вешала его над тазом с горячей водой.
– Кажется, наши дела идут сногсшибательно? – поинтересовался он.
– Да. Мне просто не верится, что завтра мы выберемся отсюда. У нас есть деньги, есть документы, мы привели себя в порядок. Можем купить какой-нибудь багаж. Роберт, мы почти у цели.
Он присел.
– Мы не так уж много времени были наедине друг с другом, хоть и провели вместе почти три дня. Я хочу сказать, что у нас не было времени для самих себя. Ну, в смысле, для нас двоих. С тех пор, как Джулиана не стало.
– Роберт, давай поговорим об этом позже, хорошо? Когда мы выберемся отсюда и будет ясно, что цел ты и цела я. А потом уже займемся "нами двоими".
Он бросил взгляд на нее, на ее красивую шею, серо-зеленые глаза, густые, пышные волосы. Конечно, она красивая женщина. Но это не его женщина, она чужая. Где-то он потерял ее, даже если допустить, что когда-то она ему и принадлежала. Может быть, то была еще одна его испанская иллюзия?
– Хорошо, – решительно произнес он. – Не стану говорить об этом, пока мы не выберемся отсюда. Я… я хотел бы не думать о нас.
– Уверяю, если НКВД схватит тебя, ты сразу выбросишь эти мысли из головы, Роберт, – устало отозвалась она.
– Еще одно, Сильвия. Я как раз подумал, что хорошо бы иметь наш собственный багаж. Ты же, наверное, обзавелась какими-то вещами за это время.
– Все это осталось в моем номере в отеле, Роберт. Та одежда, что я купила, лежит в чемодане. Но ведь за отелем, конечно, ведется слежка.
– Не могут же они следить все время? Я хочу сказать, что нужно взвесить шансы на удачу. Разыскиваются сбежавшие поумовцы, а не почтенные путешествующие англичане. Они не ищут именно нас. Они охотятся за людьми определенного сорта. А мы больше такими не являемся, согласись. А значит, как мне кажется, нам несложно будет заглянуть в отель и захватить твой чемодан по пути на вокзал. Ты не согласна?
С минуту она пристально смотрела на него, потом стала терпеливо, как ребенку, объяснять:
– Это слишком рискованно. Отсюда мы можем доехать прямо до вокзала на трамвае или в таксомоторе. Если же мы вместо этого отправимся за моим чемоданом в отель, то, на мой взгляд, поведем себя как дураки и вполне заслужим свою участь.
– Сильвия…
– Ради бога, Роберт, как ты не понимаешь, что нам нужно ехать прямо на вокзал? Нет ничего более важного, чем это.
– Я обещал Джулиану вернуть его матери кольцо. Это кольцо лежит в кармане моего плаща. А плащ – в твоем чемодане. Чемодан – в отеле. Если б это было возможно, я бы сам пошел туда, но ведь номер записан на твое имя. Меня туда не пустят.
Она устало покачала головой.
– Две недели назад ты просто ненавидел Джулиана. А теперь ты его любишь. И готов всем рискнуть только из-за того, чтобы выполнить какое-то обещание и совершить романтический поступок ради памяти друга. Ты просто глуп, Роберт. Но себя я не хочу подвергать лишнему риску.
– Он был моим другом. И я должен сделать это ради него. Очень хорошо, я пойду сам. Возможно, мне удастся убедить их впустить меня. Встретимся на вокзале. Мы можем отправиться поездом…
– Роберт!
– Я должен получить это кольцо! – выкрикнул он и тут же устыдился своего крика.
Он никогда прежде не повышал на нее голос, и Сильвия замерла, пораженная.
– Извини меня. Я не должен был повышать голос. Это просто свинство с моей стороны.
– Роберт, твои добродетели способны поразить неподготовленного человека. Но на мой взгляд, они тошнотворны.
– Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я подводил его. Сколько раз я предавал его. Ты даже не знаешь, что однажды, когда он попросил меня сделать одну вещь, я ничего не сумел. Ладно, наверное, будет лучше, если мы завтра расстанемся. Ты иди своей дорогой, я пойду своей. Так или иначе, но кольцо я добуду.
– Роберт, ну что ты за дурак такой. Ладно, пойдем завтра за этим несчастным кольцом, раз оно для тебя так важно.
Ранним утром следующего дня по улицам Барселоны слонялась пара иностранных туристов. Это были немолодые, довольно туповатые англичане, в остолбенении разглядывавшие все, что их окружало. Раскрыв рты, они указывали друг другу на проходивших мимо солдат. Они громко задавали вопросы на английском языке. Жадно интересовались, где можно выпить чашку хорошего чая.
Важно было тянуть время, поезд к границе отходил в час дня. На трамвае они поехали через весь город.
– Salud, señor, – приветствовал Флорри кондуктор, принимая от него бумажку в одну песету.
В отеле тоже все прошло на удивление гладко. Чемодан Сильвии уже был сдан на хранение, и служащие вместе с ней отправились за ним. Флорри остался в вестибюле, поджидая их и оглядываясь по сторонам. Махагоновая мебель, вазы, полные цветов, – все придавало отелю мирный, цивилизованный вид. Никто не интересовался его особой. Никакой тайной полиции или асалтос. Наконец чемодан был принесен.
– Отлично, – обрадовался Флорри и выдал непомерно большие чаевые.
Они вышли из отеля на улицу и нашли таксомотор.
– Вот, – торжествующе сказал Флорри, – видишь, как просто все оказалось.
– Глупые страхи, – согласилась она.
– Это заняло у нас не больше пяти минут. Даже меньше. Мы получили его. Все в порядке. Через несколько минут мы будем на вокзале. Никто нас не видел.
Флорри был не совсем прав. Их никто не видел. Почти никто. Когда они были на улице, на них обратил внимание всего один человек.
К несчастью, это был Угарте.
38
Угарте
Шансы Угарте реабилитировать себя в глазах босса обрели реальность ровно в двенадцать часов сорок минут. До этого он сидел, скрючившись на ступеньках и посасывая зубочистку, похожий на сводника в публичном доме, кем он не так давно и являлся. Угарте следил за входом в отель. Каждый прохожий предусмотрительно старался обойти его как можно дальше. На лице помощника Болодина была написана та угрюмая заносчивость, что свойственна обуреваемым жаждой насилия подонкам. Обводя ленивым взглядом толпу – еще мгновение, и они скрылись бы из поля его зрения, – он выделил из нее высокого мужчину, явно иностранного облика, и его спутницу, которые, конфузливо мигая, переходили улицу, намереваясь сесть в таксомотор.
Глаза Угарте выхватили их, затем скользнули мимо, дальше, почти теряя их в толпе, и наконец снова сосредоточились на этих двоих, неловко пробирающихся в людском потоке. Да, возможно, те самые. Хоть эти выглядели постарше и немножко сумрачнее, что ли. Он ожидал увидеть сияющую юность, а увидел двух неуверенно передвигающихся стариков, поседевших и запинающихся на каждом шагу. Но по мере того, как он провожал их глазами, Угарте сам догадался, как много в его оценке субъективного, понял, что иллюзия старого возраста является просто результатом их усталости, изможденности, вызванной голодом. Более того, было в их внешности то, что выдавало их еще сильнее: неестественность поведения. Он ощущал их явное напряжение. Они были не теми, за кого хотели себя выдать.
Представшая дилемма заставила мозг Угарте работать. Инструкции комрада Болодина были точны: наблюдать, но ни в коем случае не вмешиваться, разве только при абсолютной необходимости. При первой же возможности связаться со штабом СВР. Продолжать наблюдение. Не пытаться их задержать.
Больше всего в жизни Угарте опасался разочаровать великого Болодина, которого боялся и обожал, как прежде никого в своей короткой жизни. Поэтому он в почти гипнотическом трансе следил, как эти двое сели в автомобиль, захлопнули дверцу и поехали прочь. Глаза его потускнели, мозг был скован оцепенением. Ему предстояло проделать действие, прежде не знакомое ему: принять решение. Carrajo, что делать? Замешательство Угарте усиливалось.
Мгновение спустя, помимо воли, его ноги стали двигаться. И вот он уже бежит сквозь толпу, силой прокладывая себе путь. Машет рукой ближайшему водителю, одновременно выхватывая из кармана удостоверение сотрудника СВР. На него уставились полные ужаса глаза.
– На вокзал! – завопил Угарте. – Иначе тебя ждет смерть!
Когда он прибыл на вокзал, он не смог их там отыскать. Угарте охватил ужас, но он тут же сказал себе, что может не рассказывать Болодину о случившемся. Тот никогда ни о чем не узнает. Именно так он и поступит.
И тут он увидел их. Они шли в людском потоке, двигаясь с той скованной неуверенностью движений, которая выдавала их сильнее всего. Он постарался определить направление их движения. Путь этот лежал к платформе номер семь, где формировался огромный состав. Угарте быстро взглянул на табличку над платформой: множество названий станций и последним из них значится Port Bou (La frontera).
Сломя голову Угарте помчался по перрону, на котором еще виднелись немногочисленные революционные транспаранты, которые никто не удосужился убрать. Он пробежал мимо них, направляясь к железной лестнице у дальней стены здания вокзала. За лестницей виднелся балкончик с дверью, ведущей в служебные помещения, там, похоже, размещалось вокзальное начальство. На верхней площадке стоял молодой парень в форме асалтос с автоматом.
– Halto! – выкрикнул он, испугавшись несущегося прямо на него разъяренного типа.
– Дурак! – гаркнул Угарте и опять выхватил удостоверение.
Он чувствовал себя настоящим героем кино.
– Да ты соображаешь, что значит мое удостоверение? Я могу хоть сейчас застрелить тебя! И перестрелять всю твою родню! Прочь отсюда!
Парень, какая-то валенсийская деревенщина, в одно мгновение испарился, словно его и не было. Угарте ворвался в помещение, где несколько скучающих, потрепанных, но официального вида служащих сидели за своими столами.
– Именем революционного народа приказываю! – рявкнул Угарте, которому до сих пор доводилось отдавать приказы только падшим женщинам, да и то лишь в меру своего тощего бумажника. – Задержать отправление поезда номер семь. Где тут у вас телефон?
Получив сообщение Угарте, Ленни не удивился и не впал в панику из-за того, что оно явно оказалось связанным с его делом. Он просто сразу понял, как должен теперь поступить. Он сообразил, что если Флорри уезжает, значит, и золото трогается в путь. Возможно, оно будет следовать отдельным багажом, возможно, будет сопровождать Флорри. Ленни понимал, что груз наиболее уязвим во время отправки, поскольку хитроумная, задуманная ГРУ операция предусматривала отправление золота без всякой охраны. При этом результат зависит только от человека по имени Флорри, которого предстоит убедить – тем или иным способом – поделиться своими секретами. Ленни не сомневался, что справится с последней задачей, но его пугала опасность разоблачения. Поэтому он задумал отделить Флорри от золота где-нибудь вдали от любопытных глаз. Для чего он решил позволить этому человеку оставить Испанию и взять его во Франции.
Ленни без проволочек отправился на вокзал. Собственно, он давно был готов к отъезду, готов гораздо больше кого-либо из тех, кто работал на него или тех, на кого работал он сам. Он не сомневался, что этот день рано или поздно настанет и на сегодня подготовка была уже завершена. Это не означало, что Ленни побросал в чемодан смену белья и коробочку с зубным порошком и этим ограничился, отнюдь. Прежде всего он спрятал в крышку чемодана британский паспорт на имя Эдварда Фенни – очень солидная подделка – и, во-вторых, упрятал туда же пятнадцать новеньких тысячедолларовых банкнот, полученных за разного рода неофициальные услуги, оказанные им здесь, в Барселоне.
План был прост: в поезд садится товарищ Болодин, а после пересечения границы он выходит из поезда уже в качестве мистера Э. Фенни. Более того, оказавшись во Франции, Ленни намеревался превратиться в некоего Альберта Нельсона, гражданина Великобритании. Таким образом, полное четырехкратное переселение души должно было отделить последнего от того бешеного костлявого еврейчика с Ист-Сайда, чьими костьми и плотью он являлся так много долгих неблагодарных лет. После чего он захватит свою добычу и начнет новую великолепную жизнь.
Он почти бегом направился во внутренний двор, предвкушая предстоящие события. Чувствовал, как колотится сердце и кипит кровь в жилах. Момент, который он замыслил месяцы назад, в ту ночь, когда умирающий Читерин раскрыл ему свои тайны, наконец настал.
Но не успел он дойти до автомобиля, в котором уже дожидался его водитель, как услышал резкий окрик, приказывающий ему остановиться. Ленни скорее удивился, чем разгневался, – кто осмелился обратиться к всесильному Володину в таком повелительном и приказном тоне? Он оглянулся и увидел своего наставника, комрада Глазанова, который с разгневанным видом шел прямо на него, в то же время делая знак приблизиться паре русских головорезов, партия которых не так давно прибыла в Барселону к дележу лавров.
Глазанов казался почти невменяемым от злости. Ленни никогда не видел его таким.
– Болодин!
Минк смотрел на него мертвыми глазами, выжидая.
– Болодин, черт вас возьми! Мы обнаружили того старика, Левицкого, в конюшне при монастыре. Кони чуть не затоптали его до смерти, он валялся там весь израненный, чуть ли не сошедший с ума. Что вы такое вытворяете? Что вы тут устраиваете? В какую игру играете?
Ленни не знал, что отвечать. Ему пришло в голову просто выхватить пистолет и всадить заряд прямо в лоб Глазанову, но слишком близко находились другие, быстро входили во двор новые сотрудники, и к тому же он чувствовал спиной, что шофер в соответствии с напряженностью момента начинает сползать со своего сиденья, готовясь выйти из автомобиля.
Глазанов указал на Ленни пальцем.
– Арестовать предателя Болодина! – взвыл он. – Это государственный преступник.
39
Детективы
Никто не обращал на них ни малейшего внимания, и они сидели в вагоне первого класса, погрузившись в молчание, одинокие и притихшие. Вагон пропах табаком и вонью из отхожего места. То и дело мимо открытой двери сновали по коридору люди, в основном асалтос. Один из них заглянул к ним в купе.
– Es inglés ¿verdad señor? – поинтересовался он.
– Sí, señor, – отвечал Флорри.
– Паспорт, ¿por favor?
– A. Sí. – И Флорри протянул ему паспорт.
Тот наскоро пролистал его и поблагодарил, возвращая:
– Muy bien.
– Gracias, – ответил Флорри.
– Buenos días, señor, – ответил тот и вынырнул из купе.
– До чего легко все сошло, – заметила Сильвия.
– Это ничего не значит. В революционной Испании главная сила – это НКВД.
Он сел на место, чувствуя себя совершенно обессиленным. Может ли все так и закончиться для них в этой революционной Испании? Вся эта кровавая кутерьма? Он выглянул из окна купе, но увидел только пар из трубы паровоза, макушки проходящих мимо вагона людей и дальше стоящий на соседних путях поезд. Глянул на часы.
– Мы опаздываем, – после паузы сказал он.
– Это так важно? Мы уже в вагоне.
– Наверное, ты права. Хоть лично я почувствую большое облегчение, когда все это останется позади. Поезд должен был тронуться пять минут назад.
– Роберт, испанцы уже несколько столетий ничего не делают вовремя.
Флорри кивнул и устало прикрыл глаза, пытаясь справиться с волнением.
Но он не мог выбросить из головы беспокойных мыслей. Почему поезд не трогается с места?
Теперь они почти окружили Ленни, держа в руках автоматы. Он стоял во дворе, до автомобиля не больше десяти футов, пистолет тяжело висит на плечевой кобуре. У него не было чувства, что над ним нависла серьезная опасность, но он понимал, что возникла заминка. Отыскали старика, надо же. Теперь обыщут его чемодан, обнаружат паспорта и деньги. Он – конченый человек. Надо выходить из игры в дыму и пламени, способом, которым тогда управился голландец Шульц. Пальцы уже ощущали тяжесть пистолета. Надо выхватить его и перестрелять тут всех. Когда занимаешься серьезными делами, нужно понимать, такое случается: банда покруче захватывает тебя неожиданно, когда ты не прикрыт, и тогда все кончено. Он-то понимает, сам достаточно положил таких.