В замке принцесса не отпускала спутницу ни на шаг, странно озираясь по сторонам. Подданные снисходительно улыбались и кланялись ей. Они знали, всякий был бы взволнован и растерян перед балом в честь своего совершеннолетия. А уж о невесте на выданье и говорить не приходится.
Неожиданно служанка сильнее сжала куру принцессы, сев в глубокий реверанс:
– Ваше величество…
– Вероника, дитя мое, – услышала обращение в свой адрес девушка. – Так ты распугаешь всех женихов. Хватит ребячества! Женни, надеюсь, ты не поможешь сегодня принцессе?
– Непременно, ваше величество…
Мнимая Вероника весь день умело играла роль принцессы, стараясь не перепутать все имена и титулы придворных, а также неимоверное количество дверей и комнат, коих в замке было великое множество. Казалось, этому не будет конца, но самое сложное началось вечером.
Зал для особых торжеств был украшен в честь ее совершеннолетия тысячами цветов. На бал съехалось все знаменитости и представители королевских семей. Принцесса встречала гостей в потрясающем наряде и маленькой короне с бриллиантами. Распорядитель бала представлял ей каждого приглашенного и называл все его титулы и звания. Чем старше и некрасивее был гость, тем длиннее и утомительнее был этот список.
Вдруг сердечко мнимой Вероники замерло и застучало часто-часто. Ей скромно поклонился стройный юноша с ямочкой на подбородке. Девушка так разволновалась, что не расслышала, как его зовут. Череда женихов нескончаемым потоком тянулась к принцессе от двери через весь зал, а она украдкой искала среди многочисленных гостей юношу с ямочкой на подбородке. Его нигде не было.
– Сделала ли ты свой выбор? – спросила ее вдовствующая королева.
– Нет, матушка, – отвечала Вероника.
Когда гостей усадили за огромный стол и подали угощения, женихи начали состязаться, читая свои вирши. Но юноши с родинкой на подбородке среди них не было.
– Сделала ли ты свой выбор? – спросила ее вдовствующая королева.
– Нет, матушка, – отвечала Вероника.
Начались танцы и принцессу наперебой приглашали все кавалеры. Но юноши с ямочкой на подбородке среди них не было.
– Сделала ли ты свой выбор? – спросила ее вдовствующая королева.
– Нет, матушка, – отвечала Вероника.
– Ты должна решить до заката, – настаивала мать. – Государству нужен король.
Принцесса поискала глазами свою служанку и знаком попросила приблизиться.
– Спаси меня Женни, – взмолилась она. – Я не хочу выходить замуж ни за одного из этих господ. Не видела ли ты юношу с ямочкой на подбородке?
– Он ждет в беседке, как вы и просили в записке, – прошептала служанка.
– Какой записке? – удивилась мнимая Вероника, но вовремя спохватилась. – Ах, да! Я так рассеяна сегодня. Что будем делать?
– Вы же сами придумали план, – быстро зашептала Женни. – Сейчас начнется маскарад. Мы с вами поменяемся нарядами. Я надену маску и выйду к женихам, а вы с принцем бежите. Карета ждет у калитки. Вот ключ.
Совершенно растерянная принцесса повиновалась служанке. Та провела ее тайным коридором к выходу в парк, где томился влюбленный юноша с ямочкой на подбородке. Прощаясь, Вероника сжала руку своей спасительницы и быстро зашептала:
– Я так разволновалась, что все позабыла, моя милая Женни. Как его зовут?
– Принца? – подозрительно покосилась на госпожу служанка. – С вами, ваше высочество, действительно сегодня происходит нечто странное…
– Ну, же! – умоляюще зашептала мнимая Вероника.
– Эдгар Ловалье. Виконт, лишенный наследства своим коварным дядей, незаконно занявший трон своего брата… Вы же с детства любите друг друга! Торопитесь, солнце садится.
Без объяснений принцесса побежала к беседке. Юноша обнял возлюбленную и они устремились к поджидавшей их карете. Солнце коснулось верхушек деревьев. Покидая отчий дом, принцесса попросила остановиться посредине большого луга, чтобы последний раз взглянуть на замок. Косые лучи заходящего солнца блеснули в траве. Вероника с надеждой склонилась над маленьким родником. Оттуда на нее смотрели испуганные глаза девочки из рыбацкого поселка.
Через мгновенье настоящая принцесса села в карету, а Ветерок понесся по лугу домой. Ей было одновременно и радостно за новых знакомых, и грустно, что так быстро закончилась сказка о ветерке.
Огонек и Ве́режка
Однажды, уж никто и не помнит когда, случилась такая история. В одной деревеньке, что стояла у подножия Синей горы, да так и называлась – Синегорье, жила девочка по имени Огонек. Все в тех краях были черноволосые и кареглазые, а эта уродилась рыженькой. Да, не конопатой какой-нибудь, а белокожей с голубыми глазами. И по характеру была, чистое слово – огонь. Никому спуску не давала. Так и прозвали.
Сама маленькая, тоненькая, где только душа теплица, а все успеет и все умеет. Отец со старшими братьями дровосеки, всегда в лесу на вырубке, а Огонек хозяйством занимается. Никто ее не учил и не заставлял, все сама. Мать-то у них еще позапрошлой весной застудилась и умерла, женской руки в доме не стало, вот Огоньку все и досталось.
Окрест Синегорья одни леса да речушки. До ближайшего города день пути. Это если пешком по тропинкам, а кто не боится быстрой воды, на лодке пару часов по Вережке. Бурная река Вережка, своенравная. По весне напитается талыми водами и пенится, словно кипит. Ледяная водица в апреле, сунешь руку, обжигает. Чистое слово – кипяток. Только другого пути сплавлять лес нет. Мужики зимой валят сосны, да ели, на берегу складывают. Придет весна, по Вережке к ярмарке на торги сплавляют. Тем и живут.
В ту зиму славно потрудились братья с отцом в лесу. Заготовили бревен на два больших плота. С нетерпением ждали, когда поднимется вода в Вережке, чтобы сплавом заняться. Младший брат Егор уже мечтал, как на вырученные деньги себе кафтан новый купит. По весне в городе всегда ярмарка была, чем там только ни торговали. Правда, отец его все одергивал – как Вережка решит, так и будет. Своенравная она, много судеб погубила. Бывало, умчится плот из Синегорья, и не слуху, ни духу. Потом только весточку кто-нибудь передаст, что в низовье чьи-то бревна из воды вылавливали. От плотогонов и волны не осталось.
Вережка, как ведьма, над своим кипятком ворожила. Чисто слово – кто в фаворе, а кто в горе.
Пришла весна и ожила Синяя гора. До осени ее синие цветы украшают. Васильки, шалфей, медуница, горный горошек, словно небеса, отражаются на ее склонах. Огонек очень любила это время. Вставала засветло, чтобы все дела домашние переделать и погулять успеть. Окружавшая красота придавала ей силы и наполняла теплом восторженную душу. Обычно она гуляла с галчонком, жившим у них дома. Года три назад она подобрала его замерзающего на снегу. Отогрела, накормила и оставила до тепла дома. С тех пор Галл так и жил у них.
Уйдут отец с братьями на вырубку, а Галл рядом. Во всех делах участвует, Огоньку помогает. Выберут часик, вместе гулять идут. Галки всегда живут парами, и стая этот закон уважает. Похоже, и Галл в девочке свою признал. Столько времени прошло, а не улетает. Так и бродят по лугам и перелескам – рыжая девочка и черный галчонок с серым воротником. Лесной народец их за своих принимает, не боится. Все бы ничего, да беда пришла.
Едва вода в Вережке поднялась, отец с братьями плоты связали и вниз по реке наладились. Опасное это дело, но кто первый на ярмарку успеет, тот и товар быстрее продаст. Строительный лес всегда в цене. Этот заработок потом всю семью год кормит. Ждет Огонек отца с братьями домой, а их все нет и нет. Неделя проходит, вторая. Уж начали соседи с ярмарки возвращаться, а родных Огонька так и нет. Девочка места себе не находит, переживает. Однажды вечером постучал к ней в окошко знакомый и грустно сообщил, что отца с братьями в острог забрали. Утром по этапу отправят.
Кинулась девочка на выручку. Куда на ночь, глядя, бежать? Да, не зря ее Огоньком прозвали. А галчонок следом. Пешком до города день идти, а по реке за пару часов управятся. Только темень кругом, и Вережка в пене. Прыгнула девочка в лодку, а Галл за ней. Подхватила их волна, вниз понеслась. Закрутила. Быть беде, да взмолилась Огонек, обращаясь к реке.
– Ты самая сильная на свете, Вережка. Только не губи меня сейчас. Позволь братьев и отца спасти. Мне до полуночи в городе нужно быть. Потом я сама к тебе приду.
Удивилась такой отваге река и согласилась на отсрочку.
Никогда девочка не была в городе, да и ночь на дворе. Как отыскать острог среди сотен улиц и домов? Боязно. Выручил Галл. Пообщался с городскими галками и быстро путь нашел. Пока Огонек в зарешеченные окошки заглянуть пыталась, умная птица в нужную щелочку залетела и все выведала. Оказалось, младший брат Егор повздорил с купцом, когда кафтан себе покупал. Тот его обмануть хотел. Завязалась потасовка, и братья на выручку кинулись. Все они в лесу работали, крепкие и дружные ребята. Много народу помяли в суете, вот их мировой и засудил.
– Там, может, я все объясню судье? – вскинулась девочка. – Они же добрые и честные ребята.
Галчонок только голову набок наклонил.
– Не бывать этому! – сжала кулачки Огонек.
В ответ Галл давай ее в ухо поклевывать. Не до него сейчас, но не отстает галчонок. Чувствует девочка что-то холодное на шейке своей. Глядь, а это ключи. Умная птица все поняла и у охранников ключи стащила. Что ты будешь делать? Назад хода нет.
– Передай ключи Егору, – просит Огонек.
Галчонок скользнул в знакомую щелку, и через четверть часа отец с братьями были на свободе. Без объяснений кинулись они прочь. Когда же оказались за городской чертой, девочка попросила отпустить ее, чтобы вернуть долг. Ее не хотели и слушать, но спорить с Огоньком было бесполезно. Галл тоже сидел на ее плече, всем своим видом подтверждая непреклонность решения.
Пойдя на хитрость, братья согласились, но сами тайком последовали за девочкой. К их удивлению, Огонек шла уверенно, несмотря на темень. Когда же они оказались на причале, все произошло очень быстро. Огонек бросилась в темную воду. Галчонок не оставил своей хозяйки. Рыжее и черное мелькнули и исчезли, словно вода поглотила огонь и дым.
Вернувшись, отец с братьями долго горевали, но исправить ничего не могли. На высоком берегу Вережки поставили они часовенку. Теперь там всегда горит лампадка. Двери не закрываются, и тот огонек видно издалека. Он всегда рыжий. Жители Синегорья утверждают, что с тех пор местные галки облюбовали это место и вьют гнезда только у часовенки. В храме, рядом с иконами, кто-то аккуратно вывел на дощечке слова:
"Берегитесь необдуманных поступков. Близкие платят за них очень дорого".
Сказка о забытых душах
Жил-был Сон. Вернее, быть то он был, а вот где жил – неизвестно. Сон приходил только длинными зимними ночами, когда плачут метели. Выбирал лишь тех, кто спит крепче всех. Бывало это редко, но уж если случалось, то попавший в сон мог увидеть самые невероятные истории. Однажды так и произошло. Приснился Сон мужчине по имени Иван, не старому и не молодому, не высокому и не маленькому. Обыкновенному.
Не стал Сон ходить вокруг да около, сразу нырнул в такие глубины, о которых другие сны и не подозревали. Потому как был этот Сон не прост. И вот снится Ивану, что он в дремучем лесу. Темно. Жутко. Другой бы вскинулся с постели, только не зря Сон выбирал тех, кто спит крепче всех. Долго ли коротко пробирался Иван по чаще, заприметил он огонёк впереди. Ближе подошёл, а там – поляна и на ней вокруг тусклого костерка – странные существа. Не люди, не звери, не птицы. Будто клочья тумана. Колышутся. Страшно Ивану, бежать бы, а не может. Неведомая сила к костерку толкает. Ещё ближе подошел, а его не замечают. Будто виденья над огоньком нависли, а тот еле тлеет. Стал Иван валежник для костерка собирать – вдруг разговор завяжется.
– К кому пришёл? Чужой ты.
– Так я…
Начал, было, Иван, но, повернувшись на голос, осекся. Одно из тех видений, что у огонька собрались, аккурат перед ним.
Прямо в душу уставилось. Остолбенел Иван от страха, а своя душа в пятки ушла.
– А ты чей будешь-то?
– Иван, Васильев сын. Из Березовки.
– Вижу, что рано тебе сюда.
– Заплутал я. Дорогу, вот… Осмелюсь спросить, с кем честь имею…
– Забытые души мы.
– Как это?
– Кто как. Кто по ненависти, кто по любви, кто по злобе. Да брось ты эти палки ни к чему они. Проходи, гостем будешь. У нас никого не бывает, ты первый.
Окружили Ивана забытые души. Вьются. Каждая о своём спрашивает, а он онемел от страха. Постепенно стало чуть светлее. Показалось Ивану, что души открываться перед ним стали. Он без слов иные судьбы увидел, а говорят, чужая душа – потёмки.
– Пустое, нет у него за душой ничего.
Обидели Ивана чьи-то слова. Опять тьма сгустилась. Потеряв к нему интерес, оставили душу Ивана в покое. Он осмелел. – Зачем в такую глухомань забрались?
– Не простили нас. Забыли. Сюда вот загнали.
Такая тоска звучала в этих словах, что у Ивана слезы на глазах навернулись.
– А помочь как?
– Никто не поможет, кроме того, кто позабыл. Иди с миром, добрая душа.
– И что, никого так и не вспомнили?
– Поговаривают, было однажды – вспыхнул огонёк и один из наших вернулся. С тех пор так и смотрим на эти головешки… А ты иди, а то навсегда застрянешь.
– Куда идти-то? Дороги я не знаю.
– Дорог отсюда нет. Ты подумай о ком-нибудь близком, он тебя и вытащит. Если вспомнит.
Похолодел Иван, вдруг он никому не нужен. Раньше жил сам по себе, не задумываясь. Казалось, все так… Начал перебирать в памяти знакомых, кто бы его вспомнить мог. От этого еще темнее стало, а душа оборвалась…
Вдруг свет забрезжил. Чувствует Иван, кто-то его тянет. Теплом пахнуло, жизнью. Рванулся навстречу, и дома очнулся. Сидит в кровати, никак в себя прийти не может. Трясёт всего. Глядь, а это его охотничья собака, Дружок, руку лижет, хвостом виляет, поскуливает. Обнял Иван верного пса, к сердцу прижал. И так ему хорошо стало, что нашлась родная душа.
Сон обернулся, посмотрен на Ивана и пропал. Что тут добавить.
Нельзя без любви жить.
Третий сын
Давным-давно, в одной восточной стране было у отца три сына. Первенец – красавец. Стройный, статный, работящий, во всем порядок уважал и в каждом деле первым был. Его так и звали. Первый. Одна беда – всегда один. С детства сторонился шумных компаний, да так и жил бобылем. Попросит кто помочь, никогда не отказывал. Только делал все по-своему. Добавить к общему делу мог самую малость – только себя. А уж если приумножить или поделить что – всегда пожалуйста, но только результат прежний. Одни обижались на Первого – не работа это, а видимость одна.
Другие его оправдывали, мол, хочет, чтобы все, как он были, но не всем это по нраву было. Только Первому до этого дела нет, отойдет в сторонку и надменно молчит, но ему прощали. Безотказным был, а порой только его и не хватало. Вот и терпели.
Второй сын был куда покладистей. Любил общество и его в любую компанию звали, потому что очень честным был. Если что надобно ровно пополам поделить, Второго зовут. Это он на раз. Даже если что-то и нацело не делится, он все равно справится. Еще этот добряк умел ловко все удваивать. Понадобится кому свое добро вдвое увеличить, кликнут Второго, он вмиг сделает. Причем, все гладко и ровненько. Да он и сам такой был – плечи округлые, голову всегда склоняет, спина дугой. Гибкий, как девица, весь в мать. Его даже знакомые меж собой четным прозвали. В отличие от Первого. Тот прямолинейным был, как оловянный солдатик, никогда никому не кланялся.
О третьем сыне долгое время вообще помалкивали. Никакой он был. Братья давно в деле, а этот так и норовил куда-то закатиться. Впрочем, и это у него неловко получалось. Он овальный был. А уж неумеха, каких свет ни видывал – за что ни возьмется, все вдребезги. Ни прибавить, ни отнять не мог. Ноль без палочки. Его так и прозвали. Ноль. А коли приумножить кто попросит, так мокрого места от добра просителя не останется. Только Ноль. Будто ничего и не было. Если кому что поделить нужно, так его даже не подпускали. Такого натворит, что описать трудно. В сердцах кто-то посетовал:
– Ну, что же ты, Ноль. Ну?!
После этого к нему кличка приклеилась. Нуль.
Отец все терпел, стараясь младшего дома держать. Кому хочется, чтобы третьего сына дураком звали. Хотя божественное "ра" в обидном прозвище не зря звучало. Как-то случилась в той стране беда. Чужеземцы напали. На первый взгляд внешне такие же, а вот знаки у них отрицательные. Если что перемножать или поделить, чужеземцы в любой стычке верх брали. Схлестнется самый маленький чужак с достойным силачом, а знак перевешивает. Только если равные по силам сойдутся в рукопашном, оба в прах.
Тут кто-то смекнул, что такая беда на встречу с Нулем похожа. Кинулись в ноги к отцу. Умоляют младшего сына на защиту отправить. А тому любопытно стало – почему неумеху вспомнили. Пошел он крушить чужеземцев. Приблизится к любому, только пыль летит. Взмолились пришлые о пощаде. Перемирие объявили и совет созвали.
Долго ли коротко судили-рядили, то неведомо, но порешили так. Ноль будет пограничником. Встанет посредине всех с разными знаками и никого не пропустит. Еще договорились Нулю никакого знака никогда не давать. Чтобы соблазна не было. Так с тех пор и стоят – по обе руки Нуля. Он главным оказался.
Правда жулики всех мастей так и норовят неумеху за собой поставить, чтобы значимость себе придать. Стали замечать, что Первый частенько теперь близнецов младшего за собой рядками выстраивает. От одного вида этой компании у многих голова кругом идет. Стали отцу опять жаловаться на младшего. Только мудрым мужчина оказался, ответил просто:
– Если кто-то не научился плавать, это не повод осушить все реки и озера. Создатель сделал нас разными, потому что у каждого свое предназначение. Заветы нам давно переданы, их нужно только выполнять.
Марта
В тот день погода хмурилась с утра. Холодный ветер нагнал серых туч, закрывших и без того робкое мартовское солнце. Он забирался в рукава и отвороты одежды прохожих, словно сыщик, высматривавший не осталось ли там чего запрещенного. А в начале марта для холодного ветра запрещенным было все теплое. Люди ежились от его леденящих прикосновений и торопились скорее попасть в дом, где наверняка гудела растопленная печь.
Что может быть лучше, чем прикоснуться озябшими ладонями к горячим стенкам натопленной печи. Внутри нее гудит обжигающий огонь, а стенки, напитавшись теплом, щедро отдают его страждущим. По традиции северных городов, гостя усаживали поближе к печи и потчевали горячим чаем. И все с удовольствием соблюдали этот, передаваемый из поколения в поколение закон, потому что сами не раз оказывались в подобной ситуации на студеном ветру.
Впрочем, все, да не все.