- Даже не верится, - говорит она, протискиваясь мимо меня в коридор. - Я решила, что ошиблась адресом, и чуть не постучалась в соседний дом, но вовремя увидела, как оттуда выходит какая-то старушка.
Лилла замирает и изумленно оглядывается.
- Черт возьми, Тим. Ты живешь в таком месте и даже не рассказал! Неужели это не сон?
Ее напористость и уверенность в том, что я обязан делиться с ней всеми событиями своей жизни, иногда меня забавляют. Но только не ранним утром.
- А ты как думаешь? - отвечаю я.
Она подходит ближе, привстает на цыпочки и чмокает меня в щеку.
- Тебе надо побриться.
Лилла идет по коридору, касаясь рукой стены, и качает головой.
- Пожалуйста, потише, - прошу я. - Ты топаешь как слон. Анна еще спит.
- Ох, прости. - Она виновато улыбается и снимает туфли. Неся их в руке, Лилла подходит к столовой, отворяет дверь и заглядывает. - Ни-ичего себе. Какой красивый цвет.
Она оценивает и гостиную.
- Что ты вообще тут делаешь? Время семь утра. Я хочу спать.
- Я решила посмотреть, как ты устроился. На работу все равно еще рано, - говорит Лилла, направляясь к кладовке, которую Анна называет барахолкой. - Ого, - произносит она, заходя внутрь. - Какая шикарная старая мебель. Отличные вещи. И, наверное, дорогие. Почему они тут свалены? Господи, как неразумно. Видимо, кое у кого денег куры не клюют.
Я встаю в дверях.
- Выйди оттуда.
- Зачем? - спрашивает она. - Я ничего не сломаю.
Я вздыхаю, приваливаюсь к косяку и наблюдаю, как Лилла проводит пальцами по старому деревянному комоду, открывает дверцы, разглядывает посуду. Она приподнимает крышку какого-то ящика, вытаскивает уйму старых бумаг и фотографий, рассматривает по одной…
- Это кто?
- Понятия не имею, - отвечаю я, подходя ближе. - Положи обратно.
Лилла протягивает мне фотографию. Мужчина, женщина и маленькая светловолосая девочка в саду. За их спинами - явно Фэрвью. Я узнаю крыльцо, кладку, окна. Девочка, стоя между взрослыми, улыбается прямо в объектив, два передних зуба у нее заметно выдаются вперед. Мужчина, седой, неопределенной наружности, тоже улыбается. Бесстрастна только женщина - светловолосая, как и девочка, безжизненно красивая. Вздернув подбородок, она смотрит куда-то в сторону.
Видимо, это Анна с родителями.
Лилла достает следующую фотографию. На ней компания людей вокруг стола с тортом. Прямо за ним - девушка, которая, судя по всему, только что задула свечки. Она улыбается фотографу, склонив голову набок, прядь волос попала в рот.
- Посмотри, какая красотка, - говорит Лилла.
Она права, девушка очень красива. Самое странное, она похожа на Анну, хотя в ней ни на грош неуклюжей, нервозной застенчивости. Более того, лукавая улыбка больше напоминает Лиллу. Но это Анна, и никто иной. Я переворачиваю фотографию.
На обороте написано:
"День рождения, 17".
- Твоя соседка? - спрашивает Лилла, толкая меня локтем. - А ты раньше не говорил, какая она хорошенькая.
"Потому что она совсем не такая, - думаю я. - По крайней мере сейчас".
- Пойдем отсюда. Нехорошо рыться в чужих вещах.
Я убираю фотографии, вытаскиваю Лиллу из кладовки и веду к бальной зале.
- Зайди, - предлагаю я, указывая в сторону закрытой двери. - Посмотри, что там.
Она открывает дверь и испуганно отступает, а потом оборачивается, ухмыляется, вбегает в залу, кружится и взвизгивает.
- Лилла, замолкни!
Она захлопывает рот ладонью.
- Прости. Прости. Но, Тим, это же, блин, просто чудо! Какой дом… даже не верится.
Она хмурится.
- Почему ты молчал?
И не ждет ответа.
- Ты ведь понимаешь, что просто обязан устроить вечеринку? Невозможно жить в таком доме и не устроить вечеринку! Это преступление!
Лилла смотрит на часы.
- Черт. Мне пора.
Она натягивает туфли, подбегает и целует меня. Я провожаю ее до двери и смотрю, как Лилла идет по садовой дорожке, садится в старый драндулет и отъезжает. Она всегда такая - быстрая, взбалмошная, разрушительная, как сильный холодный ветер, который сбивает с толку и дезориентирует, но в то же время бодрит и позволяет почувствовать себя живым. Хотел бы я думать о Лилле только как о друге. Я мечтаю, чтобы ее сестринские поцелуи не напоминали о том, как мы целовались раньше, и не вселяли горестное ощущение потери. Она знает, какой эффект производит, и наслаждается своим могуществом. Лилла не целовала бы меня так страстно, не стояла бы так близко, не одевалась так соблазнительно, если бы ей не нравились мои страдания. Я хорошо знаю, что она обожает создавать беспорядок и быть центром внимания. Теперь я иногда задумываюсь: может быть, Лилла нарочно причиняет мне боль?
На улице уже жарко. Я решаю извлечь из ситуации максимум и пойти поплавать.
В бассейне малолюдно. Я сажусь на бортик, болтаю ногами в воде и наслаждаюсь солнцем, которое греет спину. Какой-то старик меряет дорожку медленным брассом, одна женщина неторопливо плывет на боку, другая - бодрым фристайлом. Она быстрая, гибкая и движется в воде на удивление ловко. В конце дорожки она аккуратно переворачивается и без передышки плывет обратно. Мне всегда хочется пуститься наперегонки с хорошим пловцом, поэтому, когда она приближается, я спрыгиваю в воду и плыву параллельным курсом, стараясь не отставать.
Первые три гребка я держусь впереди, но потом приходится сбавить темп, и до конца дорожки я тащусь в хвосте.
- Отличный стиль, - говорю я, вылезая из бассейна. Женщина сушится на солнце, запрокинув голову и подставив лицо горячим лучам. Ей лет пятьдесят, но тело у нее сильное и поджарое. Настоящее тело пловца. Она улыбается, не открывая глаза и не оборачиваясь.
- У вас тоже.
Возвращаясь домой, я думаю об Анне и вновь чувствую жалость. Я не смог бы жить без адреналина, который получаю в воде, да и вообще вне дома. Я бы умер, если бы сидел взаперти. Но Анна явно не всегда была такой, и я вновь задаюсь вопросом: как и почему она превратилась из энергичной девушки с фотографии - счастливой красотки, которую застал Блейк, - в несчастное существо, с которым я живу в одном доме?
10
Следующие несколько дней мы с Анной почти не видимся. Один раз мы разминулись в коридоре, когда я шел на работу. Она поздоровалась, но не остановилась. В другой раз, вечером, я обнаружил ее в гостиной перед телевизором, когда вернулся из ресторана, но прошел прямо к себе. Она холодна и бесстрастна; если о чем-то и заговаривает, то о самых прозаических вещах - о неисправной духовке, об окне, которое заело и не открывается. Однажды Анна вручает мне список покупок, и я узнаю тот же отчетливый почерк с наклоном влево, что и на записке, найденной в кладовке. В списке нет свежих фруктов, вообще ничего особо полезного, сплошь консервы и полуфабрикаты. Анна питается как старуха.
- Это все? - спрашиваю я. - Никакой зелени? А мясо?
- Нет, - холодно отвечает Анна. - Больше ничего. Только то, что я написала.
Ее недружелюбие меня не смущает. Дом достаточно большой, чтобы не путаться друг у друга под ногами.
Поэтому я удивляюсь, когда утром в воскресенье захожу на кухню и вижу, как Анна режет яблоки, что-то напевая. На ней обычная одежда, но волосы распущены и падают на плечи и на лоб. Она оживленнее, чем обычно.
- Привет, - говорю я.
Девушка испуганно вздрагивает и поднимает голову.
- Готовишь?
- Пытаюсь. Правда, получается плохо. На ленч придут Маркус и Фиона. - Она смущенно улыбается. - Если ты не занят, можешь присоединиться.
Я удивлен и слегка заинтригован.
- Ладно. Если ты не против. Все равно у меня никаких планов. Спасибо.
Я смотрю, как она режет яблоки, и тут вспоминаю, что в доме явно нехватка приличных продуктов.
- Анна, хочешь, я схожу в магазин и что-нибудь куплю? - предлагаю я. - В кладовке почти ничего нет. Что ты готовишь?
Она указывает на яблоко.
- Яблочный пирог на сладкое. Не знаю, получится ли, но надеюсь. А на первое будет суп. - Анна кладет нож, идет в кладовку и извлекает жестянку с супом из говядины и овощей.
Мое удивление, должно быть, хорошо заметно, потому что она хмурится, протягивает мне жестянку и объясняет:
- Это настоящий деликатес, а не какое-нибудь залежалое старье. Посмотри, тут даже есть травы.
Я притворяюсь, что читаю состав. Все-таки консервированный суп есть консервированный суп. Я улыбаюсь и качаю головой.
Анна выхватывает жестянку и решительно ставит на стол. Она складывает руки на груди и внимательно смотрит на меня. Щеки у нее раскраснелись, как у набегавшегося ребенка. Она смеется, и внезапно я вижу перед собой другого человека. Девушку с фотографии. И Блейк, кажется, не ошибся, назвав Анну красоткой.
- И что? - спрашивает она. - Что теперь делать? Больше ничего нет.
- Я затем сюда и переехал, правда? - напоминаю я. - Чтобы помогать тебе в таких ситуациях. Сейчас схожу в магазин и что-нибудь куплю.
- Но я ничего не умею. - Анна, кажется, смущена. - Понятия не имею, что приготовить и с чего начать.
Она снова принимается резать яблоко.
- Я нашла этот рецепт в маминой кулинарной книге, но, наверное, ничего не получится.
- Тогда дай мне. Я-то умею готовить. На ленч будет окунь. Дело верное. Пять минут, а вкус потрясающий. И выглядит внушительно. Я научу тебя готовить окуня, и тогда в твоем кухонном репертуаре появится хоть что-нибудь, кроме консервированных супов.
- Правда?
- И печь вкусный яблочный пирог я тоже умею. Я куплю имбиря, чтоб было вкуснее. А еще нужны сливки.
Я иду по коридору к двери, когда Анна кричит вдогонку:
- Подожди!
Она подбегает и сует стодолларовую бумажку.
- Вот, возьми. Не можешь же ты сам за все платить. И возьми заодно что-нибудь выпить. Пиво, например. Ну и вино, наверное. Что хочешь.
На улице жарко, на обратном пути рюкзак оттягивает плечи. Я обливаюсь потом и жалею, что не захватил бутылку с водой. Когда я наконец захожу в дом, то радуюсь потемкам. Пускай темно, зато прохладно.
Я набиваю холодильник пивом и продуктами, мою руки и принимаюсь за работу. Готовлю тесто для пирога, добавляю к яблокам имбирь, ставлю в духовку, начинаю резать салат. Анна предлагает помощь, и я прошу сделать маринад и смазать им рыбу.
Закончив, мы оба расходимся по комнатам, чтобы переодеться. Я принимаю душ, надеваю чистую футболку и лучшие шорты. Вернувшись на кухню, я проверяю пирог, и тут заходит Анна. На ней красная футболка и джинсы. Ничего особо сексуального, но я впервые обращаю внимание на ее тело, которое до сих пор девушка целиком скрывала. Наверное, я чересчур откровенно глазею, потому что Анна сначала медлит, а потом устраивается по другую сторону стола и нервно стискивает руки. Я чувствую себя очень глупо.
- Пиво, - предлагаю я и принимаюсь доставать бокалы и открывать бутылки, надеясь, что на моих щеках нет предательского румянца.
Мы выходим с пивом в маленький внутренний дворик. Анна садится, поднимает бокал и выпивает половину одним глотком.
- Тебе нормально здесь, снаружи? - спрашиваю я, садясь напротив.
Она не сразу отвечает.
- Да, обычно все хорошо, если я неподалеку от дома. А иногда я не могу… - Анна замолкает и вздыхает.
Ее вид нормальным не назовешь. Она явно на грани. Я пытаюсь завязать разговор, но попытки ни к чему не ведут, и в конце концов я неловко замолкаю. Анна допивает пиво, в то время как мой бокал еще почти полон. Я иду на кухню за новой бутылкой, радуясь тому, что появилось хоть какое-то дело.
Она быстро выпивает и следующий бокал, опорожняя его несколькими торопливыми глотками, как будто это лекарство, и я задумываюсь, не прибегает ли она к спиртному, чтобы успокоить нервы. Анна приканчивает вторую порцию, прежде чем я расправляюсь с первой.
- Кажется, я хочу еще. - Она встает. - А ты?
- Не вопрос. - Отвечаю я, осушая бокал. - Почему бы и нет.
Она доливает бокалы доверху и относит пустую бутылку на кухню. Вернувшись, Анна заметно расслабляется. Она откидывается на спинку кресла, вместо того чтобы пристроиться на краешке, и беспокойные руки движутся чуть менее хаотично. Она медленно потягивает третью порцию. Я вновь пытаюсь придумать тему для разговора и жалею, что с Анной так тяжело говорить, но от необходимости беседовать меня отвлекает стайка какаду, которая шумно рассаживается на деревьях у нас над головой. Некоторое время мы наблюдаем за птицами, и разговаривать необязательно.
Наконец в дверь звонят, и Анна вскакивает. Она проводит рукой по волосам, оправляет футболку и прихорашивается.
- Вот и они, - говорит она, хотя и так ясно.
Как и в день нашего знакомства, Маркус и Фиона одеты по-деловому. На Маркусе темные брюки и рубашка с воротничком, на Фионе юбка и жакет. На мой взгляд, они чересчур расфрантились для дружеского воскресного ленча. Мы доливаем себе пива и возвращаемся во двор. Вскоре становится ясно, что выпитое Анной пиво возымело эффект. Щеки у девушки розовые, глаза слегка остекленели и горят, а самое удивительное, она болтает.
Она рассказывает, чем занимаются Маркус и Фиона. Они оба юристы. Фиона изучала право, получила высшие баллы в университете, затем попала в престижную юридическую фирму. Фиона молчит и натянуто улыбается, выслушивая похвалы. Она пытается сменить тему, но Анна не обращает на подругу внимания и продолжает болтать. Маркус тоже окончил юридический факультет, и наконец у них с Фионой набралось достаточно опыта, чтобы открыть совместную фирму.
- "Харроу и Харроу", вот как она называется. - Анна просто сияет. - Если тебе нужен юридический совет, непременно обращайся. Все клиенты ими довольны.
Перемена так огромна, что я приказываю себе не пялиться. Второй раз за день передо мной проблесками предстает девушка, которую описал Блейк. Анна с фотографии - красивая, добрая, разговорчивая.
- А вы уже знаете, что Тим - шеф-повар? - спрашивает она, поворачиваясь к Маркусу и Фионе. - Можете его поблагодарить. Иначе вам пришлось бы есть консервированный суп.
- Шеф-повар? Наверное, тяжелая работа, - говорит Фиона, с любопытством глядя на меня.
- Порой бывает жарко и трудно, - признаю я, - но я младший повар, а вовсе не шеф.
- Какая разница? - спрашивает Маркус. Такое ощущение, что он пытается быть вежливым, возможно, ради Анны, хотя ему самому не особо интересно.
- Несколько лет специального обучения. А главное - зарплата. В общем, ничего особо интересного рассказать не могу. На кухне бардак, грязно и жарко. Не сомневаюсь, у вас работа намного интереснее.
- Юриспруденция - интересная вещь, - соглашается Фиона. - Иногда трудная, зато точно не скучная.
- Ну, как правило, - добавляет Маркус.
- Каково вообще работать вместе? По-моему, вашу фирму не назовешь ординарной, - говорю я. - Ей-богу, не так уж много братьев и сестер сумеют ужиться, каждый день сталкиваясь локтями.
- Да, необычно, - подтверждает Маркус. - Но мы справляемся.
- А у вас есть сестра или брат? - спрашивает Фиона.
- Нет, я единственный ребенок.
Она смотрит на Маркуса и слегка округляет глаза, словно спрашивая: "Да разве он поймет?"
Ее готовность занять оборонительную позицию кажется слегка странной - но они вообще, на мой взгляд, странные, и всех троих, считая Анну, объединяет какая-то необычная атмосфера. Они уж точно не походят на большинство людей, которых я знаю и с которыми предпочел бы общаться. Мой отец назвал бы Фиону и Маркуса "оригиналами", но отнюдь не в уничижительном смысле. Он так выражается всякий раз, когда что-то его озадачивает. Я потягиваю пиво и улыбаюсь.
- Как вы познакомились с Анной? - спрашиваю я.
- О, мы давным-давно знакомы, - отвечает Анна. - К Маркусу и Фионе обращались мои родители, а потом и я, когда они погибли. Мы близкие друзья, правда? - Она сжимает руку Маркуса и поворачивается к Фионе.
- Правда, - отвечает Маркус.
- Мы многое выдержали вместе, - подтверждает Фиона и откашливается, словно смущенная этим маленьким разоблачением.
- И вместе жили, - подхватывает Анна. - Здесь, в Фэрвью.
- А я и не знал, что вы здесь жили. - Я смотрю на Фиону, удивленный и искренне заинтересованный. - Когда это было?
- Мы переехали две недели назад, - отвечает Фиона.
- Правда? А почему? Почему переехали?
Мгновенно - я сам не знаю, отчего - настроение становится из дружеского мрачным. Воцаряется продолжительное неловкое молчание, в котором есть что-то непроницаемое и печальное. Анна съеживается, как будто ей хочется провалиться сквозь землю.
- Ну, кое-что поменялось, - отвечает Фиона. - В общем, ничего особенного. Как оно обычно бывает.
Анна кивает и разглядывает собственные руки.
- Давайте не будем вдаваться в подробности, - продолжает Фиона с неожиданной резкостью. - Такой приятный день. Зачем его портить?
Когда ленч готов, Анна настаивает, чтобы мы перешли с тарелками в столовую. На столе уже постелена скатерть, разложены изящные приборы и салфетки, расставлены бокалы, в центре стоят цветы. Анна хихикает, рассаживая нас, и я замечаю, что у девушки слегка заплетается язык, а слова как будто цепляются друг за друга.
Когда мы переносим еду и рассаживаемся, она снова встает, бежит на кухню и возвращается с бутылкой вина.
- Я за рулем. - Фиона накрывает свой бокал ладонью.
- Один глоточек! - настаивает Анна. - Ты еще успеешь протрезветь.
Фиона и Маркус переглядываются.
- Мы не планировали сидеть весь вечер, извини, - говорит Маркус. - У нас еще кое-какие дела.
- Но сегодня воскресенье, - возражает Анна. - Нельзя же работать по воскресеньям!
- Я очень сожалею, - отвечает Фиона, - но обязательства перед клиентами нужно выполнять.
Я с трудом удерживаюсь от смеха при этих напыщенных словах и думаю, что, возможно, Фиона шутит, но, увидев удрученное лицо Анны, молча беру нож и вилку.
Рыба получилась мягкой и ароматной, и я быстро уничтожаю свою порцию. Подняв глаза, я замечаю, что Анна почти не притронулась к еде. Она сидит неподвижно и смотрит перед собой. По ее лицу текут слезы.
- Что с тобой? - спрашиваю я.
- Мне плохо, - говорит она, поднимая руки и исполненным отчаяния жестом роняя их на стол. - Плохо. Почему все так?
Маркус осторожно откладывает нож и вилку.
- Перестань, - просит он. - Не плачь.
- Не могу! - восклицает Анна и начинает плакать, вздрагивая от рыданий. - Я скучаю по Бенджамену! Так скучаю, что хочу умереть!
- Да, я тоже по нему скучаю, - отзывается Маркус.
- Я помою посуду, - говорит Фиона, вставая. - А потом, Маркус, мы поедем. Сомневаюсь, что здесь от нас будет какая-то польза.
Она начинает убирать со стола, с шумом складывая столовые приборы.
Я поднимаюсь, забираю бокалы и поспешно иду на кухню.
В следующее мгновение там появляется Фиона, и вдвоем мы заполняем посудомоечную машину. Я наполняю раковину водой и отскребаю сковородки, а Фиона находит полотенце и вытирает их. Мы работаем молча, и я гадаю, что случилось. Кто такой Бенджамен, и почему Анна так грустит? Что произошло? Я полагаю, что, живя в одном доме с Анной, имею право знать, но аура, исходящая от Фионы - напряженные плечи, поджатые губы, ускользающий взгляд, - намекает, что мои вопросы останутся без ответа.