Штык
Как-то Суворов гостил у своего приятеля в Новгородской губернии. Вечерами друзья сидели дома, вспоминали старых товарищей, бои и походы. А днем Суворов отправлялся побродить по лесу, посмотреть на округу. Здесь в лесу, у старого дуба, он и встретил мальчика Саньку Выдрина.
– Ты, дяденька, солдат? – обратился Санька к Суворову.
– Солдат, – ответил фельдмаршал.
– Откуда идешь?
– С войны.
– Расскажи про Суворова.
Фельдмаршал сощурил глаза, хитро глянул на мальчика:
– Про какого это еще Суворова?
– Не знаешь? Ну, про того, что с турками воевал. Что Измаил брал. Про фельдмаршала.
– Нет, – говорит Суворов, – не знаю.
– Какой же ты солдат, – усмехнулся Санька, – раз не знаешь Суворова! – Схватил мальчик палку, закричал по-суворовски: – "Ура! За мной! Чудо-богатыри, вперед!"
Бегал Санька вокруг фельдмаршала, все норовит пырнуть Суворова палкой в живот.
"Вот так мальчишка!" – подивился Суворов. А самому приятно, что и имя его и дела детям и тем известны.
Наконец Санька успокоился, сунул палку за пояс, проговорил:
– Дяденька, подари штык.
– Зачем тебе штык?
– В войну играть. Неприятеля бить.
– Помилуй Бог! – воскликнул Суворов. – Так ведь нет у меня штыка.
– Не бреши, не бреши, – говорит Санька. – Не может так, чтобы солдат – и штыка не было.
– Видит Бог, нет, – уверяет Суворов и разводит руками.
– А ты принеси, – не унимается Санька.
И до того пристал, что ничего другого Суворову не оставалось, как пообещать штык.
Прибежал на следующий день Санька в лес к старому дубу, прождал до самого вечера, да только "солдат" больше не появлялся.
"Брехливый! – ругнулся Санька. – Никудышный, видно, солдат".
А через несколько дней к Санькиной избе подскакал верховой, вызвал мальчика, передал сверток.
– От фельдмаршала Суворова, – проговорил.
Разинулся от неожиданности Санькин рот, да так и остался. Стоит мальчик, смотрит на сверток, не верит ни глазам своим, ни ушам. Да разве может такое статься, чтобы сам фельдмаршал к Саньке прислал посыльного!
Набежали к выдринской избе мужики и бабы, слетелись мальчишки, прискакал на одной ноге инвалид Качкин.
– Разворачивай! Разворачивай! – кричат мужики.
Развернул Санька дрожащими руками сверток – штык.
– Суворовский, непобедимый! – закричал Качкин.
– Господи, штык, настоящий! – перекрестились бабы.
– Покажи, покажи! – потянулись мальчишки.
К этому времени Санька пришел в себя. И рот закрылся. И руки дрожать перестали. Догадался. Рассказал он про встречу в лесу отцу, матери, и ребятам, и Качкину, и всем мужикам и бабам.
Несколько лет во всех подробностях рассказывал Санька про встречу в Суворовым.
А штык?
Больше всего на свете Санька берег суворовский штык. Спать без штыка не ложился, чехол ему сшил, чистил, носил за собой как драгоценную ношу. А когда Санька вырос и стал солдатом, он вместе со штыком ушел на войну и по-суворовски бил неприятеля.
Шуба
Подарила императрица Екатерина Вторая Суворову шубу. Сукно заграничное. Мехом подбита. Воротник из бобровой шкуры. Хорошая шуба. Однако Суворову она ни к чему. Даже в самые лютые морозы фельдмаршал одевался легко, по-солдатски.
Спрятал бы ее Суворов на память в сундук, да только наказала царица фельдмаршалу с шубой не расставаться. Тогда Суворов пошел на хитрость.
Стал он возить за собой Прошку. Сидит Суворов в санках, рядом с фельдмаршалом – Прошка, важно держит в руках царскую шубу. Идет Суворов по улице. Следом за ним Прошка – в руках шуба.
Может быть, так до самой смерти своей и таскался бы Прошка с шубой, если бы вдруг кто-то не донес про суворовское непослушание императрице.
Разгневалась Екатерина Вторая, приказала позвать Суворова.
– Ты что же! – говорит. – Тебе что же, милость царская не по нутру?
– Помилуй Бог, – воскликнул Суворов. – По нутру, матушка. По нутру. Премного обязан.
– Ослушником стал! – укоряет царица. – Волю монаршую попираешь!
– Никак нет, – оправдывается Суворов. – Я же солдат, матушка. Мне ли, как барчуку, нежиться! А про непослушание это кто-то по злобе донес. Шуба всегда при мне. Как же. К ней Прошка специально приставлен… Прошка! Прошка! – позвал фельдмаршал.
Входит Прошка – приносит шубу. Рассмеялась царица.
– Ладно, – сказала, – Бог с тобой. Твоя шуба, твоя и воля. Не насилую. Поступай как хочешь.
Повесил Суворов шубу в дубовый шкаф. Там и висела шуба.
Про корм и хвастливых помещиков
Суворовская армия стояла на отдыхе в одной из южных губерний. Время было осеннее. С прокормом неважно. Особенно для лошадей. Суворов нещадно ругал своих интендантов, писал прошения губернским начальникам, но дело не двигалось.
А тут ко всему постоянно надоедали местные помещики. Приезжали посмотреть на Суворова, и каждый непременно приглашал фельдмаршала в гости.
Ездить же Суворов по гостям не любил и всем отвечал:
– Не могу. Не могу. Занят!
Приезжали помещики на тройках, четверках. Кони у всех резвые, сытые. Каждый пытался похвастать, пустить пыль в глаза – вот, мол, какой он богатый. А помещик Сопелкин приехал даже на целой восьмерке лошадей, запряженных цугом. Решил всех превзойти. Подумал: такому-то Суворов уже не откажет.
Глянул фельдмаршал на сопелкинскую восьмерку, задумался и вдруг действительно согласился.
На следующий день приказал Суворов собрать со всей армии восемьдесят самых тощих лошадей и запрячь их цугом в одну коляску. Запрягли. Уселся Суворов в коляску, поехал в гости.
Растянулся фельдмаршальский поезд на по л версты. Переступили первые пары через ворота сопелкинской усадьбы, а коляски с Суворовым еще и не видно – где-то за бугром тащится. Забили армейские кони весь барский двор – повернуться негде.
Понял помещик насмешку Суворова, однако смолчал. Распорядился развести коней по конюшням, пригласил фельдмаршала в дом.
Целую неделю гостил Суворов у Сопелкина. Съели за это время армейские кони у помещика все запасы овса и сена, разжирели, поправились.
Простился Суворов. Уехал. Вернулся в армию, спрашивает:
– Как корм для лошадей? Есть ли ответ от губернских начальников?
– Плохи дела, ваше сиятельство, – отвечают Суворову. – Нет ответа от губернских начальников.
Тогда Суворов наказал собрать новых лошадей. И снова поехал в гости. На сей раз к помещику Рачкину. Потом ездил к Шляндину, потом к Утконосову.
Другие помещики заволновались. Поняли – разорит их Суворов. Уж и не рады знаменитому гостю. Уж и не приглашают Суворова. А фельдмаршал все ездит и ездит.
Кончила армия отдых, ушла в дальние походы. А в южной губернии еще долго вспоминали Суворова и потешались над хвастливыми помещиками.
"Пудра – не порох…"
После смерти Екатерины Второй русским царем стал ее сын, Павел Первый.
Император Павел принялся вводить новые порядки в армии. Не нравилось императору все русское, любил он все иностранное, больше всего немецкое. Вот и решил Павел на прусский, то есть немецкий манер перестроить российскую армию. Солдат заставили носить длинные косы, на виски наклеивать войлочные букли, пудрить мукой волосы. Взглянешь на такого солдата – чучело, а не солдат.
Принялись солдат обучать не стрельбе из ружей и штыковому бою, а умению ходить на парадах, четко отбивать шаг, ловко поворачиваться на каблуках.
Суворов возненавидел новые порядки и часто дурно о них отзывался.
"Русские прусских всегда бивали, чему же у них учиться?" – говорил фельдмаршал.
Однажды Павел Первый пригласил Суворова на парад. Шли на параде прославленные русские полки. Глянул Суворов и не узнал своих чудо-богатырей. Нет ни удали. Нет ни геройства. Идут солдаты как заводные. Только стук-стук каблуками о мостовую. Только хлесть-хлесть косами по спине.
А император доволен. Стоит, говорит Суворову:
– Гляди, гляди, еще немного – и совсем не хуже немецких будут.
Скривился Суворов от этих слов, передернулся.
– Радость, ваше величество, невелика, – ответил. – Русские прусских всегда бивали. Чему же здесь радоваться?
Император смолчал. Только гневный взор метнул на фельдмаршала. Постоял молча, а затем снова к Суворову:
– Да ты смотри, смотри – косы какие! А букли, букли! Какие букли!
– "Букли"! – буркнул фельдмаршал.
Император не выдержал. Повернулся к Суворову, ткнул на до сих пор не смененную фельдмаршалом старую русскую форму, закричал:
– Заменить! Немедля! Повелеваю!
Тут-то Суворов и произнес свою знаменитую фразу:
– Пудра – не порох, букли – не пушки, коса – не тесак, а я не немец, ваше величество, а природный русак! – И уехал с парада.
Павел разгневался и отправил упрямого старика в ссылку в село Кончанское.
Николев
В селе Кончанском Суворов находился под надзором обедневшего помещика Николева. Досталось Суворову от Николева. Строго соблюдал Николев режимные правила: письма вскрывал фельдмаршала, доносил о тех, кто посещал опального полководца, следил, чтобы Суворов не отлучался в соседние села.
Едва Суворов куда-нибудь собирается: "Не велено, ваше сиятельство, не велено!" – кричит Николев и задерживает лошадей.
Направится Суворов с кончанскими мальчишками в лес по грибы или ягоды, и Николев тут как тут, возьмет лукошко, идет следом: "Ну как фельдмаршал удрать собрался!"
Николев гордился своим положением.
– Служба у меня немалая, – говорил он крестьянам, – сам фельдмаршал у меня в подчинении.
– Правда. Правда твоя, – соглашались крестьяне. – Может, тебе еще и награду дадут за усердие.
При таких словах Николев широко улыбался.
– А что? – отвечал. – Может, дадут. Оно по заслугам.
И дали.
Когда Суворов был снова призван в армию, император Павел Первый стал спрашивать, есть ли какие просьбы у полководца.
– Есть, есть, ваше величество, – ответил Суворов. – Великая просьба имеется.
– Говори.
– Был у меня в Кончанском надзиратель, – произнес Суворов, – исправно, ваше величество, свое дело вел: письма читал, в Питер докладывал, никуда из Кончанского не выпускал. За подобное усердие достоин высочайшей награды.
Император не понял насмешки фельдмаршала и наградил Николева.
Глава третья
Последний поход
Альпийские горы
Высоки Альпийские горы. Здесь крутые обрывы и глубокие пропасти. Здесь неприступные скалы и шумные водопады. Здесь вершины покрыты снегом и дуют суровые леденящие ветры.
Через Альпийские горы, через пропасти и стремнины вел в последний поход своих чудо-солдат Суворов.
Трудно солдатам в походе. Вьюга. Снегопад. Непогода. Путь дальний, неведанный. Горы. Холодно, голодно солдатам в пути. Идут, скользят, срываются в пропасти. Тащат тяжелые пушки, несут пообмороженных и хворых своих товарищей.
А кругом неприятель. Пройдут солдаты версту – бой. Пройдут еще несколько – бой.
Пробивается русская армия сквозь горы и неприятеля. Совершает Альпийский поход.
Трудно солдатам в походе. В середине пути один из полков не выдержал.
– Куда нас завели? – зароптали солдаты. – Не пойдем дальше!
– Суворов из ума выжил!
– Назад! Поворачивай! Назад!
К полку подъехал Суворов.
– Хорошо, – произнес фельдмаршал. – Ступайте. Не нужны мне такие солдаты. Не русские вы. Ступайте.
– Как так – не русские! – возмутились солдаты.
– Русский все одолеет. Русскому все нипочем! – ответил Суворов. – Прощайте. – Повернул коня и молча поехал в горы.
Солдаты опешили. Не ожидали такого.
– Братцы! – выкрикнул кто-то. – Да что же это, а? Братцы! Мы ли не русские?!
– Русские! Русские! – понеслись голоса.
Зашумели солдаты, задвигались, подхватили ружья, подняли носилки с ранеными и нестройно, торопясь и толкаясь, бросились вслед за фельдмаршалом.
Высоки Альпийские горы. Здесь крутые обрывы и глубокие пропасти. Здесь неприступные скалы и шумные водопады. Здесь вершины покрыты снегом и дуют суровые леденящие ветры.
Через Альпийские горы, через пропасти и стремнины вел своих чудо-солдат фельдмаршал Суворов.
Идут солдаты, ведут разговор
Идут солдаты, ведут разговор.
– Оно бы ничего, – рассуждают солдаты. – Горы не страшны. Французы страшны. Если и будет наша погибель, так только от неприятеля.
И вдруг…
– К бою! К бою! – прошла команда.
Рассыпались солдаты по горной дороге, кто за утес, кто за скалы. Залегли. Ждут неприятеля. Вот и французы. Тра-та-та! Тра-та-та! – несется со всех сторон.
– Братцы, не робей! Ура! Держись, братцы!
Удержались солдаты. Отступили французы.
Идут солдаты, ведут разговор.
– Оно бы ничего, – рассуждают солдаты. – Французы не страшны. Горы страшны. Если и будет наша погибель, так только от гор, непогоды.
И вдруг…
Заиграла, засвистела, забушевала метель. Рванул леденящий ветер. Обрушилась с гор лавина.
– Берегись! Сторонись! – несется команда.
Рассыпались солдаты по горной дороге, кто за утес, кто за скалу. Залегли. Ждут. Пронеслись камни. Отгремела лавина. Прояснилось небо. Притихла метель.
Идут солдаты, ведут разговор.
– Оно бы ничего, – рассуждают солдаты. – Французы не страшны. Горы не страшны. Если и будет наша погибель, так только от мора, от голода.
И вот кончилась еда. Нет провианта.
Помрачнели солдаты. Насупились. Идут, опустились солдатские головы.
И вдруг…
Наше времечко военно, -
затянул чей-то голос, -
От покоя удаленно,
Ой лю-ли, ой лю-ли,
От покоя удаленно.
Приободрились солдаты. Затянули ремни потуже. Повеселели. Идут. Подняли солдатские головы.
Сидит Суворов верхом на коне, смотрит, любуется.
– Братцы! – кричит Суворов. – Не страшны нам горы Альпийские. Не страшны нам французишки близкие. Что нам голод, мор, непогода – раз в российских войсках дух солдатский не переводится.
– Ура! – гремит в ответ на слова фельдмаршала.
И снова разносится песня:
С предводителем таким
Все на свете победим,
Ой лю-ли, ой лю-ли,
Все на свете победим!
Движется. Движется. Движется. По горным вершинам, по темным ущельям, в облаках, в туман, в непогоду, от обрыва к обрыву, со скалы на скалу. Движется. Движется. Движется. Не остановишь российскую армию. Пробиваются солдаты сквозь горы и неприятеля. Совершают Альпийский поход.
Туча
Сен-Готард. Узкая, извилистая тропа ведет к перевалу. А там, по ту сторону гор, новые тропы, новые пропасти и стремнины.
Неприступной вершиной стал Сен-Готард на пути у русских. Укрепились на перевале французские войска, перекрыли дорогу. Дважды ходили солдаты на штурм и дважды были отбиты.
Суворов приказал штурмовать в третий раз.
Выделил фельдмаршал группу солдат для обходного маневра. Назначил старшим молодого генерала, любимца своего, князя Петра Багратиона.
– Ну, с Богом, – перекрестил их Суворов.
Поползли солдаты по уступам и скалам в обход Сен-Готарда, так, чтобы ударить противнику в спину. Поднялись уже до самых вершин, да только были замечены вдруг французами. Открыли французские стрелки ураганный огонь. Остановили русских. Сорвалась атака. Отдал Багратион приказ спускаться назад. Сползают солдаты вниз по отвесным скалам. Не торопятся, знают – не похвалит Суворов.
И правда. Скинул фельдмаршал шляпу, машет, кричит что-то Багратиону. Вздрагивает на голове суворовский хохолок, словно и он, как фельдмаршал, гневается.
– Шибче, шибче спускайся! – кричит Суворов и тычет шляпой в хмурое небо.
Смотрят солдаты – наплывает из-за гор на Сен-Готард черная туча. Смотрит на тучу и Багратион, однако не торопит солдат спускаться. Обволокла туча уступы и скалы, скрыла русских солдат.
– Побьются в тумане, – бранится Суворов. – Эх, медленно, не по-моему водит войска Багратион!
Волнуется фельдмаршал. Прождал несколько минут:
– Ну как, не вернулся князь Петр?
– Нет, не вернулся еще, – докладывают Суворову.
Прошло еще несколько минут.
– Ну как, не вернулся?
– Нет, ваше сиятельство.
Прошло минут тридцать, и вдруг там, на самом верху, у самого перевала, поднялась страшная стрельба, всколыхнуло перевальную тишь знакомое солдатскому уху "ура".
Насторожился Суворов.
– Ура! Ура! – несется на перевале.
"Неужто Багратион?!" – недоумевает Суворов. И хочется верить, и трудно поверить!
Туча тем временем переползла через горы, свернула в долину и открыла перед Суворовым Сен-Готард. Глянул фельдмаршал – так и есть: на вершине Багратион со своими солдатами.
– Вперед! – закричал Суворов.
Ринулись солдаты в лобовую атаку. Оказались французы зажатыми с двух сторон: сверху и снизу.
Не удержались. Бежали французы.
Поднялся Суворов на Сен-Готард, доволен.
– Так их! Правильно! – приговаривает. – Противник не ждет. А ты из-за гор высоких, из-за лесов дремучих, через топи, через болота, прямо из туч пади на него, как снег на голову. Ура! Бей! Коли! Руби! Так его! Молодец, князь Петр! – повернулся Суворов к Багратиону. – Эн нет, гляжу, по-нашему поступаешь! – И расцеловал генерала.
Чертов мост
Преодолев Сен-Готард, русские спустились в ущелье Рейсы. Бежит непокорная Рейса, пенится, клокочет, ударяет волной в высокие берега, наполняет гулом и ревом округу. Отдает десятикратным эхом в горах.
Жутко здесь путнику, жутко тут зверю, редкая птица слетит в ущелье.
Через Рейсу на высоте тридцати метров перекинута узкая каменная арка. Сотрясается арка от рева реки. Зловеще повисла над пропастью.
Недобрые это места. Чертов мост перед русскими.
Взорвали французы центральную часть моста, засели по ту сторону Рейсы.
Бросились первые смельчаки на мост, но тут же свалились, сраженные пулями, в пропасть. Бросилась новая группа героев. Достигла пролома. Не перепрыгнешь пролом. Остановились. Скосили меткие французские стрелки русских героев. Ринулся новый отряд. Снова погибель.
Остановилась атака.