Я сел на диван между ними.
- Что вы делали в тот вечер? - спросил я, - Когда дядя Брайан сказал, что повел вас в китайский ресторан?
Они переглянулись, и между ними состоялся долгий разговор, в течение которого никто не произнес ни слова. Потом Коди вновь посмотрел на меня.
- Бродячая собака, - признался он.
Я кивнул и почувствовал, как во мне поднимается ярость. Брайан взял их на прогулку и нашел бродячую собаку, чтобы они могли учиться и пробовать свои силы на ней. Я ожидал услышать нечто подобное, но когда это прозвучало и мои ожидания подтвердились, я был возмущен аморальностью случившегося. И страшно разозлился и на брата, и на детей. Но, как ни странно, даже сейчас, когда я вталкивал себя в высокую башню оскорбленной праведности, тихий и неприятный голос нашептывал мне, что это я, а не Брайан, должен был дать им первый урок. Это моя рука должна направлять неуверенные удары их ножей, мой мудрый и спокойный голос должен объяснять, как ловить, резать и убирать за собой игрушки.
Я тряхнул головой, чтобы вернуться к реальности и позволить голосу здравого смысла быть услышанным. Все это полнейший абсурд, я здесь для того, чтобы вывести их из тьмы, а не учить наслаждаться ею.
- То, что вы сделали, - неправильно, - сказал я. Они недоуменно посмотрели на меня.
- В каком смысле? - спросила Эстор.
- В том, - ответил я, - что вы должны это прекратить.
- О, Декстер, - взмолилась Рита, которая ворвалась в комнату, вытирая руки кухонным полотенцем, - не позволяй им продолжать игру. Завтра в школу. Господи, посмотрите на время, а вы еще не… Ну давайте, оба, готовьтесь ко сну.
Она в мгновение ока заставила их встать и выйти из комнаты. Коди обернулся, прежде чем мать вытолкала его в холл, и я увидел на его лице смесь недоумения, раздражения и обиды.
Прислушиваясь к звукам возни из ванной комнаты, я обнаружил, как скриплю зубами от злости и разочарования. Все шло не так. Я пытался объединить мою маленькую семью, но обнаружил, что мой брат опередил меня в этом. Когда я попытался поговорить с ним, он сбежал, прежде чем я успел сформулировать свои претензии. И стоило мне приступить к исполнению своего тяжкого долга и начать уводить детей в сторону от зла, как меня прервали в самый важный момент. Теперь дети злились на меня, жена не обращала никакого внимания, а сестра завидовала. И при этом я не имел ни малейшего понятия о планах моего брата.
Я, как только мог, пытался стать новым, добропорядочным и благопристойным главой семьи, которым мне и следовало быть, но все мои старания оканчивались тем, что меня сбивали с пути и смеялись надо мной. Я чувствовал себя совершенно раздавленным. Раздражение нарастало, превращаясь в гнев, а гнев трансформировался во что-то иное. Озером ледяной кислоты бурлило во мне презрение к Брайану, Рите, Деборе, Коди, Эстор и всем прочим слюнявым идиотам этого бессмысленного мира.
И в первую очередь к самому себе - Декстеру-Дурачку, который так хотел радоваться солнышку, нюхать цветочки и смотреть, как радуги пляшут в небесах прелестного розового оттенка, но при этом умудрился забыть, что солнце очень часто прячется за тучами, у цветов есть шипы, а радугу невозможно поймать. Во сне можно увидеть что угодно, в том числе самые невозможные вещи, но все они имеют обыкновение исчезать, когда ты просыпаешься. Способ, благодаря которому я в этом убедился, был не из приятных, и с каждым новым повторением пройденного я чувствовал, как жизнь все глубже втаптывает меня в землю. Все, чего мне сейчас хотелось, - это схватить кого-нибудь за горло и сжать руки.
Монотонное жужжание Риты и детей, которые читали молитвы наверху, донеслось до меня. Я все еще не знал слов молитвы, и это было очередным напоминанием того факта, что на самом деле я никакой не Декс-папочка, и, вероятно, никогда им не буду. Я надеялся стать первым на свете тигром, избавившимся от черных полос, но оказался всего лишь бродячим котом, вынужденным питаться на помойке.
Я встал, мне нужно было двигаться, чтобы успокоиться, собраться с мыслями, укротить все эти дикие и странные чувства, прежде чем они утащат меня в пучину идиотизма.
Я отправился на кухню, где посудомоечная машина уже трудилась, ликвидируя все воспоминания об ужине. Прошел мимо холодильника, пощелкивавшего устройством для приготовления льда, в коридор у задней двери, где стояли стиральная машина и сушилка для белья. Все окружавшее меня, все в этом доме было чистым и функциональным, все это оборудование для производства блаженного уюта находилось на своих местах и делало ровно то, что от него требовалось. Все здесь соответствовало ожиданиям - за исключением меня. Я не вписывался в интерьер ни этого, ни какого-либо другого дома. Мое место было в лунном свете, играющем на лезвии остро заточенного ножа. Моей музыкой стало успокаивающее потрескивание разматываемого скотча и приглушенные стоны грешников, радующихся встрече с их рассоздателем.
А я отказался от всего, отказался от того, чем являлся на самом деле, пытаясь втиснуть себя в рамки картины, которой никогда не существовало. С тем же успехом можно было поместить демона на обложку "Сатердей ивнинг пост". Я не добился ничего и только выставил себя полнейшим идиотом. И не стоит удивляться, что Брайан сумел переманить к себе моих детей. Мне никогда не удастся заставить их покинуть Темную сторону, если я не стану являть собой образец торжествующей добропорядочности.
Но, принимая во внимание количество зла в мире, как я могу позволить себе перековать свой сияющий меч на тусклое и скучное орало? Мне надо еще очень много сделать, сколько плохих мальчиков нужно научить новой игре, игре по правилам Декстера. Что говорить, если в моем собственном городе обнаружилась компания людоедов? Неужели я могу спокойно сидеть на диване с вязаньем, пока они творят свои гнусности над беззащитными Самантами Альдовар? В конце концов, она тоже чья-то дочь, и кто-то любит ее так же, как я Лили-Энн.
Эта мысль стала последней каплей, разрушившей плотину и позволившей горячей волне гнева затопить мое сознание, сметая на своем пути все, чем я пытался ее сдержать. На месте Саманты могла оказаться Лили-Энн. Когда-нибудь это может произойти, а я не сделал ничего, чтобы ее защитить. Дурак, витающий в облаках. Меня атаковали со всех сторон, а я просто позволял этому продолжаться. Я разрешил хищникам разгуливать на свободе и искать себе добычу, и если они однажды придут за Лили-Энн или за Коди и Эстор - виноват буду я. В моих силах защитить мою семью от мерзостей этого мира, а я делаю вид, будто хорошие мысли смогут отогнать дракона, рычащего прямо у моего подъезда.
Я стоял у задней двери и через окно вглядывался в темноту во дворе. На небе сгустились облака, скрыв луну и погрузив землю в абсолютный мрак. Вот так на самом деле и выглядит реальный мир: тьма, скрывающая полянку, покрытую пожухлой травой и грязью. И выхода нет. И не будет - ни для кого и никогда. Мир состоит из тьмы, разложения и грязи. Пытаясь убедить себя, что в нем есть и кое-что еще, ты не получишь ничего, кроме горя. И с этим ничего не поделаешь. Совершенно ничего.
Сквозь просвет в облаках пробился тонкий луч луны, прорезавший тьму, и присвистывающий шепот в моем мозгу прошелестел: "Кое-что можно…"
И это единственное, имевшее сейчас смысл в целом мире.
- Я скоро вернусь, - сказали мы Рите, сидевшей на диване с младенцем на руках, - я кое-что забыл на работе.
- Вернешься? - удивленно вскрикнула она. - Ты хочешь сказать, что… Но ночь на дворе.
- Да, - ответили мы и позволили ледяному оскалу появиться на нашем лице при мысли о гостеприимной бархатной тьме за порогом.
- Ладно, но ты не… Не может это подождать до утра? - спросила она.
- Нет, - ответили мы, и в нашем голосе прозвучали отголоски радостного безумия. - Оно не может подождать, я должен закончить это сегодня ночью.
По нашему лицу было видно, что это правда. Рита нахмурилась, но не смогла ничего возразить, кроме:
- Ну, я надеюсь, что ты… Ой, ведро с грязными подгузниками полное, и… Ты не мог бы взять пакет с собой? - Она поднялась и бросилась в холл.
Поверхность кислотного озера во мне опять заволновалась, но Рита вернулась через несколько секунд, держа в руках пакет с мусором. Она сунула его мне в руки и проговорила:
- По дороге, если… Тебе действительно надо туда идти? То есть ты не задержишься слишком надолго? Потому что… Я хочу сказать, езжай осторожно, но…
- Это не займет много времени, - заверили ее мы. Нетерпение захлестнуло нас, и мы быстро вышли за дверь в гостеприимную темноту, манившую нас тонкими пальцами лунного света, пробивавшегося сквозь облака, и обещавшую чудесную ночь, которая позволит забыть все жалкие и печальные попытки притвориться тем, чем мы не были и никогда не сможем стать. Мы поспешно кинули мусорный пакет на пол перед задним сиденьем рядом с нашими игрушками и сели в машину.
Мы поехали на север по почти свободной дороге. В направлении работы, как и обещали, но не той работы, на которую мы ходим днем, связанной с сидением в офисе и беспорядком. Нас ждало куда более интересное задание, обещавшее вырвать нас из рутины и подарить наслаждение.
Мы ехали на север, мимо аэропорта, потом свернули на съезд, ведущий к Норт-Майами-Бич, и сбросили скорость, позволив нашей памяти вести нас к одному маленькому, выкрашенному в бледно-желтый цвет домику в скромном районе.
"Клуб открывается только в одиннадцать", - вспомнили мы слова Деборы. Осторожно проехав мимо дома, мы увидели, что в окнах и перед дверью горит свет, а на подъездной дорожке стоит машина, которой раньше там не было. Машина матери, конечно, - днем она ездила на ней на работу. Ближе к дому, полускрытый тенью, стоял "мустанг". Чапин находился дома. Еще не было десяти, а до Саут-Бич отсюда не так уж долго ехать. Он, должно быть, наслаждается незаслуженной свободой и думает, будто в его маленьком мирке все снова в порядке. Нас это совершенно устраивало. Мы успели вовремя и ощущали холодную и приятную уверенность: мы не будем разочарованы.
Мы объехали вокруг квартала и убедились, что все нам благоприятствует. Тихо и безопасно. Маленькие домики, чистенькие и хорошо освещенные, были застегнуты на все пуговицы, чтобы защититься от острых как бритва клыков ночи.
Мы поехали дальше. В четырех кварталах отсюда стоял дом с мусорным контейнером, устроившимся в его заросшем дворе. Именно это мы и искали. В окнах соседних домов света не было, за исключением одного, расположенного в двух домах от него. Место выглядело спокойным, и дом с мусорным контейнером идеально подходил для наших целей - закрытый, пустой, ожидающий, что к нему придут с новыми мечтами и стремлениями. И он скоро дождется, хотя мечты будут не слишком радужными. В квартале отсюда мы нашли сломанный фонарь и припарковались под ним, рядом с кустами. Мы медленно выбрались из машины, наслаждаясь предвкушением приятных хлопот по подготовке правильного окружения для того, что должно произойти. И оно произойдет очень скоро…
Задняя дверь пустующего дома была скрыта от любопытных глаз, и она быстро без единого звука открылась. Дом оказался пуст и темен, за исключением кухни, где окно в крыше позволяло потокам лунного света литься на разделочный стол, и когда мы обнаружили это, шепот в нашем подсознании превратился в восторженное пение. Добрый знак, эта ночь - для нас, все так и должно быть. Эта комната - идеальное место для нашего дела, и словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть, будто все к лучшему в этом худшем из миров, на столе мы увидели наполовину полную коробку мешков для мусора.
Теперь надо было торопиться - время не ждет, но и аккуратностью нельзя жертвовать. Разрезав швы мусорных пакетов, мы превратили их в пластиковые полотнища и аккуратно застелили ими разделочный стол, пол вокруг него, стены поблизости - все, куда могла долететь отвратительная красная капля, оставшаяся незамеченной в пылу игры. Вскоре комната оказалась готова.
Мы набрали в грудь воздуха. Мы тоже готовы.
Короткая прогулка до маленького желтого домика. Руки у меня свободны, сейчас мне ничего не требуется, за исключением небольшой петли из лески, рассчитанной на пятидесятифунтового тунца. Идеальная вещь, чтобы заставить следовать за собой, к примеру, непослушного товарища по играм. Тихий свист - и они чувствуют, каклегкая и мощная петля укладывается у них на горле. Они так удивляются, когда она начинает говорить с ними и произносит: "Пойдем с нами. Пойдем и узнаем, на что ты способен". И они идут, поскольку у них нет другого выхода. А мир вокруг становится темнее, свет меркнет, и свой последний вздох они сделают, корчась от боли, но не раньше и не позже, чем мы захотим этого.
Но если он будет слишком сильно извиваться или вздумает дышать, а не начнет в ужасе прислушиваться к безумному ритму собственного сердца, тихий шепот нейлоновой петли предупредит: "Видишь? Мы отняли у тебя голос и дыхание. А очень скоро отнимем и еще многое, очень многое. Мы заберем у тебя все и ввергнем обратно в прах и тьму, а кроме того, в несколько аккуратных мусорных пакетов".
При этой мысли наше дыхание участилось, и мы ненадолго остановились, чтобы успокоиться, позволить ледяным пальцам ночи расслабить напряженные нервы и подготовить их к первым осторожным мгновениям наслаждения.
Собраться: еще один вдох, и мы станем холодными и уверенными, обретем предельную ясность мысли и позволим иметь значение для нас только одному несомненному факту - это случится. Сегодня. Сейчас.
Наши глаза распахиваются навстречу пейзажу, состоящему из теней, и мы с ледяным спокойствием и готовностью ко всему осматриваем каждый островок темноты в поисках движения, в поисках самого незначительного признака, говорящего о том, что за нами наблюдают. Мы не видим никого - ни животное, ни человека, ни другого такого же, как мы. Никто не шевельнулся во тьме, мы - единственные, мы вышли на охоту сегодня ночью. Так и должно быть. Мы готовы.
Один осторожный шаг за другим, вокруг квартала назад, к скромному желтому домику, мы идеально делаем вид, будто просто прогуливаемся. Мы осторожно проскальзываем мимо и прячемся в кустах у соседнего дома. Мы ждем. Ни один звук не пытается нам помешать, ничто не движется поблизости и не затаилось вместе с нами. Мы одни, мы сокрыты, мы готовы и подбираемся ближе - тихо и осторожно, а вот и выцветшая желтая стена. Мы глубоко вздыхаем и превращаемся в безмолвную тень среди теней.
Еще ближе, так же тихо и осторожно, все идет как нужно, и вот мы уже у задней двери "мустанга".
Мы открываем замок - презренная маленькая тварь не сделала ничего, чтобы усложнить нам задачу, - тихо и осторожно скользим на заднее сиденье. Мы растворяемся в темноте на полу машины и ждем.
Секунды, минуты - время идет, и мы ждем. Ожидание - это легко, естественно, это неотъемлемая часть охоты. Мы тихо и размеренно дышим, реальность вокруг нас свернулась холодными кольцами в ожидании того, что должно произойти.
И оно начинается.
Крик в отдалении. Дверь открывается, и мы слышим конец долгого спора.
- Адвокат сказал, так надо! - говорит он своим мерзким голосом. - А сейчас я на работу, ясно?
Он захлопывает дверь и поспешно идет к "мустангу". Он что-то бормочет своим гнусным голоском, пока открывает дверь и запрыгивает на водительское сиденье. Когда он включает зажигание и запускает мотор, тени позади него извергают темную фигуру, и мы быстро и бесшумно накидываем ему на шею нейлоновую петлю, которая отнимает у него способность мыслить и дышать.
- Молчи и не двигайся, - произносим мы жутким голосом другого. Он дергается и замирает как статуя. - Слушай внимательно, делай, как мы говорим, и проживешь немного дольше. Ясно?
Он судорожно кивает. Его глаза вытаращены от ужаса, лицо постепенно синеет от нехватки воздуха. Мы показываем ему, как это - не иметь возможности дышать, маленький экскурс в его ближайшее будущее, в его приближающуюся вечность бескрайней тьмы, где уже не будет места дыханию.
Мы слегка усиливаем натяжение, просто даем понять, что мы можем потянуть намного сильнее, тянуть, пока все не закончится прямо здесь и сейчас. Его лицо становится еще темнее, глаза начинают вылезать из орбит и наливаются кровью…
…и мы возвращаем ему способность дышать, разжимаем руку и позволяем петле немного ослабнуть. Совсем ненадолго, только для того, чтобы его пересохший рот смог глотнуть немного воздуха. И мы вновь затягиваем петлю, лишая его способности дышать и говорить.
- Ты принадлежишь мне, - говорим мы ему, и в нашем голосе нет ничего, кроме холодной правды.
Он осознает, какое будущее его ожидает, и на секунду забывает, что не может дышать. Он вскидывает руки, и мы усиливаем натяжение.
- Довольно, - приказываем мы, и наше ледяное шипение тут же останавливает его.
Мы ввергаем его гадкий маленький мирок во тьму. На этот раз ненадолго, так, чтобы, когда мы ослабим натяжение петли, у него появилась надежда. Крохотная, хрупкая надежда, сотканная из лучей лунного света, надежда, которая проживет ровно столько, сколько он будет оставаться послушным и тихим, до тех пор пока не затихнет навечно.
- Езжай, - говорим мы, слегка дергая петлю, и вновь позволяем ему дышать.
Какое-то время он не двигается, и мы тянем за петлю.
- Ну, - говорим мы, и он судорожно дергается, чтобы показать нам свою готовность услужить, и трогается с места. Мы медленно выезжаем с подъездной дорожки и удаляемся от маленького светло-желтого дома, от его ничтожной грязной жизни и приближаемся к темным радостям его будущего, которому будет посвящена эта лунная ночь.
Взявшись за нейлоновую удавку, мы ведем его в пустой дом, быстрыми и осторожными шагами сквозь темноту к комнате, которую для него приготовили. В комнату со стенами, оклеенными пластиковой пленкой, где серебряные стержни лунного света пронзают окно в потолке и освещают разделочный стол так, будто это алтарь в соборе, посвященном боли. Именно этим он и является: здесь храм страдания, и сегодня мы священник, мы исполняем обряды, и мы проведем его через все этапы ритуала к его последнему просветлению и исходу, к Божественному милосердию.
Мы останавливаем его у стола и позволяем немного подышать, совсем недолго, так, чтобы он успел понять, что его ожидает. Его страх усиливается, когда он осознает все происходящее, и он, выворачивая шею, смотрит на нас в надежде, что это чья-то грубая шутка.
- Эй, - произносит он своим искалеченным горлом.
В его глазах медленно проступает понимание, и он трясет головой так, как только позволяет ему удавка.
- Ты ведь тот полицейский, - говорит он, и в его глазах расцветает надежда, и она слышится в его новом хриплом голосе, когда он скрипит: - Ты тот чертов коп, который был вместе с этой ненормальной полицейской сучкой. Ты в такой заднице. Твою мать, я сделаю все, чтобы ты сел, ты, кусок дерьма…