– Ну, прилетай часам к пяти. Потолкуем, потом на ужин. Чёрт, у нас же опера. Значит, только до оперы. Мы в "Карлтон Бальоне".
– В "Бальоне", так в "Бальоне". А я у себя, на озере. Подъеду к вам в город, не вопрос.
– Всегда говорил "богатые люди – особенные люди". На озере… Нам надо в городе… Ты что, из аэропорта – к себе на озеро, а потом – в город? Или у тебя там вертолет?
– Костя, в полпятого я у тебя в отеле, как я туда приеду – мой вопрос. А может, я вас в пятницу заберу к себе на озеро до воскресенья? После оперы или вместо?
– Платон, хочешь – прилетай. В данный момент – ну никакого желания нет тащиться к тебе на озеро. А там – как пойдет.
В самолете Катюня с Аней Трофимовой потребовали сухого мартини и принялись болтать. Мужья уселись за соседний стол.
– Не, Коль, виски не хочу… Мартини вот, с девушками за компанию. Оливки не кладите… Коль, что с оборонкой?
– Костя, работаю… Мы – банк для крупной промышленности. Не за счетами предприятий гонимся, а считаем своим приоритетом вкладывать деньги в укрепление обороноспособности и промышленного потенциала страны.
– Вот, смотри, – по привычке Александров снова начал считать на клочке бумажки. – Нам нужно, кровь из носу, к сделке с Mediobanca прирастить хотя бы…
– Кость, под сделку с Mediobanca я тебе из рукава пол-ярда не достану. Но что-то сопоставимое будет. Говорю, работаем… Есть еще время. А ты Скляра напрячь не думал?
– Считаешь, своими ресурсами на Старой и в Белом доме не обойдемся?
– Эх, прикинь, как красиво будет, если с самого верха команда поступит, – Коля оторвался от бумажек. – Насчет оборонки и крупных госкомпаний!
– Через Португалова к "папе"? Думал… Кстати, Скляр к нам в Милан подлетит, сам напросился. Погоди, дай мозгами пораскинуть.
– Luisa, – Коля обратился к проходившей мимо итальянской стюардессе. – per favore, langustini, antipasti, vino, обед, короче, девушки, – последние слова уже относились к женам. – Нет-нет, мне только виски, Костя, ты с барышнями вино? Дело твое, а я эту бутылку вискаря к Милану должен добить. Луиза, мы взлетим вообще когда-нибудь? Сколько можно на взлетной стоять…
Александров отхлебнул мартини, откинувшись на спинку кресла и прикрыл глаза. Ход с Португаловым – это было бы, конечно, мощно. Тем более, что Скляр летит в Милан. Зачем – не важно, ясно что у него какой-то новый проект, что нужны их деньги. Главное – чтоб соразмерно запросил. За кивок с самого верха.
– Но переговоры, Коля, мы завтра строим из расчета, что банк по номинальной стоит пять ярдов и ни цента меньше, – ход мыслей Александрова тут же поменялся.
– Конечно. Проблемных долгов у нас всего под сотку, даже если со второй группой риска считать. Вообще, нам Тула платить когда-нибудь начнет?
– Во вторник еду к ним, буду разговаривать.
– Оборонка хуже всех, между прочим, кредиты возвращает. Ладно… даже если по гамбургскому счету, проблемных кредитов у нас, можно сказать, нет. Филиалы, загранпредставительства… Надо требовать цену с надбавкой в сорок процентов к капиталу. Mediobanca выкупает эмиссию в объеме двадцати пяти процентов, получаем банк почти в девять. Через пару лет…
– Да погоди ты, дай подумать.
Чтобы дотянуть пассивы до пяти миллиардов, надо набрать на клиентских счетах… – в голове Александрова защелкал счетчик. Банку нужен свежий капитал, поэтому итальянцы… Нужна высокая оценка, тоже понятно. А для этого нужен рост пассивов, то есть новые клиенты, новые счета, рост остатков на них. Нужен рычаг. В прямом и в переносном смысле этого слова. Нужна команда сверху. Мысль о том, чтобы через Португалова, тестя Скляра, дотянуться до "папы", Коле не первому пришла в голову. Значит, все правильно, и Скляр в Милан напросился вовремя. Звезды должны встать правильно, это его, александровские звезды, они по-другому встать просто не имеют права. А это значит, думал он, прикрыв глаза, что дело даже не в том, как через Скляра подкатить к "папе". Это, считай, уже сделано, раз задумано. Но новые пассивы, а вслед за ними и деньги итальянцев надо во что-то размещать. Ясно, что огромная их часть пойдет на кредиты той же оборонке, но и Скляр летит к ним в Милан неспроста, а с каким-то новым прожектом, и Заяц не случайно именно сегодня нарисовался. При новом раскладе холдинг Зайца вполне придется ко двору… Александров даже рассмеялся. Молодец, Заяц, просто молодец! С шутками-прибаутками, но как быстро убедил!
– Привет уроженцам независимой, но очень убогой страны Сри Ланка, – Александров не без удовольствия вспомнил, как Заяц с обычным выражением безмерной радости на лице ввалился в его кабинет. – Как здоровье сриланков? Они меня беспокоят больше, чем Гондурас.
– Привет Дим, садитесь. – Александров пересел за круглый стол, протянул мужику, вошедшему вслед за Зайцем, визитку. Пустился с Зайцем в разговор о Германии, Заяц принялся хвастаться, что скупает потихоньку акции Deutschebank. Александров, незаметно скосив глаз, глянул на визитку того, второго. Чернявин Юрий Сергеевич, президент ЗАО "Листвянский целлюлозно-бумажный комбинат", член общественного совета… член общества ветеранов, председатель православного общества… Мужик сидел набычившись, было ясно, что ему неприятен разговор Александрова с Зайцем, его совершенно не касавшийся. Ему неприятно, что его считают тут посторонним.
Чернявину, действительно, было неприятно. Он разглядывал Александрова исподтишка. Молодой еще, сороковник или чуть больше, а лысеет уже. И лоб, как у Карла Маркса. От таких бабы тащатся. А чего тащатся – непонятно. Интеллигент грёбаный. И стукачок впридачу. На роже ясно написано: стукачок. Конторский пацан-то, иначе как бы он себе такой банк сколотил…
– Константин Алексеевич, – Чернявин очнулся от того, что Заяц вдруг начал обращаться к Александрову по имени-отчеству. – Если позволишь, мы расскажем, какой проект мы хотели бы предложить твоему банку. Мы, считай, купили Самбальский комбинат.
– Погоди, – перебил его Александров. – "Считай" или купили?
– Константин, мы с Юрой, – Заяц кивнул на Чернявина, – купи… покупаем в Самбальском пятьдесят процентов. Часть акций у меня давно была, а тут… госдоля подвернулась… Теперь на двоих пятьдесят с хвостиком. С главным акционером – с директором – вопрос решаем. Но это он вчера был главным, теперь контроль-то у нас с Юрой.
– Можешь поконкретнее?
– Куда еще конкретнее? С директором Самбальского почти все уже оговорили. Его небеленая целлюлоза идет сейчас плохо, я его главный покупатель, он мужик понятливый и сговорчивый. Мудрый. Старый потому что.
Чернявин слушал, как вдохновенно врет Заяц. Александров наконец взглянул и на него:
– А ваш комбинат, Юрий Сергеевич, беленую целлюлозу производит, так?
– У меня, – Чернявин откашлялся. – У меня первая очередь выпускает беленую, а вторая – небеленую. Мой Листвянский комбинат – это пятнадцать лет моей жизни. Начинал я…
Александров слушал… цифры, тонны, вторая очередь, березовый баланс… Разглядывал Чернявина. Провинция, хоть и пообтесался. Голову в плечи втянул, смотрит исподлобья, вцепился судорожно в пошлую новенькую папку из крокодиловой кожи. Совсем мужик этот Зайцу не под стать. Тот – типичный шмузер, а этот свой комбинат по кусочку отвоевывал, собирал, лепил. По нему видно, что одиночка. Ощетинился весь, ощерился. Обложили, что ли? Почему-то рассказ Чернявина тронул Александрова. Захотелось помочь этому парню, не замечавшему, что он то и дело отирает шею платком и не переставая мнет папку. Надо бы его проверить со всех сторон. Либо за ним такие дела, что лучше и не соваться, либо прижали парня.
– Дим, а что от объединения получим? – вернулся он к теме.
– В точку вопрос, – Заяц тут же перестроился и пустился в новое длинное объяснение.
Чернявин перестал понимать смысл слов. Заяц плел что-то о канадцах или немцах, с которыми на территории Самбальского надо строить завод мелованной бумаги. Это чё такое-то? Это для бабских журналов, что ли? На этом бабки можно делать? По словам Зайца, выходило, что можно. Бабские журналы – раз, обертки-фантики разные цветные для кондитерки – два, упаковка для парфюмерии, всякое рекламное барахло, какая-то высокая полиграфия. Где он слов таких нахватался? Заяц все трещал, что сейчас, дескать, Россия всю эту хрень по импорту завозит, а на Самбальском ее производить, мол, – самое милое дело. Подсовывал Александрову какую-то записку… Александров, понятно, слушал заячий треп вполуха, а Чернявин просто заскучал. Но тут Заяц выложил, видимо, свой главный козырь.
– …Тебе, Константин Алексеевич, за такой холдинг, в Кремле орден дадут. Где это видано, чтоб Россия с ее лесом качественную мелованную бумагу из-за границы возила?
– Ну, допустим… – прервал Александров Зайца. – Сорок миллионов, говорите? А подо что?
– Под залог его акций. Моих акций, то есть, – сглотнув, ответил Чернявин. Эту фразу ему произнести было труднее всего. – А когда сложим холдинг, за ваш кредит – акции. Корве… конверсируем… тьфу… Конвертируем ваш кредит в акции. В смысле обменяем… Как раз выйдет двадцать пять процентов.
Забавно, что такое простое понятие, как конвертация кредита, Чернявин объясняет ему, банкиру, чуть ли не на пальцах.
– Не верю я, Дима, в твои сто шестьдесят. Рисованная капитализация. – Александров отложил бумажку, поданную Зайцем. – Хочешь по-взрослому, давай по-взрослому. Больше двадцати пяти процентов вы отдавать не хотите. Понятно, почему. Да мне и самому больше не нужно. За двадцать пять процентов акций могу внести в капитал холдинга тридцатник. Вам нужно сорок, значит, последние десять миллионов – долг. А заемщик у вас кто?
– Листвянский комбинат… – снова сглотнув, выдавил из себя Чернявин.
– Какой же он заемщик, если вы его в холдинг вносите? Зачем мне на холдинге долг? Только на акционерах.
Заяц метнул взгляд на Чернявина и принялся объяснять Александрову, кто собственники Листвянки. Две компании Чернявина на Кипре, у них кроме Листвянки еще есть… Залоги – просто пальчики оближешь! Разве Заяц своему другу Александрову когда-нибудь туфту предлагал?
– Дим, – перебил его Чернявин. – Это что – мне на себя десятку вешать?
– Так не тюряги же, Юрочка! А живых хрустящих североамериканских миллионов!
– Мужики, у меня самолет скоро, – вмешался Александров.
– Константин Алексеевич, – затараторил Заяц, почуяв, что Чернявин с его упрямством и жадностью может погубить все дело, которое уже так славно складывается. – Если я говорю, что холдинг тянет на сто шестьдесят, ты мне, конечно, верить не обязан. Я за свой базар отвечаю, но пусть твои проверят! Вот оценка! Причем это без земли!
– Земля там ничего не стоит…
– Костя! У тебя же есть Олечка Красовская! Она же ничего не упустит, она крепкий профессионал. Пусть посмотрит, оценит.
– Ну, допустим. А доли в холдинге как делить предлагаете?
– У банка – двадцать пять, как вы и сказали, у нас с Дмитрием остальное пополам. Будете у нас, так сказать, гарант… – Чернявин не мог не вставить слова. В конце концов, он вносит не какой-то картонный завод и не эту самбальскую труху.
– Гарант… А что с директором Самбальского?
– Кость, я же уже объяснил, – Заяц, перебив Чернявина, сменил бодро-официальный тон на дружески-фамильярный. – Он нормальный мужик, у него цели в лесу помереть – нет. Без войны, без крови получит кэш, мы ему еще процентов пять оставим. Кому его акции будут нужны, если комбинат в холдинге окажется? Он и за треть цены отдаст, никуда не денется. Война никому не нужна.
– А где гарантия, что войны все же не будет?
– Слово офицера, – выдохнул Заяц.
Александров рассмеялся.
Директора Самбальского он припоминал – мужик солидный, но толком Александров его не знал. Да и этих толком не знает… Знает лишь, что Заяц – пройда, опасность чует, на гиблое дело не пойдет, но несерьезный. Чернявин, похоже, поосновательней. Хотя, с другой стороны, сорок миллионов деньги не великие, целлюлоза и упаковка – дело прибыльное. Ничем особо не рискует. Почему ему хочется помочь этому Чернявину Юрию Сергеевичу, которого он впервые видит? А почему бы и не помочь? "Все в моих руках, а двенадцать-пятнадцать годовых я при любой погоде получу", – прикидывал он.
– Ну, хорошо, давайте попробуем.
Александров встал из-за стола. Заяц с Чернявиным тоже поднялись. Он подошел к рабочему столу, нажал кнопку селектора:
– Оль, к тебе придут Заяц Дмитрий Андреевич, и… – взглянул на визитку, – Чернявин Юрий Сергеевич. Принципиально договорились о следующем, помечай…
– Константин, спасибо, вот увидишь, пойдет дело. В крайнем случае, если тебе надоест, мы тебя года через три-четыре выкупим. Хочешь, в соглашении акционеров обратный выкуп твоих акций сразу пропишем, – произносил Заяц проникновенно.
Александрова этот разговор веселил все больше. Даже раздражение и тревога из-за Катюни забылись.
– Пропишем, не сомневайся. Трофимов тебе все пропишет, и аудиторов пропишет, и многое другое, – рассмеялся он. – И в совет директоров крысу тебе посадим, которая печень выгрызет, можешь не сомневаться. Красовскую, например. Знаешь Красовскую? Ах, ну да, знаешь, конечно…
– Кто же не знает Олечку! Первая леди вашего уважаемого банка, можно сказать. Все будет кошерно! – Заяц только что руками не всплеснул. – У нас же такая перспектива! Главное – замутить проект мелованной бумаги. Это настоящий прорыв!
– Про бумагу – потом. Все, мужики, давайте прощаться, – Александров пожал руки обоим и нажал кнопку селектора. – Наташ, охране, водителю… выезжаю… Коле скажи.
– Константин Алексеевич! Я очень рад возможности работать с вами. Большая честь и совсем новая… как сказал Дмитрий… перспектива. Холдинг с капитализацией в двести, а то и больше. За два года – это с гарантией. Спасибо, что вы решили с нами.
Чернявина вдруг прорвало, и он не мог остановиться, не замечая, что пятится к двери, продолжая говорить. Он даже в тот момент не горевал, что отдает свой кровный комбинат в чужие руки. Неужели он дальше по жизни будет плыть вместе с Александровым? Какой мужик! Считает быстро, не сволочится. Не жлоб, не отморозок!
– Коль, я, кажется, задремал? Лобстеры, это хорошо…
– Ты не дремал, ты о Португалове думал.
– Что об этом думать, идея бесспорная, ты прав. Я о другом думал. Эти новые пассивы надо в активы разместить по уму.
Александров принялся пересказывать Коле про свою встречу с Зайцем и этим, вторым… Чёрт, почему он все время забывает его фамилию? Вообще, среднего размера холдинг в совершенно новой отрасли – в леспроме – должен украсить их банк, согласился Коля. Итальянцы точно будут им пенять, что в кредитном портфеле слишком много оборонки, что баланс не прозрачен. А они им тут же простой и незатейливый лесной холдинг выкатят. Но надо думать дальше! Какие еще понятные итальянцам проекты нарыть? Самолет пошел на посадку, Коля вылил в стакан остатки вискаря. Сейчас в отель, передохнуть, и на ужин с женами. А наутро снова в бой…
Глава 3. Первая лига
Весь следующий день Александров и Коля провели в переговорах – дружелюбных, неспешных, но непростых. Намерение у Mediobanca было, и вполне твердое, но никто и ни на что легко соглашаться не собирался. Создается впечатление, что банк слишком зависит от бюджетных счетов… А не слишком ли сконцентрирован кредитный портфель – машиностроение, металлургия, опять же, оборонка?
Александров с Колей только посмеивались про себя. Они уже в самолете озаботились и размещением пассивов, которые они соберут в ближайшее время, и даже денег Mediobanca. Сейчас эту тему вбрасывать не стоит, у итальянцев в голове не уложится. Им российских темпов не понять, и не надо. Пусть пожуют пока вчерашние новости. Поэтому Александров терпеливо доказывал итальянцам, что бюджеты областей – это не риски, а стабильность, море расчетных счетов, на каждом по копеечке, по копеечке, капелька за капелькой… Итальянцы, ни к кому конкретно не обращаясь, интересовались, насколько стабильно это море. Не получится ли так, что все эти капельки вдруг уплывут в иные банки, если вмешается государство? На это Коля азартно рассказывал жизненные истории о том, как необъятны просторы нашей страны и ее, неведомые Италии, закрома.
Уверив первых лиц в необъятности родины, Коля принялся вещать о технологиях и бюджетной дисциплине в банке. За обедом Александров переключился на глобальную экономику, как бы между прочим поминая сказанное самим или услышанное от других – то на недавнем совещании у премьера, то на последнем Давосском форуме. Не далее как пару недель назад, за ужином президент Chase Manhattan…
Коля обнаглел и предложил цену с надбавкой в шестьдесят процентов к собственному капиталу. Как заявка, чтобы сразу поняли, что опустить тут особо никого не удастся. Итальянцы ответили, что открыты обсуждать надбавку до тридцати, на что Коля заявил: "Обсудим, когда будут результаты независимой оценки, но мы оцениваем банк в семь миллиардов. Учтите, это по прошлому году. Банк растет, и независимая оценка покажет стоимость на конец полугодия".
Александров пустился в рассказ о создании мощного инвестиционного блока, в чем он рассчитывает на помощь Mediobanca. Вложения в промышленные активы – это же их профиль. Разговор пошел веселее.
На следующий день обсуждали права будущих акционеров, второй ключевой вопрос помимо оценки. Ограничились обсуждением стандартных положений, будущих процедур, а драку за порядок формирования правления и принятие решений на совете директоров отложили до следующей встречи. На прощание итальянцы вручили гостям билеты в ложу "Ла Скала" на премьеру "Così fan tuttе".
До отеля пошли пешком, хотелось размять ноги.
– Скляр все равно опоздает, когда по-другому было? Мы с тобой еще по одной махнуть успеем, – повторял Коля.
У входа в отель стояли Катюня с Аней, наблюдая, как портеры выгружают из машины пакеты с покупками.
– Костя, давай прямо у бара, душа просит.
– Коля, а мы как же? – Аня повернулась к мужу. – Мы с Катей хотим шампанского. Закажи лучше в номер, я устала от толчеи… Не хочу никакой публичности.
– Агрессивный утомительный шопинг? Кость, тогда я к себе в номер заказываю, а Скляр подтянется – мы в переговорную спустимся. Ты переговорную заказал? – повернулся к помощнику Трофимов. – Поднимайтесь, я догоню.
– Костя, это правда, что Платон пригласил нас на свою виллу, а ты отказался? – Катюня отхлебнула ледяного шампанского, – Фу, какая гадость… Коля, неужели ничего лучше Taittinger не было? И винтаж какой-то сомнительный…
– Катюнь, Dom Pérignon пьют только папуасы со стотысячными часами на правой руке.
– Ты самые простые вещи возводишь в принцип…
– Катюня, пей, что дают, и скажи спасибо, тем более что ваш Dom Pérignon – кислятина, – заявила Анна. – Ты сегодня и в магазинах весь день ворчала.
– Видела б ты, Катюнь, как мы с твоим мужем сегодня итальянцев строили, – Коля сделал огромный глоток виски. – Эх, не зря день прожит!
– Цыплят по осени считают, – фыркнула Катюня.
– А деньги – круглый год, – заржал Коля.
Позвонил помощник, сказал, что прибыл Платон Валерианович Скляр.
– Костя, я хочу на озеро! Скажи Платону, что мы приедем к нему завтра.
– Кость, а может, хрен с ней, с оперой? – спросил Коля. – Поужинаем сейчас все вместе и махнем к Платону.