Во всяком случае, его, вероятно, почти не будет дома в выходные. Но завтра - конец недели, пятница, и они приедут вечером. Он налил себе пива (местный винный магазин начал продавать его любимое "Эднамс") и шерри для Доры. Она накрыла ладонью его руку. Он вспомнил прикосновение ледяных пальцев Дэйзи. У Доры они были теплые.
- И я должен терпеть этого мерзавца весь уикэнд! - взорвался он.
- Редж, не надо. Не начинай так. Мы виделись с ним только два раза.
- Первый раз, когда она привела его сюда, он стоял в этой комнате у полок с моими книгами и вынимал их по одной. Разглядывал по очереди с презрительной улыбочкой. Взял Троллопа и вот так вот посмотрел на него. Затем вытащил рассказы Джеймса и покачал головой. Как сейчас вижу: стоит с Джеймсом в руках и медленно качает головой, очень медленно. Думал, что он опустит вниз большой палец. Я уже ждал, когда он это сделает, прямо как главная весталка, когда гладиатор на арене спрашивает, убить или помиловать побежденного. Убить. Вот вердикт верховного судьи - убить.
- Он имеет право на собственное мнение.
- Он не имеет права презирать мое и показывать свое презрение. И потом, Дора, дело не только в этом, и ты прекрасно знаешь. Ты хоть раз встречала человека, который бы вел себя так высокомерно и заносчиво? Встречала ли ты человека - среди друзей твоей семьи или тех, кого ты хорошо знаешь, - встречала ли ты хоть раз такого, кто бы так ясно давал тебе почувствовать, что он тебя презирает? Тебя и меня. Все, что он говорил, было направлено на то, чтобы подчеркнуть свое величие, свой ум, острословие. Что она в нем нашла? Ну что она в нем нашла? Он маленький и тщедушный, уродливый, близорукий, не видит дальше своего мышиного носа…
- Знаешь что, дорогой? А женщинам нравятся маленькие мужчины. Они находят их привлекательными. Ты не поверишь, но я знаю высоких крупных женщин, которые обожают таких. Так что это правда.
- Берк сказал…
- Знаю, что сказал Берк. Ты мне уже говорил. Красота мужчины заключается только в его росте или что-то в этом духе. Но Берк не женщина. Думаю, что Шейла ценит в нем ум. Знаешь, Редж, он очень умный. Может быть, он гений.
- Помоги нам, Господи, если каждого, кого включили в окончательный список на литературную премию, ты готова назвать гением!
- Вполне естественно, что молодой человек гордится собственными достижениями. Огастину Кейси только тридцать лет, а его уже считают одним из выдающихся писателей страны. Так пишут газеты. Рецензии на его книги занимают в "Таймсе" полстраницы. Его первый роман получил премию Сомерсета Моэма.
- Успех делает человека почтительным, скромным и добрым, как сказал где-то спонсор этой премии.
- Это редкость. Постарайся быть к нему снисходительнее, Редж. Когда он высказывается, постарайся воспринимать его… с умудренностью старшего.
- И ты это говоришь после того, что услышала от него о жемчуге? Ты великодушная женщина, Дора, - вздохнул Уэксфорд и со стоном добавил: - Только бы она не любила его по-настоящему! Ну хоть бы она смогла увидеть его моими глазами!
Он допил пиво и состроил гримасу, словно оно оказалось хуже, чем он ожидал.
- Уж не думаешь ли ты, - повернулся он к жене, ужаснувшись тому, что пришло в голову, - уж не думаешь ли ты, что она выйдет за него замуж?
- По-моему, она будет жить с ним, вступит - как бы это сказать? - в длительные отношения. Мне действительно так кажется, Редж. Смотри на вещи реально. Она сказала мне… о, Редж, не смотри на меня так. Я должна сказать тебе.
- Сказать что?
- Она говорит, что влюблена в него и что до этого с ней такого не было.
- О Господи!
- Значит, для нее это серьезно, если она сказала мне, а ведь она мне никогда ничего не говорит.
Ответ Уэксфорда прозвучал театрально, как в мелодраме. Еще до того, как он произнес эти слова, он знал, что они покажутся именно такими, но сдержаться уже не мог.
- Он отнимает у меня дочь. Если он и она будут вместе, это означает конец нашим с ней отношениям. Она перестанет быть мне дочерью. Действительно. Я уже понимаю это. А какой толк притворяться? Ну скажи мне, какой толк притворяться?
Перед этим он заставил себя не думать о том обеде во вторник. Или просто события в Тэнкред-хаусе и все последующее заслонило то, что было во вторник. Теперь же он позволил себе мысленно вернуться к этому, помогла вторая бутылка пива, и он вновь видел, как этот человек входит в маленький провинциальный ресторан, оглядывается, шепчет что-то на ухо Шейле. Она спросила, как отец хочет, чтобы они сели, ведь он пригласил их, но Огастин Кейси, не дав ему раскрыть рта, сам выбрал себе место за столиком. Он сел в углу.
- Я сяду здесь, отсюда я смогу видеть цирк, - произнес он со странной улыбочкой, предназначавшейся только для него самого, даже не для Шейлы.
Уэксфорд объяснил такой выбор желанием наблюдать за остальными посетителями ресторана. Возможно, это прерогатива писателя, хотя вряд ли, ибо Кейси считался представителем пост-постмодернизма, если так можно сказать. Он уже написал одно художественное произведение, в котором вообще не было героев. Уэксфорд все еще пытался как-то втянуть его в разговор, сделать так, чтобы тот рассказал о чем-нибудь, даже если темой разговора был сам Кейси. Чуть раньше у них дома он казался разговорчивым, высказывал малопонятные мнения о поэзии Восточной Европы, сознательно умно строя каждую фразу, но, придя в ресторан, замолчал, словно ему стало скучно. Лишь коротко отвечал на вопросы.
Одна черта в нем злила Уэксфорда больше всего остального: он никогда не говорил простым языком и не снисходил до хороших манер. Когда, здороваясь, его спрашивали "Как поживаете?", он отвечал, что плохо и что спрашивать его об этом бесполезно, потому что хорошо поживает он редко. Когда его спросили, что он будет пить, он заказал какую-то необычную минеральную воду из Уэльса, поставляющуюся в темно-синих бутылках. Поскольку таковой не оказалось, он пил бренди.
Проглотив одну ложку супа, от тут же отодвинул его. Уже позже, когда они ели второе, Кейси вдруг неожиданно нарушил молчание, заговорив о жемчуге. Со свого места он разглядел не менее восьми женщин, на шее или в ушах которых был жемчуг. Назвав жемчуг жемчугом один раз, он в дальнейшем называл его не иначе как "конкреции" или "хитиновые образования". Он цитировал Плиния-младшего, который говорил о жемчуге, как о "самом прекрасном товаре мира", он цитировал индийскую литературу и описывал драгоценности этрусков, он многословно распространялся о жемчугах Омана и Катара, которые добывали с пятидесятиметровой глубины. Шейла смотрела ему в рот, ловя каждое слово. Зачем же себя обманывать? Она слушала Кейси, глядя на него обожающими глазами.
Кейси очень красноречиво говорил о жемчужине Боба Хоупа, которая весит триста граммов, и о "Королеве жемчужин", находившейся среди королевских регалий Франции и похищенной в 1792 году. А затем он заговорил о предрассудках в связи с "конкрециями" и, устремив взгляд на скромную нитку жемчуга на шее Доры, сказал, как глупы бывают пожилые женщины, верящие, что нитка жемчуга вернет им утраченную молодость.
И тут Уэксфорд решился высказать все, что он думает, дать отпор, но в этот момент в кармане раздался сигнал телефона, и он ушел, не сказав ни слова. Вернее, ни слова из того, что собирался сказать. Естественно, он попрощался. Шейла поцеловала его, а Кейси произнес, словно читал заголовок:
- Мы встретимся снова.
Злость распирала Уэксфорда, он кипел от ярости, сидя в машине, мчавшей его через холодный темный лес. Только жуткая трагедия Тэнкред-хауса подавила это состояние. Но она не была его трагедией, а вот та, другая, была его трагедией или могла ею стать. Воображение рисовало ему разные картины, он представлял возможный поворот событий, их дом. Он пытался предвидеть, как все будет происходить, если он позвонит ей, а трубку снимет этот человек. Какую скрытую насмешку вложит он в слова, которые запишет на автоответчик Шейлы? И что произойдет, когда он поедет по делам в Лондон и как отец Шейлы заглянет к ней - а он так любил это делать, - и этот человек окажется там?
Эти мысли неотступно преследовали его, и, ложась спать, он был уверен, что ему приснится Кейси, что было бы вполне объяснимо. Но уже под утро, когда начало светать, ему приснился кошмар о кровавых событиях в Тэнкред-хаусе. Он сидит в той комнате, за тем столом вместе с Дэйзи, и Наоми Джонс, и Дэвиной Флори, а Копленд пошел проверить, что за шум наверху. Он, Уэксфорд, не слышит никакого шума, он рассматривает алую скатерть и спрашивает у Дэвины Флори, почему она такая яркая, такая красная. А она смеется и отвечает, что он ошибается, наверное, потому что дальтоник, многие мужчины дальтоники. Скатерть белая-белая, как снег.
Она часто пользуется такими избитыми сравнениями, отвечает Дэвина, да-да, говорит она с улыбкой и дотрагивается до его руки, при описании чего-либо такие клише нередко лучше всего. Просто вы слишком умный.
Звучит выстрел, и в комнату входит человек. Уэксфорд незаметно выскальзывает из комнаты, окно с выпуклым толстым стеклом как бы тает, и он оказывается на улице и видит, как машина, на которой собираются бежать бандиты, въезжает во двор и за рулем сидит второй человек. Кен Гаррисон.
На следующее утро, когда Уэксфорд появился в конюшнях - он перестал называть это место следственной комнатой, это были конюшни, - ему показали словесный портрет, составленный по описанию Дэйзи. В тот же день он будет показан по телевидению в вечерних программах новостей по всем сетям.
Она так мало рассказала ему! Воссозданное лицо выглядело пустым и безжизненным, в реальной жизни таких лиц не бывает. Художник, возможно, бессознательно несколько утрировал черты, описание которых дала Дэйзи. Что ж, пока это все, с чем он мог работать. У человека, смотревшего на Уэксфорда с листа бумаги, были широко расставленные глаза, прямой нос и ничем не примечательные губы, ни тонкие ни толстые, волевой раздвоенный подбородок, выразительные уши и густые соломенного цвета волосы.
Быстро просмотрев заключение Самнер-Куиста по результатам вскрытия, Уэксфорд взял машину и поехал в Кингсмаркхэм, чтобы присутствовать на слушании дела. Как он и ожидал, оно было возбуждено, заслушали показания патологоанатома, и дело было отправлено на доследование. Выйдя из здания суда, он перешел на другую сторону Хай-стрит, спустился вниз по Йорк-стрит и вышел к торговому центру; он хотел разыскать художественный салон "Гарландс".
Салон оказался закрыт, хотя табличка, висевшая за стеклянной дверью, извещала потенциальных покупателей, что салон работает пять дней в неделю с десяти до пяти тридцати, в среду с десяти до часу и закрыт по воскресеньям. В витринах по обеим сторонам двери он увидел знакомый ассортимент кухонной утвари и керамики, букеты из засушенных цветов, плетеные изделия, мраморные рамки для фотографий, составленные из ракушек картинки, керамические домики, серебряные украшения, инкрустированные деревянные шкатулки, безделушки из стекла, фигурки животных - резные, тканые, литые, вязаные, сшитые и из дутого стекла; все остальное пространство между ними было заполнено огромным количеством постельного и столового белья с набивным рисунком в виде птиц, цветов и деревьев.
Но это бесполезное множество ничем не освещалось. В глубине салона, погруженного в полумрак, он разобрал очертания свисающих со стилизованных балок халатов, шалей, платьев; между грудой, как показалось Уэксфорду, животных из фетра, лишенных всякой уютной привлекательности, и застекленной витринкой с вазами из терракоты и фарфора, стояла касса.
Была пятница, но салон не работал. Уэксфорд не исключал возможности того, что миссис Гарланд закрыла салон до конца недели, отдавая дань уважения памяти своей совладелицы Наоми Джонс, погибшей такой ужасной смертью. А может быть, решила не открывать его сегодня, потому что просто была слишком огорчена. Хотя он все еще не знал, насколько тесная дружба связывала ее с матерью Дэйзи. Уэксфорд пришел в салон с одной целью: узнать, приезжала или нет Джоан Гарланд в Тэнкред-хаус во вторник вечером.
Если приезжала, то почему не сообщила им? Средства массовой информации уделили трагедии огромное внимание. Они обращались к любому, кому хоть что-то известно о случившемся или имеющему малейшее отношение к Тэнкред-хаусу. Если она была там, то почему не сказала? Если же нет, то почему не связялась с ними и не объяснила причину?
Где она живет? Дэйзи не сказала, но выяснить это просто. Во всяком случае, не в том здании, где находится салон. Три этажа торгового центра сплошь занимали магазины, бутики, парикмахерские, здесь же располагался огромный супермаркет, магазин "Сделай сам", два ресторана-закусочные, садоводческий центр и тренажерный зал. Он мог позвонить в следственную комнату и через несколько минут узнать ее адрес, но главный почтамт Кингсмаркхэма находился всего через дорогу. Перейдя улицу, Уэксфорд вошел в здание почтамта и, минуя очередь к окошку за марками, пенсиями и пособиями, змеившуюся в отгороженном для этого пространстве, попросил у служащего регистрационный журнал избирателей. Давным-давно, еще до всех этих технических нововведений, он именно так и поступил бы, но иногда и сейчас, как бы в знак протеста, ему нравилось действовать по-старомодному.
Списки избирателей были составлены не по фамилиям, а по названиям улиц. Задание было явно для подчиненного, но коль он сейчас здесь, то взялся за него сам. Ему очень, очень хотелось узнать, и как можно скорее, почему же Джоан Гарланд закрыла салон, закрыла, как он предполагал, на три дня.
Наконец он отыскал в списке ее фамилию, оказалось, что дом ее находится на Брум-вэйл, всего через две улицы от его собственного дома. Дом был довольно большой, и район лучше по сравнению с его районом. Из журнала избирателей Уэксфорд узнал также, что женщина живет одна. Из журнала, правда, не явствовало, проживают ли с ней несовершеннолетние, но это вряд ли. Уэксфорд вернулся к зданию суда, где оставил машину. Парковать машину в городе нынче совсем непросто. Он с легкостью мог представить себе крохотную заметку в "Кингсмаркхэм курьер", написанную каким-нибудь бойким молодым репортером (может, Джейсоном Сибрайтом?) о том, что машина старшего инспектора Уэксфорда была замечена на двойной желтой полосе с блокировочными скобами на колесах.
Дома никого не оказалось. Соседи из домов справа и слева также отсутствовали.
В дни его молодости женщин обычно заставали дома. Но времена изменились. В этой связи он почему-то вспомнил о Шейле, но тут же отогнал от себя эти мысли. Он посмотрел на дом, на который никогда раньше не обращал внимания, хотя проходил мимо сотни раз. Обычный дом с ухоженным садом вокруг, стоит несколько обособленно, свежепокрашен, видимо, четыре спальни, две ванные комнаты, в окне второго этажа телевизионная "тарелка". На миндальном дереве перед домом начали появляться первые цветы.
С минуту Уэксфорд раздумывал, потом обошел вокруг. Дом выглядит так, как будто его закрыли надолго. Но в это время года, ранней весной, дома так и выглядят, окна еще не открывали. Он заглянул в кухонное окно. Внутри все чисто убрано, хотя на сушке он заметил тарелки.
Вернувшись к той стороне, что выходила на улицу, он сквозь замочную скважину заглянул в гараж. Внутри стояла машина, но он не мог разобрать какая. Подойдя к узкому окошку возле двери, он рассмотрел на полу в прихожей несколько газет и пару писем. Может быть, утренняя почта? Нет, одна была "Дейли мейл", заголовок второй закрывал большой коричневый конверт. Повертев головой, он старался увидеть заголовок третьей, но от нее торчал лишь небольшой угол и часть фотографии на первой полосе - принцесса Уэльская в полный рост.
По пути в Тэнкред-хаус он остановился у газетного киоска. Как он и предполагал, фотографию принцессы опубликовала сегодняшняя "Мейл". Таким образом, с тех пор, как Джоан Гарланд в последний раз была дома, пришло уже три газеты. Значит, она не появлялась там с вечера вторника.
* * *
- Гэббитас мог быть в том лесу во вторник днем, сэр, - произнес своим обычным бесстрастным тоном Бэрри Вайн, - а мог и не быть. Со свидетелями в том месте, где он был или говорит, что был, можно сказать, плоховато. Лес находится на земле, которая принадлежит одному человеку, у него более тысячи гектаров. Часть земли он отвел под то, что называет органическим земледелием, скот бродит беспрепятственно. Он сделал свежие лесные посадки, а часть земли не задействована - правительство платит, чтобы на ней ничего не сажали.
Дело в том, что от леса, где работал или говорит, что работал, Гэббитас, километры до ближайшего жилья. Можно идти по дороге километра два и не увидеть ни одного дома, даже амбара, как будто это на краю света. Знаете, я всю жизнь прожил за городом, но ни за что бы не поверил, что в центральных графствах есть такие места.
То, что он делал, называют прореживанием молодняка. Если бы это были не деревья, а розы, то это называлось бы подрезкой. Он работал там, точно, и видно, что он работал, мы сравнили следы протектора с протектором его "лендровера". Но мы с вами можем только гадать, сэр, был ли он там во вторник.
Уэксфорд кивнул.
- Бэрри, я хочу, чтобы вы поехали в Кингсмаркхэм и разыскали некую миссис Гарланд, Джоан Гарланд. Если вы не найдете ее - а я думаю, что вы ее не найдете, - постарайтесь узнать, куда она уехала, фактически все ее передвижения со дня вторника. Возьмите с собой кого-нибудь, возьмите Карен. Джоан Гарланд живет на Брум-вэйл, пятнадцать, у нее в торговом центре есть кич-магазинчик. Проверьте, на месте ли ее машина, поговорите с соседями.
- Сэр?
Уэксфорд поднял брови.
- Что такое кич-магазин? - Вайн сделал ударение на первом слове, как если бы он произнес "рыбный магазин". - Помню, что знал, но сейчас выскочило из головы.
Это почему-то напомнило Уэксфорду далекие дни его детства и дедушку, у которого была скобяная лавка в Стоуэртоне. Как-то раз он велел нерасторопному мальчишке-помощнику пойти и купить масла для ручек, и мальчишка послушно пошел исполнять поручение. Но Вайна нельзя назвать ни ленивым, ни глупым; Вайн - хоть о мертвых принято говорить только хорошее - на порядок выше бедняги Мартина. Оставив байку про масло для ручек при себе, он объяснил значение слова.
Уэксфорд застал Бердена, когда тот ел ланч за своим столом. Он стоял в углу за ширмой, где была аккуратно сложена и закрыта тканью мебель Дэйзи - книжные шкафы, стулья, подушки. Берден ел пиццу и шинкованную капусту на гарнир. Уэксфорд не любил ни того, ни другого, ни вместе, ни по отдельности, но все равно поинтересовался, откуда это взялось.
- От нашего поставщика, его фургончик стоит на улице и будет здесь с половины первого до двух каждый день. А разве не вы договорились?
- Впервые об этом слышу, - ответил Уэксфорд.
- Пусть Карен сходит и принесет вам что-нибудь. Там прекрасный выбор.
Уэксфорд объяснил, что Карен Мэлахайд уехала в Кингсмаркхэм вместе с Бэрри Вайном, и он попросит Дэвидсона. Тот знает, что он любит. Затем, налив в кружку грязновато-коричневого кофе из кофеварки, уселся напротив Бердена.
- Так что насчет Гриффинов?