- Ошибаешься, - сказала она. - Это мерзкая и отвратительная привычка, свидетельствующая о недостатке самоконтроля, но есть и другие соображения. Потусоваться в курилке - прекрасная возможность завести знакомство с людьми из разных отделов и получить ценную информацию. А теперь пара слов о твоем рукопожатии. - Джудит покачала головой. - С ним у тебя слабовато. Решение о принятии человека на работу принимается за первые пять минут, во время рукопожатия. Если кто-то скажет тебе, что это не так, он солжет. Ты получаешь работу, когда тебе пожимают руку, а во время собеседования нужно бороться только за то, чтобы ее не потерять. Поскольку я женщина, ты старался быть деликатным. А зря! Не бойся, жми крепче и не отпускай...
Я проказливо улыбнулся и перебил ее:
- Последняя женщина, которая мне это говорила...
Она застыла в напряженном молчании.
- Извините.
Джудит, по-кошачьи склонив голову набок, улыбнулась в ответ:
- Благодарю. Не отпускай руку пару секунд. Смотри мне в глаза и улыбайся. Вложи в эту улыбку всю свою искренность и обаяние. Давай попробуем еще раз.
Я встал и снова пожал Джудит Болтон руку.
- Уже лучше, - заметила она. - Ты очень естественный. Люди, встречая тебя, думают: "Что-то в этом парне мне нравится, сам не знаю что". Да, в тебе есть шарм. - Она смерила меня оценивающим взглядом. - Ты что, сломал когда-то нос?
Я кивнул.
- Дай-ка угадаю: играл в футбол?
- В хоккей.
- Неплохо. Занимаешься спортом, Адам?
- Занимался.
Я сел обратно в кресло.
Джудит склонилась ко мне, положив подбородок на ладони и внимательно глядя в глаза.
- Это видно - по твоей походке, по осанке. Славно, славно. Но ты не синхронизируешь.
- Не понял.
- Тебе нужно синхронизировать движения. Как в зеркале. Я склонилась вперед - и ты делаешь то же самое. Я откинусь на спинку - ты повторяешь. Я положу ногу на ногу - и ты тоже. Смотри за наклоном моей головы и постарайся стать моим отражением. Синхронизируй даже свое дыхание с моим. Только незаметно, не пародируя. Именно так мы общаемся с людьми на подсознательном уровне. Тогда они чувствуют себя комфортно. Им нравятся люди, похожие на них самих. Понятно?
Я обезоруживающе улыбнулся - по крайней мере мне так казалось.
- И еще одно. - Она нагнулась еще ближе. - Ты переборщил с жидкостью после бритья.
Я вспыхнул от смущения.
- Дай-ка угадаю... "Драккар нуар". - Уверенная в собственной правоте, Джудит не стала дожидаться ответа. - Приемчик на уровне средней школы. Чтобы у девчонок-болельщиц коленки подгибались.
Позже я узнал, что за птица Джудит Болтон. Она была важной персоной, которая несколько лет назад перешла из консалтинговой компании "Маккинси и К°" в "Уайатт телеком" в качестве личного консультанта Николаса по щекотливым персональным делам, разрешению конфликтов в высших эшелонах корпорации, а также психологическим аспектам сделок, переговоров и приобретений. Благодаря степени доктора психологии ее называли доктор Болтон. Но как бы ее ни именовали: "ответственным за персонал" или же "наставником по стратегии лидерства", по сути, она была чем-то вроде личного олимпийского тренера Уайатта. Джудит советовала ему, кто из сотрудников годится в управленцы, а кто нет, кого следует уволить, кто плетет заговоры за его спиной. Она просвечивала сотрудников как рентгеном, мгновенно улавливая любые признаки нелояльности. Уайатт, без сомнения, переманил ее от Маккинси и платил ей дикие бабки. Джудит оказалась настолько незаменимой, что позволяла себе не соглашаться с Николасом и разговаривать с ним в таком тоне, которого он не потерпел бы ни от кого другого.
- Итак, наше первое задание - подготовиться к собеседованию.
- Ну, сюда-то меня приняли... - неуверенно проговорил я.
- Мы играем в другой лиге, Адам, - улыбнулась Джудит. - Ты теперь звезда, которую компания "Трион" должна захотеть переманить от нас. Тебе нравится работа в "Уайатт телеком"?
Я уставился на нее, чувствуя себя дурак дураком.
- Я же отсюда ухожу, верно?
Джудит закатила глаза и глубоко вдохнула.
- Нет. Ты должен отвечать позитивно. - Она повернулась ко мне в профиль и вдруг заговорила моим голосом (потрясающе похоже!): - Мне очень нравится! Я испытываю такое вдохновение! У меня великолепные коллеги!
Пародия была настолько точной, что я ошалел; такое чувство, будто слушаешь себя на автоответчике.
- Зачем же я пришел на собеседование в "Трион"?
- Возможности, Адам. Тебе нравится работать в "Уайатте". Тебя ничто здесь не раздражает. Ты просто делаешь следующий шаг в своей карьере, а в "Трионе" больше возможностей, чтобы стать быстрее, выше, сильнее. Какое у тебя самое слабое место, Адам?
Я подумал ровно секунду.
- У меня его нет. Никогда не следует говорить о своих слабостях.
- Бога ради! Подумают, что ты либо самовлюбленный нарцисс, либо дурак.
- Это вопрос на засыпку?
- Конечно, на засыпку! Собеседование - все равно что минное поле, голубчик. Ты должен признать за собой какую-нибудь слабость - естественно, не отталкивающую. Можешь сказать, что ты слишком верный супруг или слишком любящий отец. - Она вновь заговорила моим голосом: - Порой мне так нравится работать с какой-нибудь компьютерной программой, что я даже не пытаюсь попробовать другие. Или - иногда, если меня беспокоит какая-то мелочь, я не говорю об этом, чтобы не накалить атмосферу. Значит, ты не зануда! Вот еще одна фишка: мол, проект так поглощает меня, что я работаю день и ночь, поскольку стараюсь добиться максимального результата; быть может, в этом не всегда есть необходимость. Понял? Да они просто растают, Адам!
Я улыбнулся, кивнул. Боже правый, во что же я вляпался?!
- Какую самую большую ошибку ты допустил в своей деятельности?
- Очевидно, я должен в чем-то признаться, - нервно выпалил я.
- Ты быстро схватываешь, - сухо заметила Джудит.
- Может, я как-то раз взял на себя слишком много и...
- ...и завалил все дело? Значит, ты не осознаешь границ собственной компетентности? Нет, не пойдет. Ты должен сказать: "Да не очень большую. Как-то я составлял отчет для босса и забыл переписать его на дискету. Компьютер полетел, и мне пришлось начать все сначала. Чтобы восстановить отчет, просидел до утра. Но это был хороший урок! С тех пор я всегда делаю копии". Ясно? Самая большая ошибка, которую ты допустил, случилась не по твоей вине, к тому же ты все исправил.
- Ясно.
Воротничок рубашки давил мне горло. Я жаждал поскорее вырваться отсюда.
- Ты правда талант, Адам, - сказала она. - Ты справишься!
8
Вечером накануне собеседования в "Трионе" я зашел проведать отца. Обычно я заглядывал к нему раз в неделю - или чаще, если он просил. А просил он нередко, отчасти из-за одиночества (мама умерла шесть лет назад), отчасти оттого, что стал параноиком от стероидов, которые принимал, и подозревал сиделок в желании убить его. Поэтому отец никогда не звонил, чтобы просто поболтать, - он вечно жаловался, ныл и обвинял меня во всех грехах. У него пропало болеутоляющее, наверняка стащила Карин, сиделка; кислород, поставляемый фармацевтической компанией, паршивого качества; сиделка Ронда постоянно наступает на кислородный шланг, а когда вытаскивает трубки у него из носа, то чуть не обрывает уши.
Я с огромным трудом уговаривал сиделок остаться подольше - и это очень мягко сказано. Как правило, мало кому удавалось продержаться больше нескольких недель. Фрэнсис К. Кэссиди всегда имел несносный характер, сколько я его помню, а с возрастом так и вовсе озлобился. Он выкуривал две пачки сигарет в день и надсадно кашлял, страдая от бронхита. Поэтому неудивительно, что у него обнаружили эмфизему. А чего он ожидал? Да отец уже несколько лет не мог задуть свечи на праздничном торте в день рождения! Теперь эмфизема вступила в заключительную стадию, а значит, папаня протянет еще пару недель или месяцев. А может, и десять лет. Точнее никто сказать не мог.
К сожалению, заботы по уходу за отцом легли на мои плечи, поскольку я был его единственным отпрыском. Он по-прежнему жил на первом этаже в трехкомнатной квартире, где прошло мое детство, и после смерти матери не изменил там ничего - все тот же вечно барахливший холодильник старомодного золотистого цвета, просевший с одной стороны диван, пожелтелые от старости кружевные занавески на окнах. Отец не скопил никаких сбережений, а пенсию получал поистине жалкую; ему едва хватало на лекарства. Поэтому часть моего жалованья уходила на оплату квартиры и сиделок, а также прочие мелочи. Я никогда не ждал от него благодарности - и никогда ее не получал. Отец ни за что не попросил бы у меня денег, ни в жизнь! Мы оба делали вид, будто он живет на какую-то мифическую благотворительность.
Когда я пришел, он сидел в своем любимом кресле с трубками в носу (кислород ему требовался постоянно) напротив громадного телика - это теперь стало его основным занятием и еще одним поводом для жалоб. На экране мелькала какая-то информационно-рекламная передача.
- Привет, пап, - сказал я.
Он не ответил, завороженно глядя на экран, будто там показывали сцену в душе из "Психоза". Как же он похудел! Хотя грудь по-прежнему колесом, постриженные ежиком волосы совсем седые.
Оторвавшись наконец от экрана, отец глянул на меня и буркнул:
- Эта стерва уходит. Ты знаешь?
Стервой была очередная сиделка по имени Морин, довольно вспыльчивая ирландка лет пятидесяти с худощавым лицом и ядовито-рыжими крашеными волосами. Прихрамывая - у нее было что-то с бедром, - она прошла через гостиную с пластмассовым ведром, доверху полным белыми теннисками и боксерскими шортами, составлявшими львиную долю гардероба отца. Меня удивило только то, что она продержалась так долго. У отца стоял на столе рядом с креслом колокольчик, в который он звонил каждый раз, когда нуждался в помощи сиделки. Похоже, он нуждался в ней постоянно. Кислородные трубки то не работали как надо, то просто выпадали из ноздрей, то ему была нужна помощь, чтобы добраться до туалета и пописать. Время от времени отец требовал вывезти себя на "прогулку" в моторизованном инвалидном кресле, чтобы проехаться по торговому центру, поворчать по поводу панков и в очередной раз оскорбить сиделку. Он обвинял ее в том, что она крадет болеутоляющее. Такое любого нормального человека довело бы до белого каления, и Морин явно была уже на грани.
- Скажите ему, как вы меня обозвали! - потребовала она, поставив корзинку на диван.
- Бога ради! - отмахнулся отец. Говорил он короткими предложениями, поскольку все время задыхался. - Ты кладешь мне в кофе антифриз! Я чувствую. По телевизору это называют преступлением против седин. Убийством немощных.
- Пожелай я вас убить, я бы воспользовалась более сильным средством, чем антифриз, - огрызнулась Морин.
У нее был ярко выраженный ирландский акцент, не пропавший за двадцать с лишним лет, что Морин прожила здесь. Отец постоянно обвинял сиделок в том, что они пытаются его убить. Впрочем, даже если он был прав, кто посмел бы их осудить?
- Он обозвал меня таким словом!.. Я даже повторять не хочу.
- Черт побери! Я назвал ее шлюхой. Очень даже вежливое слово для нее. Она набросилась на меня! Я сижу тут, мать твою, прикованный трубками, а эта шлюха меня бьет!
- Я просто вырвала у него из рук сигарету, - объяснила Морин. - Он решил втихую курнуть, пока я стирала внизу белье. Как будто я запаха не почую! - Она посмотрела на меня. Один глаз у нее косил. - Ему запрещено курить! Не знаю, где он прячет сигареты, но я точно знаю, что он их прячет!
Отец торжествующе улыбнулся.
- Хотя какая разница? - буркнула она. - Я здесь последний день. Нет моих сил больше!
Публика в телешоу (нанятая за плату) восторженно заахала и разразилась овацией.
- Да я этого даже не замечу! - заявил отец. - Она ни хрена не делает. Посмотри, какая тут пылища! Чем эта шлюха занимается?
Морин схватила корзинку с бельем.
- Мне надо было уйти месяц назад. Зачем я вообще взялась за эту работу?
Она вышла из комнаты своей странной хромающей походкой.
- Следовало уволить ее, как только она появилась, - проворчал отец. - Я сразу понял, что она убийца. - Он с натугой выдохнул, словно дышал через солому.
Я не знал, что делать. Оставлять отца одного невозможно - он не в силах даже до туалета дойти без посторонней помощи. А в приют идти отец категорически отказался: заявил, что скорее покончит с собой.
Я положил ладонь на его левую руку, большой палец которой подсоединен к мигающему красному индикатору - по-моему, он называется оксиметр и служит для измерения пульса. На экране светилось "88 процентов".
- Мы найдем кого-нибудь, пап, не волнуйся.
Он отдернул руку.
- Что она за сиделка, черт возьми? Да ей же на всех наплевать! - Отец надолго закашлялся, потом сплюнул мокроту в скомканный платок, который выудил откуда-то из кресла. - Не понимаю, почему бы тебе не переехать сюда? Все равно твоя работа - не бей лежачего!
Я покачал головой:
- Не могу, папа. Мне надо выплатить остаток за учебу.
Не хотелось упоминать о том, что кто-то также должен платить вечно меняющимся сиделкам.
- Да уж, много хорошего дал тебе колледж! Выброшенные деньги! Ты только и знал, что кутил с дружками. За что я платил по двадцать тысяч в год? Чтобы ты трахался со всеми напропалую? Мог с таким же успехом делать это и здесь!
Я улыбнулся, давая ему понять, что не обижаюсь. Не знаю, то ли стероиды и преднизолон, который он принимал против закупорки дыхательных путей, сделали его сволочью, то ли отец был таким "нежным" по натуре.
- Твоя мать, упокой Господь ее душу, избаловала тебя вконец. Превратила в ленивого котяру. - Он с шумом всосал воздух. - Зря прожигаешь жизнь. Когда ты наконец найдешь нормальную работу, черт побери?
Умеет мой папаша нажимать на слабые места! Я подождал, пока схлынула волна раздражения. Нельзя принимать его всерьез, не то и рехнуться недолго. Мне всегда казалось, что его ярость сродни собачьему бешенству - явление совершенно неуправляемое. В детстве, когда я не мог за себя постоять, он вытаскивал ремень и порол меня до посинения. А закончив экзекуцию, бормотал: "Видишь, до чего ты меня довел?"
- Я пытаюсь.
- Ты неудачник! Они это за милю видят!
- Кто?
- Да эти компании! Неудачники никому не нужны. Все хотят победителей. Принеси-ка мне кока-колы!
Вечная мантра отца, еще со времен тренировок, - что я неудачник, что важна только победа, а прийти вторым - значит проиграть. Бывало, подобные разговоры выводили меня из себя. Но теперь я привык и пропускал все мимо ушей.
Я пошел на кухню, думая о том, что же нам теперь делать. Отцу необходим круглосуточный уход, тут и говорить не о чем. Однако из агентств к нам больше никого не пришлют. Сначала к нему ходили настоящие больничные сиделки, подрабатывавшие во вторую смену. Когда он их разогнал, мы стали приглашать малоквалифицированных людей, прошедших двухнедельный курс и получивших сертификат. Теперь приходилось искать кого угодно, по объявлениям в газетах.
Морин навела в золотистом холодильнике "Кекмор" образцовый порядок, прямо как в государственной лаборатории. Ряды кока-колы стояли один за другим на проволочной полке, которую Морин зафиксировала ровно на нужной высоте. Даже стаканы в шкафчике, обычно пыльные и грязные, сияли чистотой. Я положил лед в два стакана и налил колу из банок. Нужно умаслить Морин, извиниться за поведение отца, умолять и просить, даже подкупить, если надо. Пусть останется хотя бы до тех пор, пока я найду ей замену! Может, воззвать к ее чувству ответственности? Хотя желчность папеньки наверняка порядком разъела сие чувство. Если честно, я был в отчаянии. Если завалю завтра собеседование, свободного времени у меня будет навалом, да только я окажусь за решеткой где-нибудь в Иллинойсе. Нет, так не пойдет!
Я принес в комнату стаканы. Льдинки позвякивали на ходу. Информационно-рекламная программа все еще продолжалась. Сколько ж они идут, эти ролики? И кто их смотрит? Кроме отца, естественно.
- Ни о чем не беспокойся, папа, - сказал я.
Но он уже уснул. Я постоял над ним пару секунд, пытаясь понять, дышит старик или нет. Дышит! Подбородок упал на грудь, голова завалилась под странным и смешным углом. Кислород, тихо шипя, тек по трубкам. Где-то в подвале Морин двигала вещи, очевидно, репетируя в уме прощальную речь. Я поставил кока-колу на стол, заваленный лекарствами и пультами управления.
Потом склонился и поцеловал старика в красный лоб, испещренный пятнами.
- Мы кого-нибудь найдем, - тихо сказал я.
9
Главное здание "Трион системс" походило на Пентагон, только блестящий от хрома. Каждая из пяти сторон представляла собой семиэтажное крыло. Проектировал его какой-то знаменитый архитектор. Внизу находился гараж, забитый "БМВ", "рейнджроверами", "вольво" - короче, всеми марками мира. И ни единого свободного местечка.
Я сказал свое имя "администратору приемной" (так у них именовалась секретарша) в крыле "В". Она напечатала на липком ярлычке - "Посетитель". Я приклеил его на нагрудный карман своего серого костюма от Армани, а чуть погодя за мной пришла женщина по имени Стефани.
Она была помощницей Тома Лундгрена, человека, который хотел взять меня на работу. Я попытался расслабиться и заняться медитацией.
"Трион" подыскивала менеджера по маркетингу - он неожиданно уволился, а я был натаскан, генетически модифицирован и переведен в цифровой формат как раз для этой должности. В последние недели "охотникам за головами" то и дело намекали об удивительном молодом гении из "Уайатт телеком", который созрел для перемены места работы. Лакомый кусочек. Слухи распространялись как бы случайно среди сотрудников разных компаний. Мне стали приходить по голосовой почте сообщения от вербовщиков.
А кроме того, я выполнил домашнее задание по "Трион системс". Этот гигант по производству бытовой электроники был основан в начале семидесятых легендарным Огастином Годдардом, которого звали не Гас, а Джок. Фигура почти культовая! Окончил Калифорнийский технологический институт, служил на флоте, пошел работать в компанию полупроводников "Фэрчайлд", потом переметнулся в "Локкид", где изобрел совершенно новую технологию производства трубок для цветных телевизоров. Его считали гением, однако в отличие от гениев-тиранов, какими обычно становятся основатели гигантских корпораций, Джок не был сволочью. Люди любили его и были ему искренне преданы. Он правил своей империей по-отечески, хотя и издалека. Редкие встречи Годдарда с общественностью назывались "явлениями", словно он был НЛО.
Хотя корпорация "Трион" больше не выпускала трубки для цветных телевизоров, трубка Годдарда по лицензии была передана "Сони", "Мицубиси" и другим японским компаниям, производящим телевизоры для Америки. Сам Годдард занялся электронными коммуникациями, где знаменитый модем Годдарда стал очередным прорывом в технологии. Теперь в "Трионе" производили сотовые телефоны, пейджеры, компьютерное железо, цветные лазерники, микрокомпьютеры и прочие штучки.