- Тогда зачем ехать на машине? Если пешком не дойти, значит, она живет слишком далеко - и, следовательно, ведет себя странно. А вот и правило номер два: странное поведение - это подарок, и его нельзя выпускать из рук, пока полностью не рассмотришь. Ричи, ты уже не в транспортном отделе, у нас не говорят: "Наверное, в тот день она просто встала не с той ноги. Не важно. Забудем об этом". Никогда так не говори.
Возникла особая пауза, означавшая, что разговор еще не закончен.
- Я хороший детектив, - сказал Ричи.
- Уверен, когда-нибудь ты станешь отличным детективом, а сейчас тебе еще учиться и учиться.
- Для этого совершенно не обязательно носить галстук.
- Приятель, тебе не пятнадцать лет. Костюм грабителя еще не делает тебя страшной угрозой истеблишменту. Ты выглядишь как идиот.
Ричи коснулся пальцами рубашки и сказал, тщательно подбирая слова:
- Парни в отделе убийств обычно не из того района, откуда я родом. У остальных родители - фермеры или учителя. Я понимаю, что не такой, как все.
Зеленые глаза Ричи в упор глядели на меня.
- Не важно, откуда ты родом. Происхождение изменить невозможно, так что даже не думай об этом. Важно то, куда ты движешься. А вот направление, друг мой, можно выбирать.
- Знаю. Я же здесь, так?
- И моя задача - помочь тебе пойти дальше. Один из способов выбрать направление - сделать вид, будто ты уже прибыл. Мысль ясна?
На лице Ричи ничего не отразилось.
- Ну смотри: почему мы едем на "бумере"?
Ричи пожал плечами:
- Потому что он вам нравится.
- То есть ты решил, что машина нравится моему эго, - сказал я, ткнув в его сторону пальцем. - Ричи, не обманывай себя: все не так просто. Мы же не мелких воришек ловим: убийцы - крупная рыба. Приехать на место преступления в побитой "тойоте" 95-го года - значит, проявить неуважение, показать, что жертвы не заслуживают лучшего. Людей это напрягает.
- Понятно.
- Более того, в старой, обшарпанной "тойоте" мы будем похожи на неудачников. А это крайне важно, друг мой, - и не только для меня лично. Если преступники увидят неудачников, то подумают, что они круче нас, и тогда их труднее сломать. Если неудачников увидят хорошие люди, то решат, что мы все равно не раскроем преступление и поэтому нам и помогать-то не стоит. И если мы сами увидим в зеркале пару неудачников, что станет с нашими шансами на победу?
- Наверное, шансов станет меньше.
- В точку!.. Если хочешь победить, Ричи, ты должен чувствовать себя победителем. Понимаешь?
Он коснулся узла на галстуке.
- Все просто: нужно лучше одеваться.
- Нет, сынок, тут нет ничего простого. Правила придуманы не зря - и об этом нужно помнить, прежде чем их нарушать.
Я выехал на пустую трассу и позволил "бумеру" показать себя во всей красе. Я знал, что еду точно с разрешенной скоростью, ни на милю больше; Ричи хоть и поглядывал на спидометр, но помалкивал - возможно, думал о том, какой я зануда. Так многие считают, однако все они подростки, если не по возрасту, то по уровню умственного развития. Только подросток может полагать, что скука - это плохо; взрослые с кой-каким жизненным опытом знают: скука - дар небесный. У жизни в рукаве достаточно волнующих событий, которые обрушиваются на тебя в самый неподходящий момент, так что усиливать драматизм совсем не обязательно. Скоро Ричи это поймет.
* * *
Я всей душой за развитие инфраструктуры. Если хотите, можете винить в экономическом кризисе застройщиков и их ручных банкиров, но факт остается фактом: если бы не они, мы бы до сих пор выбирались из предыдущего кризиса. Многоэтажка, под завязку набитая жильцами, которые каждое утро идут на работу, поддерживают страну на плаву, а вечером возвращаются домой в уютные гнездышки, куда лучше, чем поле, приносящее пользу от силы паре коров. Людские поселения - они как акулы: если не движутся вперед, то погибают. Однако у каждого из нас есть уголок, который - как мы думаем - никогда не изменится.
Раньше я, тощий паренек в залатанных джинсах, знал Брокен-Харбор как свои пять пальцев. Дети, выросшие во времена процветания, привыкли проводить каникулы на курортах, уж две недели на Коста-дель-Соль - самый что ни на есть минимум. А мне сорок два, и наше поколение довольствовалось малым: две недели в доме-фургоне на берегу Ирландского моря - и ты круче всех.
В то время Брокен-Харбор считался глухоманью - несколько участков для жилых прицепов, дюжина разбросанных в беспорядке домов, населенных людьми по фамилии Уилан или Линч с тех самых пор, как на Земле зародилась жизнь, магазин Линча и паб "Уилан". Короткая пробежка босиком по осыпающимся песчаным дюнам мимо зарослей тростника - и пожалуйста, пляж. Каждый июнь мы проводили там две недели в ржавом домике с двухъярусными кроватями, который отец бронировал за год вперед. Мы с Джери занимали верхние койки, а Дина всегда спала внизу, напротив родителей. Джери - по праву старшинства - могла занять любое место, но всегда выбирала сторону, обращенную к полям, чтобы лицезреть пасущихся пони. Поэтому первое, что я видел по утрам, - сверкающую в лучах рассветного солнца белую морскую пену и длинноногих птиц, снующих по песку.
Ни свет ни заря мы трое - веснушчатые, с облезающей от соленой воды, ветра и редких солнечных лучей кожей - выходили из домика, сжимая в руках куски хлеба с сахаром, и целыми днями играли в пиратов с детьми из других фургонов. К чаю мама жарила на походной плитке яичницу с колбасой, а потом отец отправлял нас в магазин Линча за мороженым. Когда мы возвращались, мама уже сидела у отца на коленях, положив голову ему на плечо, и мечтательно улыбалась, глядя на воду. Он приглаживал ей волосы, чтобы не попали в мороженое. Я целый год ждал, чтобы увидеть родителей такими.
Мы свернули на проселок, и маршрут, словно выцветший набросок, стал постепенно всплывать у меня в памяти: проехать мимо этих зарослей (деревья уже вымахали), за изгибом в каменной стене повернуть налево… Но если раньше с низенького холма открывался вид на море, сейчас откуда ни возьмись появился поселок и, словно баррикада, преградил нам путь: за высокой стеной из шлакобетонных блоков - рады черепичных крыш и белых фронтонов. У входа рекламный щит, на котором яркими и крупными, с мою голову, буквами написано: "Добро пожаловать в Оушен-Вью в Брайанстауне. Новое слово на рынке жилья премиум-класса. Роскошные дома открыты для просмотра". На знаке кто-то нарисовал большой красный член с яйцами.
На первый взгляд Оушен-Вью был довольно симпатичным: большие дома (нечто осязаемое за ваши деньги), узкие полоски газонов, причудливые указатели - "Детский сад "Самоцветы"", "Развлекательный центр "Бриллиант"". Второй взгляд, и вы понимаете, что газоны заросли сорняками, а на пешеходных дорожках не хватает камней. С третьего взгляда становится ясно - что-то здесь не так.
Дома слишком похожи друг на друга. Даже у тех, что отмечены кричащими красно-синими знаками с триумфальной надписью "Продано", никто не покрасил входную дверь в идиотский цвет, не расставил на подоконниках цветочные горшки, не разбросал по лужайке пластмассовые игрушки. У домов там и сям припаркованы автомобили, но в основном подъездные дорожки пусты - и совершенно непохоже, что хозяева уехали на своих машинах поднимать экономику. По дорожке, толкая перед собой коляску, шла крупная молодая женщина в красном анораке с капюшоном, ее волосы трепал ветер. Возможно, она и ее круглолицый ребенок - единственные живые люди на много миль вокруг.
- Боже мой, - произнес Ричи, и в тишине его голос прозвучал так громко, что мы оба вздрогнули. - Деревня проклятых.
В отчете о вызове значилось: "Подъем Оушен-Вью, 9", - и название имело бы смысл, будь Ирландское море океаном или будь у нас на худой конец возможность его увидеть. Однако приходилось довольствоваться тем, что есть. Навигатор, похоже, столкнулся с непосильной задачей - привел нас проездом Оушен-Вью к роще Оушен-Вью, которая взяла главный приз, поскольку там не было ни одного дерева. "Вы прибыли на место назначения. До свидания", - сказал нам прибор.
Я развернулся и продолжил поиски. Мы словно смотрели фильм задом наперед: чем дальше мы продвигались в глубь городка, тем больше дома напоминали чертежи, а вскоре они окончательно превратились в наборы из отдельных стен и строительных лесов - с зияющими дырами вместо окон, с недоделанными комнатами, заваленными обломками лестниц, трубами и мешками с цементом. Делая очередной поворот, я каждый раз надеялся увидеть толпу строителей, занятых работой, но в конце концов увидел лишь накренившийся набок старый желтый экскаватор среди холмиков выкопанной земли.
Здесь никто не жил. Городок был построен в стиле лабиринтов из живой изгороди - сплошные тупики и развороты, - и мы почти сразу заблудились. Я слегка запаниковал. Ненавижу терять ориентиры.
На перекрестке я притормозил - рефлекторно, вряд ли здесь кто-то бросился бы мне под колеса, - и во внезапно наступившей тишине мы услышали рев прибоя. Вдруг Ричи поднял голову:
- Что это?
Короткий, хриплый, раздирающий вопль - он повторялся снова и снова, с удивительной регулярностью. Можно было подумать, что его издает какой-то механизм. Звук отражался от недостроенных стен, так что мог прилететь откуда угодно.
- Бьюсь об заклад, что это сестра, - сказал я.
Ричи посмотрел на меня так, словно я над ним прикалываюсь.
- Это лиса или какой-то другой зверь. Может, ее задавила машина.
- Ричи, готовься: тебя ждет большой сюрприз.
Я открыл окно и поехал на звук. Эхо заставило меня пару раз сбиться с курса, но дом мы узнали с первого взгляда. С одной стороны подъема Оушен-Вью аккуратно, словно костяшки домино, стояли чистенькие белые двухквартирные лома с эркерами, а с другой - торчали леса и валялся строительный мусор. Между "костяшками", за стеной, виднелась серая полоска моря. Возле некоторых домов парковалось по одной-две машины, а у одного - сразу три: белый "вольво"-хэтчбек, на котором не хватало только надписи "Семейный", желтый "фиат-сейсенто" и полицейский автомобиль. Вдоль невысокой садовой ограды была натянута сине-белая лента.
Я не шутил, когда говорил Ричи, что в нашем деле важно все - даже то, как ты открываешь дверцу автомобиля. Пусть я еще ни слова не сказал свидетелю или подозреваемому, но он уже должен знать - прибыл Мик Кеннеди, и у него все схвачено. В чем-то мне повезло: я симпатичный (уж поверьте на слово), высокий, еще не облысел, и мои волосы на девяносто девять процентов темно-каштановые. Все это работает в мою пользу, а остальное добыто упорным трудом. В самую последнюю секунду я ударил по тормозам, ловко выскочил из машины, прихватив чемоданчик, а затем быстро пошел к дому. Когда-нибудь Ричи научится не отставать.
Один из "мундиров" неуклюже присел на корточки рядом со своей машиной и гладил человека на заднем сиденье - видимо, того, кто вопил. Второй полицейский расхаживал перед воротами, заложив руки за спину. Воздух, свежий и сладко-соленый, был холоднее, чем в Дублине. Среди строительных лесов и балок посвистывал ветер.
Второй полицейский оказался примерно моего возраста - грузный, с брюшком; он, очевидно, прослужил лет двадцать, не сталкиваясь ни с чем подобным.
- Полицейский Уолл. У машины полицейский Маллон, - доложил он.
Ричи протянул ему руку; в этот момент он напоминал щенка.
- Сержант уголовной полиции Кеннеди и сотрудник уголовной полиции Курран, - вставил я, прежде чем мой напарник начнет набиваться Уоллу в друзья. - Вы заходили в дом?
- Только когда приехали, но сразу вышли и позвонили вам.
- Отличное решение. Теперь рассказывайте, что делали, от входа до выхода.
Полицейский перевел взгляд на дом, словно до сих пор не мог осознать, что пару часов назад прибыл именно сюда.
- Мы решили проверить, все ли в порядке, - сестра хозяйки волновалась. Подъехали к дому в начале двенадцатого и попытались связаться с жильцами, звоня в дверь и по телефону, однако ответа не получили. Следов вторжения не заметили, но, заглянув в окно, увидели, что на первом этаже горит свет, а в гостиной беспорядок. Стены…
- Через минуту мы сами увидим этот беспорядок. Продолжайте. - Нельзя, чтобы кто-то рассказывал тебе о месте преступления, на котором ты еще не был, - увидишь то же, что и он.
- Ясно. - Полицейский моргнул, пытаясь сосредоточиться. - Ну вот. Мы хотели обойти дом, но тут и ребенок не пролезет. - И правда: ширины зазора между домами хватило только для боковой стенки. - Мы решили, что беспорядок и беспокойство сестры - достаточное основание для взлома входной двери. Мы…
Он переминался с ноги на ногу, не сводя взгляда с дома, словно тот - затаившийся зверь, в любую секунду готовый броситься в атаку.
- Вошли в гостиную. Ничего примечательного там не оказалось - обычный беспорядок. Затем мы проследовали на кухню и обнаружили мужчину и женщину, лежащих на полу. Судя по всему, их зарезали. Одна рана на лице женщины была отчетливо видна мне и полицейскому Маллону, и напоминала ножевую…
- Это решат врачи. Что вы сделали потом?
- Мы не сомневались, что оба умерли. Там лужи крови. Лужи… - Уолл неуверенно махнул рукой, указывая куда-то на себя самого. Нет, не просто так люди остаются служить в участке. - Маллон все равно проверил у них пульс - на всякий случай. Женщина была рядом с мужчиной, как будто прижалась к нему и заснула… ее голова… ее голова лежала у него на руке… И вдруг Маллон сказал, что у женщины бьется сердце. Мы и не предполагали… Он сам поверил, лишь когда услышал, как она дышит. Тогда мы вызвали "скорую".
- А пока вы ждали?
- Маллон остался с женщиной. Разговаривал с ней. Она была без сознания, он просто говорил ей, что все нормально, что мы из полиции, что "скорая" уже едет… Я поднялся наверх. Там, в спальнях… Там, в своих кроватках, двое детей - мальчик и девочка. Я попробовал сердечно-легочную реанимацию. Они… они были холодные, застывшие, но я подумал - после того, что случилось с матерью, кто знает… Безуспешно. Убедившись в этом, я вернулся в кухню, и мы с Маллоном позвонили вам.
- Женщина пришла в себя? Сказала что-нибудь? - спросил я.
Уолл покачал головой:
- Она не двигалась. Мы думали, что она сейчас умрет, и поэтому постоянно проверяли…
- Рядом с ней в больнице есть наши люди?
- Мы позвонили в участок, попросили их кого-нибудь прислать. Наверное, одному из нас следовало поехать с ней, но нужно было оцепить место преступления, а ее сестра, она… Вы сами слышите.
- Вы ей сообщили.
Родственников я стараюсь извещать сам. Первая реакция порой очень красноречива.
- Мы сказали ей, чтобы подождала снаружи, но с ней некого было оставить, - развел руками Уолл. - Она долго там оставалась, потом зашла в дом. Мы были с жертвой, ждали вас, а когда заметили ее, она уже входила на кухню. И как закричит! Я вывел ее, но она сопротивлялась и рвалась обратно… Пришлось ей все рассказать.
- Ладно, что сделано, того не исправишь. Что было дальше?
- Я остался с сестрой. Маллон с жертвой ждал "скорую", потом вышел.
- Не обыскав дом?
- Сэр, Маллон был весь в крови - он не хотел разнести ее повсюду. Когда он вышел, я осмотрел дом, просто чтобы убедиться, что там никого нет. То есть живых. Мы решили, что тщательный осмотр проведете вы и криминалисты.
- Вот это мне по душе. - Я взглянул на Ричи и приподнял бровь. Малыш, похоже, внимательно слушал наш разговор, так как тут же спросил:
- Оружие нашли?
Полицейский покачал головой:
- Возможно, оно там - под телом мужчины или… где угодно. Я же говорю - мы старались без необходимости ничего не трогать на месте преступления.
- А записку?
Еще один отрицательный жест.
Я кивнул в сторону полицейской машины:
- Как сестра?
- Время от времени нам удавалось немного ее успокоить, однако… - Полицейский раздраженно оглянулся через плечо. - Медики предлагали ей седативное, но она отказалась. Их можно вернуть, если…
- Нет, все правильно. Не хочу, чтобы она пила лекарства, пока мы с ней не поговорили. Мы сейчас осмотрим место преступления. Остальная команда уже едет. Парней из морга и криминалистов, пока мы не пообщались с сестрой, не подпускайте: один взгляд на них - и она действительно спятит. Ну а в остальном… пусть она остается здесь, а соседи - у себя. Ясно?
- Супер. - Полицейский был так рад спихнуть это дело, что сплясал бы и танец маленьких утят, если бы я его попросил. Он явно мечтал добраться до местного бара и одним глотком выпить двойное виски.
А я сейчас хотел только одного - оказаться в этом доме.
- Перчатки, - велел я Ричи. - Бахилы.
Свои я уже доставал из кармана. Он второпях повторил мои действия, и мы пошли по дорожке. Нас встретили раскатистый грохот и шипение прибоя - будто приветствие или вызов. А за нами, словно удары молота, по-прежнему раздавались вопли.
2
На месте преступления мы не одни. Пока криминалисты не дадут "добро", вход туда закрыт даже для нас, но всегда находятся и другие дела: свидетелей нужно допросить, выживших - известить о гибели родственников, - и пока ты занимаешься всем этим, каждые полминуты смотришь на часы и заставляешь себя не поддаваться яростному желанию зайти за ограждающую ленту. На сей раз все было иначе: полиция и медики уже затоптали все, что можно, и мы с Ричи ничего бы не испортили, быстро осмотрев дом Спейнов.
Это оказалось весьма кстати - если Ричи не выносит жуткие зрелища, то лучше всего узнать об этом сейчас, вдали от чужих глаз. Кроме того, если тебе выпадает шанс увидеть место преступления, его упускать нельзя. Там, заточенное в янтаре, тебя ждет само преступление - целиком, до последней секунды. Пусть кто-то спрятал улики, уничтожил их, пытался сымитировать самоубийство: янтарь сохранит и это, - но как только началась обработка, все исчезает - остаются лишь твои люди, деловито разбирающие место преступления на части, отпечаток за отпечатком, нить за нитью. Этот шанс показался подарком, добрым знамением - в таком деле, где я сильнее всего в нем нуждался. Я включил в телефоне беззвучный режим. Скоро я многим понадоблюсь, но пусть все эти люди подождут, пока я обойду место преступления.
Приоткрытая дверь дома чуть раскачивалась от дуновения ветерка. С виду она была похожа на дубовую, но когда полицейские ее высадили - возможно, с одного удара, - стало ясно, что внутри у нее какая-то порошкообразная дрянь. Сквозь щель виднелся ковер с черно-белым геометрическим узором - последний писк моды, и цена соответствующая.
- Это предварительный обход, - сказал я Ричи. - Серьезные дела подождут до тех пор, пока все не зафиксируют криминалисты. Сейчас ничего не трогаем, стараемся ни на что не наступать, ни на что не дышать - просто выясняем, с чем имеем дело, и выходим. Готов?
Он кивнул. Я распахнул дверь, нажав кончиком пальца на расщепленный край.
Моя первая мысль: если полицейский Уолл считает, что здесь беспорядок, значит, он слегка с приветом. Полутемный коридор в идеальном состоянии - сверкающее зеркало, вещи рядком на вешалке, запах лимонного освежителя. Стены чистые, на одной висит акварель - что-то зеленое и спокойное с коровами.