Воздушная тревога - Иннес Хэммонд


Содержание:

  • Глава I - План аэродрома 1

  • Глава 11 - Ночной бой 3

  • Глава III - Отрезанный от всего мира 6

  • Глава IV - Шпионская сеть 11

  • Глава V - Подозреваемый 15

  • Глава VI - Воздушный налет 20

  • Глава VII - Синяки и шишки 23

  • Глава VIII - Все против одного 26

  • Глава IX - Коулд-Харбор 30

  • Глава X - Дым над Торби 36

  • Примечания 45

Хеммонд Иннес
Воздушная тревога

Дороти

Вот, наконец, и готова книга, которую я тебе обещал. Если она покажется тебе чересчур путаной и сумбурной, вини в этом обстоятельства, при которых она была написана. В то же время я надеюсь, что сам материал ты найдешь интересным. Я попытался - в рамках "боевика" - дать некоторое представление об атмосфере, царившей на аэродроме для истребителей во время блицкрига. И, поскольку в ней так много из моей жизни, которой я жил с тех пор, как мы расстались, она - в самом полном смысле слова - написана для тебя.

Глава I
План аэродрома

Внутри стояла адская духота - горячий, прокуренный воздух, тускло светят только что зажженные лампы. С нашего места у входа едва видна пивная стойка в дальнем конце зала. А между нами и баром - море блестящих от пота оживленных лиц, выплывающих, будто маски, из сизого табачного дыма. Посидеть тут было нашим единственным развлечением. Таким был Торби в середине августа.

Сперва пребывание там страшно будоражило - как-никак мы находились на аэродроме для истребителей в самом начале блица. Но уже через неделю возбуждение спало и сменилось напряжением. В нашу жизнь прочно вошли бетонные взлетные полосы, кирпичные и железобетонные здания казарменного городка, шум ревущих моторов и пыль. Пыль и шум - они стали для нас воплощением Торби. И даже возбуждение, вызванное боем, не могло разогнать завладевшую мной тоску.

Торби все же был гораздо лучше, чем некоторые другие авиабазы. Он был сооружен в 1926 году, и его проектировщики оказались на редкость предусмотрительными - обнесли дороги травяными бордюрами и понасажали деревьев, а в некоторых стратегических пунктах можно было увидеть даже клумбы с цветами. Ей-богу, я скучал по настоящей, свежей деревенской зелени, но, конечно же, не ее отсутствие мешало мне разделить радость отмечавших свой первый бой, а сама обстановка, складывающаяся там. Торби изменился даже за те несколько дней, что я там пробыл. В июне пала Франция, военно-воздушные силы гитлеровской Германии находились сразу же за Ла-Маншем. В воздухе пахло вторжением. На побережье и на аэродромах для истребителей это ощущалось больше всего - ведь теперь они превратились в передовую. Вокруг нашего аэродрома вырастали заграждения из колючей проволоки. В уязвимых местах поспешно копали траншеи и строили кирпичные и бетонные долговременные огневые точки чтобы защитить летное поле, так же как и внешние оборонительные сооружения. На помощь армии бросили гражданское население. Торби напоминал готовящийся к осаде городок, и атмосфера в нем царила соответствующая. Все ждали, ждали: у каждого из нас нервы были на пределе.

Эта всеобщая нервозность нигде не была так заметна, как в большой палатке ВТС на краю плаца. В увольнение теперь не пускали - даже внутри лагеря. И деться от этого напряженного ожидания было некуда, можно было только придти сюда, пить пиво и обливаться потом.

А до чего ж было душно, господи! За столом напротив нашего один военный инженер заиграл на губной гармонике "Типперэри" . В одно мгновение песню подхватили все присутствующие. И почему в своих песнях нам непременно нужно опираться на прошлую войну? Я с отвращением вспомнил, как в первые дни мы всё пытались (без особенного успеха) затянуть "Беги, кролик, беги" и "На линии Зигфрида развесим мы белье", когда кто-то коснулся моей руки. Я поднял глаза. Это оказался Кэрни Фёрл.

- Ты что пьешь? - спросил он, наклоняясь через стол, чтобы его было слышно.

Я покачал головой.

- С меня хватит, спасибо.

- Нет-нет, дорогой мой, ты просто обязан. Мы уже выпили 65 бутылок. Еще один заказ, и у нас будет 75, а это уже рекорд для нашего подразделения.

Погрузившись в свои мысли, я уставился на строй пустых бутылок. А в это время ребята собрали их и поставили в колонну по три. Она протянулась от одного конца стола до другого и даже переползла на соседний.

Кэн указал на бутылку с темным элем, которая была выставлена впереди колонны.

- Это Огги, - сказал он и встал, слегка покачиваясь. - Ну, ты знаешь… наш малыш… Огилви. Я возьму тебе светлого.

С этими словами он направился по проходу и протиснулся к стойке бара. Это был высокий, стройный парень, несколько узковатый в плечах, чтобы его можно было назвать хорошо сложенным, но весьма грациозный в движениях. Он был актером, страстным поклонником Гилгуда . Благодаря своей профессии, а также привычке носить под форменной курткой шелковый шарф, он был заметной фигурой даже в таком пестром войске, как наше.

Вскоре он вернулся, неся десять бутылок и, раздав их, уселся напротив меня.

- Ну, за эти твои знаменитые последние слова, Кэн: "Глядите, "бленхеймы"!" - сказал сержант Лэнгдон, командир нашего орудейного расчета.

- "Бленхеймы"! - воскликнул Мики Джонс, неряшливый мужичонка с темным круглым лицом, коротко стриженными рыжими волосами и почти без зубов. - "Бленхеймы"! Черт бы их побрал! Проткнуть бы каждого джерри штыком! Холодное оружие - вот что им нужно. Только этим крохоборам оно не по нутру. Холодное оружие, браток! Они его боятся, правда, Джон? - обратился он к Лэнгдону и уткнулся в стакан.

- И впрямь было смешно, - сказал капрал Худ. - Мы стоим себе кружком и трепемся, а ты вдруг как завопишь: "Глядите!" - и драматически руки вскинул - "Бленхеймы!" А через минуту они уже идут в пике над Митчетом.

- А когда они спикировали - ты слыхал, что он сказал, когда они спикировали? - встрял Мики. - Он сказал: "Они садятся". Он же так сказал, а, Джон? Тут ты, браток, дал маху. Они, сволочуги, бомбили Митчет с пикирования.

- И тут ты заплакал, - сказал Худ. У него хватило такта пошутить и таким образом смягчить резкость замечания. Но я все равно считал, что это уж слишком - ведь Мики пил Кэново пиво.

- Ну, должен признаться, мы тоже думали, что это "бленхеймы", - произнес Филип Мюир, сержант со второй позиции на другом конце аэродрома, где стояла еще одна трехдюймовка. На войну он попал из одного учетного дома и был гораздо старше большинства из нас. - Я смотрел на них в бинокль. Я знал, разумеется, что "Юнкерс-88" похож на "бленхейм", но никак не ожидал, что так сильно, - пока не увидел этих паскудников.

- Ума не приложу, почему нам даже не сообщили засечку цели.

- Я вам говорю, как только я их увидел, так сразу же и понял, что они вражеские.

Это сказал капрал Худ.

- Он всегда прав, - прошептал мне Кэн сценическим шепотом, который услышали все за столом.

Худ метнул в него быстрый взгляд.

- А все-таки, что бы делали одиннадцать "бленхеймов" в расположении истребителей? - с вызовом добавил он.

- А ты разглядел опознавательные знаки? - спросил Мюир Джона Лэнгдона.

- Да, совершенно отчетливо. Я все время смотрел на них в бинокль.

- В бинокль! Да их было видно за версту, браток. Громадные кресты. Чертовы ублюдки!

- Теперь, наверно, очередь за нами.

- Я думаю, они пойдут за нас сегодня.

- Посбрасывали, наверное, все бомбы на Митчет.

Мне невольно подумалось, какой в мирное время вышел бы из всего этого шикарный материал. А сейчас он уложится в одно краткое сообщение: Вражеские самолеты бомбили с пикирования аэродром в юго-восточных графствах . Или, что более вероятно, никакого сообщения вообще не последует. Это казалось невозможным, особенно если вспомнить, что даже крушение поезда вызывало в мирное время страшную шумиху в газетах.

Мы заступили на пост около 16.30. Было засечено неизвестное число вражеских самолетов, направлявшихся с юго-запада. До начала шестого все было спокойно, а затем в тихом летнем воздухе раздался еле слышный гул моторов. Было абсолютно безоблачно, и мы внимательно вглядывались в лазурный небосвод. Звук становился все громче и громче, пока не превратился в глухой рокот, похожий на биение крови в ушных перепонках. Первым их увидел Кэн. Они шли со стороны солнца, и когда один из них слегка накренился, чтобы сохранить боевой порядок, на мгновение сверкнул серебряной пылинкой.

Они находились к востоку от нас и шли на высоте от 15 до 20 тысяч футов, но постепенно снижались и прошли к северо-востоку от аэродрома на высоте чуть более 10 тысяч футов. Тогда-то Кэн и заявил, что это "бленхеймы". Они, безусловно, были очень похожи на наши бомбардировщики, практически с такой же конусностью на носах и задней части крыльев. Оставив Торби в стороне, они, снижаясь, направились к Митчету.

И вдруг ведущий самолет сделал вираж. Два других из первого звена последовали его примеру. На какую-то секунду, действительно, могло показаться, что они описывают круг, чтобы приземлиться либо в Торби, либо в Митчете. Но ведущий самолет лег на левое крыло и стал падать носом вниз, двое, шедшие за ним, проделали то же самое. После этого один за другим перевернулись и пошли вниз остальные. На нашей позиции никто не проронил ни слова. Все затаили дыхание, ожидая, когда начнут рваться бомбы. Бомбометание с пикирования я видел впервые. Казалось, от этого стремительного броска вниз невозможно укрыться. Зенитки молчали, и хоть бы один наш истребитель поблизости! Мне стало тошно. Митчет лежал, беззащитный, на равнине между нами и Норт-Даунсом. Это было похоже на убийство.

- Вон они, посыпались, - сказал вдруг капрал Худ.

Из-под первого самолета брызнул каскад бомб. При солнечном свете они казались белыми. Я испугался, что этот поток никогда не кончится, но прежде чем весь боевой порядок завершил атаку, бомбардировщики и бомбы распрощались друг с другом - первый самолет уже вышел из пике. Другие, казалось, повисли прямо у него на хвосте. Мой взгляд устремился на землю. От жары по ней плясало марево, но я все же различил перекрещивающиеся взлетные полосы и ангары Митчета. И вдруг прямо посреди всего этого в воздух взметнулись огромные фонтаны земли и камня, а мгновение спустя донесся глухой, тяжелый звук фугасного разрыва, от которого у нас под ногами, казалось, задрожала земля.

Потом кто-то сказал:

- Они поворачивают сюда.

И, действительно, выходя из пике, самолеты снова выстроились в боевой порядок и повернули в сторону Торби, все время набирая высоту. На мгновение душа у меня ушла в пятки, но нахлынувшее вскоре возбуждение подавило чувство страха. Самолеты шли обратно над нашим аэродромом на высоте около 10 тысяч футов. То, что было потом, я вспоминаю довольно смутно. Помню оглушительный грохот выстрела. Меня предупреждали, что трехдюймовка - одно из самых шумных орудий, но к такому я готов все равно не был. Казалось, будто разверзлась сама преисподняя - из жерла вырвалась вспышка, и пламя, когда орудие откатилось, метнулось назад за казенником. Помню, что подал снаряд Мики Джонсу, который был заряжающим. Помню еще, что вдруг увидел эти самолеты прямо над головой: строгий боевой порядок, большие черные кресты на светло-зеленых крыльях и маленькие белые облачка от разрывов наших снарядов. Команда Лэнгдона "Прекратить огонь!" застала меня со снарядом в руках и оставила с чувством глубочайшего разочарования, что мы не сбили ки одного самолета…

- Привет, ребятки!

Я поднял глаза. Над столом возвышалась огромная фигура Тайни Треворса.

- По этому плац-параду я вижу, что все пьют светлый эль. Сколько же это - десять? Мики, сходи, будь добр, для меня за пивом. Я как чувствовал, что найду всех вас здесь.

Треворе был старшиной батареи, да к тому же весьма популярным. Громадный и игривый увалень, он мог быть очаровательным, когда хотел этого.

- Честно, Тайни, мне, пожалуй, хватит, - возразил Джон Лэнгдон. - Мне пора возвращаться на позицию.

- Брось, Джон, не надо. Случай требует, чтобы мы выпили. К тому же мне нужно поболтать с тобой и с Филипом. - Его блуждающий взгляд упал на двух представительниц ЖВС, стоявших у стойки бара. - Ага, вон Элейн. Я обещал встретиться с ней тут. Я мигом. Возьми тринадцать, хорошо, Мики? - Он бросил на стол перед Мики Джонсом десятишиллинговую банкноту и направился к бару.

- А кто это с Элейн? - спросил Филип.

- Не знаю, - ответил один из пожилых членов расчета с его позиции. - Новенькая, наверное. Я ее здесь раньше не видал.

- На прошлой неделе прибыла новая партия, - сказал другой парень их же расчета, фамилии которого я не знал. - Я видел, как они третьего дня проходили "газовую камеру".

- Весьма недурна, правда? - бросил Мики, вставая. - Напоминает мне одну потаскушку, которую я как-то подцепил в Маргите в последний понедельник августа. У той тоже были белокурые волосы и все такое.

- И все такое, - повторил Мюир под общий взрыв смеха. - Ты уверен, что у нее было "и все такое"?

- Кто поможет мне принести бутылки?

Встали двое ребят. Кто именно, я не заметил, потому что мое внимание переключилось на девушек, которые беседовали с Треворсом. Они обе были весьма недурны собой. Та, что пониже росточком, - ее я принял за Элейн, так как Треворе обращался в основном к ней - была маленькая и смуглолицая, с довольно-таки округлыми чертами лица и коротким прямым носом. Однако мой взор приковала другая. Она была высокая и стройная, с прямыми светлыми волосами под кепкой с козырьком. В ней было что-то исключительное. Во время беседы она выразительно жестикулировала руками, и хотя лицо у нее было чересчур вытянутое, а рот великоват, чтобы можно было говорить о красоте, она, несомненно, была привлекательна.

Треворе кивнул в нашу сторону, и они направились по проходу к нашему столу. Элейн, похоже, знала всех.

- Познакомьтесь с зенитчиками, Марион, - сказала она.

Некоторых она называла по фамилиям, но большинство знала по именам. На мне она запнулась:

- Простите, вашей фамилии я не знаю. Мне кажется, мы не встречались.

- Хэнсон, - ответил я. - Барри Хэнсон.

- Барри Хенсон, - повторила другая девушка. - Вы, случайно, не журналист?

- Ну, положим. Как вы догадались?

- Из "Глоба"?

- Верно.

- О боже, ну и тесен же мир, правда? Я тоже работала в "Глобе".

Озадаченный, я уставился на нее.

- Простите, - сказал я, - но я вас что-то не припомню.

- Да, по-моему, мы не встречались. Я сидела в офисе в Сити, секретарь Нормана Гейла. Вы, возможно, помните меня как мисс Шелдон. Помнится, вы еще периодически названивали мне и просили представить вам статистические данные о безработице в промышленности? Не забыли?

- Боже милостивый! Еще бы! Конечно, помню. Странно! Вы были для меня всего лишь голосом в телефонной трубке, и вот мы встречаемся в таком месте. Идите, посидите со мной.

Кэн пододвинулся, и она уселась на скамью рядом с ним. Противогаз и каску затолкала под стол, а кепи сняла. Прямые волосы падали ей на плечи. У нее были голубые глаза и привычка смотреть собеседнику в лицо.

Треворе протиснулся у меня за спиной.

- Присядьте здесь, Элейн, - сказал он. - Мне надо потолковать вот с этими двумя ребятами.

Он сел рядом с Филипом Мюиром. Принесли и раздали пиво. Мы с Марион Шелдон принялись говорить о газете и о наших общих знакомых по работе в ней.

- Странно, что вы никогда не заходили в наш офис, - недоумевала она. - Ведь вы были другом Нормана Гейла, правда?

Я объяснил ей, что мы с ним обычно встречались или на Флит-стрит, или в одной из забегаловок Сити.

- Не понимаю, зачем вы пошли в армию, - заметил я. - У вас ведь была очень хорошая и интересная работа. По-моему, работать на такого славного парня, как Норман, одно удовольствие.

- Самого славного, - улыбнулась она, - ее улыбка мне понравилась. - Но заметки о Сити становились все короче и короче, я стала чувствовать, что уже не стою тех денег, которые мне выплачивают, да и жизнь кажется какой-то мертвой, когда просиживаешь в офисе шесть часов, а работы только на час. Вот так и случилось, что я оказалась в ВВС.

- А в чем заключаются ваши обязанности?

- Ну, мне довольно-таки повезло. Я подала заявление около шести недель назад и сумела попасть в оперативный отдел. Это и впрямь здорово - засекать передвижение неприятельских самолетов. А здесь я уже с неделю, прямо после подготовительных курсов.

- Странное совпадение! Мы оба тут почти одно и то же время.

Я как раз собирался спросить ее, как ей жизнь на аэродроме, когда до меня вдруг дошло, что все замолчали и слушают Треворса.

- …Беда в том, что неизвестно, как они попали в руки этого агента. Либо он сам проник сюда, либо получил эту информацию через кого-то.

- Ну, проникнуть сюда пара пустяков. Охрана у главных ворот, похоже, пропускает чуть ли не любого, кто в форме, и даже документов не спрашивает.

- А все эти работники, которые приходят и уходят, - вставил Худ. - Любой из них может оказаться членом "пятой колонны". Насколько я знаю британскую организацию, их не очень-то проверяют.

Дальше