Такую возможность давало ему скалолазание. День, посвященный скалолазанию, состоял из поездки по железной дороге в коннектикутский Риджфилд, затем через штат Нью-Йорк на взятой напрокат машине до Джонсон-парка в округе Уэстчестер и, наконец, пешей двухмильной прогулки к далекому холму, под названием "гора Агар", - а заканчивалось все это долгим, трудным подъемом по вертикальной стене на вершину холма. Два часа в поезде давали возможность смотреть в окно и наблюдать, как местность из городской становится сельской. Езда в машине по разбитым дорогам требовала полного внимания. Прогулка наполняла грудь свежим воздухом и заставляла кровь течь быстрее. А подъем на стену требовал абсолютной сосредоточенности, чтобы избежать долгого-долгого падения вниз, черепом на камни.
Необычайно теплый весенний день привел в парк множество гуляющих. Целеустремленно шагая вперед, одетый в твидовую куртку, брюки и ботинки, Лейквуд миновал совершавшую моцион пожилую даму, обменялся радушным "Доброе утро!" с несколькими гуляющими и с завистью посматривал на пары, державшие друг друга за руки.
Лейквуд привлекателен, у него хорошая сильная фигура и добродушная улыбка, но работа шесть или семь дней в неделю, притом что он часто и ночевал в лаборатории, не давала ему возможности знакомиться с девушками. А племянницы и дочери, встречи с которыми устраивали ему жены инженеров, почему-то оказывались непривлекательными. Обычно это его не беспокоило. Он был слишком занят, чтобы чувствовать одиночество, но время от времени при виде молодой пары думал: "Когда-нибудь и мне повезет".
Он углубился в парк и наконец оказался один на узкой тропе в густом лесу. Заметив движение впереди, он разочаровался, поскольку надеялся получить холм в полное свое распоряжение и мирно, спокойно сосредоточиться на подъеме.
Человек впереди остановился и сел на упавший ствол. Подойдя ближе, Лейквуд увидел, что это девушка - миниатюрная и очень красивая, одетая для подъема на скалу в брюки и шнурованные ботинки, как и он сам. Из-под шляпы выбивались рыжие волосы. Когда она неожиданно повернулась к нему лицом, ее волосы вспыхнули на солнце, словно пламя при разрыве артиллерийского снаряда.
Похожа на ирландку, с белой, как бумага, кожей, маленьким курносым носом, беспечной улыбкой и блестящими голубыми глазами, и Лейквуд неожиданно вспомнил, что видел ее и раньше… Прошлым летом… Как же ее зовут? Надо вспомнить, где они встретились… Да! На пикнике, устроенном капитаном Лоуэллом Фальконером, героем испано-американской войны, которому Лейквуд докладывал о своих достижениях в дальности стрельбы.
Как же ее зовут?
Он был достаточно близко, чтобы помахать рукой и поздороваться. Она с бойкой улыбкой смотрела на него, и по ее взгляду было ясно, что и она его узнала. Но удивилась не меньше.
- Забавно встретить вас здесь, - осторожно сказала она.
- Здравствуйте, - ответил Лейквуд.
- В прошлый раз это было на берегу?
- На Файер-Айленде, - сказал Лейквуд. - На пикнике капитана Фальконера.
- Конечно, - с облегчением ответила она. - Я знала, что где-то вас видела.
Лейквуд напряженно вспоминал, подгоняя себя: "Лейквуд! Если ты способен отправить двенадцатидюймовый снаряд весом пятьсот фунтов в дредноут, идущий со скоростью шестнадцать узлов, и сделать это с корабля, качающегося на десятифутовых волнах, неужели ты не в состоянии вспомнить имя этой Девушки Гибсона".
- Мисс Ди, - сказал он, щелкнув пальцами. - Кэтрин Ди. - И - ведь матушка правильно воспитала его - снял шляпу, протянул руку и сказал: - Гровер Лейквуд. Как приятно снова с вами встретиться.
Когда она радостно улыбнулась, узнавая его, солнце с ее рыжих волос словно переселилось в глаза. Лейквуд подумал, что умер и оказался в раю.
- Какое удивительное совпадение! - сказала она. - Что вы здесь делаете?
- Карабкаюсь, - ответил Лейквуд. - Поднимаюсь на скалы.
Она посмотрела на него словно бы недоверчиво.
- Вот это совпадение!
- О чем вы?
- Я здесь тоже за этим. Это тропа к холму, на который я собираюсь подняться. - Мисс Ди подняла бровь, такую светлую, что она была почти невидима. - Вы следили за мной?
- Что? - Лейквуд покраснел и начал заикаться. - Нет, я…
Кэтрин Ди рассмеялась.
- Я вас поддразниваю. Я знаю, что вы за мной не следили. Да и как вы могли узнать, где меня найти? Нет, это удивительное совпадение. - Она снова наклонила голову. - Нет, правда… Помните, как мы разговаривали на пикнике?
Лейквуд кивнул. Они тогда говорили не так долго, как ему хотелось бы. Она как будто знала всех на яхте капитана и переходила от одного к другому, болтая со всеми. Но он помнил этот разговор.
- Мы решили, что нам обоим нравится на свежем воздухе.
- Хотя мне и приходится на солнце носить шляпу: у меня слишком белая кожа.
В тот летний день белая кожа была особенно заметна. Лейквуд помнил круглые сильные руки, обнаженные почти до плеч, красивую шею, лодыжки.
- Давайте?
- Что?
- Поднимемся на скалу.
- Да! Да, давайте поднимемся.
Они пошли по тропе, соприкасаясь плечами там, где она сужалась. И всякий раз, когда их плечи соприкасались, Лейквуда словно ударяло током, и он изумился до крайности, когда она спросила:
- Вы по-прежнему работаете на капитана?
- О да.
- Кажется, я припоминаю - вы что-то говорили о пушках.
- Во флоте их называют не пушками, а орудиями.
- Правда? Я не знала, что есть разница. А кто называет? Разве вы сами не во флоте?
- Нет. Я штатский. Но отчитываюсь перед капитаном Фальконером.
- Он кажется очень приятным человеком.
Лейквуд улыбнулся. "Приятный" - не первое определение, которое приходит в голову, когда думаешь о капитане Фальконере. Скорее одержимый, требовательный, грозный - вот это ближе.
- Кто-то говорил мне, что он способен вдохновить.
- Да, это верно.
Кэтрин сказала:
- Пытаюсь вспомнить, от кого я это услышала. Этот человек очень красив и, кажется, старше вас.
Лейквуд почувствовал укол ревности. Кэтрин Ди говорила о Роне Уиллере, звезде испытательной торпедной станции в Ньюпорте, в которого влюблялись все девушки.
- Большинство их старше меня, - ответил он, надеясь увести разговор от этого красавца.
Кэтрин успокоила его теплой улыбкой.
- Ну, кто бы он ни был, я помню, что вас он назвал "вундеркиндом".
Лейквуд рассмеялся.
- Почему вы смеетесь? Капитан Фальконер тоже так говорил, а ведь он герой испано-американской войны. Вы юный гений?
- Нет! Я просто рано начал, вот и все. Это совершенно новая область. И я в ней с самого начала.
- Как пушки могут быть новыми? Пушки были всегда.
Лейквуд остановился и посмотрел ей в лицо.
- Это очень интересно. Нет, пушки были не всегда. Не такие, как сейчас. Нарезные орудия способны стрелять такими снарядами, о которых раньше нельзя было и мечтать. Да только вчера я был на броненосце в Сэнди-Хук…
- Вы были на броненосце?
- Конечно. Я постоянно на них бываю.
- Правда?
- На Атлантическом полигоне. Только на прошлой неделе офицер-артиллерист сказал мне: "Новый дредноут может отсюда стрелять по Йонкерсу".
Красивые глаза Кэтрин стали огромными.
- По Йонкерсу? Не знала. Я хочу сказать, что, когда в последний раз плыла в Нью-Йорк на "Лузитании", был ясный день, но Йонкерса с океана не видно.
"Лузитания"? - подумал Лейквуд. Она не только красива, но и богата.
- Ну, Йонкерс увидеть трудно, но в море корабли стреляют на такое расстояние. Сложно попасть в цель.
Они пошли дальше по узкой тропе, соприкасаясь плечами; он рассказывал ей, как изобретение бездымного пороха позволило корректировщикам видеть дальше, потому что корабль не окутан пороховым дымом.
- Корректировщики руководят огнем. Они по взрывам определяют, перелет или недолет. Вы, наверно, читали в газетах, что установка на корабле орудий одного калибра позволяет по огню одного орудия нацеливать все.
Она казалась более заинтересованной, чем можно было ожидать от красивой девушки, и слушала, широко открыв глаза, время от времени останавливаясь и глядя на него, как загипнотизированная.
Лейквуд продолжал говорить.
"Ничего секретного", - успокаивал он себя. Он ничего не сказал о новейших гироскопах, позволяющих постоянно удерживать цель и учитывать качку. Ничего об управлении огнем, о чем она не сможет прочесть в газетах. Он похвастал, что заинтересовался скалолазанием, когда поднимался на стофутовую ажурную мачту, которую создали во флоте, чтобы наблюдать далекие разрывы снарядов. Но он не сказал, что конструкторы мачты экспериментировали с легкими стальными трубами, позволяющими мачте выдерживать попадания снарядов. Он не сказал также, что на ажурных мачтах устанавливаются платформы для новейших дальномеров. Не упомянул и гидравлические установки, которые вместе с гироскопами поднимают орудийные стволы. И, разумеется, ни слова о Корпусе 44.
- Я совершенно запуталась, - сказала она с теплой улыбкой. - Может, вы поможете мне понять. Один мужчина сказал, что океанский лайнер гораздо больше дредноута. Он сказал, что водоизмещение "Лузитании" и "Мавритании" по 44 тысячи тонн, а военного корабля "Мичиган" - всего 16 тысяч.
- Лайнеры - это плавучие отели, - презрительно ответил Лейквуд. - А дредноуты - крепости.
- Но "Лузитания" и "Мавритания" быстроходнее дредноутов. Он назвал их "борзыми"…
- Что ж, если "Лузитания" и "Мавритания" - борзые, представьте, что дредноут - волк.
Она рассмеялась.
- Я поняла. И ваша работа - дать волку зубы.
- Моя работа, - гордо поправил Лейквуд, - точить эти зубы.
Она снова рассмеялась. И коснулась его руки.
- А чем же занят капитан Фальконер?
Гровер Лейквуд тщательно обдумал ответ. Каждый может прочесть в газетах официальную точку зрения. Ежедневно печатаются статьи обо всех аспектах гонки дредноутов: от расходов до вопросов национальной гордости, от описания спусков на воду до иностранных шпионов, окружающих Бруклинскую военно-морскую верфь и выдающих себя за журналистов.
- Капитан Фальконер - главный флотский инспектор стрельбы по мишеням. Он стал специалистом по артиллерии после битвы у Сантьяго. Хотя на Кубе мы потопили все испанские корабли, частота наших попаданий составила всего два процента. Капитан Фальконер поклялся улучшить этот показатель.
Впереди показался крутой склон горы Агар.
- Смотрите, - сказала Кэтрин. - Она полностью в нашем распоряжении. Кроме нас, никого. - Они остановились у подножия холма. - Разве тот сумасшедший, который покончил с собой, взорвав рояль, не был связан с дредноутами?
- Откуда вы это узнали? - спросил Лейквуд. Флот не допустил появления в газетах статей об этой трагедии; сообщалось только о взрыве на оружейном заводе.
- В Вашингтоне все об этом говорят, - ответила Кэтрин.
- Вы там живете?
- Гощу у подруги. А вы знали погибшего?
- Да, он был хороший человек, - ответил Лейквуд, глядя вверх и определяя маршрут. - Кстати, он тоже был на том пикнике на яхте.
- Не могу поверить, что я с ним встречалась.
- Очень печальная история… Ужасная потеря.
Кэтрин Ди оказалась искусным скалолазом. Лейквуд едва поспевал за ней. Новичок в этом деле, он заметил, что руки у нее очень сильные - она могла удерживать тяжесть своего тела на одной руке. И тогда, раскачиваясь, другой рукой дотянуться до следующей опоры.
- Вы карабкаетесь, как обезьяна.
- Не лучший комплимент. - Она сделала вид, что дуется, поджидая, пока он ее догонит. - Кому польстит сходство с обезьяной?
Лейквуд почел за благо промолчать. Когда они вскарабкались на восемьдесят футов и вершины деревьев остались далеко внизу, Кэтрин вдруг начала быстро подниматься.
- Эй, где вы научились так лазить?
- Монахини в моей монастырской школе учили нас подниматься на Маттерхорн.
В этот миг руки Гровера Лейквуда были широко расставлены: он цеплялся за расселины, пытаясь нащупать опору для ноги. Кэтрин Ди была в пятнадцати футах прямо над ним. Она улыбнулась.
- Эй, мистер Лейквуд?
Он изогнул шею, чтобы видеть ее. Похоже, она держала в белых руках гигантскую черепаху. Но в это время года не может быть черепах. Это большой камень.
- Осторожней, - сказал он.
Но опоздал.
Камень выпал у нее из рук. Точнее, она выпустила его.
6
Исаак Белл постоянно думал о предсмертной записке Ленгнера.
Он воспользовался пропуском, полученным от морского министра, чтобы снова попасть на оружейный завод, открыл висячий замок на двери кабинета конструктора и обыскал стол Ленгнера. Стопка листков особой бумаги ручной работы, которую Ленгнер, очевидно, использовал для важной корреспонденции, соответствовала бумаге, на которой была написана записка. Рядом лежала самопишущая ручка.
Белл положил ручку в карман и заехал в химическую лабораторию, где у Ван Дорна был свой счет. Потом в такси поднялся на Капитолийский холм в Линкольн-парке, по соседству с которым расцвел жилой район: Вашингтон перемещался от реки Потомак, которая в летнюю жару начинала дурно пахнуть, вверх по холму.
Дом Ленгнера Белл нашел через улицу от парка. Это был двухэтажный кирпичный дом с зелеными ставнями, небольшой двор был обнесен чугунной изгородью. Аудитор Ван Дорна проверил финансовые дела Ленгнера и не нашел никаких посторонних источников дохода. Новый дом Ленгнер мог купить на свое заводское жалованье; как отметил аудитор, это жалованье было не меньше, чем на высших управляющих должностях в частной промышленности.
Дом выглядел совершенно новым - впрочем, как почти все дома на этой улице, кроме нескольких старых деревянных сооружений, - и щеголял высокими окнами. Кирпичная кладка нарядная, стены поднимаются к сложному зазубренному карнизу. Но внутри, как сразу отметил Белл, все заурядно. Обставлен на современный манер скупо, со встроенными шкафами и книжными полками, с электрическим освещением и вентиляторами под потолком. Мебель тоже современная и очень дорогая, работы мастера из Глазго Чарлза Ренни Макинтоша. Откуда, спрашивал себя Белл, Ленгнер брал деньги, чтобы покупать мебель Макинтоша?
Дороти была не в черном, а в серебристо-сером, и этот цвет очень шел к ее глазам и черным волосам. За ней в прихожую вышел мужчина. Дороти представила его:
- Мой друг Тед Уитмарк.
Белл решил, что Уитмарк преуспевающий торговец. С яркой улыбкой на красивом лице, в дорогом костюме с алым галстуком, украшенным гербом гарвардского колледжа, тот выглядел олицетворением успеха.
- Я бы сказал, больше, чем друг, - прогудел Уитмарк, крепко пожимая руку Беллу. - Скорее жених, если вы меня понимаете, - добавил он и подчеркнул свои слова, еще крепче сжав руку Белла.
- Поздравляю, - ответил Белл, отвечая таким же пожатием. Уитмарк с улыбкой выпустил его руку и пошутил:
- Вот это пожатие. Что вы делаете в свободное время? Подковываете лошадей?
- Прошу нас ненадолго извинить, мистер Уитмарк, - сказал Белл. - Мисс Ленгнер, мистер Ван Дорн попросил меня поговорить с вами.
- У нас здесь нет тайн, - сказал Уитмарк. - Особенно таких, какими интересуются детективы.
- Все в порядке, Тед, - сказала Дороти, кладя руку ему на руку и улыбаясь. - На кухне есть джин. Пожалуйста, смешай коктейли, пока мы с мистером Беллом беседуем.
Теду Уитмарку это не понравилось, но деваться было некуда, и он вышел, сказав напоследок:
- Не задерживайте ее надолго, Белл. Бедняжка еще не пришла в себя после смерти отца.
- Всего минута, - заверил Белл.
Дороти плотно закрыла дверь.
- Спасибо. Тед ужасно ревнив.
- Полагаю, - сказал Белл, - у него много хороших качеств, если он сумел добиться вашей руки.
Она посмотрела Беллу прямо в лицо.
- Я не принимаю поспешных решений, - сообщила она таким тоном, который высокий детектив мог истолковать только как проявление внимания со стороны очень привлекательной женщины.
- А чем занимается Тед? - спросил Белл, дипломатично меняя тему.
- Тед поставляет продовольствие флоту. На самом деле он скоро уезжает в Сан-Франциско, чтобы подготовиться к приходу Великого белого флота. Вы женаты, мистер Белл?
- Обручен.
Загадочная улыбка мелькнула на прекрасных губах.
- Какая жалость!
- Откровенно говоря, - сказал Белл, - жалеть не о чем. Я очень счастлив.
- Полная откровенность - отличное качество в мужчине. Вы пришли только для того, чтобы не заигрывать со мной?
Белл достал авторучку.
- Узнаете?
Лицо ее омрачилось.
- Конечно. Это ручка моего отца. Я подарила ее ему на день рождения.
Белл протянул ей ручку.
- В таком случае можете оставить ее себе. Я взял ее с его стола.
- Зачем?
- Чтобы убедиться, что ею он написал записку.
- Так называемую предсмертную? Ее мог написать кто угодно.
- Не кто угодно. Либо ваш отец, либо очень искусный мастер подделки.
- Вы знаете мое отношение. Он не мог наложить на себя руки.
- Я продолжаю расследование.
- А что насчет бумаги, на которой написана записка?
- Это его бумага.
- Понятно… А чернила? - неожиданно оживившись, спросила она. - Откуда мы знаем, что письмо написано теми же чернилами, что в ручке. Может, они не из этой ручки. Чернила я сама покупала в магазине. Компания "Уотермен" продает тысячи таких флаконов.
- Я уже отправил образцы чернил из этой ручки и из письма в лабораторию, чтобы проверить, идентичны ли они.
- Спасибо, - сказала она с вытянувшимся лицом. - Расхождение маловероятно?
- Боюсь, что да, Дороти.
- Но даже если это его чернила, отсюда не следует, что он сам написал письмо.
- Не бесспорно, - согласился Белл. - Но должен откровенно сказать, что, хотя каждый из этих фактов может быть исследован, все они вряд ли дадут нам определенный ответ.
- А что даст? - спросила она, внезапно как будто бы смутившись. На глазах заблестели слезы.
Ее страдания и смущение тронули Исаака Белла. Он взял ее руки в свои.
- Что бы это ни было, но, если оно существует, мы его найдем.
- Ван Дорны никогда не сдаются? - с храброй улыбкой спросила она.
- Никогда, - пообещал Белл, но в глубине души у него было все меньше надежды когда-нибудь избавить ее от боли.
Она сжала его руки. А когда наконец отпустила, подошла ближе и поцеловала Белла в щеку.
- Спасибо. Это все, о чем я прошу.
- Буду держать вас в курсе, - сказал Белл.
- Не останетесь на коктейль?
- Спасибо, но, боюсь, не могу. Меня ждут в Нью-Йорке.
Когда она провожала его к выходу, Белл заглянул в столовую и заметил:
- Замечательный стол. Это Макинтош?