Калло-99. У нас с тобой разные профили. Сейчас назову имя…
Вуйо. Это дорогая услуга, девочка. Пойдет за отдельную плату.
Калло-99. Ничего. Я знаю человечка, которому это по карману.
Оказывается, нырнуть в Прошлую Жизнь так же легко, как надеть другое платье. Мода отражает перемены настроения. Сегодня я персиковый шнапс. Нервничаю, как малолетка, которая в первый раз проходит в ночной клуб по поддельному удостоверению личности. Я сказала "надеть другое платье"? Я перемерила девять платьев. Больше у меня нет.
Ленивец ворчливо пыхтит и растягивается на полу на кучке листьев кассавы, которые я купила на рынке внизу, чтобы умаслить его. Заодно прихватила ведерко мокриц для Мангуста. Если бы можно было оставить Ленивца дома, я бы оставила. Но последствия такой разлуки губительны. Ломка после крэка - пустяки по сравнению с разлукой с животным.
Итак, я два раза примерила все девять своих платьев. Примерка сопровождалась ловлей мокриц - они расползлись во все стороны, когда Ленивец в припадке раздражения перевернул ведерко. В конце концов, я понимаю, что мой гардероб безнадежно устарел. Одалживаю у проститутки с третьего этажа узкие джинсы и стильную черную маечку на бретелях. Одалживать приходится за плату. Соседка уверяет, что одежда у нее чистая. Требует тридцать баксов. Сомневаюсь, чтобы она стирала одежду в прачечной. Нюхаю джинсы, майку… вроде ничем не воняет. Какого черта, думаю я.
Я ловлю такси и еду в Окленд-парк. Туда же одновременно со мной направляется целая армия: уборщики ночной смены, медсестры, судомойки. Племя невидимок - они всегда за сценой. Вылезаю у "Медиа-Парка" и пешком иду на Седьмую улицу с многочисленными ресторанами, барами и интернет-кафе. Лоточник, стоящий у магазинчика мозамбикских деликатесов, пытается всучить мне фонарик в виде звезды, сделанный из проволоки и бумаги. Я отказываюсь, и он предлагает мне травку.
Раньше я часто здесь бывала. Как-то меня засекли с косячком, по приметной форме установили, в какой школе я учусь… Тогда меня отстранили от занятий на две недели. На Седьмой я впервые нюхала кокс - в туалете на девятом этаже. Здесь же впервые занималась сексом - в переулке за Восьмой. Правда, потом хозяин ближайшего дома вызвал вооруженную охрану. Сейчас будет не так страшно… не должно. И все-таки мне становится легче, когда я замечаю Джо. Он стоит напротив, у входа в бар "Бико", и возится со своим мобильником.
- Привет!
Он виновато вскидывает голову и засовывает телефон в карман куртки.
- Привет, детка. Молодец, что пришла! Все уже там, вперед!
Бар явно знавал лучшие дни. Вход охраняет низкорослый, жилистый вышибала в футболке с надписью "Отъе…!".
- Она со мной, - говорит Джо. Хотя вышибала совсем не радуется при виде Ленивца, он едва заметно кивает нам, давая понять, что ему все равно.
Бар "Бико" имеет такое же отношение к Стиву Бико, как дрянная футболка с портретом Че Гевары - к самому Че Геваре. Его образом бесстыдно спекулируют. Так, на рекламе парикмахерской, нарисованной от руки, я вижу несколько портретов Бико в профиль. Он с разными прическами и в разных головных уборах; в берете, в кепке, в шахтерской каске, расписанной вручную. Стив Бико смотрит на прохожих с многочисленных плакатов. На его лице застыло задумчивое выражение. Он стоит на фоне карты Африки, и вокруг его головы нимб из солнечных лучей. Стив с львиной гривой - на сувенирах, футбольных мячах, майках. Везде его слова: "Самое сильное оружие угнетателей - разум угнетенных". Мой ученый папа наверняка возмутился бы. Героическую борьбу низводят до уровня фарса, модного бренда. Внутренности у меня сжимаются от недоброго предчувствия, как бывает, когда ты только собираешься прокатиться на американских горках. Американские горки я никогда не любила.
- О, здесь и футболки продаются! - замечаю я. - А детские размеры у них есть? Как думаешь, они их сначала вымачивают в кислоте?
- Очень смешно, Зинзи! - отвечает Джо, ведя меня в бар. - Не волнуйся, они тоже нервничают перед встречей с тобой.
Джо подводит меня к столику, за которым сидят разодетые в пух и прах люди - холеные, аккуратно подстриженные. Замечаю девицу с пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах, татуированную женщину с ярко-красными волосами и глазами, как у Бетти Пейдж; и двоих мужчин. Один, помоложе, в кричащей рубашке с орнаментом "турецкие огурцы". Волосы у него набриолинены и стоят дыбом. Второму уже за сорок; на нем "жилет фотографа" с множеством карманов. Судя по выражению лица, он прожженный циник. Посреди стола стоит дорогая камера; все смотрят на экран.
- Ох, - говорит женщина, отталкивая камеру, когда мы подходим к столику. - Зачем ты показываешь такие гадости? - Она бьет фотографа по плечу, но это скорее игривый жест, словно она говорит: на самом деле ты мне нравишься, хотя и показываешь мерзкие снимки, а может, даже наоборот: ты мне нравишься именно потому, что показываешь мерзкие снимки.
- Чем Дейв удивляет на этот раз? - интересуется Джо.
- Снимком зверски убитого бездомного, - лаконично отвечает фотограф - видимо, его и зовут Дейвом.
- Ух ты, круто! - говорит Джо. - Я бы купил. Ты ведь знаешь, у нас теперь новая фишка. Гангренозные ноги. Змеиные укусы. Идеальный вариант - статья о путешественниках-экстремалах, с которыми что-то такое случилось. Классное приключение!
- Ничего себе приключение - змеиный укус или смерть от ожогов! А этого еще и сильно порезали, особенно лицо. И пальцы отрезали.
- Вы и в самом деле публикуете такое?! - ужасается Турецкий Огурец. Ему явно не хочется смотреть на убитого бездомного.
- У нас мужской журнал. - Джо пожимает плечами. - Мужчинам свойственна жестокость… - Он поспешно добавляет: - Я не говорю, что она не свойственна женщинам!
- Просто женщины лучше скрывают свои порывы, - говорю я. Все поворачиваются ко мне и дружно застывают при виде Ленивца. Турецкий Огурец широко улыбается. Я поднимаю руку - как школьница, которая хочет, чтобы ее вызвали к доске. - Привет! Я Зинзи.
- Извините, ребята. Зинзи - моя подруга, помните, я вам рассказывал? - Джо - мастер преуменьшения. - Зинзи Декабрь. Раньше мы с ней вместе работали. - И вместе спали. И вместе принимали наркотики. Вместе спали, принимая наркотики за совместной работой. На самом деле наши отношения были очень простыми.
Девушка-с-Пирсингом двигается, и мы подсаживаемся к ней на обитую бархатом банкетку. Джо знакомит меня со всеми. Передо мной - сливки музыкальной журналистики плюс Турецкий Огурец, которого, оказывается, зовут Генри. Как я и предполагала, Дейв оказывается фотографом из отдела новостей "Дневной правды", хотя он снимает и музыкантов. Предпочитает джаз, но четыре года подряд снимает и музыкальный фестиваль "Оппикоппи". Кроме того, Дейв продает свои снимки многим глянцевым журналам. Генри отвечает за связи с социальными сетями в одном мелком рекламном агентстве; на самом деле он занимается почти исключительно музыкантами. Джо специально его пригласил. Он заранее предупредил меня по телефону:
- Генри часто тусуется с Сонгвезой. Знает про нее всю подноготную.
Девушка-с-Пирсингом - музыкальная журналистка, которая специализируется на хардкоре. Кроме того, она горделиво сообщает всем, что воспитывает двухлетнего сынишку, которого она называет "топозавриком".
- Джульетта пишет для всех, - поясняет Джо. - Буквально для всех. Ее статьи появляются и в "Биллборде", и в "Спине", и в "Музыкальном автомате".
Девушка-с-Пирсингом, она же Джульетта, притворно скромно машет рукой. Значит, она и правда считает себя такой крутой.
- Чем ты сейчас занимаешься, Зинзи? - дружелюбно спрашивает она, наклоняясь вперед. Ее слова и жесты, видимо, призваны убедить меня в том, что она мне сочувствует. В ее голосе я улавливаю покровительственные нотки.
- Нахожу потерянные вещи.
- Например, краденое? - оживляется Генри. - На той неделе обокрали дом моих родителей; унесли дедушкины часы. Старинные, с цепочкой, им уже сто два года…
- Нет, краденым не занимаюсь. Ищу только потери: ключи от машин, пропавшие завещания…
- За деньги? - Генри разглядывает меня как диковинку - как будто перед ним сидит не человек, а тостер со встроенным МР3-плеером.
- За свои услуги я беру умеренную плату.
Он вдруг оживляется:
- А знаешь, ты могла бы неплохо устроиться в доме престарелых. Там ведь живут старики в маразме и с этой болезнью, при которой все забывают… Как ее?
- Альцгеймер, - говорит Девушка-с-Пирсингом.
- Вот именно! Старики же без конца все теряют! Ты находишь им потерянные вещи, они тебе платят и тут же забывают, что заплатили. С них можно брать плату сколько угодно раз!
- По-моему, так ничего не получится, - возражает Девушка-с-Пирсингом, которая явно решила взять меня под свое покровительство. - Правда ведь, Зинзи?
- Кто знает, что получится, а что - нет, - говорю я, все больше раздражаясь.
- Скажи, а тебя… обследовали? Брали какие-нибудь анализы?
- Люди - подопытные кролики! - воодушевленно восклицает Генри. - Кстати, некоторые в самом деле получают Кроликов… Путаница полная!
- В США, Австралии, Иране и некоторых других странах зоолюдям делают полное обследование, с головы до ног. Делают магнитно-резонансную томографию, исследуют мозг, эндокринную систему. Наши права защищает конституция Южно-Африканской Республики.
Кроме того, от полного медосмотра нас ограждает непомерная дороговизна всех этих мерзких анализов. Государственные средства гораздо интереснее тратить на другое - например, на подводные лодки с ядерными боеголовками или на подкуп чиновников. Зоолюдям делают несколько основных анализов, чтобы выявить шави, но в целом полагаются на доклады социальных работников и полицейских, а также на демонстрацию твоих способностей.
- Как поживают твои родители? Ты по-прежнему… - Джо умолкает, понимая, что подошел слишком близко к краю пропасти.
- Все в порядке, Джо. Время от времени я их гуглю. Кажется, у них все нормально. Они по-прежнему в разводе. Мама теперь живет в Цюрихе. Папа - в Кейптауне; преподает теорию кино богатеньким студентам, которых больше интересуют спецэффекты, чем подтекст.
- Не знал, что они… В общем, замнем.
- Давно… Еще до суда.
Над столом повисает неловкое молчание. Постепенно оно переходит в свободное падение, достигает конечной скорости и продолжает падать.
- Джованни говорил, вы снова пишете! - восклицает Девушка-с-Пирсингом. Будучи профессиональным интервьюером, она, наверное, привыкла оживлять разговоры, которые заходят в тупик. - О музыке? Вы ведь поэтому сегодня сюда пришли?
- Хочу написать книгу. Так сказать, энциклопедию о молодежной субкультуре Йоханнесбурга. И о музыке, и о моде, и о технике. - Я вру так убедительно, что сама себе верю. А что? Может, и получится… Идея вполне плодотворная.
- Уже заключила договор с издательством?
- Начинаю с серии статей для "Кредо". Посмотрим, что получится.
- Для "Кредо"? Я с ними сотрудничала. Они замечательные! Тебе нравится Линдиве?
- Она замечательная, - отвечаю я, хотя еще не зашла настолько далеко, чтобы связаться с главным редактором "Кредо". Надо будет позвонить ей, кстати.
Дальше беседа катится как по маслу. Небольшая заминка происходит, когда Генри пытается понюхать мех Ленивца.
Дейв почти не раскрывает рта; только предлагает мне посмотреть фотографии - после того, как все присутствующие спорят, можно ли печатать в журнале такие ужасы. Я взглядываю на экран мельком. Да, все действительно ужасно. Крупные планы - как в морге. Вокруг потрясенные лица зевак и полицейских.
- Его личность уже установили? - спрашиваю я, возвращая Дейву камеру.
- Пока нет… Он был бродягой и ночевал под мостом. Возможно, зоо, хотя точно никто не знает… Не возражаешь? - спрашивает Дейв, нацеливая на меня объектив. - Для настроения.
- М-м-м…
- Групповой снимок! - кричит Девушка-с-Пирсингом, придвигаясь ко мне. Все застывают в неудобных позах, с напряженными улыбками. Дейв делает пару снимков и уходит к сцене. Он будет фотографировать музыкантов, которые опоздали всего на полтора часа. Мне объясняют, что сейчас наш слух услаждает девичья глэм-панк-группа "Иллюзия". Они поют на африкаанс и сесото.
Унеси меня в свое паучье логово,
Я буду твоей совестью, твоей сообщницей,
твоим вторым "я",
Ты пусти и ни о чем не спрашивай,
Дай мне, дай побыть твоим алиби!
- А они ничего! - Я с трудом пробиваюсь сквозь гитарные рифы и хрипловатый голос солистки. Несмотря на шум, Ленивец ухитрился заснуть.
- Фигня! - кричит в ответ Девушка-с-Пирсингом. - Погоди, скоро выйдут "Цоци"!
- Правда? Те, что выступают в вязаных шлемах с прорезями для глаз?
- Да, они - просто улет! Конечно, на самом деле они ни от кого не скрываются… Как Мзекезеке. Твои детишки, "и-Юси", тоже ничего! У них настоящий талант! Но им нужно как можно скорее убираться из "Моджа".
- Почему?
- Дурное влияние!
- В каком смысле?
- Слишком коммерческий проект!
- Разве плохо, что их подпирает опытный продюсер вроде Оди Хьюрона?
- Что?
- Я сказала, Оди опытный… - Я кричу громче, но мои слова заглушаются мощным припевом:
Убей меня… Возьми меня… Убей меня…
Возьми меня… Унеси ото всех!
- Да, он хозяин "Контрреволюции"! - кричит в ответ Девушка-с-Пирсингом.
Вот это сюрприз! "Контрреволюция" - самый модный клуб в Йоханнесбурге. Журнал "011" называет его "сногсшибательным и зубодробительным". Кстати, тот же журнал присвоил главному хиту "и-Юси", песне "Спарк" - "Искра" - четыре звезды. Их стиль в статье назвали "свирепым, беспощадным подростковым афропопом".
- Самый крутой ночной клуб, детка! - кричит Девушка-с-Пирсингом. Джо хлопает ее по плечу и кивком указывает на туалет. Они уходят вместе; Девушка-с-Пирсингом на ходу достает из джинсов клочок бумаги. Меня оставляют наедине с Турецким Огурцом - Генри.
- Джо говорил, ты дружишь с Сонгвезой? - кричу я.
- Да! Раньше мы с ней частенько тусовались!
- Почему раньше?
Генри что-то орет в ответ, но я ничего не слышу.
- Может, выйдем проветримся? Здесь ничего не слышно!
У дверей черного хода не продохнуть от курильщиков.
- Так что ты говорил?
- Я сказал, что Сонг забавная. Себе на уме. Захотела сняться в сериале, но там действие происходило на море. Героиня по сюжету должна была плавать. Ее спросили, умеет ли она плавать, и она ответила: конечно, умеет.
- А она не умеет?
- Раньше не умела. Понадобилось - научилась. Буквально за выходные! Мы пошли в спортивный клуб, и она сразу бросилась в воду, причем на глубине… Чуть не утонула!
- Ей дали роль?
Генри качает головой:
- Она соврала насчет своего возраста. Сценарист запланировал много эротических сцен. Они не имели права снимать несовершеннолетнюю актрису. Не знаю, почему на студии сразу не выяснили, что ей всего пятнадцать…
- А ты не староват, чтобы вязаться к малолетке?
- Все наоборот, Сонг сама ко мне вязалась. Мы с ней познакомились в ночном клубе - она там вечно ошивалась. Зависала на всю ночь. У нее много друзей среди вышибал.
- Да-да, я что-то слышала о ее парне…
- О каком именно? Парней у нее целая куча. Надолго она ни с кем не задерживается, порхает, как бабочка.
Я понимаю, что задела его за живое.
- Значит, сейчас у нее никого нет?
- Ну, был такой Джабу. Увлекался панк-роком. Но он оказался самым настоящим козлом.
- Вот как?
- Прислал ей эсэмэску, что все кончено. Прикинь! Конечно, к тому дело и шло… Знаешь, где они с ним познакомились? В клинике для реабилитации наркозависимых, не где-нибудь! Она целый день провалялась у меня на диване в истерике. Но ты ведь знаешь Сонг… Она вытолкала из себя Джабу. Изжила его, так сказать, отряхнулась и пошла дальше.
- После него она с кем-нибудь встречалась?
- Хм… Я знаю, что на прошлой неделе она целовалась с барабанщиком… из "Бумажного ножа", они металл играют. Такой… типичный барабанщик, как в анекдоте: чем барабанное соло похоже на насморк? Все могут точно сказать, когда оно началось, но никто не может сказать, когда оно закончится… А можно его подержать? - выпаливает он и тянется к Ленивцу. Видимо, ему давно уже хочется попросить меня об этом.
- Он кусается.
- Я осторожно, обещаю! Пожалуйста! Всего на пять минут!
- Он на руки пойдет, но неохотно.
- Да, все нормально.
Я нехотя даю ему Ленивца, предварительно слегка потискав его - намекаю, чтобы вел себя хорошо. К моему удивлению, Ленивец радостно карабкается Генри на руки и тычется носом ему в шею.
- Ух ты! Тяжеленный какой!
- Знаю.
- Но очень, очень мягкий. Ух ты!
- И это я тоже знаю… - Я не спешу обратить внимание Генри на то, что Ленивец жует воротник его пестрой рубашки. - Как по-твоему, Сонг способна убежать с тем барабанщиком? А может, вернулась к Джабу?
Генри качает головой:
- Нет, уж если Сонг с кем порвала, то навсегда. Джабу повел себя как полный урод. Она ни за что не простит его, не вернется к нему. А барабанщик для нее слишком тупой.
- Может, у нее есть кто-то еще?
- Да… Последнее время к ней подъезжал вышибала из "Контрреволюции". Все беседовал с ней за жизнь, да так серьезно… А ведь он уже старый пень, ему лет тридцать, не меньше! - Генри закатывает глаза от возмущения. - Правда, ничего у него не вышло. Сонг, может, и шлюха, но не дура.
- Как зовут вышибалу?
- Хм… Не помню. Но в "Контре" он самый крутой! Бицепсы размером с твою голову. Не знаю, то ли он с утра до ночи качается, то ли сидит на стероидах, то ли от рождения такой. В общем, увидишь - сразу узнаешь.
- Когда ты видел Сонг последний раз?
- Где-то неделю назад, в Ньютауне… Она тусовалась в "Информере".
- Ничего не понимаю. По твоим словам, она зависает в рок-кафе, любит металл и панк-рок. Почему тогда сама поет афропоп?
- Зачем ты пишешь статью для "Кредо"? Наверняка хочешь подняться повыше. Сегодня "Кредо", а завтра, может, напишешь для Dazed&Confused…
- Ты не в курсе, почему она не подходит к телефону? Бывают у нее такие заскоки?
- Нет, обычно она сразу подходит, если звонит кто-то важный. А ты для нее важна, уж ты мне поверь. Она прекрасно понимает, что ей нужна раскрутка.
- Чтобы подняться повыше.
- Ага… Слушай, забери его, а? - жалобно просит Генри и сует мне Ленивца. Наконец, до него доходит, что моя зверюшка не монтируется с его модной рубахой в турецких огурцах.