Я размышлял несколько часов, заполняя какие-то рутинные бумаги (и успел за это время выпить три чашки довольно гадкого кофе). Размышлял за обедом средней паршивости в якобы средиземноморской забегаловке, если только считать средиземноморской кухней черствый хлеб, свернувшийся майонез и жирную мясную нарезку. Потом опять размышлял, машинально перекладывая бумаги и гоняя ручки по столу в моем рабочем закутке.
От непрерывных раздумий мне даже стало казаться, что мой когда-то мощный мозг утратил свои былые головокружительно высокие позиции. Сейчас мозг в общем-то почти и не работал. Наверное, размягчился от недавней парижской интерлюдии. А скорее всего просто-напросто сдулся из-за того, что мне пришлось так долго и вынужденно воздерживаться от любимого занятия, моей собственной вариации суд оку: поиска и разделки избежавших наказания злодеев. Слишком долго Декстер был лишен Полуночных Развлечений; наверняка мое теперешнее слабоумие объяснялось именно последовавшим стрессом. Хотелось бы верить, что если бы все мои темные извилины работали исправно, то я бы разглядел очевидное намного раньше.
В конце концов где-то далеко в туманной Дымке Декстерового Мозга тонко и гулко ударили в гонг. "Бонг!" - раздался звук вдали, и хмурый свет забрезжил в бестолковой Думалке Декстера.
Может, вам не верится, что мой злодейский мозг раскочегаривался настолько медленно, но я могу сказать лишь одно: времени прошло слишком много, а я устал и был немного не в себе из-за отвратного обеда. Однако когда монетка все же проскользнула в прорезь моего мозгового автомата, то упала точно в цель, с приятнейшим позвякиваньем.
Справедливо меня отругали за то, что я ничем не помогаю следствию! Декстер действительно дулся, сидя в машине, когда Дебс ранили, и не смог защитить собственную сестру от нападок лысого юриста.
Зато я мог бы помочь ей кое-каким другим способом… коронным! Я мог бы разрешить целый ворох проблем: Деборы, полицейского управления и своих собственных, совершенно особых; разрешить одним махом (или несколькими рубящими движениями, если бы мне захотелось поиграть чуть подольше). А всего-то и нужно было - расслабиться и вновь стать чудесным, замечательным собой, а также показать вполне заслуживающему этого Дончевичу, насколько он ошибался.
Я знал, что Дончевич виновен, - собственными глазами видел, как он ударил ножом Дебору. А еще с весьма большой вероятностью выходило, что именно он изукрасил трупы, вызвавшие столь вредоносный переполох в жизненно важном для экономики штата туристическом секторе. Это же буквально мой гражданский долг - избавиться от Дончевича! Его выпустили под залог - следовательно, если он внезапно исчезнет, все подумают, что он сбежал. За его поимку объявят вознаграждение, но никто не будет плакать, когда беглец так и не найдется.
Отличное решение! Хорошо, когда все удачно складывается, чисто и гладко, к удовлетворению моего внутреннего чудовища (настоящего чистюли, любителя избавляться от проблем в аккуратно запакованных мусорных пакетах). И справедливо.
Я с удовольствием проведу время с Алексом Дончевичем.
Начал я с того, что пробил по компьютеру его статус в нашей регистрационной системе, и дальше перепроверял каждые пятнадцать минут, пока не убедился, что задержанного вот-вот выпустят. В 16:32 все его документы были практически готовы, поэтому я побежал вниз, на парковку, и вскоре подъехал к главному входу центра предварительного заключения.
Как раз вовремя - там уже столпились люди. Симеон умел устроить ажиотаж, привлечь внимание прессы, и вот теперь у входа создалась мешанина из автомобилей, телекамер и дорогих стрижек. Когда Дончевич объявился в дверях под руку с Симеоном, камеры застрекотали, люди заработали локтями, пытаясь пробраться поближе, и вся толпа подалась вперед, как свора собак на сырое мясо.
Я наблюдал за этой сценой из своей машины. Симеон выступил с длинной прочувствованной речью, ответил на несколько вопросов, а затем провел Дончевича к черному джипу "лексусу" и увез.
Я тронулся за ними.
Следовать за другим автомобилем несложно, особенно в Майами, где на дорогах царит вечный хаос.
Из-за пробок суеты было даже больше, чем обычно. Мне оставалось лишь держаться чуть поодаль, чтобы между мной и "лексусом" было несколько других машин. Симеон ничем не выказывал, что чувствует слежку. Конечно, если бы он даже меня заметил, то принял бы за репортера, который охотится за Дончевичем в надежде запечатлеть кадры искренней и слезной благодарности. Максимум, что сделал бы этот тщеславный адвокат, - повернулся бы к камере великолепным профилем.
Я проследовал за ними через весь город на север, немного отстав, когда они выбрались на Сороковую улицу. Теперь я догадался, куда они направляются, и, конечно же, Симеон подъехал к тому самому дому, у которого Дебора получила удар ножом. Я проехал мимо, сделал круг по району и вернулся как раз вовремя: Дончевич только что вылез из "лексуса" и зашел в дом.
Мне повезло: я сумел припарковаться неподалеку, так чтобы наблюдать за входом. Заглушил двигатель и стал дожидаться темноты: она наступит как обычно, и Декстер будет, как всегда, готов. Наконец-то этим вечером, после ужасно долгого пребывания в дневном мире, я был готов, воссоединившись с тьмой, упиваться ее сладкой и жестокой музыкой и даже исполнить несколько аккордов собственного менуэта Декстера. Как медленно, тяжеловесно тонет солнце! Скорей бы ночь! Буквально чувствую, как льнет ко мне сгущающаяся тьма, как проникает внутрь, как шелестит крылами, как расправляет онемевшие от длительного безделья мышцы, готовится к прыжку…
У меня зазвонил телефон.
- Это я, - сказала Рита.
- Еще бы не ты.
- По-моему, это изумительно… Что ты сказал?
- Ничего, - ответил я. - Что тебя изумило?
- Что? - переспросила она. - А… я все думала, о чем мы говорили. Про Коди!
Я с трудом отвлекся от бьющейся, голодной темноты, силясь вспомнить, что мы там говорили про Коди. Ах да, как помочь ему выбраться из раковины… Кажется, мы так ничего и не решили, все закончилось неопределенными банальностями, призванными успокоить Риту, пока я осторожно направляю Коди на Путь Гарри. В общем, сейчас я просто поддакнул:
- И что?
- Поболтала со Сьюзан, помнишь, с той, из 137-го дома? У нее еще собака есть, такая большая?
- Да, - ответил я. - Собаку помню.
Еще бы не помнить - псина меня терпеть не могла, как и прочие домашние животные. Все они угадывали во мне меня, даже если этого не удавалось их хозяевам.
- А ее сына, Альберта? Ему очень нравится ходить в дружину "Волчат-бойскаутов". Вот я и подумала: это ведь как раз для Коди!
Поначалу я даже не понял. Коди? Скаут? Вы бы еще Годзиллу пригласили на чаепитие!
Я запнулся с ответом, пытался выдавить что-то среднее между возмущенным негодование и истерическим смехом… и вдруг поймал себя на том, что мысль-то неплохая! На самом деле замечательная мысль! Прекрасно сочетается с моим собственным желанием, чтобы Коди влился в компанию человеческих детенышей.
- Декстер! - окликнула Рита.
- Я… э-э… не ожидал… По-моему, отличная идея!
- Ты правда так думаешь?
- Ну. Ему там будет классно.
- Я так надеялась, что тебе понравится! А потом засомневалась… ну, не знаю, вдруг… ну, знаешь… Нет, ты правда так думаешь?
Чистая правда; в конце концов мне удалось убедить в этом и Риту. Хотя понадобилось несколько долгих минут, потому что моя жена умеет говорить на одном дыхании и на каждое мое слово выдавать пятнадцать - двадцать своих, причем вразнобой.
Когда я сумел повесить трубку, на улице совсем стемнело; внутри же меня, к сожалению, сильно прояснилось. Начальные аккорды Дивного Джаза Декстера звучали глуше, ощущение безотлагательной настойчивости рассеялось после звонка жены. Но все вернется, обязательно.
А пока я решил изобразить бурную деятельность и позвонил Чатски.
- Здорово, парень, - откликнулся он. - Она опять глаза открывала, несколько минут назад. Начинает приходить в себя.
- Это замечательно. Заеду к вам позже. Только кое-что доделаю.
- Тут уже кое-кто из ваших заглядывал, поздороваться. Знаешь такого Исраэла Сальгеро?
Мимо по улице проехал велосипедист, задел мое боковое зеркальце и умчался прочь.
- Знаю. Он тоже приходил?
- Ага, приходил. - Чатски помолчал, как будто ждал чего-то от меня, и добавил: - Какой-то он…
- Он нашего отца знал, - объяснил я.
- Не, тут что-то другое…
- Хм… - Я откашлялся. - Он из отдела внутренних расследований. Выясняет, как вела себя Дебора в этом инциденте.
Чатски опять помолчал.
- Вела себя?
- Да.
- Ее ножом пырнули!
- Адвокат говорит: самооборона.
- Сукин сын!
- Не волнуйся, такие у нас правила, положено расследовать.
- Сучий сукин сын! - взбесился Чатски. - Еще сюда посмел заявиться! Когда она тут в коме, черт возьми!
- Он давным-давно знает Дебору. Может, просто хотел ее проведать.
На том конце повисла очень долгая пауза, потом Чатски проговорил:
- Ладно, парень. Как скажешь. Но в следующий раз, пожалуй, я его пускать не стану.
Я не очень-то понимал, как именно Чатски со своим крюком сможет противостоять совершенной и непоколебимой уверенности Сальгеро, но подспудно чувствовал, что драка выйдет увлекательная. Чатски, несмотря на все свое наигранное добродушие, на деле был хладнокровным убийцей, однако Сальгеро за долгие годы службы в отделе внутренних расследований сделался практически пуленепробиваем. Хоть билеты продавай, когда дойдет до драки! Впрочем, мне, пожалуй, следует попридержать язык. В общем, я просто ответил:
- Ладно, до встречи.
Уладив таким образом все свои малозначительные человеческие дела, я вновь принялся ждать. Мимо проезжали автомобили. По тротуару шли прохожие.
Захотелось пить. Под сиденьем отыскалась бутылка воды.
Наконец совершенно стемнело.
Я подождал еще немного, чтобы тьма укрыла город и меня. Ночь на плечах - как пиджак, холодный и уютный… Внутри росло и крепло предвкушение, и Темный Пассажир настойчиво нашептывал мне на ухо, просился порулить.
И я уступил.
Положил себе в карман аккуратную петлю-аркан из рыболовной лески и моток скотча (единственные оказавшиеся у меня в машине полезные приспособления) и вышел на улицу.
И замешкался. Слишком много времени прошло с прошлого раза. Я не провел подготовительную работу, это плохо. Никакого плана не придумал - еще хуже. Я даже не знал, что увижу за дверью или что буду делать, когда проникну внутрь дома.
С минуту я помедлил у машины, гадая, удастся ли сымпровизировать сегодняшний танец.
Глупо, слабо и неправильно… не по-декстеровски!
Ведь Настоящий Декстер сам живет во тьме, оживает в сумрачной ночи, радостно разит из тени. А кто это тут медлит? Недостойно Декстера.
Я поднял голову к ночному небу, сделал вдох… Лучше. От луны остался гнилой и желтый осколок, но я распахнул себя ему навстречу и он завыл мне в ответ; ночь забилась в венах, запульсировала на кончиках пальцев, запела на моем вздыбившемся загривке… и мы были наконец готовы.
Настало время Дикого Джаза Декстера; движения вспомнятся, ноги будут вытанцовывать их сами собой.
Глубоко внутри меня расправились черные крылья, взмахнули во все небо и понесли нас вперед.
Мы скользнули сквозь ночь, обогнули дома, тщательно проверили весь район. Далеко, в том конце улицы, начиналась аллея, и мы пошли по ней, сквозь более плотную темноту, срезая путь к черному ходу дома Дончевича. Здесь, у хорошо укрытой и замаскированной погрузочной площадки, был припаркован какой-то потрепанный фургон (Пассажир шепнул с хитринкой: "Посмотри, должно быть, так он развозил тела по городу, а вскоре покинет дом тем же способом").
Мы обошли район, не заметив ничего тревожного.
Эфиопский ресторан за углом. Громкая музыка из дома неподалеку. И вот мы снова оказались у парадного входа и позвонили в дверь. Он открыл, еще успел удивиться в первую секунду… потом мы накинули ему на шею леску, быстро повалили на пол, скотчем заклеили рот, зафиксировали руки и ноги.
Когда он был надежно связан и утихомирен, мы быстро осмотрели дом: никого. Правда, обнаружилось немало интересного: замечательные инструменты в ванной комнате - пилы, кусачки и все любимые игрушки для забавы Декстера. И любительское видео, что мы смотрели в управлении по туризму, совершенно точно снималось именно здесь, на этом белом кафельном фоне. Вот и доказательства - столь нужные нам этой ночью доказательства.
Дончевич был виновен. Он стоял на кафельном полу, у ванны, с инструментами в руках, творил немыслимое… то самое немыслимое, что мы теперь задумали свершить над ним.
Мы затащили его в ванную комнату и помедлили, всего миг. Тихий, однако настойчивый голосок нашептывал нам, что что-то не в порядке, зудел в позвоночнике так, что ныли зубы. Мы уложили Дончевича лицом на дно ванны и снова торопливо обошли весь дом. Ничего и никого, все было в порядке. Очень громкий голос Темного Рулевого заглушал тот слабый шепот и опять настойчиво требовал от нас исполнить танец с Дончевичем.
Итак, мы вернулись в ванную и принялись за работу. Причем поторапливаясь, потому что оказались в чужом месте, без продуманного плана, а еще потому, что Дончевич пробормотал нечто странное, перед тем как мы навечно отобрали у него дар речи.
- Улыбочку! - сказал он. Мы разозлились, и очень скоро он утратил способность говорить что-либо связное. Но работали мы тщательно, о да… а закончив, весьма порадовались выполненному делу. Все прошло достаточно неплохо, мы предприняли значительный шаг по пути исправления ситуации.
Все шло как положено до самого конца, пока не осталось ничего, кроме нескольких пакетов для мусора и одной капельки крови Дончевича на стеклышке, которое отправится в мою шкатулку из розового дерева.
И, как всегда, мне стало очень хорошо.
Глава 15
На следующее утро кое-что прояснилось.
На работу я пошел усталый, но довольный тем, как хорошо вчера потрудился. Только устроился с чашкой кофе за столом, приготовившись одолеть гору бумажек, как в дверь просунулась голова Винса Мацуоки.
- Декстер?
- Собственной персоной, - отозвался я с подобающей скромностью.
- Слыхал? - спросил он с противной ухмылочкой.
- Чего только не услышишь, Винс, - вздохнул я. - Вот ты что имеешь в виду?
- Протокол вскрытия, - сказал он и выжидательно воззрился на меня, ничего не добавив, что меня порядком взбесило.
- Ладно, Винс. О каком-таком протоколе вскрытия я не слыхал, который перевернет всю мою жизнь?
Он нахмурился:
- Чего?
- Нет, - сдался я, - не слыхал. Расскажи мне, пожалуйста.
Винс потряс головой и пробормотал:
- Нет, ты сказал не так… Ну ладно, помнишь эти трупы шизанутые, нафаршированные фруктами и все такое?
- На пляже и в "Эльфийских садах"?
- Точно. Потащили их в морг на вскрытие, а в морге все такие: ух, кто к нам вернулся!
Не знаю, замечали ли вы подобное? Порой два человеческих существа способны вести беседу, при том что один или даже оба участника понятия не имеют, о чем речь. Сейчас я оказался вовлечен как раз в такую мозголомную дискуссию, которая меня безумно раздражала.
- Винс, пожалуйста, ясно и коротко расскажи мне, что ты хочешь, или я тебя вот этим стулом тресну по лбу!
- Я же тебе говорю! В морге заявили: тела у них украли, а теперь, мол, возвращают.
Весь мир как будто чуть накренился; серый, плотный туман охватил предметы, мешал вздохнуть.
- Трупы выкрали из морга? - переспросил я.
- Ага!
- То есть они уже были мертвые, а потом трупы кто-то украл и сотворил эту гадость?
Винс кивнул:
- В жизни большей дикости не слышал! Нет, правда, вот ты станешь красть тела из морга? Будешь с ними развлекаться?
- Выходит, тот, кто это сделал, их не убивал… - проговорил я.
- Нет, все четыре - несчастные случаи, они там просто на полках лежали.
Ненавижу случайности. Это то, из-за чего меня когда-нибудь поймают. Ведь, несмотря на умный план и всевозможные предосторожности, в безумном мире хаотических сплетений всегда есть место для несчастных случаев!
Вот как теперь. Буквально вчера вечером я заполнил с полдюжины мусорных пакетов кое-кем случайно невиновным.
- Значит, не убийство…
Винс пожал плечами.
- Все равно уголовщина, - отозвался он. - Кража трупов, осквернение мертвых… Угроза общественному спокойствию. Короче, противозаконно!
- Вроде как переход улицы в неположенном месте, - заметил я.
- Только не в Нью-Йорке. Там это обычное дело.
Впрочем, сообщение о повадках нью-йоркских пешеходов нисколько меня не ободрило. Чем больше я думал о случившемся, тем больше меня охватывали настоящие человеческие эмоции, а думал я весь день напролет, никак не мог отвлечься. В горле застыл какой-то странный ком, мешавший дышать. Я никак не мог стряхнуть с себя бессмысленную, неопределенную тревогу и все гадал: уж не так ли ощущается вина? Понимаете, если бы у меня была совесть… мучила бы она меня сейчас? Все это было очень неприятно и совершенно мне не нравилось.
А главное, бессмысленно! В конце концов Дончевич все-таки пырнул ножом Дебору! И если она выжила, то вовсе не от недостатка стараний с его стороны. Он явно замешан в чем-то еще.
Тогда с чего мне что-то "чувствовать"? Легко обычным людям сказать: "Я поступил неправильно и чувствую себя виноватым". Но можно ли так говорить холодному, бездушному Декстеру? Начать с того, что я вообще не чувствую. Больше того: если бы я что-нибудь и почувствовал, существует определенная вероятность того, что чувства мои большинство сочли бы в том или ином роде плохими. Наше общество не одобряет и не поощряет такие эмоции, как Нужда убивать или Удовольствие от нанесения ножевых ранений.
Неужели это малозначимое, импульсивное расчленение способно вытолкнуть меня за грань бесстрастности, утопить в смятении человеческих чувств? Ведь сожалеть мне не о чем: ледяная и непробиваемая логика великого интеллекта Декстера раз за разом приводила меня к одному и тому же выводу: Дончевич - потеря небольшая, к тому же он и в самом деле пытался убить Дебору. Что ж мне теперь, ради собственного успокоения надеяться, что она не выживет?
И все-таки что-то меня царапало, не отпускало с самого утра и весь день, до обеденного перерыва, когда я поехал в больницу.
- Здорово, парень, - устало произнес Чатски. - Практически без перемен. Пару раз глаза открыла. Мне кажется, она чуть-чуть окрепла.
Я уселся на стул по ту сторону кровати.
Дебора не выглядела сколько-нибудь окрепшей. Она лежала бледная, едва дыша, ближе к смерти, чем к жизни.
Я видел такое выражение лица и раньше, много раз, но Деборе оно не шло. Оно предназначалось для людей, которых я специально для этого отбирал, для тех, кого сталкивал по темному склону в пустоту в качестве награды за творимое ими зло.
Буквально прошлой ночью я видел такое выражение лица у Дончевича. И хоть его я выбрал не специально, сразу понял, что как раз ему-то оно очень подходит. Из-за него моя сестра лежит вот так, и этого достаточно.
Здесь ничего не всколыхнуло бы несуществующую душу Декстера.