Но машина представляла немалый интерес. И Евдокимов был уверен, что если даже Эджвуд обнаружит, что кто-то покопался в машине, он не станет этого разглашать, ему это будет невыгодно.
Евдокимов поковырял в скважине. Замок, конечно, поддался. При некоторой ловкости и навыке это не составляло большого труда.
Евдокимов открыл дверцу, влез в машину и принялся за осмотр.
На закрытой полочке, справа от шофера, находились небольшой фотоаппарат - все-таки он возит его с собой - и пистолет; и пистолет, и фотоаппарат были заряжены.
На заднем сиденье лежал чемодан, на полу валялась меховая полость для ног.
Евдокимов открыл чемодан, это оказался погребец с провизией. Холодная курица, паштет, сухие бисквиты, шоколад.
Евдокимов позавидовал Эджвуду. Сам он не так предусмотрителен, а не мешало бы захватить пару бутербродов. Фляга тоже наполнена. Евдокимов отвинтил крышку. Пригубил. Коньяк. Тоже неплохо.
"Иностранцы предусмотрительны по части всяких удобств, - подумал Евдокимов, - а мы, русские, всегда о себе забываем".
Он поднял заднее сиденье. Ого, это было уже интереснее! Коротковолновая радиостанция! Рискнуть или не рискнуть? Говорят, риск - благородное дело. Он рискнул.
Наладил радиостанцию, поднял антенну, настроился на указанную Анохиным волну…
Ждать было томительно. Он вышел на дорогу, погулял. Снова посидел в машине. Снова погулял…
Он много раз смотрел на часы, пока упрямая короткая стрелка не начала приближаться к пяти.
Вот наконец… Пять часов! Пять минут шестого… Восемь минут шестого… Ого!
"Любимый город… Любимый город…"
Очень приятно, здравствуйте!
"Перехожу на прием… Перехожу на прием…"
Переходите, пожалуйста!
Отвечать или не отвечать?
Было очень соблазнительно поговорить с этим "радиолюбителем…" Но это было больше чем рискованно.
Завтра Эджвуд свяжется с ним и узнает, что в его отсутствие кто-то пользовался радиостанцией…
Нет, отвечать нельзя.
Конечно, неплохо бы выдать себя за Эджвуда и попытаться выяснить, что замышляют вражеские лазутчики.
Соблазн был велик, но такая игра могла все сорвать…
А тот зовет, зовет…
"Любимый город… Любимый город…"
Надрывайся сколько тебе угодно!
Вот почему мистер Эджвуд так любит загородные прогулки.
Значит, время и волна остались те же, которые знал Анохин, но изменился день: вместо пятницы вторник.
Главное выяснено! Это была радиостанция ограниченного радиуса действия. Наблюдателям трудно было бы запеленговать этот автомобиль. Сигналы Эджвуда мог принять лишь человек, находящийся где-нибудь совсем поблизости от него… Это была ловкая мистификация! Агенты Эджвуда воображали, что ведут переговоры с какой-то постоянно действующей и мощной радиостанцией, засекреченной от органов государственной безопасности, в то время как на самом деле Эджвуд играл с ними чуть ли не в детский телефон…
Да, трудно было запеленговать такую станцию, ее легче было найти, настигая Эджвуда на лыжах, как это и сделал Евдокимов…
Теперь можно было уходить. Выключить радиостанцию, замести все следы и уходить. Галина и Эджвуд могут возвратиться… Нет, не такая она дура, слово свое она сдержала.
Евдокимов запер дверцу и отошел от машины.
Почти совсем стемнело. Сизые тени крались меж деревьев. Деревья сделались выше. Наплывала зимняя ночь.
17. Дядя Витя умер
В течение нескольких дней в окнах квартиры мистера Эджвуда цветы не появлялись… И вот, наконец, в его окне опять заалели розы. Евдокимову сообщили об этом немедленно.
- Опять.
- Розы?
- Да, появились минут пятнадцать назад.
- Благодарю и прошу смотреть во все глаза.
Для кого они появились? Трудно было допустить, что Жадов осмелится появиться в кафе еще раз…
Это было бы слишком рискованно!
Но для кого-то все-таки розы появились?..
Евдокимов позвонил Галине.
- Ах, Дмитрий Степанович? - удивилась она. - А я думала, вы мне больше не позвоните…
Она разговаривала с Евдокимовым совсем иначе, чем прежде. Куда только исчезло ее жеманство!
- Вы никуда не собираетесь сегодня вечером со своим Робертом? - спросил он.
- Нет, - отозвалась она довольно-таки огорченно. - После последней прогулки он мне не звонил.
- Не звонил? - удивился, в свою очередь, Евдокимов. - С его стороны это просто невежливо.
- Почему? - удивилась тогда Галина. - Вероятно, он чем-нибудь занят.
- Чем-нибудь он, конечно, занят, - согласился Евдокимов. - Но, сколько мне помнится, у вас произошло что-то с ногой, и элементарная вежливость обязывала его осведомиться о здоровье своей дамы.
- Ах, вот вы о чем… - Галина вздохнула. - Я и забыла об этом…
- Вы, конечно, могли забыть, - заметил Евдокимов. - Но Эджвуду следовало помнить…
Ни одна девушка не испытывает удовольствия, когда подчеркивают невнимание к ней ее поклонника, хотя бы он и был не слишком даже ей приятен.
Галина уклонилась от дальнейшего обсуждения поведения Эджвуда.
- Вам что-нибудь нужно от меня, Дмитрий Степанович? - спросила она.
- Мне хочется, чтобы вы пошли сегодня с Эджвудом в кафе на улице Горького, - сказал он. - И пригласили меня.
- А разве Роберт собирается туда? - спросила Галина.
Судя по ее голосу, она ничего не имела против этого предложения.
- Это мне неизвестно, - сказал Евдокимов. - Но вы бы могли позвонить, узнать и даже пригласить его, не упоминая, конечно, моего имени.
- Хорошо, я это сделаю, - немедленно согласилась Галина.
- Сделайте это сейчас, - сказал Евдокимов. - Минут через двадцать я снова позвоню вам.
Он так и сделал.
- Ну что? - осведомился он.
- Роберт говорит, что он занят, - сказала Галина.
Она была как будто чем-то обескуражена.
- Он вам больше ничего не сказал? - спросил Евдокимов.
- Он вообще был очень нелюбезен, - призналась Галина. - Говорит, что вообще не хочет меня видеть…
- Надеюсь, вы не слишком огорчены? - любезно осведомился Евдокимов. - В таком случае я приглашаю вас.
- В кафе? - удивилась Галина.
- Именно! - сказал Евдокимов. - Часов в семь я за вами заеду…
Евдокимов мало верил в то, что на этот раз Жадов рискнет появиться в кафе, но на случай, если у него все же хватит наглости прийти, Евдокимов решил не оставлять его на свободе.
С этой целью была направлена целая группа, оперативных работников.
Они должны были расположиться неподалеку от входа в кафе и по первому знаку Евдокимова окружить и забрать Жадова.
В том случае, если бы Жадов был арестован сразу после встречи с Эджвудом, это достаточно компрометировало бы последнего…
Вряд ли Жадов после ареста стал бы щадить своего соучастника!
Евдокимов и Галина приехали спозаранку, публики в кафе было еще мало, но Евдокимов боялся прозевать одного из тех любителей цветов, которые избрали это кафе местом своих свиданий.
Галине было не по себе. Она согласилась поехать с Евдокимовым, но не знала, как теперь себя с ним держать. Разыгрывать модную жеманную девицу было нелепо, вести себя просто она разучилась…
Поэтому она предпочитала молчать, а чтобы ее молчание не было слишком заметно, непрерывно что-нибудь пила и жевала.
Публика прибывала. Заиграл оркестр.
Галина тоскливо посмотрела на своего спутника.
- Разрешите вас пригласить? - спросил ее Евдокимов.
Галина оживилась.
- Вы хотите танцевать? - удивилась она.
- А почему бы и не потанцевать? - сказал Евдокимов. - Ведь это доставит вам удовольствие…
Когда они танцевали, в зале появился Эджвуд. Евдокимов сразу его заметил. Он ни на минуту не переставал наблюдать за публикой. По своему обыкновению, Эджвуд медленно пробирался по залу. Евдокимов не знал, заметил их Эджвуд или нет, и нарочно от него отвернулся. Но почти тут же они с ним столкнулись.
- Мистер Эджвуд?! - воскликнул Евдокимов. - Какая неожиданная встреча!
Они остановились.
- Почему неожиданная? - ответил Эджвуд с холодной вежливостью. - Я рассчитывал вас здесь встретить…
Евдокимов опять плохо подумал о Галине. Неужели она проболталась?
- А вы сказали, что будете заняты! - упрекнула Галина Эджвуда.
- Я действительно занят, - холодно сказал он. - Но желание видеть вас…
- О Роберт! - ответила она, впадая в свой прежний тон. - Вы невыносимы…
- Если у вас не назначено здесь никакой встречи, - предупредительно сказал Евдокимов, - разрешите пригласить вас к нашему столику.
- О нет, у меня здесь нет никакой другой встречи, - сказал Эджвуд. - Пожалуйста и с удовольствием.
Они подошли к столику, но здесь Эджвуд совершил маневр, которого Евдокимов не предвидел: трудно было сказать, сознательно это сделал Эджвуд или случайно, но он указал Евдокимову на стул, который стоял в простенке и с которого нельзя было видеть весь зал.
- Прошу вас, - любезно сказал Эджвуд, садясь сам на стул, наиболее удобный для обозрения зала и который Евдокимов предназначал для себя. - Пусть Галина сядет посередине!
Он даже засмеялся, хотя смеялся только его рот, глаза его смотрели на Евдокимова с неизменным холодным блеском.
- Между двух стульев, как это говорится у русских.
- Что вы будете пить и есть? - осведомился Евдокимов на правах хозяина.
- Русское виски и русскую икру, - твердо сказал Эджвуд. - Я готов это пить и это есть всю жизнь…
Он выпил рюмку водки и, забыв закусить ее икрой, зло посмотрел на Евдокимова.
- Да, мистер Евдокимов, - многозначительно произнес он. - Мне самому необходимо было встретиться с вами.
Он несколько наклонился над столом и, глядя Евдокимову прямо в глаза, произнес еще многозначительнее:
- Дядя Витя заболел.
Что бы это могло значить?
Неужели Эджвуд почему-либо решил, что Евдокимов тоже принадлежит к иностранной агентуре, ищет с ним встречи?
Евдокимов размышлял и колебался…
Но Эджвуд настойчиво повторил еще раз:
- Дядя Витя заболел.
Ну что ж, попробуем; Евдокимов знает отзыв, посмотрим, что из этого получится… Евдокимов согласно кивнул и ответил:
- Надо обратиться к доктору.
Эджвуд прищуренными глазами посмотрел на Евдокимова.
- Нет, не надо, - холодно сказал он. - Дядя Витя умер.
Евдокимов не понял Эджвуда.
- Да, дядя Витя умер, - повторил тот. - Если вы познакомились с дядей Витей, ему делать больше нечего.
- Я вас не понимаю, - неуверенно сказал Евдокимов. - Если кто-нибудь болен, всегда надо обращаться к доктору.
- Но зато вас я очень хорошо понимаю, - сказал Эджвуд. - Я не знаю, каким образом вы узнали пароль, но, поскольку вы его узнали, он больше не существует. Это была последняя проверка, которая открыла мне ваше истинное лицо.
- Но позвольте, мистер Роберт! - воскликнул Евдокимов. - Не требуется большой проницательности, чтобы знать, кто я такой. Евдокимов Дмитрий Степанович…
- Возможно, что вас действительно зовут Евдокимов, - сказал Эджвуд. - Но вы такой же физик, как и я.
Галина молча посмотрела на своих кавалеров. Эджвуд с подчеркнутым презрением посмотрел на Галину и пренебрежительно сказал:
- У вас нет никаких способностей стать артисткой, вы очень плохо хромали, а иногда даже забывали хромать. Вначале я думал, что это ваш каприз. Но когда я убедился, что в машине был кто-то посторонний, мне стало все ясно…
Он отвернулся от Галины и принялся неотрывно смотреть на Евдокимова.
- Вы выбрали для меня плохого агента, мистер Евдокимов, - сказал он, указывая глазами на Галину. - И сами вы работали на моей коротковолновой установке и не заметили, что при включении станции одновременно автоматически включается специальный магнитофон. А он-то и сообщил мне о вашем посещении.
- Но, мистер Эджвуд! - воскликнул Евдокимов. - Ваши подозрения…
- Выслушайте меня, - остановил его Эджвуд. - Я, конечно, понимаю, что за мной не могут не следить, и вы давно уже возбудили во мне подозрение. Слишком часто сталкивались вы со мной в этом кафе, а я не верю в случайности. Вы сами еще неопытный агент, и поэтому я решил открывать перед вами карты. Оставьте меня в покое, иначе мой посол будет иметь неприятный разговор с вашим правительством. Я вам скажу, как это называется…
Он полез в карман и достал записную книжечку в серебряном переплете.
- У меня здесь записано, - сказал он. - Я люблю собирать фольклор в тех странах, где я работаю. Это не запрещается. Вот… Не пойман - не вор. Я не пойман, поэтому я не вор, и советую вам оставлять меня в покое.
- Спасибо за науку, мистер Эджвуд, - вежливо ответил Евдокимов. - Магнитофона я действительно не предусмотрел. Но приемник, с которым вы разъезжали по нашим лесам, вы обязаны были зарегистрировать…
- Никакого приемника не существует, мистер Евдокимов, - спокойно перебил его Эджвуд. - Утром мои люди разобрали его, как ребенок разбирает свою любимую игрушку!
Эджвуд встал и, подчеркнуто не глядя на Галину, слегка поклонился.
- До свидания, мистер Евдокимов. Я не буду больше бывать в этом кафе, не буду встречаться с вами и никогда больше не прикоснусь к красным розам, они перестали мне нравиться.
Он помолчал и самодовольно добавил:
- Надо понимать, с кем имеешь дело. Вы еще получите - это я вам обещаю - получите от меня привет.
Он еще раз наклонил голову и, уверенно лавируя между столиками, медленно пошел к выходу.
18. Охота на охотника
Воскресенье было в семье Анохиных тем мирным, счастливым днем, когда никакие тучки, никакие тревоги не омрачали жизни…
Как-то уж так у них в последнее время повелось, что все покупки Шура делала накануне, а воскресенье они проводили дома; Шура вышивала или читала, Павел Тихонович сперва занимался, потом начинал возиться с дочерью: что-нибудь ей пел, носил ее, подбрасывал на руках, - постепенно в игру вступала Шура, и все трое развлекали друг друга.
Особенно уютно они почувствовали себя, когда их неожиданно пригласили в домоуправление и предложили перебраться в такую же комнату, но на пятом этаже, так сказать, подняли их на пятый этаж; одновременно предложили перебраться в эту же квартиру и Сомовым; на том, чтобы Наташа по-прежнему жила в одной квартире с Анохиными, особенно настаивал Евдокимов: она как-то очень хорошо поняла наказ Евдокимова оберегать Анохиных и делала это очень тактично и незаметно, без какой бы то ни было навязчивости.
После переезда наверх настроение Анохиных заметно улучшилось: Павел Тихонович теперь был уверен, что никто не заглянет к нему в окно и никакая пуля не залетит в его комнату на пятом этаже.
Конечно, вполне успокоился бы он только после ареста Жадова, но и переезд наверх внес в его жизнь большое облегчение.
Впрочем, к тому, чтобы сидеть безвыходно дома, сначала надо было привыкнуть, но когда они с Шурой порешили купить телевизор и купили его, сидеть дома стало не только не скучно, но даже приятно.
Посмотреть телевизионную программу заходила к ним иногда даже вечно занятая Нина Ивановна Сомова, а что касается Наташи - она постоянно проводила вечера у Анохиных.
Ослабевало по воскресеньям и наружное наблюдение, которое велось за домом, где жили Анохины. Было несомненно, что Жадов ни под каким предлогом зайти в квартиру больше не осмелится: его посещение еще слишком свежо было в памяти, и его сразу бы узнали. Ему нельзя было появиться даже неподалеку от дома, потому что для агентов наружного наблюдения Жадов из отвлеченной и малоосязаемой опасности постепенно превратился в реальную и вполне ощутимую личность с плотью, кровью и вполне определенным лицом. Но поскольку по воскресеньям никто из Анохиных на улицу не показывался, даже ангелы-хранители чувствовали себя в этот день, так сказать, в психологическом отпуске.
Поэтому в то воскресенье, когда события достигли своей кульминации, с утра никто и предположить не мог, что в этот день что-нибудь случится.
События стали развертываться к вечеру, когда Анохины думали, что день уже благополучно закончился.
Начались они с появления разносчика телеграмм, который был самым подлинным и обыкновенным почтальоном из ближайшего почтового отделения. Часов в пять вечера он позвонил и, не вызвав никаких подозрений, был впущен в квартиру, вручил Анохину городскую телеграмму, и на этом его участие в дальнейшей истории закончилось.
Телеграмма была лаконична и гласила: "Прошу немедленно явиться на завод тчк Евдокимов".
Павел Тихонович показал телеграмму Шуре.
- Что там могло случиться? - забеспокоилась Шура. - Даже представить себе не могу…
Анохин молчал.
- Во всяком случае, надо идти, - сказала Шура. - Евдокимов зря не вызовет.
Анохин пожал плечами.
- Если это Евдокимов…
- То есть как, "если Евдокимов"? - удивилась Шура. - А кто же мог послать телеграмму?
- А ты думаешь, все делается по-честному? - возразил Анохин. - Я-то знаю, как это делается!
- Что делается? - спросила Шура.
- Всякие вызовы, письма, телеграммы, - перечислил Анохин. - Меня этому обучали. Различные способы выманить человека из дому, для того чтобы он никогда не вернулся обратно.
- А если ты вправду нужен? - нерешительно спросила Шура.
- Да зачем Евдокимову вызывать меня телеграммой? - продолжал рассуждать Анохин. - Какие у него могут быть дела на заводе, да еще в воскресенье? Не проще ли приехать самому или прислать за мной машину?
- Но что же делать? - растерянно спросила Шура.
- Прежде всего позвонить Евдокимову, - сказал Анохин. - На всякий случай проверим и посоветуемся, как быть.
- Правильно! - воскликнула Шура. - Я сейчас сбегаю и позвоню!
- Нет, не ты, - остановил ее Павел Тихонович. - Меня уже хотели оставить без Машеньки, почему бы им не попытаться отнять у меня и тебя? Надо быть осторожнее. Попросим Наташу, ее никто не тронет.
Они привыкли к постоянному присутствию Наташи возле себя и часто обременяли ее поручениями, которые обычно даются только членам семьи.
Шура даже не побежала за Наташей, а постучала в смежную стену.
Наташа не заставила себя ждать.
- Ты меня зовешь, Шурочка? - спросила она, без стука входя в комнату.
- Наташенька, у нас к тебе просьба: не сбегаешь позвонить по телефону? - обратилась к ней Шура, не сомневаясь в ответе. - Понимаешь ли, Павлик получил от товарища Евдокимова телеграмму, так надо узнать, обязательно ли ему идти…
- То есть как же не обязательно? - удивилась Наташа. - Если Евдокимов вызывает…
- Да в том-то и дело, что у Павлика нет уверенности, что это Евдокимов, - объяснила Шура. - Сбегай, Наташенька, спроси. Я тебе сейчас дам телефон.
- Понимаю-понимаю! - догадалась Наташа. - У меня есть телефоны Евдокимова. И служебный, и домашний. Сейчас…
Она выбежала в переднюю, накинула на себя пальто, выскочила на лестницу, пулей слетела вниз и помчалась в соседний подъезд, где находился телефон-автомат.
Принимая во внимание, что было воскресенье, она позвонила Евдокимову по домашнему телефону, и Евдокимов, на ее счастье, оказался дома и тотчас ответил.