6
- А ну, милок, поди-ка в избу!
Владик вздрогнул: в голосе матери звучала угроза. Глянул исподтишка - стоит она в сенцах, на пороге, держит в руках его полосатые брючишки, заляпанные грязью. Губы сердито сжаты, глаза узкие, как щелки.
Так, с прищуркой, она смотрела на Владика, когда он стер в дневнике двойку и вписал пятерку. Это было полтора года назад, Владик тогда учился в четвертом классе. Рушником хлестала. Не больно было, а он плакал. От досады…
Смекнул Владик - задаст она ему нынче выволочку. Где, спросит, ночь пропадал? Где брюки вывозил? Сочиняет Владик наспех ответ в мыслях: у Саньки, мол, ночевал… Заигрались с ним в лапту. Спохватился, а на дворе уже стемнело.
Тут Владик вывернется, ускользнет от беды… А как про брюки соврать? Эх, не догадался выстирать, к приходу матери высохли бы… Завалился дрыхнуть. Потом удочку ладил. Вместо порванной шелковой лески свил из конского волоса. Только грузило не успел прицепить…
Он с опаской поглядывает на мать и нехотя наматывает леску на можжевеловую рогулину.
- Долго буду дожидаться? - понукает мать.
- Айн момент! - пробует шутить Владик.
Ставит удилище к повети и, поддергивая трусики, идет к сенцам. Мать ведет его в избу, показывает записку - ту самую, что Владик нашел в дупле.
- Кто писал?
- Не знаю…
Мать сощурила глаза, ехидно усмехается:
- И насчет патронов не знаешь? Где берешь их?
- Какие патроны? - притворно удивился Владик.
Мать не слушала, как Владик божился и оправдывался, сочиняя на ходу небылицу про злосчастную записку.
- На виселицу захотел, идол! И мать свою туда тянешь!
Она выдернула из брючишек желтый ремешок.
Вжикнул он над Владиковой смуглой спиной. Ужалил остро, как оса.
- Вот тебе за патроны! Вот! - приговаривает мать. - А это за наган!..
Горит у Владика спина, будто припекают ее чем-то горячим. А ремень все вжикает… Владик растерялся. Откуда ей известно про наган? Неужто Верещака узнал его?..
- Ты украл наган? - наседает мать. - Говори!
Признаться? Нет уж… Пускай всю кожу измочалит на спине, не скажет Владик.
Он увертывается от ремня, а сам все думает, что сказать матери, чтоб поверила. Сказать: "Честное пионерское, не брал"? Нет, пионерское тут нельзя…
- Молчишь? - допекает мать.
Изловчилась, приласкала поперек спины ребром ремня. Взвизгнул Владик от пекучей боли, прыгнул по-кошачьи на кровать и вдруг выкрикнул такие слова, которых у него и на уме-то не было:
- Я украл! Я…
Мать от неожиданности уронила ремень на пол, опустила руки. Она смотрела на Владика широко открытыми глазами. В них не было теперь давешней злости. Спросила упавшим голосом:
- Зачем он тебе?
- Верещаку убивать! - крикнул в запальчивости Владик.
- Ты с ума сошел… - В глазах у нее - растерянность и испуг.
- Ктитор - предатель! - Рыжие вихры натопорщились на Владиковой голове, как у молодого задиристого петушка.
Спохватился Владик, что выболтал сгоряча тайну. Клялись они с Санькой пионерской клятвой…
Следит Владик за рукой матери, ждет новых ударов. Приготовился увертываться…
Но мать почему-то сразу остыла. Села на стул и скрестила руки на груди. Смотрит на Владика растерянными глазами. Молчит. По щекам бегут слезы. Губы вздрагивают.
- Сынок. Сынок… Мал ты еще на такое дело…
Владик слез с кровати, схватил брючишки и, не оглядываясь, выскочил в сенцы.
7
Было уже за полночь, когда Кастусь услыхал бешеную стрельбу на железнодорожной насыпи. Так безалаберно стреляют только оккупанты: у них вдоволь боеприпасов. Партизаны обычно тратят патроны экономно, на ветер не пускают.
Стреляли как раз в той стороне, где разведчики нынче ночью должны были переправлять взрывчатку. Кастуся охватила тревога: "Напоролись на засаду…"
Раздвигая плечами кусты, он шел туда, где били взахлеб вражеские пулеметы, безумолку стрекотали автоматы.
Внезапно выстрелы смолкли, и зазвенела тугая, пропахшая хвоей тишина.
Кастусь пробирался наугад. Останавливался. Прислушивался. Впереди под чьими-то ногами затрещал валежник, кто-то приглушенно застонал. А через минуту на прогалине появилась знакомая кряжистая фигура.
Андрюшин нес кого-то на своей богатырской спине, озираясь по сторонам. Кастусь метнулся к нему. Тот был без фуражки, френч распахнут. Одной рукой он придерживал на широкой спине обмякшее тело, в другой нес ручной пулемет.
- Что случилось, Семен? - спросил Кастусь, хотя уже догадался, что произошло.
- Засада… В будке обходчика… - Андрюшин тяжело дышал, поэтому говорил запинаясь. - Реут убит… А Волнухина вот несу… Ранен…
"Убит Реут… Сережка Реут… Весельчак и балагур. Отчаянный разведчик…" - эта весть острой болью полоснула Кастуся по сердцу.
- Где убитого оставил?
- Недалече. В ельнике… Взрывчатка тоже там…
Андрюшин положил разведчика на траву, ощупал впотьмах рану на боку. Потом снял с себя нательную рубаху и разорвал ее на три широких лоскута.
Вдвоем с Кастусем они перевязали раненого Волнухина и положили его под елью. Заторопились к переезду: там, в темной чаще ельника, недалеко от просеки, остались мешки со взрывчаткой и труп товарища. Надо унести их подальше отсюда, в Лисий овраг. Сейчас же. Пока укрывает ночь. На рассвете немцы начнут прочесывать лес около переезда, и тогда не выберешься…
Только на исходе ночи они добрались до Лисьего оврага. Тут, поодаль от горелой березы, возле старого молчаливого дуба, вырыли тесаками могилу и похоронили разведчика.
Кастусь сел на пенек возле могильного холмика. Задумался. Срывается задание… Что теперь делать? Вдвоем с Андрюшиным они не смогут заминировать мост. Андрюшин должен сидеть в укрытии на берегу с пулеметом и, если потребуется, отвлекать на себя охрану моста. А один Кастусь не успеет за ночь переправить два мешка взрывчатки по дну реки… Надо ведь не только протащить под водой опасный груз, но и уложить его под фермами моста, потом приладить нажимную мину, поставить капсюли-детонаторы. И - замаскировать… На все это нужно время. А его и так в обрез. Ехать в отряд за подмогой? На это уйдет около двух суток. Значит, заминировать мост можно будет только двадцать шестого. А Максим Максимыч приказал: во что бы то ни стало мост должен взлететь на воздух завтра утром. В этот день как раз пойдут немецкие поезда через Друть. Первый же эшелон приказано Кастусю опрокинуть в реку.
Кастуся окликнул Волнухин:
- Не теряйте времени из-за меня… Я один полежу. Вот только пить хочется. Горит все внутри…
Кастусь отстегнул флягу с водой. Раненый ухватился двумя руками за нее, припал жадными губами к горлышку.
И вдруг Кастусь оживился. Санька… Да, да! Срочно вызвать Саньку… Он вскочил с пня и кинулся к горелой березе. Под корнями лежали два подсумка с патронами, немецкая граната с длинной деревянной ручкой и записка. Мальчишки сообщали, что они придут сюда в субботу…
- Какой нынче день? - спросил Кастусь у Андрюшина. - Суббота, говоришь? Значит, нынче придут…
Он написал записку, сунул ее в тайничок, под корни обгорелого дерева, и приказал Андрюшину оставаться в Лисьем овраге с раненым.
- Придут мальчишки, пускай ждут меня. Схожу понаблюдаю за охраной моста.
Перед вечером, когда Кастусь вернулся с Друти, Санька и Владик уже были в Лисьем овраге. Они сидели около раненого разведчика и что-то наперебой рассказывали Андрюшину. Тот изредка кивал головой и свирепо дымил самосадом.
8
Бородатый камыш кряхтит, как старик: текучая вода щекочет сухие коленки. Вздрагивает он, трясет седыми пасмами. А она, озорная, за бороду хватает. Полощет в заплескал.
Глядит Санька на луну, тревожится. Пришла она на Друть некстати. Скорей бы туча ползла. Вон раскосматилась над лесом. Может, спрячет пучеглазую под свое крыло.
За излукой выгорбился черный остов моста. На звездном небосклоне четко обозначились его ребристые бока. Маячат силуэты часовых. Один на левом берегу, второй - на правом.
Санька сидит в укрытии, рядом с ним - Андрюшин. Впереди, в притихших кустах ивняка, притаился Кастусь. За эти дни он точно вымерял расстояние от излуки до моста. То в бинокль смотрел, то палец подносил к прищуренному глазу. А сейчас, должно быть, последний раз проверяет свои расчеты.
От плеса до излуки двести метров. Тут непролазные заросли: камыш да куга - в воде, по берегу - ивняк, ольшаник, а еще лопухи ушастые. От излуки до моста тоже двести метров. Там голый берег. Вырублены кусты, скошена трава. Смотрят туда пулеметы с насыпи, тишину стерегут. Глазастые, не проморгают. Однако Кастусь хочет обхитрить их…
Раздвинул Санька кусты, по небу шарит глазами. Вылезла туча на небосклон, сгребает звезды в черный чувал.
Кастусь поворачивает голову, шепчет с присвистом:
- За мной! Без шума…
Андрюшин и Санька вылезли из укрытия. У Саньки "Дегтярев" на плече, Андрюшин взрывчатку несет. Идут вслед за Кастусем. Все ближе к излуке. Вот она… Замерли в лозняке. Мост совсем близко. Слыхать, как шагают по насыпи часовые.
Кастусь разулся, снял одежду. Приказал Саньке тоже раздеваться.
- Если что, дам сигнал… - Кастусь сунул сапоги и одежду под куст, повесил на шею автомат, приказал: - Возьми, Семен, на мушку пулемет… что на вышке…
Взял коленчатую тростинку в зубы, спустился в заводь и пропал. Только вода булькает, пузырится наверху да тростниковая трубка плывет к мосту торчмя.
Лезет Санька нагишом в студеную воду с тростинкой в зубах. Вот когда пригодились ему прежние "водолазные" игры. Не раз, бывало, они с Владиком подкрадывались по дну заводи к утиному выводку. Сперва никак не умели дышать под водой через тростинку. А потом наловчились…
Тащит Санька резиновый мешок с грузом по дну реки, коряги ногами щупает, шаги меряет… Сто сорок насчитал. Еще шестьдесят. Не ошибиться бы… Высунул голову из воды аккурат под мостом, возле бетонного быка. Слушает. Наверху патруль кашляет. Кованые сапоги над головой: цок… цок… цок…
Выбрался из воды Санька, крадется к береговым быкам. Тут железный хребет моста в насыпь зарылся. Стальные балки - рукой подать. Кастусь уже колдует под мостом, мину прилаживает. Махнул Саньке рукой: мол, сюда неси…
Санька осторожно поставил мешок со взрывчаткой на землю.
- Плыви обратно, - шепчет Кастусь, - я один справлюсь. Осторожно! У крайнего быка ежи из колючки…
Шагнул снова Санька в воду. Зацепился ногой за проволоку, свалился плашмя на спину волны. Забурунила вода, будто сом ворочается…
Шагнул патруль к перилам, выпустил из рукава желтую змеюку в небо. Летит она над водой, шипит, огненный дождь разбрызгивает - всю реку освещает. Смотрит охранник вниз. Бежит Друть, торопится, бормочет что-то. Несет под мост обрывки древесных корней, пучки сена, кору…
Вылез Санька из воды на излуке и юркнул в прибрежные заросли. Кинулся опрометью домой. Успеть бы на зорьке пригнать лошадей к старой мельнице. Пускай Кастусь заберет их в отряд, а то немцам достанутся.
Учитель географии
1
Мокрая ночь уходила в хвойные урочища, волоча по Друти сивые пряди тумана.
А на кочкарнике, за сосновым перелеском, где пронзительно кричали чибисы, умывалось росой солнышко. Вот и оно закурило туманом, выталкивая серые слоистые копны из низины на зеленый пригорок, прямо под ноги лошадям.
Они бродили по луговине, оставляя на росистой отаве дымящийся след.
Гнедко ходил коротком путе. Оно мешало ему, но хитрый мерин приноравливался: сгибал одну переднюю ногу в колене и тогда его желтые и выпуклые, как желуди, зубы доставали до молодой низкорослой травы и выщипывали под самый корень.
Жеребой Рыжухе приводилось труднее. Она пробовала выставить ногу, но конопляное путо осаживало назад. Вытягивала шею, вздрагивала от напряжения передними ногами. Подняла голову Рыжуха, в упор смотрит на Саньку. И чудится ему в ее синеватых неподвижных глазах укор: "Плохой ты хозяин, Санька… Скрутил ноги веревкой, а мне и без пута тяжко…"
Кинулся Санька к Рыжухе, присел на корточки возле широких копыт, распутывает. А она положила морду ему на плечо, ловит губами рубашку…
Уже который день лошадей досматривает Санька: Залужный доверил. Помирились они. Выполнил Санька приказ Кастуся… Но жить остался у бабки Ганны. Отчим не хочет возвращаться в свою избу. Боится… В управе ночует, там охрана. Нынче он куда-то уехал на риковской легковушке. Приладил к ней запасное колесо, что Санька нашел в крапиве за баней, и машина возит по Дручанску Залужного. А на Байкале вот уже вторую неделю ездит Фок. Отнял рысака завистливый комендант у Залужного. А может, тот сам отвел его Фоку?..
Ждет Санька Кастуся. Скоро он появится. Уведет Гнедка и Рыжуху, а отчиму Санька скажет, что отняли лошадей. Полицаи… Как раз подходящий момент.
Пока Санька высекал искру из кремешка, пока раскуривал костерок, солнце уже вскарабкалось на самый верхний сук сосны, смотрит оттуда на Саньку вприщурку, улыбается.
В пойме проснулся ветер, растормошил копны тумана, раскидал куделистые клочки по прибрежным зарослям.
Друть открылась взору до самых дальних плесов. За излукой, в сизом мареве, показался черный остов моста. Под ним, на воде, еще не растаяли белесые сугробы тумана. Издали Саньке кажется, что ребристая туша лежит на снегу. Бугрится рыжая насыпь; на ней, недалеко от берега, видна дощатая сторожевая вышка, похожая на деревенскую каланчу.
Санька облюбовал на краю поймы старую развесистую ветлу. Оттуда, с макушки, решил смотреть, как будет рушиться заминированный мост, как полетит в реку немецкий паровоз… Кастусь заверил, что нынче непременно должен пойти первый эшелон. Он, Кастусь, наперед все знает. Недаром разведкой командует…
Зелеными волнами расплескалась в лощине тишина. Только снизу, из-под ветел, наплывало воркующее бормотанье реки. Пели на перекате звонкие волны, бегущие по камням в кипящую прорву.
Ветер шастал на пригорке по кустам орешника - колючий и знобкий, остуженный за ночь речными плесами. Санька второпях забыл одеть курточку, приехал в одной рубашке. Его прохватывала дрожь, и он тянулся к костру, который никак не хотел разгораться: за ночь отсырел в росе сушняк.
Внезапный железный гул на насыпи встормошил Саньку. Вскочил на ноги, смотрит из-под руки - ничего не видно. Может, почудилось в луговой тиши? Нет, гул нарастает. Вот уже Санька слышит, как выстукивают колеса на рельсах. Поезд… Дым взлетает над соснами упругими охапками: пых… пых… А вон и паровоз выкатился из леса. Натужно кряхтит: что-то тяжелое тащит. Давно они не показывались тут. С первых дней войны. Последний раз на Друти гудел паровоз в ту ночь, когда наши уходили за Днепр…
Санька проворно карабкается на дерево. Сверху ему хорошо видать и мост, и насыпь, и поезд.
Паровоз выволок из леса черную гремучую змею и потащил ее к реке. Ближе… Ближе… Вот уже видать, как под брюхом змеи крутятся бесчисленные колеса. А на ее плоской спине едут танки с носастыми пушками.
Санька считает танки: двадцать… двадцать семь… тридцать! В середине состава два пассажирских вагона. На крышах - зенитные пулеметы, а возле них солдаты лежат. На самом хвосте змеи пушка острую морду кверху задрала…
Поезд, идя под уклон, набирает ход. Паровоз энергично двигает красными локтями, и они кажутся издали языками пламени, которые выплескиваются из-под колес.
Бросая дымные клочья в реку, паровоз взбежал на мост. И тут обвальный грохот потряс землю… Черно-багровый гриб огня и дыма взметнулся вверх, к синему безмятежному небу, увлекая за собой обломки камня, куски вагонов, шпалы…
Ветлу, на которой сидел Санька, сильно качнуло назад, упругая горячая волна толкнула в грудь - едва не сшибла с дерева.
Обняв руками корявый сук, Санька смотрит расширенными глазами на мост, который медленно погружается в Друть. Платформы, как живые, лезут одна на другую, сплющиваются и вместе с танками падают в реку.
К пойме плывут по реке запоздалые звуки:
Треск…
Грохот…
Лязг…
Только через минуту залаял басовитый пулемет. Ему откликнулся второй, а вон и третий подает голос. Над ветлой пули, как осы: вжик… вжик… вжик…
Санька шмыгнул с дерева вниз и, подгоняемый назойливым вжиканьем, кинулся без дороги к Дручанску. Пробежав с полверсты, вдруг спохватился: лошади… Остались лошади на луговине, не успел передать их Кастусю…
Он постоял немного, прислушиваясь к выстрелам, и робкими шажками засеменил обратно.
Когда вернулся в пойму, лошадей там уже не было. Свернул к реке, заглянул за кусты - нету. Побежал в сосняк и тут увидел в траве путо Гнедка. Непорванное… И петля и узел целы. Значит, увел лошадей Кастусь. Теперь скорее домой…
Выстрелы щелкают всюду: и возле моста, и в лесу, и на окраине Дручанска. Стригут автоматные очереди кучерявую лещину над Санькиной головой. Зеленые ветки падают ему на плечи. Все ближе стрекочут автоматы, все громче. Вот уже топот ног слыхать. Много их…
Юркнул за куст Санька. Притих. С веток падают за шею холодные капли росы. Рубаха намокла, липнет к спине…