- Ты ушел за кофе. Она решила, что лучше поспешить.
Коултер посмотрел на кровь под ногами, покачал головой и повторил:
- Подождала бы минут двадцать… Своего партнера! - Поднял взгляд на меня. - Это ведь святое.
Опыта у меня, правда, никакого нет, поскольку я обычно выступаю за другую команду, так что я односложно буркнул:
- Наверное…
Коултеру, похоже, этого было довольно, потому что он угомонился и стал записывать мои показания, изредка оглядываясь на кровавое пятно, оставшееся от "святой" напарницы. Только через десять долгих минут мне удалось отделаться от него и поехать в больницу.
Больница Джексона знакома каждому копу, преступнику и жертве на территории Большого Майами; все они здесь бывали - либо в качестве пациентов, либо навещая коллег. Это один из самых загруженных травмпунктов на всю страну, и если повторение действительно мать учения, то реаниматологи здешней больницы наверняка лучше всех умеют обращаться с ранениями и травмами. Военные врачи изучают полевую хирургию именно в этой больнице - ведь каждый год в местный травмпункт поступает более пяти тысяч пациентов с повреждениями, максимально приближенными к фронтовым ранениям вроде тех, что случаются в Ираке.
Так что я знал, что Дебс попадет в хорошие руки… если только переживет дорогу. Мне было ужасно сложно представить ее возможную смерть. Ну, умом-то я понимал, что моя сестра может умереть, - в конце концов такое нам всем предстоит, рано или поздно, - однако не мог вообразить себе мир без Деборы Морган - живой и здоровой. Словно пазл на тысячу кусочков, а несколько деталек из самого центра потерялись.
Как я к ней, оказывается, привязался! Мы никогда не признавались друг другу в родственной любви, не плакали друг у друга на плече, но у меня всегда была сестра, всю жизнь… И по дороге в больницу мне пришло в голову, что без сестры моя жизнь была бы совсем не такой и уж точно менее удобной.
Неприятная мыслишка. В жизни не припомню за собой такой сентиментальности. Дело ведь не только в осознании ее возможной смерти (уж в этом-то у меня какой-никакой опыт имелся) и даже не в родственных чувствах (со смертью родственников я тоже уже сталкивался). Но мои приемные родители умерли после долгой болезни, я мог подготовиться к их кончине. А теперь… так внезапно. Наверное, именно шок от происшедшего и вызвал у меня какие-то… почти эмоции.
К счастью, до больницы ехать было недалеко, всего пару миль, и вскоре я уже вкатил на больничную парковку - буквально через несколько минут гонки по городу, в сопровождении автомобильной сирены, звук которой большинство водителей в Майами частенько игнорируют.
Все больницы изнутри похожи одна на другую, даже стены выкрашены одинаково. И все они печальны… Конечно, приятно, что одна из больниц оказалась под боком, но в травматологическое отделение я входил, не ожидая ничего хорошего. Другие посетители сидели с видом животной покорности, лица врачей и медсестер застыли в выражении непреходящего кризиса, и хоть сами медики сновали в спешке взад-вперед, зато в дверях сам я наткнулся на медлительный, бюрократический официоз в виде дамы с планшеткой. Я рвался внутрь, на поиски сестры, а меня не пускали.
- Сержант Морган, ножевое ранение? Ее только что привезли.
- А вы кто такой? - спросила она.
Я наивно думал, что смогу быстрее попасть внутрь, если отвечу: "Ближайший родственник!"
Женщина неожиданно обрадовалась и заявила:
- Отлично! Вы-то мне и нужны!
- Можно ее увидеть? - спросил я.
- Нет, - ответила она, схватила меня за локоть и решительно повлекла в небольшой кабинет.
- Вы хоть скажете, как она?
- Пожалуйста, присядьте вот сюда. - Женщина подтолкнула меня к пластиковому стулу у небольшого столика. - Скоро узнаем. Как только заполним вот эти бумаги. Мистер… мистер Мортон?
- Морган, - поправил я.
Она нахмурилась.
- Здесь написано "Мортон".
- Правильно "Морган", - повторил я. - "М-о-р-г-а-н".
- Точно? - переспросила она, и вся эта больничная нереальность вдруг нахлынула на меня, повалила на стул и придушила собой словно влажная подушка.
- Совершенно точно, - твердо ответил я и опасливо откинулся на шаткую спинку.
- Теперь придется поменять в компьютере! - Женщина нахмурилась. - Какая досада!
Я несколько раз открыл и закрыл рот, как задыхающаяся без воды рыба, а женщина затюкала по клавиатуре. Нет, это уж слишком, против всякого здравого смысла - говорить "досада", когда на весах жизнь Деборы! А где же все, и отчего все молчат? Где вопли возмущения, почему никто не проклинает весь этот беспредел? Может быть, мне следует договориться с Эрнандо Мецей, привезти его сюда, чтобы преподать им урок лингвистически корректного восприятия нависшей угрозы?
В общем, хоть времени это заняло нереально долго, в конце концов я умудрился заполнить все нужные бумажки и убедить женщину, что у меня, как у ближайшего родственника и к тому же полицейского служащего, есть права повидаться с сестрой. Впрочем, так уж все устроено в этой юдоли скорби, что повидаться с ней мне, конечно, не дали.
Мне разрешили только постоять в коридоре и кинуть взгляд в смотровое окошко в форме иллюминатора: в операционной толпились какие-то люди в ядовито-зеленых халатах и вытворяли страшное, невероятное… над телом Деборы.
Так я и стоял под дверью целых несколько столетий, смотрел и иногда моргал, когда вдруг над моей сестрой взлетала чья-то окровавленная рука. В воздухе неодолимо пахло лекарствами, кровью, потом и страхом. Наконец, когда мне уже стало казаться, что земля остановилась, воздух испарился, а солнце охладело и состарилось, врачи у операционного стола расступились и кто-то покатил каталку к выходу. Я отступил, освобождая проход, и взглядом проводил процессию, удаляющуюся по коридору.
Из операционной стали выходить люди в халатах, одного - на вид главного - я схватил за рукав. Наверное, напрасно, потому что пальцы мои почувствовали что-то холодное, влажное и липкое; я отдернул руку и увидел кровь. Голова вдруг закружилась, промелькнуло ощущение какой-то грязи, где-то даже ужаса… но хирург посмотрел прямо на меня, и я взял себя в руки и спросил:
- Как она?
Он кинул взгляд на удаляющиеся носилки и снова обернулся ко мне:
- А вы кто?
- Ее брат. Она поправится?
Хирург криво улыбнулся:
- Судить пока рано. Большая кровопотеря. Может, все обойдется, а может, будут осложнения. Мы просто-напросто еще не знаем.
- Какие осложнения? - спросил я. И по-моему, это был вполне резонный вопрос, однако врач лишь раздраженно фыркнул и покачал головой:
- Все, что угодно, от инфекции до повреждения мозга. Время покажет.
Он снова криво улыбнулся и пошел прочь, в сторону, противоположную той, куда увезли Дебору.
Я смотрел ему вслед, размышляя про повреждение мозга, затем побрел по коридору вслед за сестрой.
Глава 12
Вокруг Деборы нагромоздили столько аппаратуры жизнеобеспечения, что я даже не сразу разглядел сестру во всей этой гудящей и клацающей мешанине. Она лежала неподвижно на постели, вся опутанная какими-то трубочками, лицо наполовину скрыто маской и бледное почти как простыня. Я помедлил, не зная, что полагается делать. Приложил столько усилий, так отчаянно старался попасть внутрь и увидеть ее… И вот я здесь, но никак не могу вспомнить, даже и не читал никогда, как себя вести, навещая близкого человека в больничной палате.
Нужно взять сестру за руку? Похоже на то. А может, и нет… К тому же у нее там капельница, именно с моей стороны… Наверное, не стоит - вдруг еще игла ненароком вывалится?
В общем, я заметил в углу палаты стул, придвинул поближе к кровати, сел и принялся ждать.
Буквально через несколько минут дверь скрипнула, приоткрылась и в проеме показался худощавый чернокожий коп, мой шапочный знакомый по фамилии Вилкинс. Он всунул голову внутрь и окликнул меня:
- А, Декстер, верно?
Я кивнул, помахав удостоверением. Вилкинс жестом показал на Дебору:
- Как она?
- Пока непонятно.
- Извини, приятель. - Он пожал плечами. - Капитан распорядился последить на всякий случай. Я буду снаружи.
- Спасибо.
Он вышел и занял пост у двери.
Я попробовал представить себе жизнь без Деборы. И испугался, сам не знаю отчего. Никакой очевидной и ужасающей разницы ведь не было бы… но эта мысль меня слегка смутила, и тогда я постарался продумать ее еще раз. Быть может, я успел бы съесть тот киш горячим… У меня бы не было синяков от знаменитых сестринских плюх…
И мне бы не пришлось бояться, что она меня вдруг арестует… Это все хорошо, отчего же я переживаю?
А вдруг она выживет, но мозг будет поврежден? И это, разумеется, испортит ей карьеру в правоохранительных органах. Ей, может быть, даже понадобится круглосуточный уход, кормление с ложечки, памперсы… вещи, плохо сочетаемые с работой. Кому достанется бесконечная, тяжкая рутина? Я не слишком хорошо разбираюсь в медицинском страховании, однако и дураку ясно, что вряд ли кто-то восторженно бросится обеспечивать ей круглосуточный уход. А вдруг все хлопоты падут именно на меня? Это пробило бы солидную брешь в моем свободном времени. Но кто же еще? Других родственников у нее нет. Один только Дорогой Добропорядочный Декстер, и больше никого, кто мог бы возить ее в инвалидном кресле, готовить ей протертые кашки и нежно промакивать слюни. Мне пришлось бы ухаживать за сестрой до конца ее дней, до глубокой старости… мы бы сидели вдвоем и смотрели ток-шоу по телевизору, пока весь остальной мир веселится, а люди убивают и изводят друг друга без меня.
Почти целиком уже поглощенный самосостраданием, я вдруг вспомнил про Кайла Чатски. Это бойфренд Деборы и даже, пожалуй, больше - они второй год жили вместе. Лет на десять старше Дебс, крупный, много повидавший в жизни; когда-то он потерял левую руку и ступню вследствие инцидента с тем же самым хирургом-любителем, который поработал над сержантом Доуксом.
Вообще-то отдайте мне должное (по-моему, это очень важно), я сейчас вспомнил о Кайле не только потому, что хотел бы переложить на него заботы о моей гипотетически больной на голову сестре. Я скорее сообразил, что он тоже должен узнать о случившемся.
Итак, я вытащил мобильный из чехольчика и набрал номер. Кайл ответил сразу.
- Кайл, это Декстер.
- Здорово, парень! - ответил Кайл в нарочито жизнерадостной манере. - Как оно?
- Я тут с Деборой… В реанимации, в больнице Джексона.
- Что случилось? - спросил он, помедлив.
- Ее ножом ударили. Потеряла много крови.
- Сейчас приеду, - коротко ответил Чатски и отключился.
Может, он мне будет помогать ухаживать за Деборой, по очереди станем возить инвалидное кресло. Не один - и ладно.
Это напомнило мне о том, что я и так уже не один, или, правильнее сказать, кое-кто уже не один, а со мной.
В любом случае Риту имеет смысл предупредить, что я опаздываю. Я позвонил ей на работу, вкратце объяснил, в чем дело, и отключился, едва на том конце начался припев из обычных возгласов "О Господи!".
Минут через пятнадцать в палате объявился Чатски; за ним по пятам семенила медсестра и явно старалась ему угодить, чтобы Чатски был доволен всем - от расположения палаты до вида системы переливания крови.
- Вот она, - объявила медсестра.
- Спасибо, Глория, - ответил Чатски, не замечая никого, кроме Деборы.
Озабоченная медсестра еще немного потопталась возле него, затем неуверенно удалилась.
Чатски уже был у кровати и держал Дебору за руку (оказывается, я угадал: в самом деле, это было правильно - взять ее за руку).
- Что случилось? - спросил он, не сводя взгляда с Деборы.
Я выдал ему краткую сводку событий, которую он прослушал, не глядя на меня и лишь раз отпустив руку Деборы - только для того, чтобы быстренько убрать прядь волос у нее со лба. Когда я закончил рассказывать, он кивнул с отсутствующим видом и спросил:
- Что сказали врачи?
- Пока не берутся судить.
Кайл нетерпеливо махнул сверкающим серебристым крюком, который заменил ему левую руку.
- Они всегда так говорят! Еще что?
- Возможно, функции восстановятся не полностью, - добавил я. - Может, даже мозг поврежден.
Он кивнул.
- Она потеряла много крови.
Это было утверждение, а не вопрос, но я все равно подтвердил:
- Верно.
- Я вызвал человека из Бетесды, - сообщил Чатски. - Прилетит через пару часов.
Человека? Из Бетесды? Это чем-то хорошо для нас?
Понятия не имею, чем Бетесда лучше, скажем, Кливленда, разве что находится в Мэриленде, а не в Огайо.
Какой еще человек летит оттуда? Зачем? Я даже растерялся, как именно сформулировать вопрос. Мой мозг утратил обычную ледяную эффективность; я просто тупо наблюдал. Тем временем Чатски подтащил еще один стул к кровати, с противоположной стороны, так чтобы ему было удобно сидеть и держать Дебору за руку.
- Декстер.
- Что? - откликнулся я.
- Может, добудешь кофе? И пончик какой-нибудь?
Эта просьба поставила меня в совершеннейший тупик - не потому, что была дикой сама по себе, но потому, что таковой для меня прозвучала, хотя должна была показаться такой же естественной, как дыхание. Привычное мое обеденное время давно прошло, а я еще ничего не ел и даже не вспоминал о еде.
Теперь, когда Чатски озвучил ее, сама мысль о еде вызвала у меня неприятие.
Впрочем, возражать было бы еще более странно. Я встал и отправился в коридор.
- Пойду поищу чего-нибудь.
Несколько минут спустя я уже возвращался с двумя чашками кофе и четырьмя пончиками. Помедлил в коридоре, сам не знаю зачем, и осторожно заглянул в палату. Чатски склонился вперед с закрытыми глазами и так сидел, прижимая ладонь Деборы к своему лбу. Он шевелил губами, но слов было не разобрать из-за гула и клацания систем жизнеобеспечения. Молился? Вообще странно. Может быть, я знал его не слишком хорошо, но то, что все же знал, не очень-то вязалось с образом человека, который вздумал бы молиться. Во всяком случае, это было как-то неловко, как-то неприятно видеть. Я кашлянул и прошел к своему стулу, но Чатски даже головы не поднял. Больше ничего полезного я сделать все равно не мог, разве что сказать что-нибудь громкое и ободряющее и хоть так прервать приступ религиозности. В общем, я уселся и принялся за пончики, и уже почти доел один, когда Чатски наконец посмотрел на меня.
- А, привет. Что нашел?
Я передал ему чашку кофе и два пончика. Кофе он сграбастал правой рукой, а крюк продел в отверстия пончиков.
- Спасибо.
Потом зажал кофе между колен и пальцем подцепил крышку. Пончики болтались у него на крюке - так он от них и откусывал.
- Гмм, - прочавкал Чатски. - Не успел поесть. Ждал, когда Дебора позвонит, думал к вам приехать пообедать…
Он опять откусил пончик и стал жевать в тишине, изредка прихлебывая кофе. Я воспользовался этой возможностью доесть свою порцию. Дальше мы просто сидели и смотрели на Дебору, как будто это была наша любимая телепередача. Время от времени какой-нибудь аппарат вдруг странно щелкал, и мы оба одновременно дергались. Но ничего не менялось. Дебора так и лежала с закрытыми глазами, дыша тяжело и прерывисто, словно Дарт Вейд ер под аккомпанемент кислородной маски.
Прошел по меньшей мере час. Чатски не плакал, однако выглядел измученным, серым и вообще хуже, чем обычно. Хуже было, только когда я спас его от того типа, который отхватил ему руку и ногу. Да я и сам, наверное, смотрелся не особенно, хотя меня это обычно не волнует. Если честно, я вообще редко о чем беспокоюсь; планирую - да, забочусь, чтобы все шло как нужно в особые вечера отдыха, но беспокойство - это ведь скорее эмоциональное занятие, нежели рациональное.
Сейчас, как ни странно, Декстер волновался, и этому оказалось на удивление легко научиться. У меня получилось сразу же: еще чуть-чуть - и ногти буду грызть от беспокойства.
Разумеется, она поправится. Поправится ведь?
Слова "судить пока рано" постепенно приобретали более зловещий смысл. Можно ли им вообще верить?
Наверняка существует какой-то порядок, стандартный медицинский протокол, процедура уведомления ближайших родственников о том, что их любимый человек умирает или вот-вот станет овощем. Надо начать с предупреждения, с того, что что-то может пойти не так, что "судить пока рано", а потом, постепенно, выложить им, что все окончательно, навсегда стало "не так".
Но разве нет закона, требующего от врачей говорить в таких случаях правду? Или это все сказки?
Существует ли вообще правда, в медицинском смысле? Я ничего не понимал в этом совершенно новом для меня мире, который мне уже заранее не нравился. Что бы ни было в нашем случае "правдой", о ней "судить пока рано", оставалось только ждать… Я, на удивление, до сих пор и не представлял себе, что это так сложно.
Когда в животе вновь заурчало, я решил, что уже вечер, однако взгляд на часы подсказал, что еще только без нескольких минут четыре.
Двадцать минут спустя прибыл "человек" Чатски из Бетесды.
Я не представлял, чего ожидать, но все оказалось вообще по-другому. "Человек" был невысокого росточка, лысый и пузатый, в толстых очках в золотой оправе. Он появился в палате в сопровождении двух докторов из тех, которые раньше занимались Деборой. Они трусили за ним словно школьники за местной королевой красоты. При его появлении Чатски тоже подскочил и воскликнул:
- Доктор Тейдель!
Тейдель кивнул ему и потребовал:
- Все вышли. - Имея в виду, в том числе, и меня.
Чатски кивнул, схватил меня за локоть и потащил прочь из комнаты, а Тейдель и два его спутника откинули с Деборы одеяло и стали ее осматривать.
- Он самый лучший! - заявил мне Чатски.
- Что он будет делать? - поинтересовался я.
Чатски неопределенно пожал плечами:
- Все, что нужно. Пошли поедим чего-нибудь! Не стоит нам на это смотреть.
Ему явно стало легче после того, как тут начал заправлять Тейдель, так что я послушно отправился за бойфрендом сестры в небольшое переполненное кафе на первом этаже, возле парковки. Мы устроились за столиком в углу, стали жевать безвкусные бутерброды, и Чатски рассказал мне кое-что об этом докторе из Бетесды, хотя я, в общем, ничего не спрашивал.
- Поразительный человек! Десять лет назад он меня собрал по кусочкам! А ведь мне тогда было куда хуже, чем Деборе, уж поверь, а он все собрал, по кусочкам, да так, чтобы все работало!
- Это самое главное, - поддакнул я, и Чатски кивнул, как будто понял, что я имел в виду.
- Видит Бог, Тейдель - самый лучший! Заметил, как остальные врачи вокруг него бегают?
- Как будто готовы ему ноги мыть и воду пить.
Чатски хмыкнул и вежливо улыбнулся:
- Теперь она поправится. Точно!
Не знаю, кого он пытался убедить, меня или себя…