- Ага.
- Ты не настроен с ним беседовать?
- Да. Не настроен.
Джеки с огромным сочувствием посмотрела на меня.
- Все будет хорошо, Фрэнсис. Правда.
Я не ответил.
- Послушай, - сказала Джеки с воодушевлением, - пойдем со мной к родителям, когда отвезешь Холли. Шай протрезвеет, захочет перед тобой извиниться, а Кармела приведет детей…
- Вряд ли, - ответил я.
- Ну, Фрэнсис, почему?
- Папа-папа-папа! - Разрумянившаяся Холли, как всегда вовремя, спрыгнула с качелей и поскакала к нам, высоко поднимая колени, как лошадка. - Я просто вспомнила, и пока не забыла: можно мне белые сапожки? Такие с мехом по краю, и две молнии, и мягкие, и вот досюда!
- У тебя есть обувь. Когда я считал в прошлый раз, у тебя было три тысячи двенадцать пар туфель.
- Не-е-е, они не такие! Эти особенные.
- Посмотрим. Чем они особенные? - Если Холли хочется чего-нибудь помимо необходимого и не на крупный праздник, я заставляю ее объяснять причину; я хочу, чтобы она усвоила разницу между необходимостью, желанием и фантазиями. И очень приятно, что, несмотря на это, она обращается ко мне чаще, чем к Лив.
- У Селии Бэйли такие есть.
- И что еще за Селия? Ты с ней танцами занимаешься?
Холли посмотрела на меня как на тупого.
- Селия Бэйли. Она знаменитая.
- Рад за нее. А чем?
Взгляд стал еще безнадежнее.
- Она звезда.
- Охотно верю. Актриса?
- Нет.
- Певица?
- Нет! - Я тупел на глазах. Джеки наблюдала это разоблачение, пряча улыбку.
- Астронавт? Гимнастка? Героиня французского Сопротивления?
- Папа, перестань! Она из телика!
- Точно так же, как и астронавты, и певцы, и те, кто умеет разговаривать подмышками. А эта дама чем занимается?
Холли угрожающе подбоченилась.
- Селия Бэйли - модель, - сообщила мне Джеки, решив спасти нас двоих. - Ты ее наверняка знаешь. Блондинка, пару лет назад - спутница владельца ночных клубов, потом он ей изменил, она раздобыла его переписку с его новой пассией и продала в "Стар". Теперь она знаменитость.
- А, эта… - сказал я. Джеки оказалась права, я действительно знал ее: местная фифа, чьи главные достижения - любовная связь с упакованным выше крыши маменькиным сынком и регулярные выступления в дневных телепрограммах, где она с душещипательной искренностью и со зрачками с булавочную головку рассказывала, как победила в схватке с героином. Вот что сегодня в Ирландии выдают за суперзвезду.
- Холли, милая, это не звезда, это ломтик пустого места в платье не по размеру. Что она вообще сделала стоящего?
Дочь пожала плечами.
- Что она умеет делать хорошо?
Дочь еще раз пожала плечами - с нескрываемым раздражением.
- Тогда за каким чертом она нужна? Почему ты хочешь быть на нее хоть в чем-то похожей?
Холли обессиленно закатила глаза.
- Она красивая.
- Господи! - Это меня действительно поразило. - Да у этой девицы не осталось ничего натурального цвета - уж не говоря о размерах. Она на человека-то не похожа!
У Холли чуть дым не пошел из ушей - от бессилия и краха надежд.
- Она модель! Тетя Джеки сказала же!
- Она даже не модель. Один раз снялась в дурацкой рекламе питьевого йогурта. Это совсем другое.
- Она звезда!
- He-а, не звезда. Кэтрин Хэпберн - звезда. Брюс Спрингстин - звезда. А эта Селия - громадное ничто. Талдычила, что она звезда, вот горстка кретинов в маленьком городишке ей и поверила. Это еще не значит, что ты должна быть среди этих кретинов.
Холли покраснела, упрямо выпятила подбородок, но пока сдерживалась.
- Все равно. Я хочу белые сапожки. Можно?
Я понимал, что распаляюсь сильнее, чем требует ситуация, но на попятный не пошел.
- Нет. Если начнешь восхищаться тем, кто действительно сделал что-то значительное, то я куплю тебе что захочешь. Я вовсе не желаю тратить время и деньги, чтобы превратить тебя в клон тупоголового чучела, которое считает главным достижением продажу своих свадебных фоток гламурному журналу.
- Я тебя ненавижу! - закричала Холли. - Ты тупой и ничегошеньки не понимаешь, и я тебя ненавижу!
Она от души пнула скамейку рядом со мной и бросилась прочь, не обращая внимания на боль в ноге. Какой-то мальчишка уже занял ее качели. Холли, кипя от злости, уселась по-турецки на газон.
- Господи, Фрэнсис, - вмешалась Джеки. - Не мне учить тебя воспитывать ребенка, я ничего в этом не смыслю, но ты полегче не можешь?
- Нет, не могу. Ты что, думаешь, я ради забавы решил испортить ребенку вечер?
- Она только хотела пару сапожек. Какая разница, где она их видела? Ну да, Селия Бэйли - идиотка, спаси ее Господи, но безвредная же!
- Вот уж нет. Селия Бэйли - живое воплощение всего, что неправильно в этом мире. Она так же безобидна, как бутерброд с цианидом.
- Ох, перестань, пожалуйста. Тоже мне, проблема! Через месяц Холли забудет про эту Селию напрочь, начнет фанатеть от какой-нибудь девочковой группы…
- Все не так просто, Джеки. Я хочу, чтобы Холли понимала, что есть разница между правдой и бессмысленным дерьмовым трепом. Со всех сторон ей непрерывно твердят, что реальность на сто процентов субъективна: если действительно веришь, что ты звезда, то заслуживаешь рекордного контракта - умение петь при этом не учитывается; если веришь в оружие массового поражения, то не важно, существует ли оно на самом деле; и что слава - суть и единственный смысл всего, потому что ты не существуешь, пока на тебя не обратят внимания. Моя дочь должна понять: не все на свете определяется тем, сколько об этом говорят; или насколько ей самой хочется, чтобы это было правдой; или сколько зрителей пялятся на экран. Где-то в глубине, за всем, что принято считать реальным, должна быть какая-то настоящая чертова реальность. Видит Бог, никто другой Холли этому не научит. Этому научу ее только я. Если по ходу дела она будет дуться - так тому и быть.
- Ты прав… - Джеки неодобрительно поджала губы. - Мне лучше заткнуться?
Мы с ней умолкли. Качели освободились, Холли вскарабкалась на сиденье и старательно вертелась, закручивая цепочки в жгут.
- Шай прав в одном, - сказал я. - Страна, где восхищаются Селией Бэйли, вот-вот вылетит в трубу.
- Не буди лиха… - цыкнула на меня Джеки.
- Да я-то что? Если хочешь знать, я совсем не против краха.
- Господи, Фрэнсис!
- Джеки, я воспитываю ребенка. От одного этого у любого поджилки затрясутся. Плевать даже на то, что я воспитываю ее в мире, где ей постоянно твердят: думай только о моде, славе и целлюлите, не замечай закулисных игр и вообще - купи себе что-нибудь симпатичное… Я столбенею на каждом шагу. Пока Холли была маленькая, я еще как-то справлялся, но с каждым днем она взрослеет - и мне все страшнее. Считай меня двинутым, но иногда мне просто хочется, чтобы она воспитывалась в стране, где людям приходится думать о чем-то более насущном, чем крутые тачки и Пэрис Хилтон.
- Не поверишь… - Джеки чуть улыбнулась. - Ты говоришь точно как Шай.
- Ну, блин! Тогда и впрямь осталось только вытащить пистолет и вышибить себе мозги.
- Я знаю, что с тобой не так, - сообщила Джеки, глядя на меня понимающим взглядом. - Ты вчера выпил лишнего, и у тебя потроха всмятку. Это всегда вгоняет в тоску.
Мой телефон зазвонил снова.
Кевин.
- Да чтоб тебя, - злобно рявкнул я. Эх, не стоило давать ему номер телефона. Ну и семейка - им чуть уступи, тут же на голову сядут. Отключать мобильный нельзя - мои ребята могут позвонить в любую секунду. - Если Кев всегда так плохо понимает намеки, то неудивительно, что у него нет подружки.
Джеки легонько хлопнула меня по руке.
- Не обращай внимания, пусть звонит. Я вечером спрошу, что за спешка приключилась.
- Спасибо, не надо.
- Наверное, хочет с тобой снова встретиться…
- Джеки, мне абсолютно по барабану, что он хочет. А если он и впрямь жаждет со мной снова встретиться, то передай ему, с любовью и поцелуями, чтобы не надеялся. Лады?
- Фрэнсис, перестань. Ты же не всерьез.
- Именно всерьез. Серьезнее некуда.
- Он же твой брат.
- Ну да, он отличный парень, которого обожают многочисленные друзья и знакомые. Вот только я не из их числа. Единственное, что связывает нас, - причуда природы, из-за которой мы провели несколько лет в одном и том же доме. Теперь мы там не живем, и у Кевина нет со мной ничего общего, в точности как у парня на соседней скамейке. То же могу сказать и про Кармелу, и про Шая, и уж точно - про маму с папой. Мы не знаем друг друга, разговаривать нам не о чем и чаи гонять вместе незачем.
- Сам подумай, - сказала Джеки. - Ты ведь понимаешь, что все не так просто.
Снова зазвонил телефон.
- He-а. Все просто, - произнес я.
Джеки поворошила ногой палую листву, дожидаясь, пока телефон не замолкнет.
- Вчера ты заявил, что Рози из-за нас тебя бросила.
Я глубоко вздохнул.
- Джеки, тебя-то мне винить не в чем, ты тогда из пеленок еще не вылезла.
- Ах, ты поэтому согласен со мной встречаться?
- Ты вообще ту ночь не помнишь!
- Знаешь, мы с Кармелой вчера говорили… Так вот, я помню только обрывки. Все перемешалось, сам понимаешь.
- Не для меня. Я все прекрасно помню.
Около трех ночи мой приятель Вигги закончил свою работу в ночном клубе и пришел на стоянку отстегнуть мне законные и достоять остаток смены. Я возвращался домой сквозь бурные, зыбкие остатки субботней ночи, негромко насвистывал что-то, и грезил о завтрашнем дне, и жалел любого, кто не был счастлив, как я. Поворачивая на Фейтфул-плейс, я словно по воздуху летел.
И тут же звериным чутьем понял - что-то случилось. Половина окон на улице, включая и наши, ярко светилась. В тишине улицы из-за окон доносилось напряженное жужжание возбужденных голосов.
Дверь нашей квартиры украшали свежие царапины и вмятины. В гостиной у стены валялся перевернутый кухонный табурет с перекошенными и расщепленными ножками. Кармела, в пальто поверх выцветшей ночнушки в цветочек, щеткой собирала в совок осколки разбитой посуды; руки сестры так тряслись, что осколков прибавлялось. Ма притулилась в уголке дивана, тяжело дыша и промокая разбитую губу влажной салфеткой; тут же на диване Джеки, завернутая в одеяло, сосала большой палец. Кевин сидел в кресле и грыз ногти, глядя в пространство. Шай, прислонившись к стене, переступал с ноги на ногу, засунув руки глубоко в карманы; белые глаза таращились, как у затравленного зверя, ноздри широко раздувались, на скуле наливался синяк. В кухне папаша со скрежещущим ревом блевал в раковину.
- Что случилось? - спросил я.
Они все аж подпрыгнули, Кармела подняла ко мне зареванное лицо, и пять пар глаз уставились на меня не моргая, без всякого выражения.
- Ты, как всегда, вовремя, - ядовито заметил Шай.
Остальные молчали. Я забрал у Кармелы совок, усадил ее аккуратно на диван - между мамой и Джеки - и начал подметать. Рев на кухне сменился храпом. Шай тихо зашел туда и вернулся с острыми ножами. По спальням мы расходиться не стали.
В ту неделю па предложили частную подработку: четыре дня штукатурных работ, и в агентство сообщать не надо. Папаша, как водится, отнес весь приработок в паб и налакался джина по самое не могу. От джина па начинает жалеть себя; от жалости к себе становится ужасен. Он дополз до Фейтфул-плейс и исполнил свой коронный номер у дверей Дейли, с ревом вызывая Мэтта Дейли на разборку, только на этот раз разошелся, начал биться о дверь и рухнул мешком на ступеньки, после чего стащил с ноги башмак и швырнул его в окно Дейли. Тут и появились ма и Шай и постарались затащить папашу домой.
Обычно па относительно спокойно принимал известие, что вечеринка заканчивается, но в ту ночь у него в баке еще было вдоволь горючего. Вся улица, включая Кевина и Джеки, наблюдала из окон, как он обзывал маму высохшей старой сучкой, Шая - бесполезным мелким педиком, а пришедшую на подмогу Кармелу - грязной шлюхой. Ма в ответ называла его никчемным транжирой и зверем, желала ему сдохнуть в мучениях и гореть в аду. Па велел всем троим убираться прочь, а то - пусть только заснут - он перережет им глотки. Всю дорогу он набрасывался на них с кулаками.
По большому счету ничего нового папаша не отчебучил. Разница, однако, состояла в том, что до тех пор он все это вытворял дома, а не прилюдно, а тут перешел все границы, словно на скорости восемьдесят миль в час отказали тормоза. Кармела устало проговорила тихим бесцветным голосом:
- Он совсем от рук отбился.
Никто не взглянул на нее.
Кевин и Джеки из окна умоляли папочку остановиться, Шай орал, чтобы они убрались в комнату, ма визжала, что это все из-за них, что они довели па до пьянства, папаша орал, что вот он сейчас до них доберется. В конце концов сестры Харрисон, счастливые обладательницы единственного на всю улицу телефона, вызвали полицию. Это было полное западло - примерно как совать героин малышам или материться при священнике. Моя семья вынудила сестер Харрисон переступить табу.
Ма и Кармела уговаривали полицейских не забирать папу - такой позор! - и они по доброте душевной согласились. Для копов в те времена домашнее насилие было чем-то сродни порче собственного имущества: полный дебилизм, но вроде как и не преступление. Они затащили па вверх по лестнице, свалили на пол кухни и ушли.
- Да, ужасно, конечно… - вздохнула Джеки.
- По-моему, это и решило все для Рози. Всю жизнь папаша предупреждал ее остерегаться стада грязных дикарей - Мэки. Она не слушала, влюбилась в меня, убеждала себя, что я другой. А за несколько часов до того, как она вручит мне свою жизнь, когда каждая крупица сомнения в ее мозгу выросла в тысячи раз, Мэки воочию доказывают папашину правоту: закатывают представление с воем и ревом на всю улицу, дерутся, кусаются и швыряют дерьмо, как стая накуренных бабуинов. Конечно, Рози задумалась: каков я за закрытыми дверями и когда все это вырвется наружу, если глубоко внутри я - один из этих дикарей.
- И ты ушел. Без нее.
- Я решил, что за все расплатился.
- Я все время думала об этом. Почему ты просто не вернулся домой?
- Хватило бы денег, взял бы билет до Австралии. Чем дальше, тем лучше.
- Ты по-прежнему винишь их? Или вчера это просто спьяну?
- Ага, - ответил я. - По-прежнему. Всех. Может, это несправедливо, но порой жизнь - просто кусок дерьма.
Мой телефон запищал - пришло новое сообщение: "Привет фрэнк, это кев, изв знаю много дел, сможешь звякни, ок? надо поболтать, пасиб".
Я стер сообщение.
- Ну а если она тебя не бросала вовсе? - не отставала Джеки.
У меня не было ответа - до меня и вопрос-то толком не дошел. И поздно, два десятка лет как поздно, искать этот ответ. Джеки рассеянно пожала плечами и принялась подкрашивать губы. Холли наворачивала безумные круги на раскручивающейся цепи качелей. Я старался думать только о простых вещах: не надеть ли Холли шарф, скоро ли она устанет и проголодается и какую пиццу заказывать.
10
Мы поели пиццы, Джеки отправилась ублажать Гэвина, а меня Холли уговорила отвести ее на рождественский каток в Боллсбридж. Холли катается, как фея, я катаюсь, как горилла с поражением центральной нервной системы, что, конечно, несказанно забавляет мою дочурку - она хохочет, когда я врезаюсь в стену. Когда я вез Холли к Оливии, мы оба стонали от счастливого изнеможения, ошалели от рождественских песнопений, и настроение у обоих поднялось. При виде нас, потных, грязных и счастливых, Лив не удержалась от улыбки. Я отправился в город, выпил с ребятами по паре кружек; пошел домой - мой "Твин-Пикс" никогда не выглядел так мило - и, вооружившись игровой приставкой, выжег несколько гнезд зомби; и улегся с радостной мыслью о прекрасном обычном рабочем дне - я просто готов был с утра облобызать дверь своего офиса.
Правильно я наслаждался нормальной жизнью, пока мог. Впрочем, когда я грозил кулаком небу и клялся никогда больше не ступать на булыжник этой чертовой дыры, мне, наверное, следовало понять, что Фейтфул-плейс примет вызов. Улица не выпускала из своих сетей и собиралась меня вернуть.
В понедельник, ближе к обеду, я представил новехонькую бабулю моему милому мальчику с капризными наркодилерами.
На столе зазвонил телефон.
- Мэки, - ответил я.
- Личный звонок вам, - сказал Брайан, наш администратор. - Примете? Я не стал бы беспокоить, но похоже… вроде бы срочно.
Снова Кевин, кто еще. После стольких лет - все тот же прилипала: один день покрутился вокруг меня и решил, что отныне он мой наилучшайший приятель, или кореш, или бог знает кто. Чем раньше я придавлю это в зародыше, тем лучше.
- Черт возьми, - сказал я, почесав место между бровями, где вдруг запульсировала жилка. - Давайте его сюда.
- Ее, - поправил Брайан. - Расстроенная. Я подумал, что вас лучше предупредить.
Джеки безудержно рыдала в трубку.
- Фрэнсис, слава Богу, умоляю, приезжай - я не знаю, что произошло, пожалуйста…
Ее голос перешел в стон, высокий и неудержимый. Холодок пробежал по моему загривку.
- Джеки! - ахнул я. - Говори, что происходит!
Я толком не разобрал ответ: что-то про Хирнов, полицию и сад.
- Джеки, пожалуйста, соберись для меня на мгновение. Сделай глубокий вдох и расскажи, что произошло.
Джеки судорожно вздохнула.
- Кевин. Фрэнсис, Фрэнсис… Боже… Кевин.
Снова ледяной спазм, уже сильнее.
- Ранен?
- Он… Фрэнсис, Господи… Он умер…
- Где ты?
- У мамы. Рядом с домом.
- Кевин там?
- Да! Нет! Не здесь, в заднем дворе, он… он… - Сестра захлебнулась рыданиями.
- Джеки, слушай меня: сядь, выпей что-нибудь, и пусть кто-то за тобой приглядывает. Сейчас буду. - Я надел куртку, швырнул трубку на рычаг и выбежал из кабинета.
У нас в спецоперациях никто не спрашивает, где ты пропадал утром.
И я снова на Фейтфул-плейс, словно никогда и не уезжал. Родная улица в первый раз отпустила меня на двадцать два года, прежде чем дернуть поводок. Второй раз она дала о себе знать через тридцать шесть часов.
Соседи снова высыпали на улицу, словно в субботний вечер; но день был будний. Дети - в школе, взрослые - на работе, так что собрались только старики, сидящие дома мамаши и типчики на пособии кутались от пронизывающего холода; толпы зевак вокруг не ходили. На крылечках и в окнах торчали бледные, ждущие лица, но по пустынной улице вышагивал с видом ватиканского гвардейца только мой старый приятель - болотный монстр. Полицейские на этот раз сработали на совесть, разогнав толпу еще до начала опасного зуда. Где-то плакал ребенок, но в остальном мертвую тишину нарушали лишь отдаленные звуки уличного движения, перестук каблуков полицейского и стук капель, срывающихся с мокрых после утреннего дождя навесов.