- Развитие - это не идол, это судьба! Развитие - это то, что я вынашивал все эти жуткие подлые годы. Когда работал на Собчака, выполняя его грязные поручения. Когда юлил вокруг Березовского, притворяясь его верным сатрапом. Когда втирался в доверие к этому чудовищу Ельцину, удерживая себя от того, чтобы не всадить в него пулю. Когда смотрел на наши дивизии и армии, убегавшие сломя голову от прибалтийских карликов. Когда дымились взорванные дома в Москве и спасатели складывали в брезентовый мешок детские ручки и ножки. Я думал о Развитии, когда смотрел на Грозный, похожий на поверхность Луны в пыльных кратерах. Когда видел ржавые цеха разграбленных сталинских заводов. Когда вглядывался в изможденные лица голодных стариков, на чьих поношенных пиджаках были привинчены ордена за взятие Берлина. Я думал о Развитии, когда делал вид, что веселюсь с олигархами на их вечеринках в Куршавеле и перед нами танцевали голые французские певички с золочеными лобками. Утонул "Курск", и вдовы и матери моряков рыдали, а им подносили жестяные кружки с ледяной водой. В Беслане дети с белыми платками выглядывали из окон захваченной школы, а мы вынуждены были открыть огонь на поражение. Я скрывал мою мечту о Развитии, как мать скрывает плод в чреве, когда вокруг идет избиение младенцев, и Америка, этот царь Ирод современного мира, ищет, не осталось ли у России какого-нибудь шанса уцелеть, - сохранился ли хоть один дееспособный ученый, хоть один талантливый генерал, один не продажный политик. Я лукавил, притворялся. Ездил на поклон в Вашингтон, получая ярлык на княжение. Встречался с раввинами, надевая кипу перед Стеной Плача. Собирал преданных мне "чекистов". Стравливал между собой олигархов. Приструнил мятежных царьков на Кавказе, на Урале, на Волге. Одних купил, другим показывал из-под полы пистолет. Я направил трубы Газпрома во все концы света и создал империю углеводородов, а вырученные деньги складывал в корзины, как курица складывает золотые яйца, чтобы их не могли украсть хищные хорьки и прожорливые крысы. Я уступил тебе мое место в Кремле, чтобы через два года снова туда вернуться и начать Развитие. Выхватить Россию из "черной дыры" истории. Еще раз явить миру Русское Чудо. Создать на руинах великое цветущее государство, повторив исторический подвиг Петра и Сталина.
Ромул говорил пылко, исповедовался в тайной, снедавшей его страсти, молился обожаемому божеству. Был беззащитен пред наблюдавшим его Ремом, который холодно изучал его лоно, где свернулся горячий, пульсирующий эмбрион. Присосался незримыми щупальцами, пил энергию, готовился выпустить черный разящий клюв.
- Дорогой Виктор, ты находишься во власти великой иллюзии. Не будет никакого Развития. Народ не будет работать на твоих гипотетических стройках, запускать твои иллюзорные ракеты, строить твои сказочные звездолеты. Народ надорван, пьет и бездельничает, вырождается, и чтобы ему было радостно вырождаться, ему придумали Диму Билана и "Евровидение", Ксюшу Собчак и "Дом– 2". Элита, которую ты называешь: "мои чекисты", торгует, ворует, учит детей в Европе, отправляет жен рожать в Израиль и приезжает в Россию посмотреть, сколько еще осталось нефти и газа в их фамильных скважинах, поглазеть на чудаков, устраивающих "марш несогласных". Через десять лет нас завоюет Китай или Турция, и если ты хочешь, чтобы этого не случилось, нам следует добровольно сдаться Америке. Наши ресурсы - ее технологическая мощь. Наши пространства - ее геополитический гений, способный распорядиться этими пространствами. Находясь под протекторатом великой Америки, мы сбережем свои состояния, сохраним свои привилегии, в конце концов, просто останемся живы.
- Ты веришь в Америку? Веришь, что они станут приглашать тебя на встречи "восьмерки"? Устраивать тебе приемы в Кэмп-Девид? Как только ты лишишься последней ракеты, отдашь им последнее нефтяное поле в Сибири, они выкинут тебя на свалку, предварительно сняв со счетов все твои деньги. Так было с Нарьеги и Маркосом, с Милошевичем и Саддамом Хусейном. Сначала - лучшие друзья, потом - тюрьма и смертная казнь. Только мощная Россия с ядерной триадой и непобедимой армией - гарант того, что в Кэмп-Девиде лакей станет открывать дверцу твоего лимузина.
Ромул клокотал огненной страстью, которая сжигала его и опустошала. Рем исподволь управлял этим горением, поглощал потоки исходящей от Ромула энергии, пил, наслаждался. Его щеки нежно розовели, глаза наполнились влажной истомой, как если бы перед ним была желанная женщина. Ромул бледнел, щеки и виски проваливались, на скулах гуляли бело-синие желваки.
- Кажется, ты и впрямь возомнил себя Президентом? Надумал самостоятельно управлять внешней политикой? Собрался изменить курс, который я выстраивал, начиная с Мюнхенской речи? Ты - жалкий ставленник, временщик, дутая фигура. Ты - надувной Президент, из которого я в любой момент могу спустить воздух, и от тебя останется плоский резиновый чехол!
- Нет, я Президент России, со всеми дарованными мне Конституцией полномочиями, - спокойно возразил Рем.
- Конституция?.. Полномочиями?.. - задохнулся Ромул. - Да я вышвырну тебя из Кремля, как вышвыривали самозванцев. Я загоню тебя на колокольню Ивана Великого и скину на землю, на потеху толпе! У меня в руках партия, и она объявит тебе импичмент! У меня в руках губернаторы, и они утвердят этот импичмент в Совете Федерации? У меня "силовики", спецслужбы, они приедут к тебе ночью, замотают в мокрую простыню и станут пропускать ток, пока ты не станешь полным идиотом, и твою фотографию опубликуют в журнале "Занимательная психиатрия"! Ты думаешь, когда я передавал тебе власть, я положился на твое благородное слово? Не было у тебя никогда благородного слова, ни и детстве, ни теперь! Я обложил тебя такими системами страховки, что ты пикнуть не сможешь без моего волеизъявления! - на бледном лице Ромула безумно сияли выпуклые голубые глаза, оскал влажно, хищно блестел. Рем вдруг представил его маленький голый череп, заостренный, как у лисы, с хохочущим оскалом, и этот выскобленный до белизны череп лежит на земле, и он, Рем, перешагивает его, заглядывая в пустые глазницы.
- Твои "силовики" давно уже - "слабовики", торгуют мебелью и китайским ширпотребом. Они у меня в кармане. Твои губернаторы ненавидят тебя за то, что ты отнял у них полномочия. Я обещал им вернуть полномочия, и они все, как один, за меня. Крупный бизнес не простил тебе расправы над ЮКОСом, изгнание Березовского и Гусинского, олигархи называют тебя палачом. Интеллигенция видит в тебе второго Сталина, только и ждет, чтобы забросать тебя грязью. Церковь, которую ты считаешь своей опорой, давно уже перенесла от тебя ко мне свои епитрахили, панагии, клобуки, а также дорогие "мерседесы" и "вольво". Партия, которую ты собирал из камней, кизяков и головешек, надеясь превратить ее в свою политическую гвардию, так и осталась сборищем карьеристов, мелких спекулянтов и жуликов, готова голосовать за меня. Америка и Европа видят во мне либерала, а в тебе едва ли не Гитлера. Ты - один, давно один, но не замечаешь этого!
- Ты лжешь! Ты хочешь открытого конфликта? Ты посягаешь на Духовного Лидера нации? - голос Ромула сорвался на свистящий булькающий клекот, словно в горле у него была фальшиво свистящая дудка.
- Духовный Лидер? Совесть нации? Воплощение этики и благородства?.. Но если народ узнает, что нет никакого Духовного Лидера, нет блюстителя закона, ревнителя этики и благородства? Он увидит коварного, трусливого и суеверного лилипута, непомерного властолюбца, который однажды, бросив все государственные дела, помчался в захолустный монастырь к полубезумному, лежащему на смертном одре старику, и тот, уже в агонии, набормотал ему что-то про убийство в урочном году Верховного Правителя России. И этот благородный Духовный Лидер поверил в стариковский бред и решил обмануть судьбу. Не пошел на "третий президентский срок", хотя его умоляли миллионы льстецов. Сделал вид, что почитает Конституцию, уважает демократию. Передал кремлевское кресло своему сподвижнику, верному соратнику, другу детства, которого называл братом. Чтобы его, любимого брата, верного друга, поразила судьба. Чтобы в него в урочное время выстрелил террорист. Чтобы его самолет потерпел аварию над Атлантикой. Чтобы ему на приеме подсыпали в бокал шампанского горстку полония. Друг умрет, пророчества старца сбудется, и наш Духовный Лидер, уронив слезу на могилу друга, преспокойно вернется в Кремль, перехитрит судьбу, обманет самого Господа Бога. Вот какие нынче на Руси подвижники, духовные вожди, национальные лидеры.
Рем тонко улыбался, видя, как мертвенно бледнеет Ромул, как его покидают последние силы. С ужасом, забыв убрать свой оскал, тот смотрел на Рема, и в этом оскале были невыносимая мука и страдание:
- Откуда знаешь? - прошептал Ромул.
- Ветром навеяло.
- Кто рассказал?
- Прикатился колобок, русский витязь. Он и поведал.
- У моляю, скажи, как узнал? - жалобно, сокрушенно, почти готовый упасть на колени, взмолился Ромул. Рем, торжествуя победу, видя поверженного соперника, выпивая остатки его жизненных сил, ответил:
- Видишь ли, мои сторонники в Патриархии доложили о твоем тайном визите в Псково-Печорский монастырь. О твоей часовой беседе с Иоанном Крестьянкиным, после который ты вышел сам не свой. Вернувшись в Москву, сразу прекратил все приготовления к своей, третьей по счету президентской кампании. Ты неожиданно предложил мне стать Президентом. Если ты помнишь, я тебя отговаривал, убеждал не покидать Кремль. Искренне убеждал, полагая, что твой "третий срок" - это благо России. Ты прикидывался страшно усталым, что-то говорил про галеры, про уважение к Конституции, о мировом общественном мнении. Я не верил тебе. Предчувствовал какую-то тайну. Сразу же после избрания, когда мы вдвоем вышли из Спасских ворот и прошествовали по мокрой брусчатке под патриотические песни "Любэ", я послал своих агентов в Псково-Печорский монастырь. Почтенный старец к тому времени усоп и был погребен в пещерах. Тайно, ночью, агенты проникли в пещеру, извлекли из могилы тело старца и отделили ему голову. Голова была доставлена в Москву, в лабораторию "Стоглав", где профессор Коногонов произвел над ней свои уникальные опыты. Мертвая голова поведала свою тайну. Удалось прочитать несколько мыслей старца, мучивших его перед смертью. Про "индивидуальный налоговый номер", который он рекомендовал принимать православным, не считая "печатью зверя". Его любимую поговорку: "Что-то начато, что-то сделано, вот и жизнь прошла". А также пророчество, что он поведал тебе, согласно которому в урочном году Верховный Правитель России будет убит. Не Президент, а Верховный Правитель, словно речь шла о Колчаке. Профессор Коногонов сообщил мне результаты опытов. Голову старца вернули в монастырь, снесли в пещеру и приложили к телу, так что монахи ничего не узнали. Так я понял истинную причину твоего отказа от президентства. Ты выдал меня судьбе, принес меня в жертву, как древние язычники кидают на алтарь окровавленные тела своих близких. Ты совершил неотмолимый грех.
- Прости, Артур, - едва слышно произнес Ромул, и вдруг все его маленькое тело стало сотрясаться, и из глаз побежали обильные прозрачные слезы, как у измученного ребенка.
Рем смотрел на рыдающего друга, и в нем не было жалости, а только желание продлить страдания.
- Если России нужна моя жизнь, я готов ею пожертвовать. Если тебе, моему другу, нужна моя жизнь, что ж, бери ее. Разве я не русский человек, хоть кто-то и сеет слухи, будто я религиозный еврей? Разве я не знаю, что русская власть требует жертвы? Так пожертвовали собой Борис и Глеб, хотя ведали о замысле Святополка Окаянного. Так пожертвовал собой Иван Сусанин, обувшись в сапожки юного царя Михаила, уведя по ложному следу банду польских убийц. Так пожертвовал собой последний русский царь Николай, отдавая себя в руки убийц. Так пожертвовал собой сын мещанина, отрок Иван Мызников, заступая место царевича Алексея в подвале кромешного дома. Нужна, нужна жертва! И я ее приношу, потому что знаю - России необходим такой правитель, как ты. Пусть тебя пощадит судьба. Пусть ее удар настигнет меня. "Жизнь за други своя"! "Жизнь за царя"! Я не сужу тебя - принимаю случившееся как высший дар, как возможность жизнью своей послужить ненаглядной России!
Ромул рыдал. Кинулся на грудь Рему, орошая его рубашку жаркими слезами. Рем обнял его, прижал к себе его белесую, с редкими волосами голову. Гладил, утешая, как малого ребенка:
- Ну не надо, Витя… Все хорошо… Все будет, как ты задумал.. . Если хочешь, я подам в отставку… Устроим досрочные выборы… Ты снова станешь Президентом России…
- Прости, Артур, - сквозь слезы, едва выговаривал Ромул.
Они сидели в гостиной. Ромул комкал мокрый от слез платок, изредка вздрагивал. Нос его хлюпал, был красный. Белки розовели, как у кролика. Рем спокойно его разглядывал.
- А помнишь? - Ромул нуждался в воспоминаниях, которые свидетельствовали об их светлой нерушимой дружбе.- Помнишь того жильца, который обитал в четвертом подъезде на втором этаже? Такой старомодный господин, фетровая шляпа, галстук-бабочка, всегда чуть-чуть подшафе. Встретил нас и насыпал в пригоршни конфеты "Мишка на севере".
- Помню, - ответил Рем.
- А помнишь, как в лесу набрели на гнездо тетерки? Раздвинули ветки, а она сидит на яйцах, шея вытянута, взгляд умоляющий, словно просит: "Люди, не троньте меня. У меня будут дети". Мы снова сдвинули ветки и ушли поскорее.
- Коричневая, серая в крапинках, шея с зеленым отливом.
- А помнишь, на школьному балу поспорили? Кто подойдет к классной даме Семалии Трахтенберг и пригласит ее на танец. Я подошел, пригласил. Танцевал с ней, чувствуя ее большую грудь, твердые соски. Слегка прижал к себе, и она мне ответила тем же.
- Красивая женщина. Искушение для подростков.
- Никогда не забуду, как ты прикрыл меня своим телом. На Второй линии Васильевского острова вырулил этот джип, и автомат хлестнул. Потом мы отыскали этих вольных стрелков. Теперь на их могилках березки уже большие.
- Да, дорогой мой. Много пережили, всегда помогали друг другу. Будем и впредь помогать. Дружба превыше всего. Давай-ка, выпьем за дружбу. У меня есть великолепный коньяк. - Рем поднялся и вышел в соседнюю комнату, где размещался бар.
Ромул благодарно смотрел ему вслед, верному другу, соратнику и сподвижнику, с кем много еще предстоит совместных радений, неустанных трудов, опасных деяний. Вдруг услышал, как слабо зазвучал, наполнился сладкой силой, восхитительной нежностью женский голос, поющий божественную арию. То бы голос Полины Виардо, зовущий в бесконечность, где нет вероломства, изнурительной ревности, бессильных устремлений, а только любовь, блаженство, целомудренная чистота. Ромул устремился на тот голос, суливший бесконечное счастье.
Рем в соседней комнате открыл дверцы бара. Извлек бутылку "Наполеона". Откупорил. Поставил на столик два огромных шарообразных бокала и плеснул на дно золотистый коньяк. Не брал бокалы, задумчиво любуясь золотистыми переливами напитка. Отступил на шаг. Выгнул таз. Выпрямил и упруго напряг позвоночник. Приподнял ногу, повернув ее стопой внутрь. Развел руки, стараясь придать им вид пропеллера. Мысленно вообразил свою разъятую грудь, где на едином трубчатом стебле, на двух разных отростках пульсировали два алых сердца. Медленно воздел правую руку и резко, ребром ладони, повел вдоль груди, как если бы отсекал одно сердце. Не удержался, покачнулся, едва не упал. Почувствовал, как больно лопнул в ноздре сосудик и на губу из носа потекла соленая кровь. Достал платок, вытep кровь и некоторое время стоял, запрокинув лицо, дожидаясь, когда кровь уймется. Подхватил обеими руками бокалы, понес в гостиную.
Ромул слушал неземной голос певицы, увлекавший его в блаженный рай, как вдруг сильный удар в сердце едва не поверг его в обморок. Сердце рванулось, словно его выдирали с корнем. С болью, неровно ухая, вернулось обратно. Он испуганно прислушивался к его перебоям, растирал грудь, когда вернулся Рем, неся стеклянные сферы, полные золотистого напитка.
- Понюхай, какое благоуханье,- он поднес бокал к лицу Ромула, и тот ощутил пьянящий аромат коньяка. - За дружбу! За Духовного Лидера России! За Духовного Лидера Русского Мира!
Стекло прикоснулось к стеклу, издав мелодичный звон. Ромул пригубил душистый, обжигающий ноздри коньяк, прислушиваясь к бою сердца. Оно успокоилось. Но казалось, вокруг него витало невесомое облако страха. Он не мог понять, что это было. Быть может, сердце не вынесло сладкой муки, в которую вверг его божественный голос, поющий о вечном блаженстве.
- Мне пора, Артур. - Ромул поднялся. Они обнялись. Лампадников провожал Долголетова до колонн портала, из-под которых наблюдал, как гость направляется к машине. Его походка была неверной. Руки безвольно висели. Голова с редеющими белесыми волосами чуть наклонилась, словно он прислушивался к чему-то внутри себя. Черный "Мерседес" умчался, сопровождаемый кортежем охраны.
Почтительно, с полупоклоном, приблизился служитель зверинца:
- Тигра будем кормить, Артур Игнатович?
- Конечно. Из-за глупости людей звери не должны оставаться голодными.
Они проследовали по дорожке в сосновую рощу, среди которой располагались вольеры и клетки с животными. Здесь был жираф, нелепый и печальный в своей красоте, с очаровательной женственной головой и трогательными рожками. Потешные лемуры - сгустки пушистой шерсти, из которой смотрели черные изумленные глаза. Африканские антилопы с огромными винтообразными рогами, словно это были прически, выполненные экстравагантным парикмахером. В железной клетке возлежал тигр, подарок уссурийских звероловов - золотой, с черными полосами. Белая грудь, ленивые лапы, круглая, сонная голова с усами. Прищуренные зеленые глаза вдруг растворялись, полные ненавидящего желтого блеска, хвост начинал громко стучать по земле, из горячей пасти вываливался красный язык, облизывал усы, белые, в мокром блеске клыки.
Рем приблизился к стальной клетке, восхищаясь своим любимцем, вдыхая запах могучего, наполненного неистовой силой тела, - вместилища первозданной свирепости, жестокой красоты, дремлющей ярости.
- Ты моя кошечка, кушать хочешь? Забыли нашу кошечку накормить, - он чуть сюсюкал, гулил, словно разговаривал с младенцем, окружая его нежностью и обожанием. Повернулся к служителю: - Давайте кормить нашу кошечку.