Глеб подскочил к двери и выглянул в коридор.
– Карась, беги! Быстрее! – Один? – изумился Юрасик. – А вы?
– Он сейчас вернется. Мы закроем дверь и будем тянуть время. Может, он не сразу поймет, что тебя нет. Бери фотку и беги. – Глеб сунул в руки Юрасику тетрадь с фотографией.
– Но почему я?
– Больше некому. У тебя же там дед! Беги через туалет, под лестницей. – Глеб вытолкнул его за дверь. – Там нет решетки на окне, я проверял.
– Ты что, забыл? Там темно, – испуганно прошептал Юрасик. – Я не смогу!
– Сможешь, Юрок! Надо!
Глеб аккуратно и почти беззвучно захлопнул дверь.
Юрасик
Юрасик остался в кромешной тьме. Он поднял майку и подсунул тетрадь под ремень джинсов, чтобы освободить руки. Потом неуверенно направился по коридору к тусклой полоске света с первого этажа. Юрасик почувствовал, как его охватывает отчаяние при одной мысли, что придется идти по темной безлюдной улице. "И вовсе не безлюдной, – уговаривал он себя, – и не темной. Это же большой город, там полно фонарей и людей". Добравшись незамеченным до туалета под лестницей, Юрасик подошел к окну и потеребил щеколду. Она поддалась довольно легко, но с рамой пришлось повозиться. Окно распахнулось с оглушительным треском, и беглецу показалось, что этот звук услышали во всем здании. Он замер, прислушиваясь. Мужские голоса гулко отдавались по всему этажу, переплетаясь с телевизионным шумом футбольного матча.
Юрасик встал коленями на подоконник и высунулся наружу. Вообще ничего не видно. Жаль, что он не догадался взять с собой фонарик! И телефоном не посветишь – отобрали. Кто знает, что там, под окном? Вдруг что-то острое или вообще яма? Юрасик с трудом перекинул ноги на улицу, перевернулся на живот и стал понемногу съезжать вниз, как тогда, из окна у крестной. Этот способ показался ему наиболее удобным и безопасным. Окно находилось невысоко от земли, он приземлился удачно, и ему даже удалось удержаться на ногах.
Юрасик взглянул на часы – три минуты одиннадцатого. Он направился вдоль стены к ближайшему углу здания, но, выглянув из-за него, отпрянул назад. Он чуть не вышел в освещенный прожектором двор, к парадному крыльцу отделения полиции. Пришлось вернуться к светящемуся окну на торце здания. Юрасик огляделся, насколько позволял ночной мрак, и решил идти туда, откуда доносился шум проезжающих машин. Нужно было выйти к дороге и сесть на какой-нибудь транспорт. Перебежав к соседнему дому, Юрасик замер на углу. Дом казался мрачным и неживым, ни в одном окне не горел свет. А может, это был не дом, а какое-то учреждение, и по ночам там просто никого не было. Тем не менее Юрасик запаниковал. Ему предстояло вступить в эту плотную черноту без единого проблеска и пройти вдоль длинной стены несколько метров. Напрягая зрение, он вглядывался во тьму и не мог сделать ни шагу. Беглец понимал, что его начнут искать и найдут очень быстро, вот на этом самом углу. И ребята будут смотреть на него с презрением. Ведь он один мог спасти их. Но не спас. Они на него надеялись, а он струсил, испугался темноты, как маленький. Они будут думать, что он неуклюжий и трусливый, и будут правы! Что это за побег – героически вылезти из окна и встать столбом у соседнего дома?
Юрасик отчаянно шагнул за угол и даже сделал несколько коротких шагов. Тьма окутала его, он будто погрузился в черную дыру без света и воздуха. На мгновение ему показалось, что он ослеп и оглох. Юрасик судорожно вздохнул. Сердце бешено билось в горле, в висках резкими толчками пульсировала кровь. На него стремительно надвигалось ЭТО. Противный, липкий, выворачивающий душу страх, который врач называл фобией. Он хотел, чтобы Юрасик боролся. Но Юрасик знал одно: с ЭТИМ бороться невозможно. Леденящее, оно выползло откуда-то изнутри, из глубины живота, и мгновенно сковало горло. Осталась только небольшая щелочка, через которую едва проходил воздух. Юрасик с трудом переставлял ноги, через каждые два шага останавливался и сгибался пополам, пытаясь глубоко вдохнуть. Но вдох не получался, воздух до легких не доходил. Кружилась голова и нарастала боль в грудной клетке. Запнувшись обо что-то, он упал и понял, что у него нет сил подняться.
Юрасик сидел на земле, скорчившись от боли в груди и хватал ртом воздух. Он больше не мог двигаться ни вперед ни назад. Сердце колотилось с такой скоростью, что казалось, оно сейчас слетит со своей оси. Панический ужас нахлынул на него гигантской волной и потопил с головой.
Глеб и Лена
Рассеянный дежурный вспомнил о своих узниках только минут через двадцать, когда закончился матч. Принеся стаканы и сахар к закрытой двери, он обнаружил, что оставил ключи внизу.
– Эй, вы там живы? – спросил он через дверь, даже не догадываясь, что она не заперта, а просто плотно прикрыта.
– Живы, – недовольно отозвался Глеб. – И сыты. Попили чайку из стаканов, спасибо большое!
– И сахару вдоволь наелись! – воскликнула Лена, которую Глеб заставил подать голос. Так, на всякий случай. Чтобы у дежурного даже мысли не возникло, что они не в полном составе.
– А я не обязан вас обслуживать! – рассердился Миша. Он был явно не в духе. Видимо, его любимая команда проиграла, несмотря на последний гол. – Когда смог, тогда и принес. А будете хамить, вообще ничего не получите.
– Ну и не надо, – ответил Глеб. – Мы уже спать легли.
– Ну и спокойной ночи! – рявкнул дежурный и удалился, позвякивая стаканами.
– Все, теперь можно бежать, – сказал Глеб, выждав минут пять. – Он долго не вернется.
– Зачем нам бежать? – спросила Лена. – Мы Юру все равно не найдем. Мы даже позвонить ему не сможем.
– Ну и что? Мы поедем прямо к отелю. Там и встретимся.
– А ты знаешь, как найти этот отель?
– Спросим у кого-нибудь.
Глеб потушил в кабинете свет и осторожно открыл дверь. Бесшумными тенями они с Леной выскользнули в коридор, добрались до лестницы, ведущей вниз, и на цыпочках пошли по ступеням. Спустившись на первый этаж, они нырнули под лестницу и в дверях туалета нос к носу столкнулись с выходящим оттуда дежурным Мишей.
Юрасик
Он не знал, сколько прошло времени, может, одна минута, а может, целый час. Он ничего не ощущал, кроме боли и удушья. Ему казалось, что вот еще мгновение, и он умрет. Но почему-то не умирал. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что ему становится легче. Боль в груди по-прежнему была очень сильной, и дышал он хрипло и надсадно, и в животе плотно сидел комок льда, но паника немного отступила. Страх ворочался где-то в глубине и уже не окутывал с ног до головы. Юрасик попытался подняться, однако ноги не слушались. Тогда он встал на четвереньки и сделал шаг, потом другой. Юрасик старался выровнять дыхание, набирал воздух очень медленно, как учил врач, а выдыхал еще медленнее. На вдохе продвигался на четвереньках, а на выдохе останавливался и отдыхал. Раз-два-три – вдох… Раз-два-три-четыре-пять – выдох… По мере того как приближалась цель, дышать становилось легче. Юрасик уже различал спасительный угол здания и деревья, а за ними – свет уличного фонаря. Наконец он добрался до конца дома и, держась за стену, поднялся на ноги. До шумной и светлой улицы осталось совсем немного – еще один короткий дом и небольшой дворик с детской площадкой. "Все равно дойду", – стиснул зубы Юрасик и, превозмогая боль в груди, упрямо двинулся вперед.
На освещенную фонарями улицу он выбрался обессилевший, на трясущихся ногах, и в изнеможении свалился на скамейку возле трамвайной остановки. Часы на руке показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Неужели прошло всего двенадцать минут с того момента, как он вылез из окна? Не может быть! Ему казалось, что прошла целая вечность.
Скоро Юрасику стало легче, сердце успокоилось, дыхание пришло в норму, и его охватила радость. Он смог! Он дошел!
Но нужно было спешить, ведь ребята надеялись на него и ждали результатов. Да и находился он слишком близко от районного отделения полиции. Наверняка там уже спохватились и ищут его. Поэтому нужно сначала отъехать на безопасное расстояние, а потом выяснять, как добраться до отеля "Южный ветер".
Юрасик сел в первый же подошедший к остановке трамвай.
На отчаянные вопли дежурного прибежали еще два человека, один в форме капитана полиции, другой – в гражданской одежде. Полицейские вновь заперли ребят в том же кабинете и прочесали все здание и прилегающую к нему территорию. Потом вернулись и устроили пленникам допрос, пытаясь выяснить, куда делся их спутник. Глеб дерзил, Лена подавленно молчала. Видя, что от них ничего не добиться, капитан сказал, что сейчас они сообщат всем патрулям приметы беглеца и его очень скоро приведут обратно.
– Ну что? – сердито спросила Лена, когда полицейские ушли. – Зачем было бежать? Сидели бы себе тихонько, они до сих пор не опомнились бы. А теперь его схватят.
– Да не схватят. Времени прошло много. Он уже далеко, – ответил Глеб.
Но, к его великому разочарованию, около двенадцати дверь открылась, и в кабинет вошел нахохленный Юрасик в сопровождении сияющего дежурного. Миша злорадно сообщил, что теперь в туалет они будут ходить под конвоем и чаю с конфетами больше не получат. Дежурный забрал уже остывший чайник и ушел, не забыв на этот раз запереть кабинет.
– Как будто мы его пили, – проворчал Глеб. – Так стаканы и не дал.
– Юра, тебя патруль поймал? – кинулась Лена к беглецу. – Это мы виноваты.
Тот устало покачал головой и плюхнулся на диван.
– Вы не виноваты. Меня таксист обманул, – сказал Юрасик, вытаскивая из-под майки помятую тетрадь с фотографией. – Он оказался братом дежурного. Я ждал автобус на остановке, а он мимо ехал, увидел меня и узнал. Ему дежурный позвонил и попросил покататься по городу, меня поискать.
– Зачем же ты сел к нему? К незнакомому человеку в машину?!
– Откуда я знал? Он же таксист. Нужного автобуса долго не было, а он остановился и сказал, что довезет меня без денег, потому что у него сын моего возраста. Сказал, что начинается комендантский час и меня точно заберет патруль. Что мне было делать? Я и сел. А он привез меня сюда и передал своему брату. Видели бы вы, как этот Миша обрадовался. Боялся, наверно, что ему влетит из-за меня.
– А почему у тебя все коленки грязные?
– Да это… споткнулся во дворе. Темно было.
– Весь день коту под хвост, – подвел итог Глеб. – И на раскопки зря ездили.
– Не зря, – возразил Юрасик. – Мы фото сделали.
– Ага, которое в двенадцать часов превратится в тыкву, – невесело усмехнулась Лена.
– Вот именно. С профессором мы еще успеем поговорить завтра, а как быть с иероглифами? – Глеб вопросительно взглянул на Юрасика.
– Я их ему нарисую, – сказал тот и раскрыл свой рюкзачок с остатками еды. – Что-то я проголодался.
– Погоди, – остановил его Глеб. – Ты действительно можешь их запомнить, а завтра нарисовать?
– Да я уже запомнил. Я их внимательно рассматривал, и на камне, и на фото.
– А ну-ка, давай.
Глеб отобрал у Юрасика рюкзак и сунул ему тетрадь. Ручку нашли на столе инспектора. Юрасик задумался на мгновение и уверенно вывел на чистом листе четыре строчки знаков. Лена и Глеб склонились над тетрадкой, сверяя их с фотографией.
– Вот ошибка, – показал Глеб на один из символов. – Тут должна быть еще одна черточка. А остальное все правильно.
– Здорово! – обрадовалась Лена. – Значит, ты завтра утром поговоришь с дедом и покажешь ему иероглифы. Ведь он будет дома?
– До обеда точно будет. На конференцию он поедет к вечеру, часам к пяти. Официальная часть у них шестого мая, сегодня. А пятого вечером они просто все собираются и общаются в неофициальной обстановке.
– А завтра не будет поздно?
– Надеюсь, что нет. Ведь надпись уже у нас, – Юрасик постучал пальцем себе по лбу. – Пока есть стена, есть и время.
– Всего пять дней, – устало проговорил Глеб. – А потом исчезнет последняя надежда.
– Прекрати, – предостерегающе сказала Лена.
– Будем себе потихоньку катиться назад, – не унимался Глеб. – И однажды в марте я проснусь в том поезде, который вез меня сюда. А еще через несколько дней снова окажусь в Вольске, и больше вы меня не увидите. Останетесь вдвоем против всего мира.
– Слушать не хочу! – Лена резко встала. – Я и так весь день на нервах. У меня дети с утра одни сидят. Может, они убежали или квартиру сожгли. Я даже позвонить им не могу!
– Этому горю легко помочь. Если бы ты не была такой упрямой и умела прощать…
– Даже не начинай! Я и слышать не хочу ни про какую бабу Липу! Ты не представляешь, что она сделала!
– Зато я видел, как она мучается от этого! Она же хотела помочь.
– Она помогла! Очень помогла! Папу посадили, мама из-за этого заболела, все друзья и знакомые отвернулись. Нас называют семьей уголовника, нищими и оборванцами. И мы должны ее благодарить за это?
Лена отошла к окну и замерла, глядя на темную улицу.
– Значит, это были не друзья, – тихо сказал Юрасик. – Лен, ты и в самом деле думаешь, что если бы Олимпиада Филипповна сказала правду на суде, твой папа остался бы дома?
Лена помолчала.
– Не знаю. Но она виновата. Потому что надо сначала думать, а потом делать.
– Ну какая ты упертая! – не выдержал Глеб. – Ты сама никогда не ошибаешься? Ты что, робот? Ведь все живые люди, все делают ошибки. А потом жалеют о них. Это нормально. Вы же одна семья, она ваша бабушка, она вас вырастила. Твой папа тоже виноват, он тоже что-то сделал не подумав, но вы от него не отказываетесь! Вы его любите и ждете. А от бабушки отказались. Тогда чем вы лучше бывших ваших друзей и знакомых?
На этот раз Лена молчала дольше. Потом забралась с ногами на подоконник и села, обхватив колени руками.
– Два года назад, – сказала она, по-прежнему глядя в окно, – к нам пришла соседка по подъезду. Мы тогда уже месяц жили одни, без папы. Анютка была еще маленькая, постоянно болела, и мама не могла нормально работать. И мне даже одиннадцати не было. Короче, мы сидели без денег и без еды. Соседка принесла нам продукты, одежду, книги. В общем, гуманитарную помощь. Сказала, что всем домом собирали, что это от чистого сердца…
Ребята слушали ее, расположившись на диване. Юрасик задумчиво жевал обнаруженный в рюкзаке бутерброд.
– Мы взяли, конечно, это было очень кстати, – продолжила Лена. – Мама ее так благодарила. А потом эта соседка растрезвонила по всему двору и по всему поселку, что мы – жалкие побирушки. Что если мы не можем обеспечить себя, зачем было заводить столько детей, хватило бы и одного. Что наш папа кого-то убил и будет сидеть десять лет, а они, соседи, вынуждены будут содержать нас – шестерых попрошаек из семьи уголовника. Мама тогда сказала, что мы больше никогда и ничего не возьмем. Ни у кого. Мы будем работать и сами обеспечим свою семью. И у нас получилось. Мы два года так живем и ни у кого ничего не просим.
– У вас все будет хорошо, – сказал Юрасик. – А про эту соседку забудь. Добрых людей больше. Многие действительно хотят вам помочь.
Глеб посмотрел на большие настенные часы.
– Без одной минуты двенадцать. Ну что, друзья-путешественники, всем спокойной ночи. И удачного приземления в собственные кровати.
5 мая 2013, воскресенье
Проснувшись утром, Юрасик с изумлением обнаружил, что находится не дома, а у тетки, сестры отца, куда он приехал с родителями четвертого мая.
– Кошмар! – в отчаянии вскричал он, пулей вылетел из постели и схватился за телефон.
– Ты обалдел? – заорал в трубку Глеб. – Ты почему вчера не сказал, что проснешься не дома?
– Я не знал! То есть знал, конечно, но забыл. Перепутал. Не вспомнил.
– Забыл – не вспомнил! Ты же постоянно хвалишься своей памятью! Как можно забыть такие важные вещи? Где ты вообще?
– В Песчаном.
– Где этот Песчаный?
– За Анапой, возле Витязево.
– Карась, ты издеваешься?! Это же почти два часа езды! Как ты успеешь поговорить с дедом?
– Успею. В прошлый раз мы приехали где-то за час до его отъезда. Я помню.
– Помнишь?! Твое счастье, что ты сейчас далеко, у меня прямо руки чешутся! Так бы и дал тебе в бубен! Как теперь быть?
– Я постараюсь уговорить отца выехать пораньше.
– Давай, делай что-нибудь!
Рассерженный Глеб нажал на "отбой" и побежал к Лене сообщить горячую новость.
– А что же делать? – Лена вышла на лестничную площадку, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем. – Он и сегодня не поговорит с дедом?
– Уверяет, что поговорит. Но все равно будь готова к тому, что мы поедем в Краснодар.
– В Краснодар? Опять?!
– У тебя есть другие варианты?
– Ты хочешь снова оказаться в полиции?
– Сегодня мы поедем на автобусе. Я уже посмотрел расписание. Есть рейс на шестнадцать сорок и на восемнадцать двадцать пять. Остальные нам не подходят.
– Но зачем нам ехать, если Юра поговорит с дедом дома?
– Ага, и дед за каких-то полчаса расшифрует все иероглифы. Да еще перед важной поездкой. Он собираться будет и снова скажет, чтобы Юрок со своей игрой подошел к нему потом, после пятнадцатого мая.
– А на конференции тебя встретят с распростертыми объятиями!
– Так в том-то и дело, что конференция завтра, – загорячился Глеб. – Карасев сказал, что сегодня вечером они собираются в неформальной обстановке, знакомятся, разговаривают, пьют чай. Тут мы к ним и нагрянем.
– Ну не знаю, – Лена в сомнении пожала плечами. – Во сколько Юра должен приехать? В два? Давай дождемся его и тогда решим.
Юрасик не приехал ни в два, ни в три, ни в половине четвертого. Он стоял в огромной пробке в тридцати километрах от Абинска, и неизвестно было, когда эта пробка рассосется.
– Какая еще пробка?! – бушевал Глеб, общаясь с ним по телефону каждые полчаса и все больше приходя в ярость от этой вынужденной задержки. – Ты сказал, что в настоящий день вернулся примерно в два. Ну откуда могла взяться эта пробка, если в прошлый раз ее не было?!
– Просто я попросил папу поехать другой дорогой, чтобы сократить путь, – оправдывался Юрасик. – Я же не знал, что там будет пробка.
– Карась, ты… У меня слов нет.
Юрасик вернулся в поселок в шесть и на автовокзале появился за минуту до отправления автобуса. Измученные долгим ожиданием друзья набросились на него с криками и упреками. Они уже купили три билета и сторожили для своего друга место в салоне, постоянно отгоняя от него других пассажиров. Запыхавшийся Юрасик шлепнулся на сиденье, водитель завел мотор, и троица наконец пустилась в путь, на этот раз вполне легально.
До Краснодара они добрались без приключений и в половине девятого вошли в холл отеля "Южный ветер". После невинного вопроса Глеба: "Как пройти на съезд археологов?" – служащий на ресепшен тут же выставил всю компанию на улицу и пригрозил, что вызовет полицию, если еще раз увидит их в отеле. Юрасику пришлось рассекретиться и позвонить деду. Профессор вышел к ребятам довольно быстро. Он был худым и очень высоким и не имел никакого сходства со своим внуком.
– Юрочка, что случилось? Почему ты здесь, а не дома? Как ты вообще сюда попал? – встревоженно спросил он. Глеб подумал, что Юрасик сейчас начнет мямлить, как всегда, и выступил вперед:
– Здравствуйте, Юрий Васильевич.
Юрасик еще в автобусе сказал, что они с дедом полные тезки, оба Юрии Васильевичи Карасевы. Профессор повернулся к Глебу и Лене:
– Добрый вечер, молодые люди.