Твоя Вероника".
Прочтя это письмо, капитан чуть не свистнул. Выходил чуть ли не на час? Когда? В какое время? Или она что-нибудь перепутала? Письмо написано Калинович незадолго до ее отъезда в Киев. Чуть не до самого последнего времени Дробот был близок с Калинович. И вместе с тем - близким другом Нины Владимировны… А бандитам подсказал подход тоже "близкий друг".
Иван Иванович поспешил на квартиру к Дроботу. Теперь в сознании капитана стали восстанавливаться детали личной жизни Виталия Андреевича и складывалось мнение отнюдь не в его пользу. "Неужели?.. Участник Отечественной войны, герой книги. И вдруг… пособник банды". Хотелось верить в лучшее, но мысли все время возвращались к фактам.
Мария Васильевна долго не открывала дверь. А когда вышла навстречу гостю, глаза ее были красны от слез. Капитан понял, что у нее какая-то неприятность.
- Что с вами, Мария Васильевна?
Вместо ответа она протянула ему две телеграммы. Одна из них была ответом из санатория на запрос капитана, который он сделал для Марии Васильевны еще в предыдущее посещение. Она гласила:
"Дробот В. А. в санаторий не прибыл. Срок путевки истекает 23 января.
Директор санатория Ищенко".
Вторая телеграмма была от самого Дробота из Сочи:
"Здоровье не улучшилось. Остаюсь на дополнительное лечение после истечения срока путевки. Подробности письмом. За деньгами обратись Сергейчуку.
Целую, Виталий".
Ситуация получалась головоломной, как в сказке: "Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". Дробот был в Сочи, и одновременно его там не было.
- Иван Иванович, тут что-то неладно. Но пока я в этом ничего не понимаю. Помогите мне разобраться.
Раньше такие мысли не пришли бы в голову Марии Васильевне. Но теперь она была уже не та, что полтора месяца назад.
- А что, Мария Васильевна, вы сами думаете обо всем этом?
- Я… - матовое лицо женщины залилось краской стыда. - Я думаю, что он опять мне изменяет.
- Почему "опять"?
У Марии Васильевны много накопилось на сердце со времени памятного столкновения с Виталием. Однажды она уже изливала свою душу перед Иваном Ивановичем, и он отнесся к ее исповеди с таким тактом, что женщина не сожалела о беседе. И сейчас она отважилась рассказать ему все.
Из этого мужественного рассказа для капитана окончательно прояснилось моральное лицо Дробота. "Да и эта Куренева тоже хороша птица!"
- По-товарищески, Мария Васильевна, я вам должен сказать, что поведение вашего мужа не заслуживает уважения.
- А что же мне делать? У меня двое детей… И я без определенной специальности…
- Главное - не отчаиваться. Вы теперь выходите на верный путь. Двигайтесь по нему, и у вас будет специальность.
После непродолжительной беседы Долотов собрался уходить.
- Разрешите мне, Мария Васильевна, взять эти бумажки с собой, - кивнул он на телеграммы. - Потом я вам их верну.
- Пожалуйста, Иван Иванович.
Пересилив волнение, Мария Васильевна как-то неожиданно для самой себя проговорила:
- Иван Иванович, я чувствую, что на меня надвигается страшная беда. Я пока еще не вижу ее, но чувствую. Вы мне помогли найти дорогу в жизнь. Прошу вас, не оставляйте меня одну в моей беде. Поддержите… Иначе я погибну вместе с детьми!
Капитан взглянул на Танечку, жавшуюся к ногам матери, и с уважением поцеловал руку Марии Васильевне.
- Вы всегда можете рассчитывать на мое дружеское участие.
А сам подумал: "В советском обществе человек погибнуть не может, если сам он не опускается в яму с такой быстротой, что его невозможно подхватить и спасти. Ошибся - у нас поправят, подадут руку, помогут. Нет, вам не дадут погибнуть, Мария Васильевна".
По совету секретаря обкома полковник встретился с соучеником Дробота по педучилищу. Оказалось, что Дробот в комсомоле никогда не был, его и принять не могли. Отец его - бандпособник. Одно время, правда, помогал в разгроме своей же банды, но потом ушел в Сибирь "на золото" и там убит при попытке ограбить приисковую кассу. Семья не знала о судьбе отца. Но это не помешало Виталию пойти по стопам родителя. На втором курсе его поймали на краже мелких вещей у товарищей. Но не исключили из училища: пожалели мать, которая из кожи лезла, тянула в люди своего сына. Окончив педучилище, Дробот в село по назначению не поехал - счел за лучшее торговать газированной водой. Во время призыва в армию пробовал уклониться, ссылаясь на потерю зрения.
Второй задачей полковника после отъезда Долотова в Рымники была проверка алиби Дробота. Обычный опрос свидетелей ничего нового дать не мог. Все восемнадцать человек, которые присутствовали на праздничном вечере, повторяли старое: "Виталий Андреевич был вместе со всеми всю ночь". Иванилов решил, что лучше всего алиби Дробота проверить со стороны Куреневой.
Бросился в глаза такой факт: как только что-то случается, так Куренева меняет работу. 9 ноября убили Дубовую - 13 ноября Дробот подписал приказ: "Уволить З. П. Куреневу по собственному желанию". 18 декабря арестовали директора коммерческого магазина, 20-го Куренева подает заявление об уходе и 23 ноября получает путевку в Лобаново.
На корешке путевки стояла старательная, разборчивая подпись: "Куренева". Очень похоже на руку Куреневой, и ничего общего с почерком Дробота. Но путевку вручили Дроботу. Невероятно.
Для того чтобы поближе познакомиться с жизнью Зиночки, Аркадий Илларионович взял ее автобиографию.
Куренева Зинаида Платоновна, 1928 года рождения. Кончила десятилетку в 1946 году в городе Кирове. Отец - пекарь одной из городских булочных, умер. У Куреневых была большая семья, но сейчас из девяти человек в живых остались всего брат и сестра. Зиночка жила с матерью в Пылкове с 1947 года, куда приехала поступать в институт, но не прошла по конкурсу. С 1948 года по 12 ноября 1952 года работала в областном Доме народного творчества.
"На какие же деньги поехала Куренева отдыхать? Может быть, ее обеспечивает Дробот?" Полковник решил проведать мать Куреневой, а заодно посмотреть обстановку, в которой жила Зиночка.
Пелагее Зиновьевне он представился по всем правилам военной чести.
- Я к вам на две-три минуты, Пелагея Зиновьевна.
- Пожалуйста, пожалуйста. Мне Зина когда-то рассказывала о вас.
Лицо пожилой женщины было простое, доброе. Она провела гостя в свою комнатушку и усадила как можно удобнее.
- Мне хотелось бы еще разок поговорить с Зинаидой Платоновной.
- Нет ее. На курорт уехала, - сразу изменилось выражение лица у матери.
"Должно быть, недовольна таким положением дел", - решил Аркадий Илларионович.
- Жаль. Ну что же, пусть поправляется. А она что, заболела?
- Какое заболела, - отмахнулась Пелагея Зиновьевна. - Лучше бы заболела…
Не желая показывать гостю своего волнения, она встала и пошла к тумбочке взять недовязанный чулок.
- Что же с ней такое случилось? Я ее всегда считал хорошим человеком.
- Она и была хорошей, я-то свою дочь знаю. Да испортили ее.
Аркадий Илларионович видел, что попал на правильный путь:
- Кто же ее испортил?
Пелагея Зиновьевна бросила на стол чулок. Руки ее дрожали. Вязать она не могла.
- Я вам расскажу все. Вы на своей работе - как учитель и поймете мое материнское горе.
Она всхлипнула. Полковник ждал, давая ей возможность успокоиться и собраться с мыслями.
- Пропала она. Непутевая стала. Связалась с этим своим… Виталием Андреевичем. Она у меня еще глупенькая, а он вскружил ей голову. Ну и… все пропало.
"Оказывается, Вероника Антоновна была права!" - вспомнил полковник письмо Калинович к подруге Софье.
- И любит его?
- Как безумная. На все готова. Не видит, что он прохвост… Попользуется и бросит, тогда от срама хоть в могилу заживо.
- Что же… он ей деньги дает? Покупает подарки?
- Было и такое. Как старый купец любовнице, приносил. Но я запретила. Сказала, что из дома совсем уйду, если еще увижу. Но вот совсем развести их не смогла. Не сумела. Уж больно она влюбилась, - как бы извиняясь за свою слабость, дрогнувшим голосом докончила мать. - Но на этот распроклятый курорт она поехала за свои деньги. Копили целых два года. Набралось на сберкнижке тысяча пятьсот пятьдесят пять рублей. Думала, куплю ей, дурехе, зимнее пальто, сошью костюм. А она, - пожалуйста, на курорт укатила. Ну и пропали четыреста рублей. Для нас это большие деньги.
Теперь Иванилову необходимо было проведать Куреневу в Лобанове.
Директор курорта произвел на Аркадия Илларионовича неприятное впечатление. У Сидорова было перевязано лицо, будто бы ему на левую щеку наложили согревающий компресс. В его чрезмерной предупредительности было что-то угодливое, скользкое.
Познакомившись с документами на имя Куреневой (путевка, история болезни и т. д.), Иванилов попросил:
- Пригласите сюда Куреневу.
Зиночка в это время, ни о чем не подозревая, готовилась улизнуть "в самоволку", как принято было на курорте называть отлучки в село.
Она торопилась к Виталию. Он куда-то уезжал, и они не виделись целых пять дней. Зиночка собиралась порадовать его тем, что за эти дни побывала в Пылкове и отнесла его письмо по тому адресу, который он дал ей заучить. А самое главное… Зиночка соскучилась по своему Виталию…
Но вошла дежурная и разбила все ее планы.
- Куреневу вызывает к себе директор.
"Неужели Виталий опять куда-нибудь уехал?"
Когда Зиночка отворила тяжелую дверь в кабинет, то без труда узнала полковника Иванилова, хотя он был в гражданском костюме. "Зачем он приехал?" - екнуло у нее сердце.
- Здравствуйте, Зинаида Платоновна, - приветствовал ее Аркадий Илларионович.
- Здравствуйте.
Полковник обратил внимание на то, что на свежем когда-то личике этой девушки теперь легли широкие синеватые круги, а вокруг зеленых прищуренных глаз застыла легкая зыбь морщин.
- Люди на курорте поправляются, а вы худеете, - заметил он.
- Мне и нужно похудеть, товарищ полковник, а то я так растолстела, что самой стыдно было на себя глянуть.
После пятиминутного разговора, в котором Сидоров принял самое деятельное участие, полковник пригласил Зиночку прогуляться:
- Все отдыхают после обеда, и нас никто не потревожит. А у меня есть к вам два-три незначительных вопроса.
У Зиночки похолодело в груди: "А как же Виталий! Он будет меня ждать!"
- Пойдемте, - ответила она сдержанно, - я только оденусь.
Через минутку Зиночка вышла на широкое крыльцо. Полковник ждал ее, прислонившись к одной из колонн, которые поддерживали веранду. Он взял женщину под руку и повел по липовой аллее, которая, несмотря на свой зимний вид, продолжала оставаться величественной. Снег запорошил ветки, придавил их своей блестящей красотой, и они слегка пригнулись. С дерева на дерево порхали мохнатые воробьи и длиннохвостые сороки. Садясь на ветку, они стряхивали сухой снег, и он мелкими искринками, как елочный блеск, оседал на землю, играя в лучах солнца желтыми, фиолетовыми, красноватыми, голубыми искрами.
- Зинаида Платоновна, для вас, должно быть, не секрет, что я пришел к вам поговорить о Нине Владимировне Дубовой.
- Но я же, товарищ полковник, ничего не знаю.
- Совершенно верно. Но нам сейчас о Нине Владимировне важно знать все. Даже мелочи. А вам Виталий Андреевич, наверное, много рассказывал о ней.
- Очень много, - обрадовалась Зиночка, что хоть чем-то может помочь в большом и важном деле.
- Виталий Андреевич мог бы нам сейчас оказать неоценимую услугу, если бы не уехал.
Зиночка готова была крикнуть: "Здесь он! Здесь, только позовите!" Но, вспомнив строжайший наказ Виталия при любых обстоятельствах молчать о его местопребывании, прикусила язык.
От внимания полковника не ускользнуло ее замешательство, и он воспользовался им.
- А вам Виталий Андреевич что пишет?
- Мне? Н-нет… Он мне не пишет. А что?
- К слову пришлось. Будьте добры, Зинаида Платоновна, припомните праздничный вечер до мельчайших подробностей, начиная со сборов и кончая возвращением.
- За мной приехал Виталий Андреевич с нашими работниками. Я собралась, и мы поехали…
- Нет, Зинаида Платоновна. Подробней. Как вы приготовлялись, как к вам пришли, как вы из дома выходили. Все, все. Вплоть до ваших мыслей и жестов приехавших.
Они медленно шли вдоль величественной аллеи, которая была присыпана тонким слоем снега. Под ним лежали морская галька и гравий. По временам нога попадала на плоский камень и соскальзывала вместе со снегом. Зиночка от волнения плохо следила за тем, куда ступает, и поэтому несколько раз спотыкалась и оступалась.
Пересилив себя, она вновь начала рассказ.
- Когда в дверь постучали, я была еще неодета и убежала из кухни в комнату. Отворила мама. Потом… потом… я вышла в кухню. Вероника Антоновна разговаривала с мамой, а Виталий Андреевич и Сергейчук курили. Я надела пальто, и все вместе пошли к машине.
- Расскажите, Зинаида Платоновна, во что вы были одеты и как одевались.
Это еще больше озадачило Зиночку, и она неуверенно начала:
- На мне было серое шелковое платье. На ногах капрон и лаковые туфли. Виталий Андреевич помог мне надеть вот это пальто, что на мне сейчас. На голову я сама накинула вязаную косынку. Потом вышли.
- И уехали? - переспросил полковник.
Память Зиночки цепко держала все подробности памятного вечера.
- Нет, мы уехали не сразу. Был дождь, и Виталий Андреевич посоветовал мне взять боты.
- И вы надели?
- Да. А потом совсем уехали.
Иванилов оглянулся и кивнул спутнице на ближайшую скамейку:
- Присядем, Зинаида Платоновна. Говорят, в ногах правды нет.
Усевшись, она продолжала:
- На вечере мы танцевали, пели. Потом Виталий Андреевич рассказывал о том, как бежал из плена и попал в отряд к Нине Владимировне. Это она его спасла. Потом опять танцевали, до самого утра.
- А в перерыве между танцами и пением с кем-нибудь из гостей ничего не случалось?
- Нет, ничего… А, да… Виталию Андреевичу стало плохо, и он вышел на улицу.
- Один?
- Один. Я хотела его проводить, но он мне не разрешил. Неудобно, говорит, будет, если заметят хозяева.
Зиночка подошла к тому моменту, с которого у них с Виталием начиналась интимная близость. И ей очень не хотелось рассказывать всех подробностей. Но она чувствовала, что полковнику действительно нужно каждое ее слово.
- А вы не сможете вспомнить, сколько времени он был на улице?
- Минут двадцать-тридцать.
- А может быть, больше?
- Не помню; может быть, и больше.
- Он вышел около двенадцати? - в категорической форме спросил полковник.
- Н-не помню… - Зиночка удивленно раскрыла глаза. Но в тот же момент вспыхнула. - Вы… вы… товарищ полковник, ничего плохого о Виталии Андреевиче не думайте!
Иванилов ее успокоил:
- Я ничего не думаю. Напрасно вы волнуетесь, Зинаида Платоновна.
Но про себя он отметил такую нервозность. "Она о чем-то догадывается. Логика событий натолкнула ее на неприятный вывод".
Зиночка смутилась.
- Ой, простите, товарищ полковник! Это у меня так вырвалось. Какая я смешная! Правда?
И, хотя она дальше старалась говорить в бодром тоне, в действительности у нее на душе кошки скребли.
Аркадий Илларионович, облокотившись на колени, внимательно присматривался к ногам собеседницы. На них были новые боты шестого размера. Невольно вспомнилось письмо Вероники Антоновны - "коротышка, а нога 38-й номер". Иванилов уже не мог сдерживать своего волнения. Достал из кармана мундштук, собираясь закурить. Мундштук выпал из озябших рук в снег. Нагнувшись за ним, полковник тщательно рассмотрел боты. Правый сапожок был вулканизирован.
- Новые боты, а пришлось уже заливать, - заметил он.
Зиночка невольно одернула на себе подол платья, стараясь натянуть его подальше за колени.
- Лопнули. Это на праздники. Должно быть, резина прелая попалась.
"Неужели их порвал Дробот, сунув в них свою ножищу?" - невольно подумал Аркадий Илларионович.
- Что вы еще можете мне рассказать?
- Больше я ничего не помню.
- Ну что же, Зинаида Платоновна, - хлопнул Иванилов ладонью по колену и поднялся со скамейки, - придется вам поехать со мною в Пылков и там повторить свой рассказ. Знаю, что у вас нет времени, вы отдыхаете, но это нужно, и я вас очень прошу.
Зиночка вся обмякла, и новая волна тревоги поднялась в ее сердце.
- Если нужно, я поеду.
Сборы были недолги. Она пошла вместе с полковником к директору курорта и предупредила его, что уезжает на день-два.
Когда Аркадий Илларионович и Зиночка проходили мимо гипсовых львов, охраняющих вход в парк, они встретились с группой отдыхающих.
- Зиночка, наябедничаю вашему мужу о том, что прогуливаетесь с посторонними, - пошутил один из них.
Она не ответила. А когда миновали территорию курорта, полковник спросил:
- Вы, Зинаида Платоновна, замуж вышли?
- Нет, - замялась она. - Это так просто… шутят.
Прибыв с Зиночкой в отдел, полковник принялся за протокол. Во время допроса Зиночка припомнила еще несколько деталей того злополучного вечера, с которого начались ее несчастье и позор.
- Зинаида Платоновна, вот вы говорили, что хотели выйти на улицу вслед за Дроботом, но не смогли. Что же вас удержало?
Зиночка с беспокойством напрягала память, стараясь припомнить почему она не вышла на улицу вслед за Виталием.
- Не знаю, товарищ полковник. Мне чего-то не хватало. На вечере я была одета по-летнему и, кажется, побоялась дождя. Не помню точно.
- А почему вы не оделись? С Дроботом могло случиться несчастье. Подгулявший человек вышел на улицу, а вы не присмотрели за ним.
И тут Зиночка нашла в своей памяти то, что так упорно искала.
- Мне нечего было надеть на ноги. Я тогда не смогла найти моих бот и, пожалев туфли, вернулась.
Иванилов не подал вида, что услыхал интересную новость.
- Так что же, боты так потом и не нашлись?
- Нет. Их никто не трогал. Когда я через час вышла в прихожую, то они так и стояли около дверей, где я их поставила. Правда, смешной случай, товарищ полковник? - обратилась она к собеседнику, ища сочувствия. - Это было наваждение от выпитого вина.
- Очень забавный случай, - серьезно согласился тот.
"В чем они его подозревают?" - не давала Зиночке покоя надоедливая мысль.
- Вы, товарищ полковник, ничего плохого о Виталии Андреевиче не думайте, - пробовала она оправдать Виталия так же, как оправдывала его днем в Лобанове.
- Не беспокойтесь, Зинаида Платоновна. - Выдержав паузу, полковник спросил: - Кстати, почему вы все-таки перешли на другую работу?
- А?.. По семейным обстоятельствам. В комиссионном магазине я получала на сто рублей больше. А для нас с мамой это большие деньги.
- А почему вы пошли именно в этот магазин, а не в другое место? Что, вам кто-нибудь сообщил, что там нужна машинистка?
- Да. Виталий Андреевич.
- А откуда он мог знать?