Сначала мы, конечно, как следует поели, а потом дядя Шахмурза повёл меня на концерт своего ансамбля - он ведь народный артист,- и я сидел в первом ряду. Только я всё время думал, что папа будет волноваться и рассердится.
После концерта я вернулся в гостиницу с дядей Шахмурзой. Дежурная сказала, что звонил папа и она ему передала, с кем я ушёл. Он совсем не беспокоился, а сказал, что очень хорошо, потому что он уезжает выступать в селение Лескен и там, наверное, заночует.
- Очень хорошо,-повторил дядя Шахмурза.-А мы с тобой тоже уедем. Сейчас... нет, лучше завтра утром.
- Куда? - спросил я.- А как же папа?
- В Верхний Чегем. Я давно к сестре собирался. Горы посмотришь - не издали, а рукой потрогаешь... Едем, кунак? И папу твоего возьмём, если приедет.
Папа не приехал. Я долго лежал и слушал, как в темноте щёлкали на стенке электрические часы. Каждую минуту раздавалось - щёлк! - это перескакивала стрелка. Мне казалось: часы по правде шли - с каждым щелчком всё дальше, дальше. Вот они вышли из комнаты, пошли по коридору... и я уснул.
4
Когда за мной пришёл дядя Шахмурза, я уже умылся. Только зубы не чистил.
- Пиши записку,- сказала дядя Шахмурза и стал диктовать: - "Салам, дорогой отец! Уехал в горы со своим другом Шахмурзой, который передаёт тебе сердечный ас-салам. Скоро вернёмся. Твой сын".
От себя я ещё дописал: "Не беспокойся, в школу я не опоздаю".
- Так,- сказал дядя Шахмурза, когда мы поели и усаживались в машину с брезентовой крышей.- Теперь вперёд, без страха и сомнений! Познакомьтесь: это Саня, а это...
- Эльбрус,- сказал шофёр.
- Сначала в Долинск заедем,- сказал дядя Шахмурза.- Надо парню розы показать.
Мы поехали. Слева от нас тянулся большой парк.
- Там липовая аллея,- сказал Эльбрус- Как под крышей: дождь никогда не замочит. Я по ней часто хожу и думаю...
- Стой! - закричал вдруг дядя Шахмурза таким голосом, как будто мы съезжали в пропасть.
Эльбрус затормозил.
- Вылезай! В парк пойдём, на башню!
И дядя Шахмурза выскочил из машины. Я за ним.
По внутренней лестнице мы поднялись на балкон каменной башни.
- Закрой правый глаз! - сказал дядя Шахмурза.- Что видишь?
Он вообще говорил так, как будто команды подавал, но мне почему-то нравились его команды.
- Левый закрой! А теперь что?
Левым глазом я видел парк, деревья, каменное русло реки, дома и за ними равнину, а правым - горы, горы... Зелёные, жёлтые, а потом серые, тёмные - в тумане или в облаках...
- Это не облака, это снег,- сказал дядя Шахмурза.- Вот здесь и начинается Кавказский хребет. А к нему ведут ущелья...- Он вынул из кармана гребёнку.- Гляди: широкая часть - это вроде сам хребет, а между зубьями - вот они... ущелья. По ним текут реки - Черек, Чегем, Баксан... И дороги проложены...
Я смотрел теперь вправо обоими глазами. Никогда ещё я не видел столько гор сразу.
- Вон на той горе,- сказал дядя Шахмурза,- жил злобный медно-бородый Фук. Он укрывался от богатыря Урузмека и посылал засуху на наши земли. Но богатырь-нарт добрался до него и отрубил ему голову. И полдня шёл кровавый дождь, а потом полил светлый и благодатный...
Всю дорогу до питомника роз я слушал рассказы про нарта Урузмека, про Бийнегера, у которого заболел старший брат, и вылечить его могло только молоко белого оленя, а поймать оленя могла только собака, которая была у родича этого Бийнегера, а родич не хотел дать и щенка от этой собаки... А про пастуха Бек-Болата дядя Шахмурза даже почти пел - ведь он же народный артист.
...У моей сестры Лики есть большие разноцветные кубики. Она любит из них складывать "ковёр". Вот если увеличить каждый кубик раз в тысячу или в пять тысяч, то было бы очень похоже на долинский цветник. Жёлтый кубик - жёлтые розы, красный кубик - красные розы, и ещё белые, розовые и даже в крапинку. А ещё там были поля флокса, львиного зева и каких-то высоких цветов - я забыл название,- они похожи на стрелы с голубыми наконечниками.
Потом мы поехали обратно, через весь Нальчик, потом по дороге на Пятигорск, но скоро свернули влево. Навстречу нам, откуда-то с гор, из-под ледников, текла река Чегем, а мы ехали вверх по её берегу.
Когда дядя Шахмурза не рассказывал, я задавал ему вопросы про всё, что видел: какой высоты эта гоpa, что глубже - Чегем или Терек, сколько человек может поднять один ишак, злые или нет кавказские овчарки и какие у них имена, кавказские или русские... А потом я стал спрашивать Эльбруса про его "газик", и он мне тоже всё подробно объяснил: сколько лошадиных сил в моторе и что такое ведущий передний мост.
Как раз в это время у машины лопнула камера, и мы остановились.
Эльбрус даже ни разу не заругался, а просто начал менять колесо, и я ему помогал: держал гаечный ключ и торцовый ключ тоже.
Мы уже сменили колесо, когда в кустах на обрыве зашуршало, словно кто-то долго прятался и потом решил убежать.
- Алмосту,- сказал Эльбрус.
- Алмосту только по ночам ходят. Разве не знаешь? - сказал дядя Шахмурза.- Садись, поехали.
- А что это? - спросил я.
- Лесной человек,- сказал Эльбрус- Многие не верят, конечно, а я думаю: почему ему не быть? Не такое бывает.
И пока мы медленно поднимались в гору от селения Хушто-Сырт, я успел многое узнать про алмосту. Оказывается, живут они в лесах, но своих жилищ у них нет. Их встречают в заброшенных саклях, в хижинах пастухов. У них короткая шерсть и длинные развевающиеся волосы на голове...
- А нос какой - курносый или горбатый? - спросил дядя Шахмурза.
- Не верите? - сказал Эльбрус- А наш почтальон с ним всю ночь просидел. До войны, конечно. Сейчас их не видно. Рассказывал: пришлось ему в горах заночевать. Костёр зажёг, уснул... Проснулся - видит, алмосту сидит, греется, кукурузный початок жуёт. Наш почтальон виду не подал, что проснулся, лежит и смотрит...
- Ну, и что? - спросил я.
- Ничего. Опять заснул. А утром алмосту уже не было. Только початок кукурузный остался.
- А не могло оно почтальона этого загрызть? - спросил я.
Мы поднимались всё выше. Становилось холодней. Река и мотор машины так шумели, что я плохо слышал Эльбруса и часто переспрашивал. Дядя Шахмурза начал дремать.
- На людей они вроде не нападают,- сказал Эльбрус-А там кто их знает. Ручаться нельзя.
- Что ж, их ни разу не поймали? - спросил я.
- Попробуй поймай, если такой ловкий. Они знаешь как бегают? Быстрее чем конь.
Машину тряхнуло, но дядя Шахмурза не проснулся.
- Я тоже один раз алмосту встретил,- сказал Эльбрус.
- Что? - крикнул я.
- Встретил, говорю. Понимаешь, иду вечером около Белой Речки, вдруг в кустах так же, как сегодня: ширк, ширк! Я кричу: "Стой! Кто там?" Не отвечают. Понимаешь - не отвечают! У нас, если человек пройдёт, обязательно ответит.
- Его выследить надо,-сказал я,-а не ждать, когда само придёт. Подобраться с сетью - и раз!
- Для науки это очень важно, я думаю,- сказал Эльбрус.
А я стал думать, как мы с Бронниковым и с Борькой Троновым - Дольку тоже можно взять - пробираемся по горам, залезаем во все пещеры, идём по следу... долго-долго, и наконец у нас в руках алмосту. И я делаю доклад в Доме пионеров. Сначала никто не верит, но Бронников выводит нашего алмосту на сцену, и оно говорит: "Здравствуйте" - это мы его так научили, пока везли домой...
- А зубы у него большие? - спросил я Эльбруса.
- Всё про то же говорите? - сказал вдруг дядя Шахмурза.-Скоро Верхний Чегем... Между прочим,-дядя Шахмурза перегнулся ко мне с сиденья,-тут раскопки делают... археологи. Откопали древний водопровод - кажется, пятого века. Трубы в нём треугольные, каменные. Сам увидишь. А недалеко пещера есть. Кала-Тюбю называется. В ней разные камни нашли - сделаны вроде молотков и ножей. Отшлифованы, и даже дырки в некоторых просверлены. Понимаешь? А было это шесть или семь тысяч лет назад. Учёные ведь умеют определять.
- Геологи тоже,- сказал я.- По пластам земли или по каменной породе и всяким окаменевшим растениям и животным. Я читал.
- В наших горах люди давно живут,- сказал Эльбрус-А уж сколько разных народов перебывало - не сосчитать!
Я хотел спросить, какие народы, но тут машина въехала в селение, и дядя Шахмурза начал со всеми здороваться. Потом мы вылезли из машины и пошли к его сестре. У неё был двухэтажный дом. На первом этаже - я после увидел - были овцы, а на втором жили люди. Крыша была плоская, и если на неё выйти, то можно оттуда прямо шагнуть на гору.
- Вон пастбища - туда водят колхозные отары,-показал рукой дядя Шахмурза, когда мы стояли на крыше.-А колхоз тут имени Калабекова Султан-Хамида. Знаешь, кто это? Он Кирова один раз от смерти спас, а сам погиб. Заслонил собой от убийц. Это во время гражданской войны было. В Осетии. Шли они с Кировым по окопам, вдруг выстрелы. Султан-Хамид бросился вперёд, а пуля прямо в сердце... Он родился вон в том доме.
В это время нас позвали обедать. Было много народа. Пили вино и говорили длинные тосты: про меня, про папу, про маму, про Кавказские горы и даже про мою учительницу. За столом сидели так долго, что уже стемнело и мне захотелось спать.
Перед сном я вышел на улицу. Только не вниз по лестнице и во двор, а через крышу. Я поднялся немного по тропинке на склон и остановился. Ночь была светлая, но мне было чуть-чуть страшно. Не потому, что я трус, а потому, что в новом месте да ещё ночью. Я вспомнил разговоры про алмосту, потом подумал, что папа сейчас, наверно, сердится и что в горах бывают барсы... И тут вдруг затрещали кусты - не так, как днём, а в сто раз громче, и что-то большое и тёмное двинулось на меня. На голове у него, по-моему, развевались волосы, а глаза горели огнём.
Я закричал и побежал к дому, но стукнулся головой обо что-то мягкое и даже закрыл глаза.
- Ты что, Саня? - услышал я.- Прямо с ног сбил.
- Дядя Шахмурза! - сказал я и открыл глаза.- Там эта... алмосту... на меня... волосы длинные...
- А ну посмотрим,-быстро сказал дядя Шахмурза.-Вперёд, без страха и сомнений!
Я немного отстал, а он бросился в кустарник.
- Сюда, Саня,-услышал я из темноты.-Поймал!.. Только не волосы у него длинные, а уши... Ну, пошёл, пошёл!
И я увидел маленького ишака.
- Я не струсил,-сказал я.-Просто мне страшно было немного. Потому что ночью.
- Ничего,-сказал дядя Шахмурза.-Все люди чего-нибудь боятся. Вот я, например, нырять боюсь.
- Неужели! - удивился я и попросил: - Можно я на него сяду?
Мы вывели ишака на ровное место, и дядя Шахмурза держал его за ухо, а я сел верхом. Ишак стоял, как будто памятник, и сидеть было очень жёстко. Поэтому я скоро слез.
Мы вошли в дом, и дядя Шахмурза рассказал, как я ездил на ишаке, но больше ничего. А потом я спросил, сколько лет живёт ишак и сколько он стоит.
- Тридцать рублей,-ответил один из гостей.-Купить хочешь?
- Я бы купил,-сказал я.-Не знаю, как папа. У нас уже собака есть...
- Что с ним делать будешь? - спросил кто-то.
- Ничего. С собакой ведь ничего не делаем. А жить он может во дворе, где гаражи. Ему и гараж-то маленький надо - меньше, чем для мотоцикла с коляской. Как раз место есть: рядом с сараем, который сгорел... Мы его нечаянно подожгли... Он всё равно старый был и мешал...
Это я сейчас уже рассказывал бабушке Нафисат, потому что со всеми поговорил, а с ней ещё нет. Она слушала, улыбалась и кивала головой.
Я много чего рассказал ей: с кем я дружу в классе и какой Лерик ябеда, а Нинка Булатова задаётся... А зимой мы собирали металлолом и во дворе магазина обуви нашли калошу. Большую - с этот стол. Она у них раньше на витрине стояла, а потом перестала блестеть, её и выбросили. Долька предложил сделать из неё самоходку. Не знаете, как? Мы взяли два заводных автомобиля - игрушечных, конечно,- привязали к ним калошу, завели и пустили. Сначала во дворе, а потом принесли в школу и на уроке пения... по залу... Что было!
Я засмеялся, бабушка Нафисат покачала головой и тоже засмеялась.
- Вы всё время здесь живёте? - спросил я. Бабушка Нафисат кивнула.
- А сколько вам лет?
Бабушка Нафисат опять кивнула.
- А Эльбрус какой высоты?
Бабушка Нафисат засмеялась и снова кивнула.
- Ты о чём бабушку спрашиваешь? - сказала мне сестра дяди Шах-мурзы.- Она ведь у нас по-русски ни слова не знает. Только по-балкарски.
Бабушка Нафисат кивнула и улыбнулась. Потом она дала мне попробовать айрана - это такое кислое молоко, и я пошёл спать. Заснул я сразу, не то что вчера.
На следующий день рано утром мы уехали из Верхнего Чегема. Обратный путь был короче, потому что с горы и колесо ни разу не спускало. Только мы один раз остановились - у водопада. Он был похож на длинную седую бороду, немного зелёную. Она как будто хотела всё время оторваться от каменного подбородка, но никак не могла и поэтому сердито шумела и шипела...
Папу мы застали в номере.
- Ас-салам! - сказал папа, когда увидел нас.- Так вот кто умыкнул моего сына! Я уж беспокоиться начал... Чуть не уехал один в Орджоникидзе.
И он познакомился с дядей Шахмурзой, и они даже выпили бутылку вина. А я пил фруктовый напиток.
Назавтра мы были в Орджоникидзе.
Командировка продолжалась.
ТЁТЕЛ
- Я назову её Пашка,-сказала Лика.
- Почему? - спросил я. Вместо ответа Лика пропела:
- Черепашка, пашка, пашка...
Она пропела на мотив "Стеньки Разина" - папа научил её этой песне.
- Глупо,- сказал я.- Пашка - совсем людское имя. У нас во дворе есть Пашка. Знаешь? Здоровый такой. С ребятами играет в футбол, как маленький, а ругается, как большой... Назвать её надо...
И тут я задумался. В самом деле, как назвать черепаху?
Нам её привёз дядя Володя, когда ездил на Каспийское море. Мама сказала, что и без черепахи у нас грязи хватает - мы с Ликой никогда не вытираем ноги, уж не говоря о Пери, нашей собаке. Но дядя Володя ответил, что, во-первых, некрасиво отказываться от подарка, а во-вторых, черепаха - самое чистоплотное животное на свете, после утконоса. Тогда папа сказал, что, поскольку на утконоса рассчитывать пока не приходится, мы, пожалуй, ограничимся черепахой.
Лика к этому времени уже затянула своё:
- Мама, ну мам... Возьмём...
Я немного ей подтягивал, и в конце концов мама согласилась. И вот теперь вопрос: как назвать черепаху?
- Никто не знает, как по-английски "черепаха"? - вдруг спросил папа.
Он слышал наш спор с Ликой. При этом папа почему-то поглядел на меня. Не может мне простить, что я полтора года занимался с учительницей и всё без толку. Даже двух слов не могу связать по-английски. А если мне не нравится? Может, я хочу геологом быть, а не англичанином. Я даже знаю, что раньше на Земле была кайнозойская эра и длилась она целых семьдесят миллионов лет. Вот здорово было!
- Так всё-таки? - повторил папа, не сводя с меня глаз.
Мы с Ликой молчали. Папа вздохнул, подошёл к книжной полке и достал словарь.
- Найди и прочитай,-сказал он мне. Я нашёл и прочитал.
- Тётл,- сказал я.
- Тётел! - крикнула Лика.- Очень красивое имя! Похоже на "дятел".
И она запела всё на тот же мотив:
- Тётел, дятел, черепаха.
Так наша черепаха получила имя.
Устроили мы её в коробке из-под маминых туфель. Положили туда веток, травы, поставили жестянку с водой. Одну стенку коробки я отогнул, чтобы Тётел могла выйти поразмяться, когда захочет.
Прошёл день, другой, и мы увидели, что черепаха ничего не ест и даже не пьёт.
- Может, она водяная? - сказал мой друг Витька.- Надо её в воду посадить и там кормить. Вы что, не знаете: каждое животное должно принимать пищу в привычной для него обстановке.
Прямо так и сказал, как будто из книжки. Витька умеет. Недавно я открываю ему дверь, а он мне с порога: "Триангуляция - основной метод построения на земной поверхности сети плановых опорных пунктов..." И всё одним духом. Иногда и слушать его не хочется. Но сейчас мы послушались Витьку, налили в таз воды и пустили туда черепаху.
Я спросил:
- А как мы узнаем - ест она в воде или нет?
- Нужно дать по счёту,-сказал Витька.
Мы дали по счёту: пять кусочков белого хлеба, четыре травинки, два капустных листа. Лика бросила прозрачную конфету - мы не успели её остановить.
- Дура! - сказал я.- Всё равно растает.
Потом мы оставили черепаху плавать в тазу и занялись своими делами. Лика надевала на куклу зимнее пальто, а я и Витька устроили дуэль на подушках. Время от времени мы подходили к тазу, где тихо плавала Тётел. Мы пересчитывали кусочки пищи (кроме конфеты - она скоро растаяла) и отходили грустные - Тётел не ела.
В конце концов одна из гранат, которую я запустил в Витьку, угодила в таз. Я испугался, что мама будет ругаться, потому что недавно сама сшила эту подушку. Мы вынули черепаху, выплеснули воду, а подушку положили на открытое окно. Может, высохнет. А если пойдёт дождь, он её намочит ещё больше, и тогда я совсем не буду виноват.
Дождь и в самом деле пошёл, только намного поздней - когда меня уже успели отругать.
Шли дни. Тётел по-прежнему ничего не пила и не ела. Лика говорила, что Тётел худеет на глазах: у неё даже панцирь стал тоньше. Каждое утро мы бросались к коробке из-под туфель и видели одно и то же: кусочки хлеба, морковка, капуста, даже вода - всё оставалось нетронутым. Во дворе, когда её выносили гулять, Тётел тоже ни к чему не притрагивалась. Это точно: ведь мы с Ликой не сводили с неё глаз, да ещё нам помогали все наши знакомые. И кормить тоже помогали. Соседский Миша, он ещё меньше Лики, принёс на блюдечке сладкой манной каши - нарочно не доел, хотя бабушка его ругала изо всех сил. Но Тётел даже не подошла к блюдцу. Наташка с третьего этажа совала ей прямо в рот шоколадную конфету "Эстрада" - Тётел ни в какую. Димка притащил в кармане сосиску, и тоже зря.
- Ела? - спрашивала мама по утрам или когда возвращалась из магазина.
- Ела? - спрашивал папа, когда приходил из редакции.
- Ела? - спрашивал почтальон, когда приносил газеты.
- Ела? - вдогонку мне кричала дворничиха, когда я пробегал мимо неё, опаздывая в школу.
"Ела?.. Ела?.. Ела?.." - так и слышалось у нас в доме. И не только в доме. Во дворе и в классе каждый день ребята спрашивали то же самое. А однажды на улице меня даже остановил наш участковый и спросил.
Дядя Володя, который всё знает, и тот разводил руками.
Правда, сначала он предложил делать черепахе уколы витамина "В" для аппетита. Но мама на него поглядела, и он перестал шутить. А потом говорит:
- Вот что. Черепаховодов из вас не выйдет. Отнесите-ка её куда-нибудь.
На следующий день папа сказал: