Он глянул направо. В ста футах возвышалась башня в неоготическом стиле - с зубчатой крышей и единственной башенкой. Она украшала обложки многих книг и брошюр для туристов. Башня расположилась на краю мрачного, неприветливого утеса, прижимаясь к скале. От дальнего конца скалы тянулся длинный бельведер, поворачивая потом назад к стекольному заводу, а оттуда - к зданиям из древних камней, каждое из которых было увенчано крышей из оранжевой черепицы.
Вдоль стены перемещались люди с фотоаппаратами в руках, восхищаясь прекрасным видом.
- Это башня Магдалы. Впечатляющий вид, правда? - поинтересовалась Стефани.
- Она не вписывается сюда.
- Я тоже всегда так думала.
Справа от Магдалы рос декоративный сад, окружавший маленький домик в стиле эпохи Ренессанса, который тоже казался чужеродным элементом в этих местах.
- Вилла Вифания, - добавила Стефани. - Ее тоже построил Соньер.
- Вифания - библейское название, - заметил Малоун, - имеет отношение к Святой земле. Значит "дом, в котором есть ответ".
Она кивнула.
- Соньер был умен и образован. - Она указала на здания, находившиеся под ними. - Дом Ларса в конце того переулка. Перед тем как мы пойдем туда, я должна кое-что сделать. А по дороге я тебе расскажу, что произошло здесь в тысяча восемьсот девяносто первом году. Я прочитала об этом на прошлой неделе. О том, что вырвало это место из мрака забвения.
* * *
Аббат Беранже Соньер размышлял над устрашающей задачей, стоявшей перед ним. Церковь Марии Магдалины была построена на руинах крепости вестготов и освящена в 1059 году. Сейчас, восемь веков спустя, она сама превратилась в руины: крыша протекала, стены обвалились, фундамент поплыл. Чтобы восстановить здание, потребуются терпение и выдержка, но он считал, что способен справиться с задачей.
Аббат был дородным, широкоплечим мужчиной, с гладко зачесанными черными волосами. Его подкупающей чертой, которой он умело пользовался, была ямочка на подбородке. Она добавляла живости и легкости его лицу с непроницаемыми глазами и густыми бровями. Он родился и вырос в нескольких милях отсюда, в деревушке Монтазельс, поэтому с детства хорошо знал Ренн-ле-Шато. Церковь, посвященная святой Марии Магдалине, десятилетиями почти не использовалась, и он никогда не думал, что восстановить ее станет делом его жизни.
- Разруха, - сказал ему человек по имени Руссе.
Соньер посмотрел на каменщика:
- Да, ты прав.
Еще один каменщик по имени Бабу был занят укреплением одной из стен. Королевский архитектор, отвечавший за этот район, недавно предложил снести здание, но Соньер не собирался допускать этого. Облик старой церкви взывал к нему, требуя восстановления.
- Потребуется много денег, чтобы реставрировать эти руины, - задумчиво произнес Руссе.
- Огромное количество денег, - сказал Соньер с улыбкой, давая понять пожилому каменщику, что понимает сложность задачи. - Но мы сделаем это место достойным Бога.
Он не сказал, что у него уже есть деньги для этого. Один из его предшественников завещал на восстановление церкви шестьсот франков. Кроме того, он убедил городской совет выдать ему заем в размере четырнадцати сотен франков. Но основные средства были получены им пять лет назад. Три тысячи пожертвовала графиня де Шамбор, вдова Анри, последнего из Бурбонов, претендовавших на несуществующий уже французский трон. Соньер смог привлечь внимание к своей персоне благодаря антиреспубликанским проповедям, будившим в его прихожанах монархические чувства. Правительство было возмущено его заявлениями, лишило ежегодного жалованья и потребовало, чтобы он был смещен с должности приходского священника. Епископ отстранил его на девять месяцев, но действия Соньера привлекли внимание графини, которая связалась с ним через посредника.
- С чего начнем? - поинтересовался Руссе.
Соньер долго думал над этим. Витражные окна заменили, и в скором времени будет готово новое крыльцо перед главным входом. Надо непременно починить северную стену, над которой уже работает Бабу, установить новую кафедру и сделать крышу. Но он знал, чем займется в первую очередь.
- Мы начнем с алтаря.
На лице каменщика отразилось удивление.
- Это центр притяжения людей, - пояснил Соньер.
- Как прикажете, святой отец.
Ему нравилось, что его прихожане выражают уважение к нему, хотя ему было всего тридцать восемь лет. За последние пять лет он полюбил Ренн. Здесь у него была возможность изучать Священное Писание и совершенствовать латынь, греческий и иврит. Он любил гулять по горам, ловить рыбу и охотиться. Но пришло время сделать что-то созидательное.
Соньер приблизился к алтарю.
Верх его был из белого мрамора, источенного водой, которая столетиями текла из прохудившейся крыши. Плиту поддерживали две колонны, украшенные вестготскими крестами и греческими буквами.
- Мы заменим плиту и колонны, - заявил он.
- Как? - спросил Руссе. - Это же невозможно сдвинуть с места.
Соньер указал на место, где стоял Бабу.
- Используй кувалду. Не бойся.
Бабу принес тяжелое орудие и прикидывал, как лучше подступиться. Потом с усилием замахнулся и ударил молотом по центру алтаря. Толстая плита треснула, но камень не поддался.
- Крепкий, - заметил Бабу.
- Еще раз, - подбодрил Соньер.
Еще один удар, и камень раскололся на две половины, рухнувшие на землю рядом с колоннами.
- Заканчивайте, - сказал Соньер.
Удары кувалды быстро раскрошили колонны.
Он наклонился над обломками.
- Давайте уберем это отсюда.
- Мы унесем осколки, святой отец, - сказал Бабу, откладывая кувалду, - а вы сложите их в одну кучу.
Двое каменщиков подняли половинку плиты и потащили ее к выходу.
- Отнесите на кладбище. Мы найдем ей применение, - крикнул он им вслед.
Когда они ушли, Соньер обратил внимание, что колонны раскрошились не полностью. Он смел пыль и крошку с одной из колонн. На второй еще лежал осколок алтарной плиты, и, стряхнув его на пол, он заметил, что в сердцевине колонны есть неглубокая выемка - размером с его ладонь, явно предназначенная для того, чтобы фиксировать болт, удерживавший плиту. Внутри углубления он заметил какой-то блеск.
Он наклонился ближе и осторожно смахнул пыль.
Да, там что-то есть.
Стеклянный фиал. Размером примерно с указательный палец, запечатанный алым воском.
Он присмотрелся и увидел, что внутри сосуда находится скрученный в трубочку лист бумаги. Интересно, как долго он здесь хранился? Должно быть, давно, потому что Соньер не слышал, чтобы с алтарем проводились какие-то работы.
Он извлек предмет из хранилища.
* * *
- С этого фиала все и началось, - закончила Стефани.
Малоун кивнул:
- Я читал книги Ларса. Но я думал, что Соньер нашел в этой колонне три пергамента, в которых было зашифрованное послание.
Она отрицательно покачала головой:
- Это часть вымысла, позднее сочиненного другими. Мы с Ларсом говорили об этом. Большинство заблуждений берут свое начало в пятидесятых годах, когда один хозяин постоялого двора в Ренне, стремясь оживить свой бизнес, придумал много баек. Одна ложь наслаивалась на другую. Ларс никогда не верил, что эти пергаменты действительно существовали. Текст, якобы содержавшийся в этих бумагах, печатался во многих книгах, но никто никогда не видел оригиналы.
- Почему же он тогда написал о них?
- Чтобы книги лучше продавались. Я знаю, что он беспокоился из-за этой лжи, но тем не менее включил ее в книгу. Он всегда говорил, что богатство Соньера базируется на находках тысяча восемьсот девяносто первого года, и на содержимом этого фиала тоже. Но так считал только он. - Она указала на еще одно каменное строение. - Это дом, где жил Соньер. Сейчас это музей. Здесь хранится та самая колонна с нишей.
Они миновали киоски, около которых толпились люди, и вышли на старую улицу, вымощенную круглыми камнями.
- Церковь Марии Магдалины, - сказала Стефани, указывая на здание в романском стиле. - Некогда это была часовня здешних графов. А теперь, всего за четыре евро, ты можешь увидеть великое творение Соньера.
- Ты не одобряешь это?
Она пожала плечами:
- Я никогда не одобряла. В этом вся проблема.
Справа он увидел обветшалый замок, его грязно-серые наружные стены припекало солнце.
- Это усадьба Отпулов, - сказала Стефани, - во время революции ее экспроприировало правительство.
Они завернули за дальний угол церкви и прошли под каменной аркой, украшенной черепом со скрещенными костями. Малоун вспомнил, что в книге, которую он читал прошлой ночью, рассказывалось, что такой символ украшал надгробные памятники многих тамплиеров.
Земля у входа была усыпана галькой. Французы называют это место: "Enclose paroissiaux" ("Приходской двор"). И прилегающее пространство выглядело вполне типичным: с одной стороны низкая стена, с другой - церковь, вход в которую сделан в виде триумфальной арки. На кладбище находилось множество могильных плит, надгробий и памятников. На некоторых могилах лежали цветы, многие были украшены согласно французской традиции фотографиями умерших.
Стефани подошла к одному памятнику, не украшенному ни цветами, ни фотографиями, и Малоун немного отстал. Он знал, что местные так любили Ларса Нелла, что даровали ему привилегию быть похороненным на их ухоженном церковном дворе.
Могильная плита была простой, на ней были вырезаны только имя, даты жизни и надпись: "Муж, отец, ученый".
Малоун подошел к Стефани.
- Они никогда не сомневались, стоит ли хоронить его здесь, - прошептала она.
Он понял, что она имеет в виду. В освященной земле.
- Мэр тогда заявил, что нет бесспорных улик, доказывающих, что Ларс сам лишил себя жизни. Он и Ларс были близки, и он хотел, чтобы его друг был похоронен здесь.
- Это чудесное место, - заметил он.
Ей было больно, но он знал: дать понять, что заметил ее состояние, - значит сделать ей еще больнее.
- Я сделала много ошибок по отношению к Ларсу, - промолвила она. - И в итоге это стоило мне Марка.
- Брак - это тяжелый труд. - Его собственный тоже потерпел крах из-за эгоизма. - И материнство тоже.
- Я всегда считала дело жизни Ларса глупостью. Я была правительственным юристом, занимающимся серьезными вещами. А он искал несуществующее…
- Тогда почему ты здесь?
Она не сводила глаз с могилы.
- Я поняла, что обязана ему.
- Или себе.
Она отвернулась от могилы и задумчиво сказала:
- Возможно, я обязана нам обоим.
Он промолчал.
Стефани указала на дальний конец кладбища:
- Там похоронена любовница Соньера.
Малоун знал о любовнице из книг Ларса. Она была моложе Соньера на шестнадцать лет. Когда ей было восемнадцать, она оставила работу шляпницы и устроилась к аббату экономкой. Прожила с Соньером тридцать один год, до его смерти в 1917 году. Все, что было у Соньера, он записал на ее имя, все - включая земли и банковские счета. Церковь не могла претендовать на его состояние. Она осталась жить в Ренне, носила темные одежды и вела себя так же необычно, как при его жизни. Умерла в 1953 году.
- Она была странной, - продолжила Стефани, - после смерти Соньера однажды заявила, что состоянием, которое он оставил, можно кормить весь Ренн сто лет, но сама жила в бедности до конца дней своих.
- Интересно почему?
- Она сказала, что не может прикасаться к этому.
- Я думал, ты ничего не знаешь об этой истории.
- Я и не знала, до прошлой недели. В книгах и дневнике оказалась масса информации. Ларе потратил много времени на расспросы местных жителей.
- Собирал слухи?
- Что касается Соньера, это все правда. Он давно умер. Но его любовница дожила до пятидесятых годов, так что в семидесятые - восьмидесятые оставалось еще много людей, знавших ее. Она продала виллу Вифания в тысяча девятьсот сорок шестом году человеку по имени Ноэль Корбу. Это он превратил виллу в гостиницу - и распускал всякие слухи насчет Ренна. Любовница обещала поделиться с Корбу тайной Соньера, но в конце жизни перенесла инсульт и не могла разговаривать.
Они устало плелись по хрустящему под ногами гравию.
- Соньер сначала тоже был похоронен здесь, рядом с ней. Но мэр сказал, что это опасно из-за искателей сокровищ, - добавила Стефани. - Так что несколько лет назад его тело перенесли в мавзолей в саду. Увидеть его могилу стоит сейчас три евро… цена сохранности трупа, видимо.
Малоун уловил сарказм в ее голосе.
- Я помню, как приезжала сюда давным-давно. Когда Ларс первый раз появился здесь в конце шестидесятых, могилы были отмечены только двумя покосившимися крестами, увитыми диким виноградом. За ними никто не ухаживал. Соньер и его возлюбленная были забыты.
Сейчас эту могилу окружала железная цепь, а в бетонных вазах стояли свежие цветы.
Малоун с трудом разобрал на одном из камней еле заметную эпитафию:
Здесь покоится Беранже Соньер,
приходской священник Ренн-ле-Шато
с 1885 по 1917 год.
Умер 22 января 1917 года в возрасте 64 лет
- Я где-то читал, что надгробный камень слишком хрупкий, поэтому его не стали трогать. Да и туристов привлекает. - Малоун посмотрел на плиту на могиле любовницы. - Судя по всему, она не пала жертвой ханжества?
- Видимо, нет, раз они позволили похоронить ее здесь.
- Разве ее связь со священником не была скандальной?
Стефани пожала плечами:
- Соньер тратил доставшееся ему богатство на благо жителей Ренна. Видишь водонапорную башню за автостоянкой? Это он построил для города. Он также мостил дороги, ремонтировал дома, одалживал деньги нуждающимся. Поэтому ему прощали маленькие слабости. Кроме того, в его время для священника было обычным делом иметь экономку в доме. По крайней мере, Ларс писал так в своих книгах.
Из-за угла позади них появилась группа шумных посетителей, направлявшихся к могиле любовницы.
- Явились, ротозеи. - В ее голосе послышалась презрительная нотка. - Интересно, они так же ведут себя дома, на кладбищах, где похоронены их близкие?
Шумные туристы приблизились, и гид начал рассказывать о любовнице. Стефани отошла, Малоун последовал за ней.
- Это для них просто развлечение, занятная история, - прошептала Стефани. - Аббат Соньер нашел сокровище и, по слухам, оставил в своей церкви тайные послания, указывающие путь к нему. Трудно представить, что кто-то верит в эту чушь.
- Разве Ларс писал не об этом?
- В некоторой степени - да. Но подумай, Коттон. Даже если священник нашел сокровище, с какой стати он должен был оставить карту, указывающую путь? Всю жизнь он строил все это. Последнее, что он хотел, - это чтобы кто-то наложил руки на его собственность. Эта история годится для книги, но не для жизни.
Он хотел задать ей еще вопрос, но заметил, что ее взгляд направлен в другой конец кладбища, мимо лестницы, спускавшейся к другим могилам, осененным тенью высокого старого дуба. Там была одна свежая могила, украшенная яркими букетами, на серой матовой поверхности мемориальной плиты горели серебряные буквы.
Стефани поспешила туда, Малоун последовал за ней.
- О боже! - воскликнула она взволнованно.
Он прочитал надпись: "Эрнст Сковилль". Посмотрел на даты жизни и сосчитал, что ему было семьдесят три года, когда он умер.
Это произошло на прошлой неделе…
- Ты знала его? - спросил Малоун.
- Я разговаривала с ним всего три недели назад. Когда получила дневник Ларса. - Стефани не отрывала взгляд от могилы. - Это один из тех людей, о ком я упоминала, он работал с Ларсом. Я хотела расспросить его.
- Ты рассказывала ему о своих планах?
- Да, об аукционе, книге и о том, что лечу в Европу.
- Ты же говорила, что ни одна душа об этом не знает!
- Я солгала.