- Пусть криминалисты проверят чердак, - сказал я, - вдруг кто-нибудь искал… - Тут я посветил на потолок.
Ход на чердак был на месте, а за ним - чернота; луч фонаря осветил балку, а также люк, который к чему-то прислонили. Отверстие кто-то затянул проволочной сеткой, особо не беспокоясь о красоте: края неровные, большие шляпки гвоздей торчат во все стороны. На другом конце лестничной площадки, высоко на стене, криво установлено нечто серебристое - я и без помощи Ричи понял, что это видеомонитор. Камера направлена строго на люк.
- Какого черта?! - воскликнул я.
- Крысы? Эти дыры…
- Какой идиот станет устраивать наблюдение за крысами? В таких случаях нужно просто закрыть люк и вызвать дератизаторов.
- А потом?
- Не знаю. Поставить ловушку - если тварь, которая пробила стены, захочет провести второй раунд. Надо сказать криминалистам, чтобы соблюдали осторожность. - Я поводил фонариком над головой, пытаясь определить, что находится на чердаке. Картонные коробки, черный пыльный чемодан. - Посмотрим, что нам дадут другие камеры.
Вторая камера находилась в гостиной, на стеклянном столике рядом с диваном, и была направлена на дыру над камином; красный индикатор указывал на то, что она включена. Третья закатилась в угол кухни, в кучу шариков из распоротого пуфа, но работать не перестала. Устройство для просмотра наполовину спрятано за плитой - я заметил его еще в первый раз, однако принял за телефон. Второе под кухонным столом. Никаких следов последнего устройства и еще двух камер.
- Предупредим криминалистов, попросим найти другие камеры, - сказал я. - Хочешь взглянуть еще на что-нибудь, или зовем их?
Ричи неуверенно посмотрел на меня.
- Сынок, это вопрос без подвоха.
- А. Ну да. Нет, с меня хватит.
- С меня тоже. Идем.
Налетел еще один порыв ветра, и на сей раз мы оба вздрогнули. Этот дом уже начинал действовать мне на нервы. Дело не в детях и не в крови - ни то ни другое меня не пугает, - а в этих дырах, в немигающих камерах, в огромном количестве стекла и в остовах домов, которые таращатся на нас словно звери, окружившие костер. Я напомнил себе, что видел вещи и похуже, и даже глазом не моргнул, однако вибрации в костях черепа говорили: "Это дело особенное".
3
Прозаический секрет: работа в отделе убийств наполовину состоит из управления людьми. Новички представляют себе волка-одиночку, который уходит в глушь, повинуясь интуиции, однако на практике парни, не умеющие работать в команде, обычно оказываются в наружной слежке. Даже в мелком расследовании - а это расследование совсем не мелкое - заняты "летуны", пиарщики, криминалисты, патологоанатом да еще сам черт и его троюродная бабушка. И ваша задача - сделать так, чтобы они держали вас в курсе событий, действовали сообща и чтобы никто никому не мешал, потому что все замыкается на вас. Тишина внутри янтаря закончилась; как только мы вышли из дома, настало время заняться укрощением людей.
Купер, патологоанатом, с недовольным видом ждал у калитки, постукивая пальцами по своей папке. Правда, иного ожидать и не приходилось: даже в лучшие моменты Купер - угрюмая сволочь, а со мной он вовсе не церемонится. Я ничего ему не сделал, однако он почему-то меня невзлюбил, а ненавидят заносчивые ублюдки вроде Купера по полной программе. Хоть одна опечатка в запросе, и он заставляет писать его заново, и о срочности можно забыть: все мои дела, и важные, и не очень, ждут своей очереди.
- Детектив Кеннеди, - сказал он, раздувая ноздри словно я воняю. - Позвольте узнать: я что, похож на собаку?
- Вовсе нет. Доктор Купер, это детектив Курран, мой напарник.
Он сделал вид, что не замечает Ричи.
- Рад это слышать. Если я не собака, тогда почему меня не пускают в дом?
Должно быть, он обдумывал этот каламбур все время, пока ждал здесь.
- Извините, - сказал я. - Наверное, произошло недоразумение. Я, конечно же, никогда бы не стал зря тратить ваше время. Не будем вам мешать.
Купер пронзил меня испепеляющим взглядом, давая понять, что его не проведешь.
- Будем надеяться, - сказал он, - что вы не слишком сильно затоптали место преступления. - С этими словами он проскочил мимо меня в дом, на ходу натягивая перчатки.
"Летунов" пока не видно. Один из полицейских по-прежнему крутился у машины и сестры. Другой стоял на дороге, беседуя с парнями из двух белых фургонов - криминалистами и ребятами из морга.
- Что будем делать теперь? - спросил я у Ричи.
Как только мы вышли из дома, Ричи снова затрясло: он дергал головой, оглядывая дорогу, небо и дома, барабанил пальцами по ногам. Услышав вопрос, он замер.
- Отправим внутрь криминалистов?
- Разумеется, но что ты собираешься делать, пока они работают? Если будем крутиться здесь и поминутно спрашивать: "Ну что, готово?" - то и сами потеряем время, и им помешаем.
Ричи кивнул:
- Я бы поговорил с сестрой.
- Может, сначала проверим, не скажет ли нам что-нибудь Дженни Спейн?
- Я подумал, что она еще не скоро сможет с нами побеседовать. Даже если…
- Даже если выживет. Да, наверное, ты прав, но это надо проверить. У нас все должно быть под контролем.
Я уже набирал номер. Связь была такая, словно мы во Внешней Монголии: чтобы появился сигнал, пришлось дойти до конца дороги, где нет домов. Кроме того, я потратил немало времени, перезваниваясь с разными людьми, прежде чем добрался до врача, к которому попала Дженнифер Спейн, и убедил его в том, что я не репортер. Судя по голосу, врач был молодой и очень уставший.
- Она еще жива, но я ничего не обещаю. Сейчас она в операционной; если не умрет на столе, тогда у нас будет более четкая картина.
Я включил громкую связь, чтобы Ричи слышал наш разговор.
- Можете описать ее повреждения?
- Я провел лишь поверхностный осмотр. Не уверен…
Морской ветер унес его голос, и нам с Ричи пришлось склониться над телефоном.
- Мне нужны предварительные данные, - сказал я. - Ее все равно осмотрит наш врач, а пока я просто хочу узнать, что с ней - стреляли в нее, душили, топили или еще что.
Вздох.
- Поймите, это не окончательная информация. Я могу ошибаться.
- Понял.
- Ладно. В общем, ей повезло. У нее четыре ранения в живот - кажется, ножевые, но это решать вашему врачу. Две раны глубокие, однако ни один важный орган или сосуд не задет - иначе она бы истекла кровью еще до того, как попасть сюда. На правой щеке сквозная рана - похоже, резаная. Если женщина выживет, ей понадобится серьезная пластическая операция. Кроме того, она получила удар тупым предметом по затылку: на рентгене трещина в черепе и субдуральная гематома, - но, судя по рефлексам, мозг не поврежден. Повторяю, ей очень повезло.
Скорее всего он последний человек, который сказал "повезло" применительно к Дженнифер Спейн.
- Это все?
Он что-то глотнул - наверное, кофе - и подавил зевоту.
- Извините. Возможно, есть какие-то мелкие травмы, но я их не искал - моя задача состояла в том, чтобы доставить ее в операционную, пока не поздно. Так что кровь могла скрыть небольшие порезы и ушибы. Но никаких иных серьезных повреждений у нее нет.
- Следы сексуального насилия?
- Я же говорю: у меня были другие задачи, - однако поверхностный осмотр ничего подобного не выявил.
- Во что она была одета?
Возникла пауза: врач, вероятно, подумал, что ошибся и сейчас беседует с каким-то особым маньяком.
- В желтую пижаму. Больше на ней ничего не было.
- В больнице должен быть полицейский. Положите пижаму в бумажный пакет и отдайте ему. Если это возможно, укажите, кто к ней прикасался. - Вероятность того, что Дженнифер Спейн - жертва, увеличилась: женщины не уродуют себе лицо и ни за что не станут убивать себя в пижаме. Они надевают лучшие платья, тщательно выбирают косметику и такой способ самоубийства, который, как они полагают - и почти всегда ошибочно, - позволит им выглядеть красивыми и умиротворенными. Они думают, что боль уйдет и останется лишь холодный белый покой. Почему-то их разрушающееся сознание полагает, что им будет неприятно, если их обнаружат не в идеальном состоянии. Большинство самоубийц на самом деле не верят, что смерть - это навсегда. Наверное, как и мы все.
- Пижаму мы ему отдали. Список я составлю, когда у меня будет свободное время.
- Она хоть раз приходила в сознание?
- Нет. Я же говорю: велика вероятность того, что она вообще не придет в себя. После операции картина прояснится.
- Если она выживет, когда с ней можно будет поговорить?
Вздох.
- Об этом можно только гадать. Когда имеешь дело с травмами головы, ничего предсказать нельзя.
- Спасибо, доктор. Позвоните мне, если ситуация изменится?
- Сделаю все, что в моих силах. Прошу прощения, но я должен…
Он положил трубку. Я тут же звякнул администратору отдела Бернадетте, чтобы она побыстрее поручила кому-нибудь заняться финансами и телефонными разговорами Спейнов. Когда я закончил разговор, телефон загудел: три новых голосовых сообщения - кто-то не смог дозвониться из-за хреновой связи. О'Келли передал, что выбил для меня еще пару "летунов"; знакомый журналист умолял - на этот раз тщетно - дать ему информацию для материала; и, наконец, Джери. Дошли только обрывки текста: "…Мик, не могу… тошнит каждые пять минут… не могу выйти из дома, даже для… все нормально? Позвони, когда…"
- Черт, - вырвалось у меня. Дина работает в городе, в кулинарном магазинчике. Я попытался прикинуть, через сколько часов там окажусь и какова вероятность, что за это время никто рядом с ней не включит радио.
Ричи вопросительно наклонил голову.
- Ничего, - сказал я. Звонить Дине не было смысла: она ненавидит телефоны, - а больше и некому. Я вздохнул и задвинул эту проблему подальше. - Идем. Криминалисты нас заждались.
Ричи кивнул. Я убрал телефон, и мы пошли общаться с людьми в белом.
Старший инспектор сдержал слово: мне прислали Ларри Бойла, фотографа, чертежника и еще парочку людей. Бойл - пухлый круглолицый чудак: когда его видишь, создается впечатление, что дом у него доверху набит странными журналами, аккуратно разложенными в алфавитном порядке, - однако на месте преступления действует безупречно и, кроме того, наш лучший специалист по следам крови. А мне нужно и то и другое.
- Наконец-то, - сказал Бойл, уже одетый в белый комбинезон с капюшоном. Перчатки и бахилы он держал в руке. - Кто это у нас тут?
- Мой новый напарник Ричи Курран. Ричи, это Ларри Бойл из отдела криминалистики. Будь с ним ласков. Мы его любим.
- Хватит заигрывать, сначала посмотрим, нужен ли я тебе, - отмахнулся Ларри. - Что внутри?
- Отец и двое детей, все мертвы. Мать в больнице. Дети наверху - их, похоже, задушили. Взрослые были внизу - их, кажется, зарезали. Крови столько, что тебе на месяц хватит.
- Чудесно.
- И не жалуйся потом, что я ничего для тебя не делаю. Кроме всего прочего, я хочу узнать как можно больше о последовательности событий - на кого напали первым, где, сколько жертвы двигались, какой была борьба. Судя по всему, наверху крови нет - и это может быть важно. Проверишь?
- Без проблем. Другие пожелания будут?
- В доме творилось что-то очень странное - притом задолго до вчерашнего дня. В стенах полно дыр, и я понятия не имею, кто их пробил и зачем. Если найдешь хоть какие-нибудь зацепки - отпечатки пальцев или еще что, - мы будем очень благодарны. Кроме того, там куча аудионянь - если судить по зарядкам на туалетном столике, то по крайней мере две аудио и пять видео, а возможно, и больше. Зачем они нужны, неясно, и пока что мы нашли только три камеры - на лестничной площадке, на столе в гостиной и на полу в кухне. Я бы хотел, чтобы вы их сфотографировали. И еще надо найти оставшиеся две камеры, или сколько их там. То же с устройствами для просмотра - два заряжаются, два на кухонном полу, так что по крайней мере одного не хватает.
- М-м, - с наслаждением протянул Ларри. - Лю-бо-пыт-но. Слава богу, на свете есть ты, Снайпер. Еще одна смерть от передоза, и я бы сдох от скуки.
- Какая-то связь с наркотиками, возможно, тут имеется. Пока ничего определенного, но мне очень хотелось бы знать, есть ли в доме наркота - и была ли раньше.
- О Боже, только не это. Конечно, мы возьмем мазки всего, что может представлять интерес, но я буду счастлив, если результаты окажутся отрицательными.
- Ищите мобильники и любые финансовые документы. Кроме того, на кухне стоит компьютер, им тоже нужно заняться. И как следует осмотрите чердак, ладно? Мы туда не поднимались, но странности, которые творились в доме, как-то связаны с чердаком. Вы сами все поймете.
- Вот это совсем другое дело, - радостно сказал Ларри. - Обожаю странности. Ну, мы пойдем?
- Там, в полицейской машине, сестра пострадавшей. Мы собираемся с ней поболтать. Подождете минутку, пока мы ее уводим? Не хочу, чтобы она вас видела, - не дай бог, у нее крыша поедет.
- Да, женщины часто на меня так реагируют. Не вопрос - побудем здесь, пока не дашь сигнал. Удачи! - Он помахал нам бахилами.
Мы пошли к сестре.
- Он не будет так радоваться, когда зайдет в дом, - мрачно заметил Ричи.
- Да нет, сынок, будет. Еще как будет.
* * *
Я не жалею никого, с кем встречаюсь по работе. Жалость - это прекрасно, она позволяет почувствовать себя офигительно чудесным человеком, но тем, кого ты жалеешь, она ни черта не дает. Думая о страданиях жертв, ты размякаешь, теряешь концентрацию, слабеешь - и в одно прекрасное утро оказывается, что у тебя нет сил встать с кровати и идти на работу. Ничего хорошего в этом нет. Я трачу время и силы на то, чтобы добыть ответы; объятия и горячий шоколад не моя специальность.
Но если кого и стоит пожалеть, так это родственников жертв. Как я и говорил Ричи, девяноста девяти процентам жертв жаловаться не на что: они получили ровно то, что хотели, - а вот члены семьи примерно с такой же вероятностью оказались в подобном аду совершенно незаслуженно. Я не верю, что во всем виновата мамочка, если малыш Джимми стал торчком и наркодилером и по собственной тупости решил нагреть своего поставщика. Да, возможно, она не помогла ему реализоваться, но у меня тоже было тяжелое детство, и что - я получил две пули в затылок от разъяренного наркобарона? Нет, пару лет ходил к психологу, чтобы разобраться с этими проблемами, и в то же время жил обычной жизнью. Потому что я взрослый человек и решения принимаю сам. Если однажды утром мне кто-то прострелит башку, значит, я сам виноват, а зализывать раны придется моим родственникам, которые тут совсем ни при чем.
Общаясь с родными, я усиливаю контроль над собой. Ничто так не сбивает с верного курса, как сострадание.
Когда утром Фиона Рафферти вышла из дома, ее, наверное, можно было назвать симпатичной девушкой. Мне нравятся более высокие и ухоженные, но у нее стройные ноги, а на голове - копна блестящих волос, хотя Фиона и не позаботилась о том, чтобы выпрямить их и покрасить из мышино-бурого цвета в более шикарный. Однако теперь девушка выглядела ужасно: распухшее красное лицо покрыто соплями и полосами поплывшей косметики, заплаканные глаза стали маленькими, как у поросенка. Она утирала лицо рукавом красной куртки - что ж, по крайней мере вопить перестала.
Полицейский тоже был малость не в себе.
- Нам нужно поговорить с мисс Рафферти, - сказал я ему. - Может, вернетесь в участок и попросите прислать кого-нибудь, чтобы отвезти ее в больницу?
"Мундир" кивнул и попятился, облегченно вздохнув.
Ричи опустился на одно колено у машины.
- Мисс Рафферти? - негромко спросил он. Такому мягкому обращению мог бы позавидовать и семейный доктор. Возможно, Ричи даже переусердствовал с вежливостью, ибо угодил прямо в грязь. Теперь все будут считать, что он на ногах не держится, но сам он, похоже, не обратил на это внимания.
Фиона Рафферти медленно и неуверенно подняла голову. Казалось, она ничего не видела перед собой.
- Я вам очень сочувствую.
Секунду спустя ее подбородок чуть наклонился - она еле заметно кивнула.
- Принести вам что-нибудь? Воды?
- Мне нужно позвонить маме. Как я… О Боже, дети! Я не могу сказать ей…
- Вас проводят в больницу, - сказал я. - Кто-нибудь сообщит вашей матери, чтобы она встретила вас там, и поможет поговорить с ней.
Она меня не слышала - ее мысли уже срикошетировали куда-то еще.
- С Дженни все в порядке? С ней все будет нормально, да?
- Мы на это надеемся. Если что-нибудь узнаем, то сразу вам сообщим.
- Мне не разрешили поехать на "скорой"… А ведь я должна быть с ней. Что, если она… Мне нужно…
- Понимаю, - ответил Ричи. - Но врачи за ней присмотрят, они-то знают, что делают. Вы же не хотите путаться у них под ногами?
Голова качнулась из стороны в сторону: "нет".
- Нет. В любом случае мы надеемся, что вы нам поможете - ответите на несколько вопросов. Можете сделать это сейчас?
Она открыла рот, задыхаясь:
- Нет. О Боже, вопросы… Я не могу… Я хочу домой. Я хочу к маме. О Боже, я хочу…
Она снова была на грани истерики. Ричи начал отступать, успокаивающе поднимая руки.
- Мисс Рафферти, если хотите ненадолго вернуться домой и заехать к нам позже, мы вас задерживать не будем, - ловко ввернул я, пока Ричи ее не отпустил. - Выбор за вами. Но с каждой минутой шансы найти того, кто это сделал, уменьшаются. Улики уничтожаются, воспоминания тускнеют, убийца уходит все дальше. Помните об этом, когда будете принимать решение.
В глазах Фионы появился огонек.
- Если я… Он может уйти? Если я приеду позже, он скроется?
Крепко взяв Ричи за плечо, я отодвинул его за пределы ее поля зрения, а затем прислонился к дверце машины.
- Верно. Повторяю, выбор за вами, но жить с таким грузом на душе лично я не хотел бы.
Ее лицо перекосилось, и я испугался, что сейчас мы ее потеряем, но она прикусила щеку и собралась.
- Хорошо, хорошо, я могу… Ладно. Но… Дадите мне пару минут? Я покурю и тогда отвечу на все ваши вопросы.
- Вы сделали правильный выбор, мисс Рафферти. Не торопитесь, мы никуда не уйдем.
Она выбралась из машины - неуклюже, словно после операции - и побрела по дороге мимо недостроенных домов, затем присела на невысокую стену и закурила.
Мы в результате оказались у нее за спиной, так что я подал знак Ларри. Он радостно помахал мне рукой и заковылял к дому, натягивая перчатки. Остальные криминалисты последовали за ним.
Дешевенькая куртка Ричи не была рассчитана на загородные условия; он прыгал на месте, обхватив себя руками, и пытался делать вид, что ему совсем не холодно.
- Собирался отправить ее домой? - спросил я тихо.
Он резко дернул головой от удивления.
- Ну да, - осторожно ответил он. - Я подумал…
- Не думай. Только не об этом. Отпустить свидетеля или нет, решаю я, а не ты, понял?
- Мне показалось, она сейчас сорвется.
- И что? Это не значит, что ей можно идти домой, детектив Курран. Это значит, что она должна собраться. Еще немного, и ты бы сорвал допрос ценного свидетеля.
- Я не нарочно. Лучше поговорить с ней через пару часов - ведь если ее сейчас расстроить, она придет в себя только завтра.