- Он и правда стильный. Просто огромный, па. Уйма комнат. Из моего окна такой вид, что ты не поверишь. На море и на мыс. Я буду лежать в постели и смотреть, как ходит паром.
- И?.. - отец поднимает плечи, намекая, чтоб я не тянул.
- Хозяйку зовут Анна, у нее агорафобия, и она никуда не выходит. Ей нужна помощь по хозяйству. Ходить в магазин и так далее. Собственно, все. Ничего особенного.
Папино молчание очень красноречиво.
- Что?
- Знаешь, Тимми, - говорит он, - по-моему, ты подписался на что-то очень странное.
Я провожу пальцами по волосам и пытаюсь скрыть раздражение.
- Что значит "на что-то странное"?
- Я думал, ты уехал в Индонезию, чтобы разобраться в себе, - продолжает отец. - Чтобы понять, чего ты хочешь в жизни.
"Я уехал в Индонезию, чтобы кататься на доске, - думаю я, - а не для того чтобы искать себя".
- И вот ты возвращаешься, несколько недель торчишь у Лиллы, а теперь собираешься снимать жилье за гроши и ухаживать за какой-то психической больной только ради того, чтобы не бросать ресторан. Лишь бы не искать нормальную работу. По-моему, ты боишься жизни. Реальной жизни.
Я больше не в силах скрывать раздражение.
- У Анны панические атаки. Ничего ужасного. И я не боюсь жизни, а просто пока не понял, чего хочу. Я… блин, папа, я только…
- Только - что? - перебивает он. - У тебя есть мозги, так почему ты ими не пользуешься? Почему не пользуешься всем тем хорошим, что тебе дали? Почему не хочешь сделать хоть какое-то усилие, чтобы продвинуться?
- Продвинуться? - я смотрю на него. - Я вообще не понимаю, что это такое.
- Ладно. - Папа вздыхает и снова принимается запихивать в холодильник бутылки с пивом. - Как хочешь.
Мне нравится работать в ресторане. Нравится работать по ночам, а днем делать, что вздумается. Кому нужна работа, от которой бывает стресс. Работа, о которой невозможно забыть даже дома, даже во сне. Но не проходит и дня, чтобы папа не заговорил об усилиях, о приличной работе, о карьере, об определенном пути в жизни…
Некоторое время мы работаем молча. Опорожнив два ящика пива, я встаю и шагаю на кухню.
- Когда ты переезжаешь? - спрашивает вдогонку отец.
- Завтра.
Ресторан открывается в половине шестого, а к четырем я уже заканчиваю все дела и подхожу к отцу, который сидит в зале за столом и возится с бумагами.
- Ты забыл пиво взять, - говорит он. - Не хочешь сесть и выпить со мной?
В детстве я считал себя хранителем папиного счастья. Если он звал меня на рыбалку, я соглашался, пусть даже ненавидел скользких червяков, запах тины и мучительную необходимость наблюдать, как умирает рыба. Если отец смотрел по телевизору кино, документальный фильм или новости, я садился рядом и делал вид, что мне очень интересно. Я думал, он будет скучать, если меня не будет рядом - по крайней мере так я твердил самому себе, но однажды вечером услышал, как он разговаривал с мамой, думая, что я сплю. "Он и минутки не может побыть один, бедняжка. Вечно таскается следом как пришитый. Мальчику не хватает внимания. И любви".
Услышав это, я съежился от смущения - и с тех пор предпочитал заниматься своими делами и жить по-своему.
- Нет, - говорю я. - Я быстренько схожу окунусь, пока мы не открылись.
Отец одобрительно помахивает рукой, не отрываясь от бумаг.
Когда я возвращаюсь домой, в квартире тихо, но Лилла оставила для меня включенной лампу в гостиной. Я иду прямо на кухню, тихонько открываю холодильник и лезу в дальний угол, где держу пиво.
- Можно мне тоже? - На кухне появляется Лилла, всклокоченная со сна, в кружевной ночнушке, которая выглядит чертовски соблазнительно. Когда она закидывает руку за голову и зевает, подол задирается до неприличия высоко, и я отворачиваюсь.
- Только если оденешься, - говорю я.
Она закатывает глаза, но через несколько минут, когда она присоединяется ко мне в гостиной, на ней огромная старая футболка, которая спускается до колен. Но Лилла все равно выглядит сексуально, трудно на нее не смотреть. Лилла садится на кушетку, скрестив ноги, с пивом в руках.
- Значит, ты снял комнату? - спрашивает она. - Ну, какая она? Настоящая трущоба?
- А вот и нет, - отвечаю я. Очень хочется рассказать ей про Фэрвью, про то, какой он внушительный, но я раздумываю. Гораздо приятнее будет ошеломить Лиллу, когда она увидит дом сама. - А что? Ты думала, я ничего приличного не найду?
Она жмет плечами.
- Я сомневалась, что ты вообще попытаешься.
- Можешь порадоваться - я попытался. И мне повезло. Ты счастлива?
Лилла рассматривает бутылку.
- Патрика нет дома, - наконец говорит она.
- Да?
- Мы поругались после твоего ухода.
- Правда?
- Патрику кажется, что в твоем присутствии я себя иначе веду. Он считает, что я все еще к тебе неравнодушна.
Вопреки благим намерениям и желанию твердо признать, что наши с Лиллой отношения остались в прошлом, сердце начинает колотиться, а в сердце закрадывается небольшая надежда. Я стараюсь заглушить чувства, ничего не выказывать, сохранять бесстрастное лицо.
- Нет, мы с ним не расстались, ничего такого. Я люблю его, Тим. Господи, только не надо нелепых фантазий. Он, наверное, просто что-то почувствовал… не знаю… остаточные эмоции, аура…
- Остаточные?
- Ну да.
Я смотрю на Лиллу и выпиваю полбутылки одним глотком. Нужно прервать этот разговор, сменить тему, избавить себя от унижения. Но я не могу. Не могу. Как будто бегу вниз по крутому склону, и остановиться не удается, как бы мне того ни хотелось. И не важно, что, когда я рухну у подножия, наверняка будет больно.
- И что? - спрашиваю я, покрепче стискивая бутылку, чтобы скрыть дрожь в пальцах. - Ты даже представить не в состоянии, что мы снова можем быть вместе, да?
Она искоса глядит на меня. Не знаю, что в ее глазах - жалость или упрек.
- Не надо, Тим. Лучше не будем.
Я допиваю пиво.
- И вообще, - продолжает Лилла наигранно бодрым голосом, - давай поговорим о чем-нибудь приятном. Что это за девушка? Ну, твоя новая соседка.
- Ее зовут Анна. Она хозяйка, а не соседка, - коротко отвечаю я. - Если ты не возражаешь, я пойду в душ.
4
На следующее утро я встаю рано, потому что ночью в основном ворочался, метался и почти не спал. Я одеваюсь и собираю вещи, то есть скатываю спальник, засовываю одежду в рюкзак, забираю небольшую коллекцию книг и кладу лэптоп в чехол. Оставив короткую записку для Лиллы, я шагаю к автобусной остановке.
Еще достаточно прохладно, чтобы получать удовольствие, сидя на солнце, и, несмотря на гнетущий разговор, который состоялся у нас с Лиллой накануне, я уверен и исполнен оптимизма. По крайней мере теперь я знаю, чего хочу. Просто нужно об этом помнить и больше не предаваться пустым надеждам.
Придя в Фэрвью и отворив кованую калитку, я чувствую себя нарушителем границы. На мне старые шорты, футболка и дешевые резиновые шлепанцы. Несомненно, я выгляжу отнюдь не как человек, достойный жить в таком доме.
Анна открывает дверь почти сразу после звонка.
- Вот это скорость, - я смеюсь. - Вы, наверное, караулили у окна.
Я шучу, но девушка краснеет и опускает глаза.
- Я вас ждала, - говорит она.
Анна одета так же бесформенно, как вчера. Волосы собраны в хвост. Я снова замечаю, какой юной она кажется, когда застенчиво смотрит на меня, сцепив руки.
Пройти в дом нелегко. Анна стоит на пороге, загородив дорогу, так что приходится сказать:
- Извините, можно?..
Она делает шаг в сторону и протягивает руку, словно желая помочь с вещами, но так ничего и не берет.
- Да ладно, - говорю я.
Анна молча следует за мной, пока я шагаю по темному коридору. Я складываю вещи у подножия лестницы и поворачиваюсь к ней:
- Я только отнесу вещи.
- Вы помните, как идти?
- Да, конечно. Спасибо.
Она остается стоять возле лестницы, а я иду в спальню. Уходит всего несколько минут, чтобы разложить вещи. Одежду я убираю в гардероб, книги и лэптоп кладу на стол, запихиваю пустой рюкзак и спальник под кровать. Закончив, я удовлетворенно обвожу комнату взглядом. Она моя. По крайней мере на некоторое время. Просто не верится.
Отправившись на поиски ванной, я замечаю в дальнем конце коридора Анну. Стоя возле маленькой дверцы, она достает из кармана ключ и вставляет его в замок. Должно быть, она слышит мои шаги, потому что замирает, вынимает ключ из замка и оборачивается.
- Это я. - И машу рукой.
- Все хорошо? - Она подходит ко мне. - Ничего не нужно?
- Да, - говорю я. - Простите, я не хотел вас беспокоить. Просто решил осмотреться. Если можно. Честное слово, я не…
- О, я ведь даже не показала вам дом, - перебивает Анна, захлопывая рот ладонью. - Извините. Как глупо. Просто не верится, что я забыла. Наверное, вы подумали, что я…
- Ей-богу, ничего страшного. Комната такая клевая…
Я бы предпочел прогуляться по дому в одиночку. Нервозность Анны и ее постоянная скованность меня смущают. Но я не знаю, как сказать ей об этом, не рискуя показаться грубым и не усугубив ситуацию.
- Давайте начнем с первого этажа, - предлагает она. - Здесь, наверху, в основном одни спальни.
Я спускаюсь вслед за девушкой по лестнице. Она осторожно ступает на каждую ступеньку, словно боится упасть.
- В детстве мне бы очень понравился этот дом, - говорю я. - Самое подходящее место, чтобы играть в разные игры, особенно в те, для которых нужно побольше места. Например, в прятки. Вы здесь выросли?
- Да, - отвечает Анна. - Я прожила в Фэрвью всю жизнь.
Она не останавливается, не оборачивается, чтобы посмотреть на меня, но голос ее звучит достаточно дружелюбно, и я продолжаю:
- И вам никогда не было страшно жить в таком большом доме? Даже в детстве?
- Страшно? - Она оборачивается и смотрит на меня, подняв брови. - Чего тут бояться?
- Ну как обычно. Теней, чудовищ, призраков… - я жму плечами.
Она не отвечает.
- Кто сейчас владеет домом? Он ваш? - спрашиваю я, когда мы достигаем подножия лестницы. Как только вопрос срывается с моих губ, я об этом жалею. Все равно что спросить, сколько у нее денег.
Но Анна, кажется, не обижена. Она отвечает так же бесстрастно:
- Да. Он достался мне в наследство от родителей. Сейчас он мой.
Должно быть, я плохо скрываю любопытство, поскольку она продолжает, прежде чем я успеваю спросить:
- Мои родители погибли в аварии три года назад.
- О Господи, - говорю я. - Кошмар какой. Простите, я не знал.
"Теперь понятно, почему она такая странная и так боится внешнего мира", - думаю я.
Анна водит меня по всем комнатам первого этажа. Первая из них - парадная столовая. Темно-красные стены, огромный обеденный стол, за которым может уместиться как минимум шестнадцать человек. С потолка свисает причудливая люстра. Здесь есть что-то готическое.
Дальше - библиотека. Две стены от пола до потолка заняты книгами. Полно настольных ламп, кофейных столиков, старых и неудобных на вид кресел. В комнате темно и пыльно, слабо пахнет плесенью. Такое ощущение, что тут много лет никто не бывал.
Гостиная выглядит куда приятнее. В отличие от двух предыдущих комнат шторы здесь раздвинуты, снаружи льется свет. Главные предметы мебели - несколько огромных мягких кушеток; судя по примятым подушкам, ими регулярно пользуются. На полу лежат коврики, на стенах висят картины. Есть огромный современный телевизор, а в углу - старая стереосистема. Не считая размера, гостиная выглядит совсем обыденно. Уютная, теплая. Подходящее место, чтобы расслабиться.
Последняя комната с этой стороны коридора до отказа забита ненужными вещами. Анна называет ее "барахолкой", и я понимаю почему. Антикварная мебель, старые велосипеды, груда непонятных коробок, которые занимают буквально все свободное место.
Мы переходим на другую сторону.
- А это бальная зала, - объявляет Анна, открывая крайнюю дверь.
Я удивленно смеюсь и шагаю за порог.
- Ого. Просто нереально.
Мой голос эхом отскакивает от стен. Анна щелкает выключателем, и три огромные люстры озаряют комнату светом. Стены белые, огромный потолок украшен замысловатой лепниной, под ногами - выцветший теплый паркет. В одном конце зала - открытый камин с каменной резной полкой. Ночью, если включить свет и развести огонь, вид, должно быть, волшебный.
- Даже не верится, - говорю я, медленно поворачиваясь, чтобы осмотреться. - У вас часто были вечеринки?
- Вечеринки? Да, конечно. Постоянно. - Она отрывисто и невесело смеется.
Мы возвращаемся наверх, и Анна показывает мне пустующие спальни. Они такие же огромные, как моя, но шторы везде опущены, поэтому они выглядят намного мрачнее. Все комнаты на один лад, с деревянными полами, латунными кроватями, старыми коврами и толстыми плотными шторами. Они были бы красивы, если бы в них кто-нибудь жил, если бы отдернул шторы, но в доме тихо и безлюдно. Нашим шагам вторит эхо. Есть что-то потустороннее и гнетущее в пустоте нежилых помещений.
- Вам нужно пустить побольше жильцов, - говорю я. - Почему бы не открыть пансион?
Я шучу, но Анна пугается и энергично мотает головой.
- А какая комната - ваша? - спрашиваю я.
- Здесь, - отвечает она и направляется в конец коридора.
Там три закрытых двери, две напротив друг друга, третья, поменьше, примыкает. Анна останавливается у одной из обращенных друг к другу дверей, но, прежде чем она успевает ее открыть, я указываю на маленькую дверь, которую перед началом нашей экскурсии помешал отпереть, и спрашиваю:
- А там что?
- Лестница на чердак, - отвечает Анна и несколько секунд смотрит на меня, прежде чем отрывисто ответить: - Обычно она заперта.
Я догадываюсь, что получил предупреждение.
- Вот моя комната, - говорит Анна, открывая дверь.
Эта спальня намного меньше, чем другие, с узкой кроватью и маленьким окном, которое выходит в сад. Странный выбор. Почему Анна предпочла самую скромную и тесную комнатку в доме?
- Красиво, - неискренне говорю я и указываю на дверь напротив: - А здесь что?
- Всего лишь еще одна спальня.
- Можно глянуть?
Она медлит, жмет плечами, качает головой, как будто ведет какой-то бурный внутренний диалог, а затем подходит и медленно открывает дверь.
Выглядит эта комната совсем иначе. Прочие спальни на втором этаже выкрашены в нейтральные цвета, а здесь стены теплого зеленого оттенка. С потолка свисает ярко-оранжевый бумажный фонарь. Вдоль одной стены тянется мягкое сиденье, вдоль другой - пустые книжные полки! Занавески тоже зеленые, но темнее. Облик у комнаты современный, яркий, неожиданный, манящий.
- Ого, прикольно, - говорю я. - А почему вы не живете здесь?
Мне кажется, что моя фраза совершенно безобидна и безвредна, ее даже можно счесть комплиментом. Но Анна сердито смотрит на меня, словно я сказал нечто совершенно недопустимое. Она закрывает дверь так быстро, что приходится поспешно отступить на шаг.
- Ладно, - говорит она, давая понять, что экскурсия окончена, а затем, как ни странно, добавляет: - Спасибо.
- Э… вам спасибо, - говорю я. - Теперь я уж не заблужусь. Не хотелось бы ночью случайно забрести в чужую спальню.
Она краснеет.
- Я имел в виду - в какую-нибудь пустую комнату, - поправляюсь я. Застенчивость Анны заразительна: я чувствую, как у самого вспыхивают щеки. - Кстати, я вечерком хотел пойти прогуляться. Поболтаюсь где-нибудь с приятелями и все такое.
Объясняться вовсе не обязательно, и атмосфера становится еще напряженнее. Анна кивает, прижавшись спиной к двери, и я понимаю, что она ждет моего ухода.
- До свидания. - Я улыбаюсь, нелепо машу рукой и шагаю по коридору к себе. Такое облегчение закрыть за собой дверь и наконец оставить разговор с Анной позади. Хотел бы я знать, когда нам станет легче общаться. Надеюсь, в конце концов она немного расслабится. Наверное, ей просто требуется некоторое время, чтобы проникнуться дружескими чувствами.
Я нахожу телефон и отправляю эсэмэс друзьям, чтобы узнать, как дела. Рич перезванивает почти сразу же. Приятно получить от него весточку. Он мой лучший друг, но мы почти не виделись с тех пор, как я вернулся из Индонезии. У него новая подружка - студентка медицинского факультета по имени Би - и он все свободное время проводит с ней. Ничего удивительного. Я сам о нем позабыл, когда встречался с Лиллой. Но я знаю, что Рич непременно откликнется, если будет всерьез мне нужен.
Мы договариваемся встретиться на барбекю у одного нашего знакомого в Наррабеене. Я принимаю душ и переодеваюсь. До выхода есть немного времени, поэтому я включаю лэптоп, читаю пару отчетов о событиях в мире серфинга, слушаю музыку на "Ютубе", потом захожу на "Фейсбук" и делаю то, ради чего, собственно, и зарегистрировался в этой социальной сети. Я не слишком-то ломаю голову над причинами и даже не напоминаю себе о недавно принятом решении. Я захожу на страницу Лиллы и вижу недавно обновленный статус: "Мириться так приятно!"
Значит, Патрик вернулся.
Какая досада. Я закрываю лэптоп и ухожу.
- До свидания, Анна! - кричу я от двери.
Просто удивительно, как хорошо на улице, подальше от мрачных унылых комнат. Дело не только в доме, но и в Анне. Она то ли недружелюбна, то ли чересчур застенчива, может быть, то и другое, но есть и что-то третье. Она напоминает дурную актрису в костюме с чужого плеча, которая неубедительно, неловко играет роль. Очевидно, что девушка скрывает свою подлинную натуру.
Интересно, позволит ли мне Анна когда-нибудь увидеть, какая она на самом деле.
5
Она слышит, как он окликает ее, и дрожащим голосом отзывается:
- До свидания, Тим, увидимся.
Но Анна сомневается, что он слышит. Его шаги замирают на лестнице, потом хлопает входная дверь. Трудно винить Тима за то, что он хочет поскорее отсюда выбраться, уйти подальше от нее. Если бы она сама могла уйти подальше от себя, от собственных беспокойных мыслей, от дурацких тревог. Если бы только…
Тим ей нравится. Его присутствие само по себе в достаточной мере отвлекает Анну от грустных мыслей, которые не дают покоя, от бессмысленной одержимости прошлым, от желания вернуться назад.
Но вернуться невозможно. Сколько бы она ни прожила, сколько бы ни мечтала об этом. Мертвых не воскресишь.
Когда Анна убеждается, что Тим ушел, выходит из комнаты и поднимается на чердак. Там ее святыня, единственное место, где она чувствует себя почти прежней. Анну влечет на чердак. Он сродни наркотику.
Закрыв за собой дверь и задвинув щеколду, чтобы никто не помешал ей и не застал врасплох, она задумывается над вопросом, который задал Тим, боялась ли она когда-нибудь темноты и привидений. Анна горько улыбается.
Если бы он только знал.