* * *
Вот так и появилась в нашей жизни Наташа. Она нашла наше объявление и написала письмо "уважаемой Тамаре". Так письмо и начиналось: "Здравствуйте, уважаемая Тамара!"
Дальше Наташа писала, что нашла наш сайт в Интернете. И что она давно уже собиралась обратиться к экстрасенсу и уже пробовала, но, оказывается, спасение семьи стоит очень дорого – это много сеансов, и платить нужно за каждый по отдельности. Причем столько, сколько у папы примерно месячная зарплата. И еще нужны ингредиенты для проведения магических обрядов. В общем, у Наташи не было таких денег, а помощь ей просто необходима. Поэтому она обрадовалась, когда прочитала на сайте гадательного салона, что Тамара – потомственная гадалка, в ней течет цыганская кровь и при всем при этом она готова оказать услуги за "очень скромную умеренную плату".
Дальше Наташа спрашивала в письме, не согласится ли уважаемая Тамара ей помочь, потому что она в совершенном отчаянии. И еще к письму было прикреплено несколько электронных фотографий. На одной, видимо, была сама Наташа с хмурым темноволосым мальчиком, примерно нашего возраста. А на другой Наташа, мальчик и лысый мужик сидели все втроем на стульях за столом на каком-то банкете. Наташа писала, что это ее сын Ваня и муж Женечка. И что мы – ее последняя надежда.
И еще в конце она спрашивала, сколько именно денег значит "очень скромная умеренная плата"?
Мы написали Наташе, что умеренная плата – это примерно столько денег, сколько она может заплатить, учитывая то, что у нее сын Ваня и домашнее хозяйство, то есть столько, сколько не сказалось бы на их семейном бюджете (про бюджет – это Зюзин подсказал, прозвучало вполне по-взрослому). И было бы просто замечательно, если бы этих денег хватило на то, чтобы заплатить репетитору для девочки по имени Соня, потому что ей очень нужно позаниматься с репетитором, от этого зависит ее будущее и ее дальнейшая жизнь.
Потом подумали и приписали, что если у Наташи тоже совсем нет денег, то платить не надо. И мы постараемся ей помочь и сделать все, что в наших силах, чтобы спасти ее семью.
Наташа ответила в тот же день, она написала, что просто счастлива и что наше письмо придало ей надежды и сил, которых у нее совсем не осталось. И что она вечером подробно напишет о своей беде. И следующее ее письмо было просто огромным, наверное, как целая книга, и совершенно дико запутанным.
В нем Наташа подробно описывала свою жизнь, причем чуть ли не с самого начала. По крайней мере, детство она еще более-менее кратко описала, а вот когда дошла до описания событий двенадцатилетней давности – тогда она познакомилась со своим лысым Женечкой, – письмо стало просто невыносимо подробным.
Этот ее Женечка учился на философском факультете, а Наташа – на историческом. Но познакомились они не в университете, а на концерте. Потому что Женечка играет в музыкальной группе, которая называется "Суперструны". Но группа так и осталась не очень известной, хотя Женечка продолжает все эти годы в ней играть на гитаре.
И вот они, значит, познакомились, стали строить свою собственную семью, как Петя с Зоей, и у них родился сын Ваня. А Женечка все никак не мог и не мог прославиться со своей группой, поэтому Наташа отдала сына бабушке и стала много работать и так и не закончила университет. И она все время ждала, когда уже группа "Суперструны" станет давать концерты и гастроли.
А потом Женя пошел работать на телевидение, чтобы найти там какие-то связи и знакомства и чтобы попасть в телевизор со своей группой. Но этого тоже не произошло. Зато произошло другое – там он встретил девушку Вику, которая ведет прогноз погоды, и сказал, что это его вторая половинка, выбранная судьбой. То есть это не они так решили, а их свело Предназначение. И только Вика его понимает, потому что она, как его вторая половинка, является его родственной душой.
На этом месте Наташа интересовалась, не может ли уважаемая Тамара посмотреть, правда это или нет? Потому что сама Наташа не знает, существует ли Предназначение, и если оно все-таки существует, точно ли ее муж по Предназначению должен быть с этой Викой. И если должен, то куда тогда деть Наташу и сына Ваню?
Дальше письмо стало совсем путаным. Из него выходило, что Женя из дому не ушел, то есть ушел, но не совсем. Он то уходит, то возвращается. Когда он уходит, у него начинается запой, а потом он возвращается, и они с Наташей идут куда-то его зашивать. Так и написала – "зашивать".
Я не поняла, что у него там такое рвется, что его все время "подшивают", и почему-то снова вспомнила про зарубочки на сердце. Надо спросить у папы… Может быть, когда у человека много зарубочек, их приходится потом как-то зашивать?
А потом Женя снова начинает пить алкоголь и уходит жить к Вике. Так и ходит туда-сюда, и это все тянется уже два года – вот что писала Наташа.
От всей этой истории очень страдает Наташин сын Ваня. И он даже звонил этой Вике и требовал оставить его папу в покое. Вика плакала. И Наташа тоже очень плакала, и ей было стыдно, что ее сын так сделал, хотя, конечно, он действовал из лучших побуждений.
И сейчас, перед самым Новым годом, Женя снова решил уйти и праздновать со своей второй половинкой. Наташа так разозлилась, что решила продать одну из его гитар, чтобы заплатить нам за помощь в гадательных делах.
В конце этого убийственного письма шла приписка, что Наташа хотела бы знать, действительно ли существует Предназначение, и если да, то правда ли, ее муж должен быть с Викой. Наташа спрашивала, вернется ли он к ней? Или лучше, чтобы он уже не возвращался, а то у нее сердце разрывается. Так и написала – "разрывается", и я снова подумала про зарубочки.
И еще она спрашивала, что именно ей делать?
Когда мы закончили читать письмо, я заплакала, а потом увидела, что моя Саша тоже плачет. А Зюзин усиленно сморкается. Он сморкался и сморкался, а когда наконец отсморкался до конца и опустошил весь свой нос, сказал, что его папа примерно так же ушел от него и его мамы. Но он ушел один раз и больше не возвращался, и у Зюзина даже нет номера его телефона, чтобы ему позвонить.
Мы долго думали, что можно ответить этой милой, бедной женщине Наташе, и в конце концов написали, что нам надо все как следует прогадать. Это займет какое-то время, потому что внутреннее око не работает из-под палки. А нас так расстроило ее письмо, что око заволокло слезами. И то, которое внутреннее, и обычные два ока тоже.
Это письмо не давало мне покоя. Я вдруг почувствовала, что мои экстрасенсорные способности совершенно сошли на нет, видимо, от такого расстройства. И увидеть будущее Наташи я совершенно не могу. Я пришла в полное отчаяние. Я не могла просто не ответить этой женщине, ведь она нам так верила.
Саша предложила честно написать ей, что, возможно, я совсем не обладаю никакими способностями и мне просто так показалось. Сначала я согласилась. Это, конечно, будет неприятно, но как камень с души упадет. Но потом я поняла, что от такого ответа Наташа расстроится еще больше. Будет сидеть, плакать… Наступит Новый год, а она весь праздник проплачет… и ее сын Ваня тоже будет расстроен и снова может позвонить папе… и еще больше расстроится. Я не удержалась и снова заплакала, совсем забыв, что я сижу за столом. Я чувствовала, что мое сердце тоже разрывается, и прямо явственно ощущала, как оно все сверху донизу заполняется колючими зарубочками. Прямо так, что становится трудно дышать. Я стала тихонько стонать.
Тут оказалось, что мама трясет меня за плечи и испуганно спрашивает, что это со мной такое.
– Ничего, ничего, мамочка, – всхлипывала я, – теперь уже ничего не поделаешь…. Ы-ы-ы… зарубочки-и-и…
– Тьфу ты, господи! – рассердилась мама. – Весь этот спектакль из-за того, что тебя мучает совесть? Из-за дня рождения? Соня, прекрати немедленно! Вместо того чтобы лить крокодиловы слезы, веди себя лучше хорошо, и никаких таких зарубочек больше у меня на сердце не появится!
И она стала так усердно мыть посуду, что сразу было ясно – я испортила маме настроение, и объясниться с ней нет никакой возможности.
* * *
– Карл, а Карл… ты не спишь? – тихонько трясла брата я.
Карл засопел. Потом засопел громче и выпутался из гнезда, в котором он обычно спит.
Он обкладывается со всех сторон подушками и нашими старыми мягкими игрушками и зарывается в середину. Так он тренируется, потому что ему очень хочется, чтобы ему приснился сон, что он птица. Он начал эти тренировки давным-давно, но сон про птицу ему так ни разу и не приснился. И теперь Карл утверждает, что уже разучился спать по-другому и просто не сможет заснуть, если его положить нормально головой на подушку.
Сначала я ему поверила и тоже пыталась практиковаться, чтобы увидеть во сне пиратов. Но я же живу в ужасной семье, и никто мне не разрешит перед сном смотреть "Пиратов Карибского моря", у нас и телевизора в комнате нет. Не ночевать же мне на кухне на коврике. Может, поэтому ничего и не вышло.
Хотя я нарочно даже пробовала переночевать у моей Саши. У нее-то как раз есть в комнате телевизор. И куча всяких дисков с фильмами. Но в итоге мы так заигрались, что легли поздно, опоздали к первому уроку, и мне вообще в ту ночь ничего не приснилось. Только закрыла глаза, и уже – раз, нас будит Сашина мама.
А со всей этой распроклятой историей с Наташей и гадательным салоном я вообще перестала спать. Ворочалась всю ночь, и меня что-то душило. Даже разбудила однажды случайно бабушку, потому что она услышала, как я подвываю, и проснулась. Я уже совсем отчаялась, и чем больше проходило времени, тем больше начинала паниковать. Бедная Наташа ждала от меня письма. И не от меня, а от цыганки Тамары, обладающей экстрасенсорными способностями, которые могут спасти Наташину семью. Глупая, глупая девчонка… дура… неприятная личность, ругала я себя. Потом стала тихонечко подвывать в подушку, чтобы не заплакать. Но вышло не так уж и тихонечко, раз даже бабушка проснулась.
В конце концов я стала убеждать себя, что, может быть, можно как-то так устроить, чтобы произошло новогоднее чудо. Хотя я уже большая и не верю в Деда Мороза, – ясное дело, если бы он был не выдумкой, то приносил бы подарки сам, и их не надо было покупать родителям. А наши уж точно сами покупают.
И вот я будила Карла. Именно его, потому что только он, единственный из всех людей, которых я знаю в жизни, верит, что чудеса бывают.
– Уже не сплю, – в конце концов хриплым, чужим голосом ответил Карл, когда я трясла его уже задумавшись, на автомате, и не надеялась получить ответ.
Я аж ойкнула от неожиданности.
– Братечка, миленький, мне очень нужно поговорить с тобой о чуде, – зашептала я.
– А утром мы… не можем поговорить?
– Нет, не можем, это надо сейчас. Карл, мне так плохо. Я не могу спать, понимаешь? Мне очень нужно чудо, понимаешь? Всего одно маленькое чудошко!
Как только мой брат услышал, что мне плохо, он сел на кровати и немного разгреб свое подушечное гнездо, чтобы мне было где сесть. А сверху прикрыл нас одеялом с головой, чтобы не разбудить Алешу.
– Чудеса бывают, – уверенно зашептал он. – Я это точно знаю. Надо очень-очень сильно этого хотеть, думать о желании, и тогда оно матер… матерится… нет, не так, материа-лизу-ется. Это мне наш директор рассказывал, он ходил на специальные занятия – всякие тренировки, то есть тренинги. Ну, такое место, куда приходят грустные люди, и им там говорят, как наладить свою жизнь. И там вот всему этому учат.
Я не могла поверить своим ушам! Неужели! Мне просто надо очень сильно хотеть, чтобы муж вернулся к Наташе, и мое желание материализуется!
Карл ущипнул меня за руку, причем довольно больно. А в темноте еще и неожиданно. Я снова ойкнула, и Алеша попросил нас заткнуться или хотя бы вести себя потише.
– Сонька, стой. Не все так просто, – зашептал Карл. – Это работает только тогда, когда ты делаешь только хорошие поступки. Ну, совершаешь добрые дела. И не просто для того, чтобы желание сбылось, а всем сердцем. Помогаешь не потому, что тебе что-то с этого будет, а по-честному… просто так… это очень трудно. Я так все время пробую, но у меня всегда глубоко внутри прячется какая-то выгода, понимаешь? Я с этим давно борюсь… Вот животные… Ты думаешь, я им просто так помогаю? Нет, это потому, что я их люблю. Мне они нравятся. Значит, я где-то глубоко внутри все-таки эгоист. Или мама… я же ее не просто так люблю, а потому что она наша мама… Она меня любит, и кормит, и помогает, и все такое… значит, это уже не совсем альпинизм.
– Какой альпинизм? – не поняла я.
– Ну… альпинизм. Директор мне сказал. Это когда ты делаешь доброе за просто так… совсем не для себя… чтобы исполнялись желания и было чудо. Когда я подарил ему нашего щенка, это как раз и был альпинизм. И случилось чудо – это изменило его жизнь, и теперь он живет хорошо, а раньше жил плохо… Понимаешь?
– Понимаю, – сказала я.
Мне стало легко и спокойно. Как камень с души свалился, вернее, как будто этот камень убрали у меня из горла. Он там стоял комком и мешал дышать. А теперь рассосался. В ту ночь я совсем забыла, что терпеть не могу свою семью и что вся эта история получилась из-за того, что я больше всего на свете мечтаю уехать от них подальше в Англию. Той ночью мне казалось, что у меня самые лучшие братья на свете. Милый, милый Алеша. Замечательный, такой добрый и не по годам умный Тимофей.
Я даже спать осталась с ними в своей старой комнате. На своем законном месте – на первом этаже Карловой кровати.
* * *
Новый год был уже на носу, когда мы все же решились написать письмо от имени гадалки Тамары нашей первой и единственной клиентке Наташе. Я твердо решила, что во что бы то ни стало буду стараться изо всех сил, делать только очень добрые дела и по возможности бескорыстно, и тогда наше желание материализуется, и к Наташе с Ваней вернется ее муж. Еще я попросила Зюзина и мою Сашу тоже так делать, и они конечно же согласились. Правда, когда я пересказала им всю эту историю с бескорыстностью и альтруизмом, Зюзин сказал, что получается не бескорыстно – мы же делаем добрые дела для того, чтобы желание исполнилось. Но Саша возразила, что мы делаем это не для себя, а для Наташи и ее сына Вани.
Так что мы с чистой совестью написали Наташе письмо. Сначала извинились за задержку с ответом, потом написали ей про материализацию желаний и добрые дела, которые нужно совершать, чтобы желание исполнилось. И еще написали, что по всем гаданиям выходит, что Женя – ее вторая половинка – должен вот-вот вернуться домой. Так сказано в Предназначении. И что нам не надо денег за гадание. И поздравили в конце с наступающим Новым годом и Рождеством.
Получив дневник с оценками за четверть, я поняла, что показывать его маме пока не стоит. Потому что он совершенно не укладывается в план делать только хорошие дела. Мои отметки были просто ужасны, и не только по английскому.
Вместо этого я позвала всех к нам домой. И мою Сашу, как только она отпразднует с родителями, если ее отпустят. И Зюзина с его мамой. В Новый год мы все вместе ходим гулять и смотрим салют, это традиция. Сразу после речи президента и вручения подарков. Алеша с Карлом обычно радуются этой части новогодней ночи больше всего. Но в этот раз Алеша почему-то молчал, а потом сказал, что он кое с кем познакомился и возможно – он в этом не уверен, но вполне возможно – он пойдет в Новый год к этому кому-то. Или же, может быть, этот кое-кто придет к нам в гости. Но в таком случае мы с Карлом должны поклясться своим честным именем и гробом, что будем вести себя прилично.
Я сказала, что никакого гроба у меня нет, и поэтому клясться им я не могу, и у нас вышла небольшая потасовка. Нас разняла мама. Как сказал папа, ей нужно было наготовить гору еды, как "на полк солдат", и, если мы хотим, чтобы всем в Новый год было весело и вкусно и на всех хватило угощения, мы должны ей помочь. Так что мы всей толпой двинулись на кухню, в которой уже клубились изумительные запахи, пары и туманы. Когда мы туда ввалились, черепаха Карла, которая по каким-то неведомым причинам периодически выпадала из спячки и появлялась в самых неожиданных местах квартиры, неспешно пересекала кухню по диагонали, так что Алеша ее не заметил и случайно отфутболил ногой.
– Не заметил… совсем что-то не вижу ничего в последнее время, – пробормотал он.
Этот его загадочный кое-кто так и не появился, и Алеша оставался в мрачном расположении духа до самого праздника.
Папа все никак не возвращался с работы, хотя уже пришли и Зюзин со своей мамой, и Петя с Зоей, и мы все уже собрались на кухне и через полчаса должна была начаться речь президента.
– Папа лечит людей, а они болеют в любое время: и в праздники, и ночью, – пояснила я Зюзину. – Это очень серьезная работа, почти как у президента. Он же тоже вот в Новый год не сидит дома, а поздравляет население на улице, на диком холоде, на фоне Кремля, и у него даже шапки на голове нет, хотя ему, может быть, домой за стол хочется…
Бабушка всплеснула руками и сделала круглые глаза:
– Да что ты говоришь! – И поцеловала меня в обе щеки по очереди.
Я незаметно вытерлась. На душе у меня было хорошо.
А папы все не было. Но тут кто-то позвонил в дверь. Карл и Алеша вскочили, но мама махнула им рукой и сама пошла открывать. Потом она вернулась на кухню и покачала головой: "Нет, это не папа".
И тут на кухню вошел папа в костюме Деда Мороза. Карл взвизгнул от удовольствия и кинулся к нему, сшибая стулья.
Ну что за детский сад! Но, кажется, Зюзин тоже поверил, что это не папа, а Дедушка Мороз.
Карла торжественно назначили ассистентом Деда Мороза – он должен был раздавать подарки после боя курантов и речи президента.