В книгу входят весёлые рассказы "Как я ездил в командировку", "Мой марафон" и другие, а также повесть "Кап, иди сюда!". Веселые ситуации этих произведений и забавные приключения героев не мешают автору поднимать в этой книге важные нравственные проблемы - чести, долга, доверия, отношения к труду - и ненавязчиво решать их.
Содержание:
-
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ! 1
-
КАК Я ЕЗДИЛ В КОМАНДИРОВКУ 1
-
ТЁТЕЛ 4
-
КАК Я НЕ СТАЛ СПАРТАНЦЕМ 5
-
МОЙ МАРАФОН 6
-
"КАП, ИДИ СЮДА!" 8
-
ЧЕМПИОН ГОРОДА 19
-
ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ 21
-
БЕЛАЯ ВОРОНА 24
-
"Я - РОБИН ГУД" 27
ЮРИЙ САМУИЛОВИЧ ХАЗАНОВ
МОЙ МАРАФОН
(рассказы и повесть)
Моей жене Римме Хазановой, бывшей ученице 52-й московской школы.
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Перед вами сборник произведений Юрия Хазанова, составленный из рассказов и повести, которые многие из вас, наверное, читали раньше в книгах писателя "Как я ездил в командировку", "Укротители черепах", "Троллейбус в траве", "Я - Робин Гуд" и других.
В этой книге вы встретитесь со своими сверстниками, узнаете о разных интересных событиях и случаях из их жизни, о ближних и дальних путешествиях, которые они совершили. Но, рассказывая о смешном и серьёзном, о весёлом и грустном, Юрий Хазанов никогда не забывает напомнить, что "честь - это правдивость, честь - это смелость. Словом, честь - это Честь". А в таком напоминании и содержится главная мысль, которая объединяет всё, о чём вы прочитаете в книге "Мой марафон".
Напишите, понравилась ли вам эта книга, что вас особенно в ней взволновало, кто из героев запомнился больше всего и почему.
Отзывы присылайте по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
КАК Я ЕЗДИЛ В КОМАНДИРОВКУ
1
Мой папа любит ездить в командировки. А мама не любит. Не любит, чтобы папа ездил. Она говорит, что ей трудно по хозяйству и с детьми и вообще - с собакой некому гулять. Нашу собаку зовут Пери - это такая воздушная фея из персидских сказок. Но наша Пери совсем не воздушная - она очень рыжая и толстая и с длинными ушами, потому что сеттер. Но про охоту она знает ещё меньше меня. Я хоть в книжках читал и дядя Володя рассказывал, а Пери даже не понимает, что такое поиск, и не умеет причуять бекаса. Дядя Володя говорит, это безобразие и чёрт знает что, а папа смеётся и в ус себе дует... или не дует,- не знаю точно, как надо сказать.
Мой папа поэт. Он пишет стихи и потом читает их дома и когда ездит в командировку. Мама говорит, что, наверно, без него там некому читать стихи, и папа соглашается с ней. Папа вообще часто соглашается с мамой.
Этим летом папа опять собрался в командировку.
- Очень хорошо,- сказала мама.- Возьмёшь Саню. У него как раз три недели до начала занятий.
Я страшно обрадовался: только вернулся из пионерлагеря и снова поеду. Да ещё на Кавказ! Я там за всю жизнь ни разу не был. Вот расскажу потом ребятам!
- Ладно,- сказал мне папа,- укладывай зубной порошок. Я подпрыгнул от радости, а Пери залаяла.
И вот мы в вагоне. "Провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих",- сказал проводник. Нам-то бояться нечего: с мамой и Ликой мы попрощались ещё дома и никто нас не провожал.
Нашим соседом по купе был пожилой мужчина с красной шеей и очень толстый. Четвёртое место было свободным. Я ещё подумал: этот дяденька такой толстый, что, наверно, купил билеты на два места сразу.
Поезд тронулся и быстро набрал скорость. Колёса застучали, под вагонами что-то заухало: "У-шёл, у-шёл", а наш сосед, словно только и ждал этого момента: бросился к своей авоське и начал торопливо выкладывать на столик всё, что в ней было. Через минуту он уже держал в одной руке стакан, в другой - бутерброд с колбасой.
- Присоединяйтесь,- сказал он папе.
- Нет, спасибо. Видите, я с сыном,- ответил папа таким тоном, словно в чём-то провинился.
Я стал глядеть в окно, а когда поворачивал голову, то видел всё тот же стакан в одной руке и колбасу - в другой. Можно было подумать, что нашему попутчику сказали "замри" и забыли сказать "отомри".
Я всё чаще смотрел в окно и всё реже оборачивался. Мимо меня ехали поля, кусты, деревья. Вдали на холме я увидел большой дом - казалось, весь он в золотых заплатах: так блестели его окна от солнца.
Папа и красношеий мужчина о чём-то разговаривали.
- Самая лучшая рыба - колбаса,- услышал я.
Это сказал наш попутчик, после чего он прибрал остатки еды, лёг на свою полку и сразу захрапел.
За окном темнело. На память мне почему-то пришли папины стихи - я помню много его стихов:
Смеркается. Уж третий час мы едем, Уже Ока блеснула, как слюда, Уже успели надоесть соседям Вопросами: "Откуда?" и "Куда?".
Дальше я не помнил. Папа тоже стал дремать, мне сделалось скучно, и я вышел в коридор. У окна против соседнего купе стоял парень моих лет.
- Тебе сколько? - спросил я, чтоб начать разговор.
- Сколько чего?
- Месяцев,- сострил я.
Но парень, видно, принял мои слова всерьёз, наморщил лоб, зашевелил губами и немного погодя сказал:
- Сто тридцать пять месяцев шестнадцать дней. А тебе?
Я ответил сразу, без подсчёта:
- Одиннадцать.- А потом добавил: - А я еду на Кавказ.
- Смех! - сказал парень, но не засмеялся.- Я там знаешь сколько раз был!
И он начал говорить про свою школу, и про себя, и про ребят - всего я не запомнил. Помню только, как у них в классе одна девчонка, когда её спросили, что такое рабовладельческое общество, ответила: "Это где рыб разводят". Вот смех! А ещё его бабушка, когда трёт хрен на кухне, всегда противогаз надевает.
Мне стало обидно, что он один говорит и говорит, и я перебил его:
- А знаешь, кто такой анчоусный посол?
Витька задумался.
- Ну... этот... посол, который из страны...
- Из какой страны? - спросил я злорадно.
- ...Знаешь, мы в классе что один раз сделали? - спросил Витька.- Притащили карманный приёмник... Вот смех...
- Из какой страны? - повторил я.
- "Из какой, из какой"! Из республики Анчоус,- уже уверенно сказал Витька.- Ты разве не знаешь? В Южной Америке, справа...
- "Справа"! - передразнил я.- Ещё скажи - за углом! В жизни не было страны Анчоус. Анчоус - это хамса, селёдка такая, понял? А анчоусный посол - это когда её посолят. Понял? Я в женском календаре прочитал. Понял?
Думаете, Витька смутился? Ни капли.
- Смех! - сказал он.- Я тебя разыграть хотел. А ты поверил?.. Знаешь, сколько инфузорий на кончике ножа?..
Так мы с ним беседовали и сразу подружились.
А потом проснулся папа и стал рассказывать мне, что я увижу на Кавказе: как мы поедем из города Нальчика к подножию Эльбруса, как остановимся на поляне, посреди которой из-под земли бьёт настоящий нарзан - такой, как в бутылках. И конечно, будем жарить шашлык на костре. А по пути обязательно завернём в совхоз "Эльбрусский" к дяде Ибрагиму, и тот, увидев нас, воскликнет: "Маладец, оляги-биляги, что сына привёз! Пускай поглядит, откуда ветры дуют". Потому что слово "Эльбрус" по-балкарски значит: "Откуда дуют ветры". Дядя Ибрагим посадит нас на "козла" - так называют машину "ГАЗ",-и мы поедем дальше. Нам всё чаще будут встречаться отары овец: они идут прямо по дороге. Машина остановится, и овцы будут обтекать её белыми волнами, как лодку. А позади отары мы увидим чабанов с длинными палками в руках и огромных кудлатых овчарок, медлительных и величавых, как львы.
Иногда среди овечьего моря покажется тёмный мыс. Он приблизится, и мы увидим, что это маленький длинноухий ишачок, навьюченный пастушьей поклажей...
Из Нальчика мы прокатимся в Орджоникидзе - это всего часа два езды на автобусе. Когда подъезжаешь к городу, то справа в ясную погоду видна шапка Казбека, а левее - Столовая гора. Она и вправду похожа на гигантский стол. Глядишь, и кажется, что вот-вот подойдут к ней торопливым шагом проголодавшиеся великаны и усядутся вокруг, заткнув за ворот по облаку вместо салфетки...
Так говорил папа, а я слушал во все уши и представлял уже, как вернусь домой и начну рассказывать - не хуже Витьки!
Время в поезде пролетело быстро, а через день, ранним утром, мы выходили на станции Минеральные Воды. Проходя мимо соседнего купе, я на прощанье дёрнул Витьку за ногу - он ещё спал.
- Так не забудь: дом тринадцать, квартира - наоборот,- сказал я.
- У сов нет усов,- ответил Витька.- Здорово? Я сейчас во сне придумал.
И он повернулся на другой бок.
Через час мы с папой ехали в такси "Пятигорск - Нальчик". Впереди нас на откидных сиденьях устроились два горца: один постарше, другой молодой, оба в широких папахах, в бешметах и в тонких, как носки, сапогах. Я прислушивался к гортанному языку наших спутников, и мне казалось, что говорят они обязательно о булатных кинжалах, о чёрных бурках и тонконогих скакунах.
- "Не было заботы, купила баба порося"! - вдруг сказал по-русски тот, кто постарше.- И на что тебе, говорю, мотоцикл? А, Магомет?
Но Магомет, видно, не хотел продолжать этот разговор.
- Эх, жаль, тучи сегодня,-сказал он папе,- Минги-Тау не увидим.
- Минги-Тау - другое название Эльбруса,- объяснил мне папа.
- Правильно говоришь! - обрадовался пожилой горец.-По-нашему это "Всем горам гора".
- Вот подожди,-пообещал мне папа,- поедем к Эльбрусу, сам убедишься.
Мы уже подъезжали к Нальчику, когда я вдруг придумал: начну вести дневник. Чтоб ничего не забыть потом, когда буду рассказывать или писать сочинение.
2
Я сижу дома за своим столом и гляжу во двор. Деревянные грибы за окном стоят под белыми шапками, а электрические провода увешаны снежной бахромой и похожи на хвост нашей Пери - если бы он вдруг побелел.
Окно выходит во двор детского сада. Весной здесь опять покрасят беседку, а на грибах нарисуют разных зверей. Интересно, какие звери будут в этом году? В прошлом я насчитал двух ежей, трёх белок и одного не то суслика, не то утконоса.
Моим пяткам тепло-тепло, потому что я снял тапочки и поставил ноги прямо на Пери. А у собак нормальная температура, как у меня во время ангины: тридцать восемь и пять. Не вставая с места, я тянусь к полке - куда задевался учебник по географии?! Я вытаскиваю несколько книг - не те! - и на стол падает тонкая тетрадка. Красным карандашом на ней выведено: "Дневник Александра Данилова". Я уже почти забыл о нём. Прошло пять месяцев, как мы вернулись с Кавказа. Интересно, что там написано? Ведь тогда я был младше почти на целых полгода! Мне даже папа вначале немного помогал писать.
Раскрываю тетрадку...
6 августа
Мы живём в номере гостиницы. На стене большая картина без рамы. Папа говорит, это срисовано с "Девятого вала" художника Айвазовского. Я ни одного вала не вижу - всё мутно и непонятно. Под картиной в золотой рамке висит "Опись имущества". Здесь всё понятно: "Стол- один, кроватей - две, пепельница - одна".
Пришли папины знакомые. Они говорят "салам" и хлопают меня по плечу. Все громко разговаривают, читают стихи, пьют вино. Сначала они произносят длинные тосты, а потом пьют "за сказанное". Я пью фруктовый напиток.
Вечером идём к папиному другу. У него много детей, и я никак не запомню, как их зовут. Они очень весёлые и гостеприимные, но все старше или младше меня. Я так наелся, что скоро захотел спать.
7 августа
До середины дня папа ходит по номеру и что-то бормочет. Он переводит на русский язык стихи своего друга. Папа просит не мешать ему, а заниматься своим делом.
Каким делом?.. Я погулял по гостинице, поглядел на физкультурников - их здесь очень много, и все с велосипедами. Мне тоже обещали купить велосипед в этом году.
Потом я съехал два раза по перилам лестницы. Я бы съехал третий, но какая-то женщина с утюгом сказала, что я не дома, и я пошёл на второй этаж читать "Правила для проживающих в гостиницах". В самом начале я прочёл, что "гостиница предназначена для проживания граждан", а ещё узнал, что собак и кошек в гостиницу не пускают. Я вспомнил нашу Пери, и мне стало очень скучно.
Когда я вернулся в номер, там сидели папины знакомые. Все громко разговаривали, читали стихи. Папа сказал, что идёт в редакцию, и все ушли. Кроме меня.
...Я сижу один, листаю картинки в журнале "Огонёк", смотрю на улицу. Там желтеет листва каштанов и время от времени слышится стук - с дерева падает каштан и ударяется о тротуар. По улице грохочут автобусы и с деловым видом пробегают собаки. На противоположном доме висит вывеска: "Здесь товар не продаётся - выдаётся напрокат".
Вечером идём к папиному другу. У него нет детей, но тоже много книг. Папа берёт несколько книг для меня.
8 августа
Утром папа работает. Он говорит, что это срочно и чтоб я не мешал, а почитал немного. Книжки интересные. С улицы слышен гул машин, а когда он стихает, раздаётся: стук, стук... Это падают каштаны. Вывеска на месте: "Здесь товар не продаётся - выдаётся напрокат".
Вечером идём к папиному другу. У него много детей, но всё девчонки.
9 августа
С утра папа работает, я читаю. Пришли папины знакомые, и он уходит с ними в издательство. Я читаю и гляжу на улицу: "Здесь товар не продаётся - выдаётся напрокат".
Вечером мы идём сначала в кино - картина неинтересная: про любовь,- потом к папиному другу.
10 августа
Папа работает, я читаю. Потом папа идёт по делам, а я читаю. Вечером папа говорит:
- Хватит нам бегать по гостям. Ты совсем вышел из режима. Нужно ложиться спать вовремя.
Он уходит один, а я читаю и всё равно ложусь не вовремя.
11 августа
Папа пришёл из редакции и принёс шашки. Он говорит, что я слишком много читаю, можно испортить глаза. Теперь будем играть в шашки. Мы сразу сыграли в поддавки, и я выиграл.
Папа сказал, что я слишком опытный: игрок, со мной опасно состязаться, и если я хорошенько потренируюсь, то смогу хоть сейчас получить третью поддавочную категорию. Только надо всё время тренироваться.
Потом он ушёл, а я весь вечер тренировался: выигрывал сам у себя. Счет 20:0 в мою пользу.
12 августа
Всё то же.
13 августа
Всё то же. Теперь для интереса я ставлю на доску не только шашки, а каштаны. Их много на улице под деревьями.
14-18 августа
Всё то же. Я придумал новую игру - шашко-каштано-вышибалку:
25 августа
Опять пошёл дождь. Поездка откладывается. Папа говорит, что пора собираться домой, а то, чего доброго, опоздаю в школу...
Больше я в дневник ничего не записал. Потому что было не до того: ведь на следующий день я познакомился... Но расскажу по порядку: я до сих пор всё хорошо помню, хотя прошло полгода.
3
Утром папа работал. Шёл дождь. Я читал, потом играл в шашко-каштано-вышибалку. Каштаны выиграли со счётом 8:3. Потом папа собрался уходить. Он сказал, что сегодня у него особенно много дел: нужно со всеми попрощаться. Перед уходом он дал мне рубль, чтоб я поел внизу в буфете.
Я немного ещё поиграл в вышибалку, прочёл две главы, постоял у окна. Вывеска была на месте.
Стало темнеть, и я решил сходить в буфет. По лестнице я спустился на одной ноге и немного по перилам. Ну и что такого? Мне тоже "нужно больше двигаться", как говорят наши знакомые про Пери, потому что она толстая. В буфете я взял сосиски, кефир и две конфеты, но, когда полез за деньгами, рубля не было.
- Ой, наверно, потерял по дороге! - сказал я буфетчице.- Пускай постоит, я сейчас приду.
Я осмотрел всю лестницу, увидел пыль на половиках, два окурка и одну пуговицу, но денег не было. Я спустился ещё раз и сосчитал все ступеньки - ровно пятьдесят восемь. Денег не было. Мне сильней захотелось есть. Я вернулся в номер, прилёг на ковёр и, кажется, даже заплакал.
Проснулся я оттого, что кто-то трогал меня за плечо. Сначала я решил, это сон: надо мной наклонился огромный усатый мужчина в папахе и в черкеске, а на поясе у него был кинжал. Настоящий, честное слово!
- Что, кунак? - спросил мужчина.
Он выпрямился и почти упёрся папахой в потолок.
- Ничего,- сказал я.
- Не болен?
- Не болен.
- А чего такой сердитый?
- Ничего... Я деньги потерял.
- Много?
- Целый рубль.
- Да-а,- сказал мужчина.-Это плохо.
- Мне их папа дал. Чтоб я поужинал.
- А где отец?
- По делам ушёл.
Мы ещё поговорили в таком же духе, он спросил, как меня зовут и что я здесь видел.
- В кино два раза был, - сказал я.
- А под Эльбрусом?
- Нет.
- На голубых озёрах?!
- Нет.
- В Чегемском ущелье?!
- Нет. Папа очень занят.
- Ну, хоть в Долинске?!
- Нет.
"Чего он пристал? - подумал я и даже отвернулся.- Кричит, как будто я сделал ему что-нибудь!"
- Вот что, кунак,- собирайся! -это опять он крикнул.
- Как? - не понял я.
- Вах, какой непонятливый! Со мной пойдёшь! - И он положил руку на кинжал.
Я вспомнил книжки, где похищали детей, а потом требовали у родителей огромный выкуп. Это и сейчас бывает. Например, в Америке. У нас я не слышал про такое: из моих знакомых никого не похищали. Но ведь могут в горах остаться разбойники? Увезут меня, а потом чем папа будет расплачиваться?!
Я рассказываю долго, но все эти мысли промелькнули в моей голове за минуту... даже за полминуты.
- Ты что же, оляги-биляги,- услышал я снова,- в тапочках пойдёшь? Надевай ботинки! Живо!
- Я... не пойду,- сказал я.
- Не пойдёшь? - крикнул мужчина и до половины выхватил кинжал из ножен.- Тогда я тебя... зарэжу!
Он так и крикнул: "зарэжу", но тут же улыбнулся широко-широко, во всю папаху, и сказал нормальным голосом:
- Очень прошу, пожалуйста, Саня, пойдём со мной, не пожалеешь. Дело одно есть.
С этими словами он вышел за дверь и стал ждать, пока я завязывал шнурки на ботинках. Я завязывал бантиком и думал, какое у него дело ко мне. И так захотел узнать, что сразу забыл про разбойников.
Мы пошли по коридору. За столиком, как всегда, сидела дежурная и читала журнал.
- Шахмурза Сафар-Алиевич! - воскликнула дежурная, когда перестала читать и поглядела на нас.- Сколько лет, сколько зим! Я и не знала, что вы приехали!
- Вчера в Париже, сегодня дома, - сказал тот, кого назвали таким именем.- Съездили хорошо... И пожалуйста, скажите этому молодому джигиту, что я не грабитель и не Карабас Барабас какой-нибудь, а то вот Саня...
- Ничего не испугался,- сказал я.- Просто настроения не было.
- Ну, вот и отлично! - сказал Шахмурза Сафар-Алиевич.-А то что за безобразие: иду - вижу, дверь не закрыта, на полу - мальчик. Думал, болен, а он, слава аллаху, здоров... Вперёд, Саня, без страха и сомнений!