- Нам надо проехать через Нелспрёйт до Барбертона, а потом повернуть на шоссе R38, - рассеянно проговорила Эмма. - Кажется, это самый короткий путь. - Она подняла голову и сказала: - И спешить нам особенно ни к чему.
Я послушно убрал ногу с педали газа. Я и так уже знал то, что мне нужно было знать.
Она смерила меня подозрительным взглядом:
- Леммер, что это с вами?
- Я хотел проверить, на что способен БМВ.
Она доверчиво кивнула и начала складывать карту.
- Что вы думаете о Волхутере и Бранка?
Даже если бы за нами по пятам не двигались вооруженные незнакомцы, я бы предпочел не беседовать на эту тему. Мне не нравились ни Волхутер, ни его присные. Согласно одному из законов Леммера, тот, кто заявляет: "Я не расист, но…" - определенно является расистом. Я совершенно точно знал, что Волхутер и Бранка не рассказали ей всего, что им известно, но мне не хотелось просвещать ее на их счет. По моему скромному убеждению, реабилитационный центр "Могале", как, впрочем, и большинство инициатив "зеленых", так же способен спасти природу, как, скажем, шезлонги на палубах "Титаника". Но сейчас ни одно из этих соображений не было важным.
Мне надо разобраться с "астрой", а следовательно, в проблему необходимо посвятить и Эмму.
- Эмма, сейчас мне придется кое-что сделать, но понадобится ваша помощь. - Я постарался, чтобы мой голос звучал ровно.
- Вот как?
- Пожалуйста, делайте только то, что я прошу, - без колебаний и без вопросов. Вы меня понимаете?
Она была не дура.
- Что происходит? - встревожилась Эмма и оглянулась. Она сразу заметила "астру". - Они что, нас преследуют?
- Второе. Вы должны сохранять спокойствие. Помогают дыхательные упражнения. Дышите медленно и глубоко.
- Леммер, что происходит?!
Я медленно и спокойно произнес:
- Послушайте меня. Сохраняйте спокойствие.
- Я и так спокойна.
Возражать не имело смысла.
- Я знаю, но хочу, чтобы вы были еще спокойнее. Как… как огурец. - Не слишком оригинально. - Или помидор, или салатный лист - что-то в этом роде. - Сработало!
Она коротко и нервно рассмеялась.
- По-моему, это самая длинная фраза, с которой вы ко мне обратились, - сказала она. Ее беспокойство значительно уменьшилось. Она сделала глубокий вдох. - Я в порядке. Так что происходит?
- "Астра" едет за нами от самых ворот "Могале". Больше не оглядывайтесь. Мне придется с ними разобраться. Оторваться от них не получится. "Опели" могут развивать огромную скорость, а я не настолько хорошо знаю здешние дороги.
- А если обратиться в полицию?
Как просто. Ну почему я сам до этого не додумался?
- Можно, но до ближайшего полицейского участка шестьдесят километров. И потом, что мы там скажем? На что пожалуемся? Трудность в том, что пассажир машины, которая едет за нами, вооружен. У него армейская винтовка R4. Он специально держит ее так, чтобы нам было видно. Почему он так поступает? Ни один из возможных вариантов ответа мне не нравится. Если повезет, я постараюсь его разоружить. Потом мы их допросим. Но для этого мне понадобится ваша помощь. Делайте то, что я прошу. Вам ясно?
- Леммер, с чего вы вдруг так разговорились?
- Простите, не понял…
- Целых два дня вы притворялись молчаливым и туповатым; вы отвечали односложно и не поддерживали беседу, а сейчас речи так и льются из вас потоком!
Молчаливый, значит, и туповатый. Пришлось и это проглотить.
- Вчера ночью я плакала, а вы сидели невозмутимый, как кирпичная стенка!
- Наверное, сейчас не лучшее время…
- Строитель? Волхутера вы еще можете обманывать, но меня-то зачем? - с горечью произнесла она.
- Можно мы обсудим это позже?
- Конечно.
- Спасибо.
Она ничего не ответила, просто уставилась на дорогу.
- Впереди автозаправка. Мы проезжали ее утром. Насколько я помню, там есть и кафе. Сейчас я подъеду к бензоколонке, мы выйдем и сразу зайдем в кафе. Не очень быстро, не очень медленно. Но поспешно, как люди, которые немного спешат. Понятно?
- Понятно.
- И вот еще что: не смотрите на "астру". Даже искоса.
Она не ответила.
- Эмма!
- Я не буду смотреть.
- Ждите меня в кафе. Сидите там до тех пор, пока я не вернусь. Это очень важно.
- Почему внутри?
- Потому что… кирпичная стенка защитит вас от пули. И потом, кафе - общественное место. Вокруг вас будут люди.
Эмма кивнула. Я заметил, что она снова заволновалась.
Я вынул из кармана сотовый телефон.
- Наберите свой номер.
Она взяла у меня телефон и набрала номер.
- Нажмите кнопку посыла вызова.
Прошло немного времени, и ее телефон зазвонил.
- Теперь можете отключиться.
Я взял у нее свой телефон и положил его в карман.
- У меня не было вашего номера.
- Ах!
- И не забывайте о дыхании. Помните: как огурец! - Я увидел впереди автозаправку и прибавил газу.
Она не смотрела на "астру", хотя, я уверен, испытывала сильное искушение сделать это. Мы вместе поднялись по лестнице и вошли в зал кафе. Там было трое посетителей; за стойкой хозяйничала низенькая толстушка. Обычная забегаловка.
- Садитесь вон туда. - Я показал на столик в углу, за холодильниками с газировкой. У меня в голове тикал секундомер.
Тридцать секунд.
Я поискал глазами дверь черного хода. Белая деревянная перегородка отделяла зал от кухоньки, в которой чернокожая женщина нарезала помидоры. Она подняла голову и удивленно посмотрела на меня. Я поднес палец к губам и мимо нее прошел к деревянной двери - я надеялся, что дверь ведет наружу. Я повернул ручку, и дверь распахнулась.
Сзади находилась авторемонтная мастерская. Во дворе стояли четыре или пять развалюх; над открытым капотом одной из них склонились двое мужчин. Я взял курс на рощицу мопани за их спинами.
- Туалет там! - крикнул один из них.
Я показал ему большой палец, но продолжал идти не оглядываясь - не спеша, но достаточно целеустремленно. На ярком солнце было удушающе жарко.
Одна минута.
Из "астры" меня не должно быть видно, и это самое главное. Нас разделяют здания авторемонтной мастерской и кафе.
Я дошел до опушки, прошел прямо еще двадцать метров и только тогда впервые оглянулся. Заросли густые; меня не было видно. Я повернул на девяносто градусов вправо и побежал. Ступня горела в том месте, куда прошлой ночью впился осколок. Времени у меня не было. Я надеялся на то, что R4 и его владелец остановились. Сейчас они, наверное, обдумывают положение и принимают решение. Логически рассуждая, они, наверное, решили подождать немного. Четыре, пять, шесть минут - посмотреть, не выйдем ли мы. Вот и все время, которым я располагаю.
Я пробежал подальше - до тех пор, пока здание не перестало скрывать от меня "астру". Потом повернул направо, к дороге. Рысцой вернулся в рощицу. "Опель" было видно через высокую траву и деревья. Он стоял на той стороне, в ста двадцати метрах от автозаправочной станции. Дверцы были по-прежнему закрыты, но из уставшей выхлопной трубы курился дымок.
Две минуты.
Надо перебежать дорогу с тыла. Я вернулся в рощицу и начал петлять между тесно растущими деревьями, пробираясь параллельно дороге. Я отсчитывал шаги и секунды. Муравьи, густая трава, деревья.
"Помнишь ту, которую мы месяц назад нашли в муравейнике?" Я вспомнил слова старшего егеря Дика о черной мамбе. Воспоминание придало мне резвости.
Три минуты, семьдесят метров.
Впереди показалась тропинка. Наверное, скот ходит по ней к водопою. Я прибавил шагу. Девяносто метров, сто, сто десять, сто двадцать. В туфле жарко и влажно. Порез снова начал кровоточить. Я свернул к дороге. Снова перешел на трусцу, затем на шаг. Пот струился по лицу ручьями, стекая на грудь и спину.
Внезапно заросли расступились. Я остановился. "Астра" стояла в тридцати метрах вправо, повернувшись ко мне багажником. Мотор был заглушён. Они следили за автозаправочной станцией.
Некоторое время я стоял в нерешительности, дыша так медленно и глубоко, как только возможно.
Четыре минуты. Они, наверное, забеспокоились.
Слева послышался звук приближающейся машины. Этим можно воспользоваться. Я выждал, когда машина окажется прямо передо мной, пригнулся и за ней перебежал дорогу. Мимо проехал пикап с открытым кузовом, в котором со скучающим видом стояла коричневая корова.
Я повернулся направо, лицом к "астре", и, то и дело вытирая набегавший на глаза пот, побежал вдоль ограждения, надеясь, что окажусь в мертвой зоне видимости водителя и пассажира. Двадцать метров, десять, пять… Чернокожий водитель повернул голову, посмотрел мне в глаза, изумленно раскрыл рот и что-то проговорил. Пассажирская дверца открылась, но я уже подскочил к ней и распахнул ее пошире. Ствол R4 начал разворачиваться. Я схватился левой рукой за ствол, оцарапав ладонь, скользкую от пота. Потом ухватился посильнее и изо всех сил дернул винтовку вверх и в сторону. Ее владельцу я врезал кулаком в нос. Удар был силен; предплечье пронзила боль, и я почувствовал, что сломал ему хрящ. Его хватка ослабела.
Оказалось, у него была R5, укороченный вариант R4. Я схватился за ствол обеими руками и вырвал у него винтовку. Он засопел, и я дал ему в ухо.
Перехватил винтовку, направил ствол вверх и проверил предохранитель. Он был взведен. Я спустил предохранитель и прицелился в водителя.
- День добрый, ребята, - сказал я на африкаансе.
Белый поднес дрожащую руку к окровавленному носу и уронил голову на колени.
14
Я позвонил Эмме.
- Леммер? - встревоженно спросила она.
- Можете выходить. Я стою у "астры", метрах в ста левее гаража. - Я отключился и положил сотовый в карман.
Вскоре она вышла из кафе и засеменила к нам. Оба преследователя лежали передо мной на траве, бок о бок, лицом в пыли, руки за спиной. Я целился в чернокожего, понимая, что белый не доставит нам хлопот.
Подошла Эмма. Когда она разглядела все подробности и особенно сломанный, окровавленный нос, то изумленно раскрыла глаза. Я поднес к ее носу удостоверение чернокожего сержанта.
- Оказывается, они полицейские, - объяснил я. - Люди Джека Патуди.
- Полиция?! - Она раздраженно смахнула пот со лба и схватила удостоверение.
- Вы влипли в дерьмо по самые уши, - сказал белый констебль.
- Следи за своими выражениями, приятель. Не забывай, здесь дама. - Я подошел к нему поближе.
- Зачем вы нас преследовали? - спросила Эмма.
- Чтобы охранять вас, - сказал чернокожий сержант.
- От чего? - спросила Эмма.
Я уже задавал им тот же самый вопрос и услышал в ответ то же самое молчание.
- Вставайте, - велел я, отсоединяя магазин.
Они встали на ноги - белому констеблю движения давались труднее, чем чернокожему сержанту. Я развернул винтовку и поднес ее прикладом к разбитому носу. Магазин я сунул себе в карман.
- Ваши пистолеты в машине.
- Вы арестованы, - заявил сержант.
- А ну, звоните Джеку Патуди!
- Оказываете сопротивление? - удивился он.
- Звони Патуди и передай трубку даме!
Он не был крупным - на двадцать сантиметров ниже меня и костлявый. Он не обрадовался; я подозревал, что ему не очень хочется звонить инспектору и объясняться с ним.
- Дайте мне его номер, - сказала Эмма, вынимая свой мобильный телефон.
Сержант решил, что так будет лучше. Он продиктовал номер. Эмма набрала его, а я подошел к белому констеблю.
- Давай помогу с носом, - предложил я.
Он отступил на шаг назад.
- Да я тебя посажу, мать твою… - Он прикусил язык и посмотрел на Эмму.
- Как тебе угодно.
- Инспектор? - заговорила Эмма в трубку. - Это Эмма Леру. Я стою на дороге возле Клазери с двумя вашими подчиненными, которые уверяют, будто вы приказали им следовать за нами.
Она замолчала и стала слушать. До меня доносился приглушенный голос Патуди, напряженный и сердитый, но слов разобрать я не мог.
- Кто? - спросила она наконец довольно озабоченно.
Разговор стал односторонним. Время от времени Эмме удавалось вставить слово или обрывок фразы:
- Но как, инспектор? Я не…
…
- Это неправда!
…
- Почему вы нам не сообщили?
…
- Да, но у одного из них сломан нос.
…
- Нет, инспектор. Вы сами сегодня утром ничего мне не сказали, заявив, что это в интересах следствия.
…
- Я уверена, что мы выживем и без вашей охраны.
…
- Спасибо, инспектор! - Последние слова она произнесла тем же ледяным тоном, как когда Волхутер назвал ее Эммочкой. Она протянула свой мобильник чернокожему сержанту. - Он хочет поговорить с вами.
- Видимо, кое-кто очень злится на меня, - сказала Эмма, когда мы ехали по направлению к Белой реке. Я понятия не имел, что сказал Патуди сержанту. Разговор велся на сепеди. Когда он наконец завершился, чернокожий сержант оглянулся в сторону рощицы и крайне недовольным тоном заявил:
- Вы должны уехать!
Сейчас Эмма сидела на пассажирском сиденье БМВ, подняв колени и обняв их руками.
- Вот что сказал Патуди. Есть люди, которые прослышали о том, что Якобус - мой брат и что я привезла с собой адвоката, который поможет ему выйти сухим из воды. Представляете? Он сказал, что ходят всевозможные слухи и он волнуется за нашу безопасность. Согласно одной сплетне я знаю, где находится Якобус. Кроме того, я якобы хочу переложить вину за убийства на других. Что я заодно с "Могале" пытаюсь отозвать земельный иск. Я спросила, кто распускает такие слухи, и он ничего не мог мне ответить. Но он - единственный, кто знает, зачем я здесь.
И еще все люди, которые присутствовали в полицейском участке в Худспрёйте. О них она, кажется, совсем забыла.
Эмма сердито покачала головой и посмотрела на меня.
- Леммер, ну почему все обязательно так получается? Почему в нашей стране столько ненависти? Когда мы стронемся с места? Когда мы наконец придем к тому, что не будем смотреть ни на расу, ни на цвет кожи, ни на происхождение, а только на поступки?
Когда мы все станем либо одинаково богатыми, либо одинаково бедными, подумал я. Когда у всех будет одинаковое количество земли и недвижимости. Или когда ни у кого ничего не будет…
Оказалось, она еще не закончила.
- Но что толку беседовать с кирпичной стеной? Вы наверняка подписали какое-то соглашение, которое запрещает вам говорить на подобные темы. - Она в досаде всплеснула руками. - Леммер, что вы за человек такой?! Вы всегда такой надутый или это просто я вам так не нравлюсь? Наверное, после всех важных персон, которых вы охраняли, я кажусь вам очень скучной особой.
Я подозревал, что по-настоящему она огорчилась из-за того, что ее смышленость и изобретательность не принесли ожидаемых результатов. По большому счету они не подействовали ни на Патуди, ни на Волхутера, ни на меня. Добро пожаловать в реальный мир, Эмма!
- Я рад, что вы злитесь, - сказал я вслух.
- Не надо меня опекать. - Она опустила ноги, отвернулась от меня и стала смотреть в окно.
Я постарался говорить повежливее:
- Чтобы выполнять мои обязанности, я должен сохранять дистанцию. Это один из основополагающих принципов моей профессии. Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли; ситуация у нас необычная. Обычно телохранитель даже не едет в одной машине с клиентом; мы никогда не едим за одним столом и никогда не беседуем на посторонние темы.
Я мог бы многое порассказать ей о первом законе Леммера!
Понадобилось некоторое время, чтобы она переварила мои слова. Потом она снова повернулась ко мне и спросила:
- Вот, значит, какой вы придумали предлог! Профессиональная дистанция! Да за кого вы меня принимаете? Леммер, у меня тоже есть клиенты. Я вступаю с ними в профессиональные отношения. Когда мы работаем, это работа. Но они тоже люди. И я склонна считать их людьми и уважать их за их человеческие качества! Иначе в моей работе просто нет смысла. Вчера ночью, Леммер, мы не работали. Мы сидели за столом, как два обычных человека, и…
- Я не говорю, что…
Но ее уже понесло. От злости голос ее сделался низким и отрывистым.
- Знаете, Леммер, что плохо? Мы живем в век мобильных телефонов и коммуникаторов, вот что плохо. Люди надевают наушники, и каждый живет в своем узком мирке и не хочет слышать других. Каждый хочет слушать только свою собственную музыку. Мы сами отрезаем себя от мира. Нам наплевать на других. Мы возводим стены и ставим решетки, наш мир становится все меньше и меньше, мы живем в коконах, прячемся в тесных сейфах! Мы перестали разговаривать; мы больше не слышим друг друга. Мы едем на работу, каждый в своей машине, в своей стальной раковине, и не слышим друг друга. Я не хочу так жить. Я хочу слышать людей. Я хочу знать людей. Я хочу слышать вас. Не когда вы изображаете сильного и неразговорчивого тупицу. Я хочу видеть в вас человеческое существо. У которого есть биография. Мнения и планы. Я хочу узнать их и сравнить с собственными - и, если надо, изменить свои мнения и планы. Как еще смогу я вырасти? Вот почему люди становятся расистами, сексистами и террористами. Потому что мы не разговариваем, не слушаем, потому что мы не знаем, мы живем только в наших собственных головах. - Ее речь была беглой, она ни разу не сбилась, не оборвала фразы. Когда она закончила, то снова раздосадованно всплеснула маленькими, красиво очерченными ручками.
Пришлось признать, что она почти тронула меня. На секунду мне захотелось уступить искушению и сказать: "Вы правы, Эмма Леру, но это не все". Потом я вспомнил: когда речь заходит о людях, я - последователь философской школы Жан-Поля Сартра. Поэтому я просто сказал:
- Вы не можете отрицать, что моя профессия немного отличается от вашей.
Она медленно покачала головой и в отчаянии пожала плечами.
Почти час мы ехали молча. Мы пересекли Белую реку, проехали через Нелспрёйт, затем за окнами замелькал величественный ландшафт - горы, красивые виды и извилистая дорога, которая шла вверх по нагорью к Бадпласу, ко входу в Национальный парк "Хёнингклип". Никаких резных порталов для туристов, простые ворота в сетчатой ограде да маленькая вывеска с названием заповедника и номером телефона. Ворота оказались заперты.
Эмма позвонила по номеру, написанному на вывеске. Ответили не сразу.
- Мистер Моллер?
Очевидно, владелец подошел к телефону сам.
- Меня зовут Эмма Леру. Мне бы очень хотелось побеседовать с вами о Коби де Виллирсе. - Она помолчала, послушала, потом сказала: - Спасибо, - и отключилась. - Сейчас он кого-нибудь пришлет, и нам откроют ворота, - раздраженно пояснила она.
Десять минут мы прождали молча; наконец, из-за поворота выехал пикап. Из него выпрыгнул молодой человек, белый, косой на один глаз. Он сказал, что его зовут Септимус.
- Дядя Стеф в сарае. Следуйте за мной.
- Ах, дорогая моя, должен честно вам сказать, что он не похож на Коби, - извиняющимся тоном произнес Стеф Моллер, мультимиллионер, возвращая Эмме фотографию. Он держал ее осторожно, за уголок, чтобы не запачкать грязными пальцами.