- Эх ты, разиня! - махнув рукой, говорит он. - Кричат ему: "Лови!" - а он разинул рот и ни с места. Вот я старик, а видишь…
Михалыч неопределённо показывает рукой на свой перепачканный в земле пиджак и неожиданно весело улыбается:
- Оба, брат, сплоховали! Ну, не беда, ещё такую поймаем.
- А что это за бабочка? - соглашаясь на мировую, спрашиваю я.
- Траурница. Видал, каков у неё наряд? Чёрный бархат с белой кружевной отделкой. Очень красива! Если бы не эта проклятая кочка, я бы её не упустил.
Немножко успокоившись после неудачи, мы продолжаем охоту. Наши дела идут неплохо, особенно у меня. Мне удаётся поймать две пёстренькие перламутровки, золотисто-зелёного жука - бронзовку и огромную стрекозу коромысло. У Михалыча тоже свои трофеи: он поймал белую с коричневатыми кончиками крыльев аврору и расписного красавца адмирала.
Луг кончается, мы подходим к небольшому лесочку. Сходимся вместе, и вдруг оба разом замечаем добычу. Не нужно и в атлас заглядывать, чтобы сказать, что это павлиний глаз. Два голубоватых глазка на нижних крыльях говорят сами за себя.
Бабочка сидит на земле, то распуская, то складывая свои чудесные крылышки.
Я нацеливаюсь сачком. Михалыч - тоже.
- Не мешай! - шепчет он.
- Опять упустите! - шепчу я.
Михалыч отступает.
А бабочка всё сидит перед нами, будто ждёт своей участи. Затаив дыхание заношу над ней свой сачок и мягко накрываю добычу.
- Молодец! - одобряет Михалыч. - Давай-ка её сюда. Вот мы её сейчас в баночку и посадим.
Павлиний глаз в банке. Пары эфира сразу одурманивают его. Уснувшая бабочка замирает на ватке, распустив свои глазастые крылья.
- До чего же красив! - любуется Михалыч. - Ты только, Юра, представь себе: устроим этого красавца в ящик под стекло, а зимой поглядим на него и вспомним лето, солнышко, луг. Хорошо, брат, тому, кто любит всё это. А теперь после успешных трудов и закусить не грех, - вспоминает он о захваченных с собой бутербродах.
Мы садимся тут же на бугорках и с аппетитом уплетаем хлеб с колбасой и с сыром.
Отсюда, с луга, виден наш крохотный городок. Он весь как на ладони. Красные и зелёные крыши домиков весело выглядывают из густой зелени старых, запущенных садов.
Издали городок похож на пчелиную пасеку. Одноэтажные деревянные домики будто разноцветные ульи. И это впечатление ещё усиливает крепкий медовый запах таволги. Он плывёт над согретой солнцем землёй; кажется, даже сам воздух от этого запаха стал каким-то густым, тягучим. Воздух дрожит, колеблется вдали над лугами и золотится от солнца, словно жидкий прозрачный мёд.
Закусив и немножко отдохнув, мы тем же путём возвращаемся домой.
НАТАША ПРИЕХАЛА
Дома нас ждала замечательная новость - из Москвы приехала Наташа.
Она выбежала нам навстречу, расцеловала меня и бросилась к входящему следом за мной Михалычу.
- Папа, здравствуй! Какой ты нарядный, весь в белом! - весело приветствовала она. - А это что у тебя, сумка какая-то?
- Тише, тише, там банки, бабочки… ради бога, не разбей! - защищал Михалыч наши трофеи. - Ну, здравствуй. Как доехала?
- Хорошо, всё очень хорошо! Я в последний класс перешла. Поздравь меня!
- Умница, умница, поздравляю! Дай мне только наши сборы отнести, на место поставить.
И мы проследовали к Михалычу в кабинет.
Весь этот и следующий день я почти не отходил от Наташи. Какая она стала большая, совсем почти взрослая! И такая красивая! Стройная, худенькая, лицо смуглое. Где же она успела так загореть? А как хорошо, когда она засмеётся, - зубы белые-белые!
- Ты прямо как негритёнок! - удивлялась, глядя на неё, мама. - Можно подумать, что с юга приехала.
- А я и сама не знаю, где я так загорела. Может, под лампой, когда к экзаменам готовилась, - смеялась Наташа, забавно морща при этом свой носик.
- Совсем, совсем взрослая! - говорил, глядя на неё Михалыч. - И причёску себе устроила. Прямо невеста! Придётся, видно, жениха поискать…
- Ну, папа, как не стыдно надо мной смеяться! - перебивала его Наташа, густо краснея и становясь от этого ещё лучше.
- да я вовсе и не смеюсь, - отвечал Михалыч. - Один жених уже есть: вон Кока Соколов. Он уже, почитай, целый месяц здесь околачивается.
- А как же учение? - удивилась Наташа. - Кажется, доучился, вон выгнали, - махнул рукой Михалыч.
- Бедный, как жалко! - усмехнулась Наташа. - Нужно пойти его навестить.
Не знаю почему, но это намерение Наташи мне совсем не понравилось. Зачем ей идти куда-то навещать Коку? Шла бы лучше с нами на луг ловить бабочек.
После обеда Наташа надела нарядное платье, а на шею нацепила коралловые бусы. Из своих чёрных кос она сделала большой пучок и стала настоящей красавицей. "Куда лучше задавалки Катьки!" - подумал я.
- Ну как, хорошо, идёт мне эта причёска? - спросила она меня. - Или лучше косы оставить, как ты думаешь?
Ах! Я уже ничего не мог думать, я только чувствовал, что сердце моё не то сейчас остановится, не то совсем выскочит из груди.
Наташа ещё раз взглянула на меня и лукаво улыбнулась:
- Нравлюсь я тебе? Я краснел и молчал.
- Идём со мной Коку навещать.
И мы пошли. К Соколовым в дом идти нам не пришлось. Коку мы встретили на улице. Он сам шёл к нам навстречу-узнал от кого-то, что приехала Наташа. Пошли все втроём в городской сад.
Я искоса поглядывал на Коку. Он был очень хорош. В белой рубашке, ловко перетянутой ремнём, и в смятой форменной фуражке, которую он лихо сдвинул на затылок. Из-под козырька выглядывал завиток белокурых волос.
- Ты что же так рано на каникулы явился? - спросила Наташа. - Разве занятия уже кончились?
- Для меня кончились, - весело ответил Кока. - Выгнали меня из лицея. Сказали - все науки усвоил, можешь теперь отдыхать! - Он беззаботно рассмеялся.
Наташа неодобрительно покачала головой:
- Что ж ты теперь думаешь делать?
- Да ничего. Летом в футбол играть, за барышнями ухаживать. А придёт осень - ружьё, собаки., и поминай как звали!
- А учиться когда же?
- А зачем мне учиться? - наивно переспросил Кока. - Денег у отца хватит.
- Да ведь это не твои, отцовские…
- Нy и что же? Солить их, что ли? Слава богу, вон сколько нажил, а куда тратить, не знает. Я ему помогу - у меня долго не залежатся.
Кока вынул из кармана серебряный портсигар и закурил.
- Зачем мне учиться? - повторил он. - Отец в школу и не заглядывал, а денежек накопил дай боже. На мой век хватит. - Он пустил через нос две тонкие голубые струйки дыма и озорно сбоку взглянул на Наташу. - Учиться хватит. Вот высмотрю за лето невесту да и женюсь, чего зря время терять!
- Кто же за тебя, обормота такого, пойдёт-то? - рассмеялась она, вызывающе глядя ему прямо в лицо.
- Да ты первая! - весело отвечал он. - Разве не пойдёшь? Говори, не пойдёшь, если посватаюсь?
При этих словах я почувствовал, что у меня замерло сердце и подкашиваются ноги. Я не смел взглянуть на Наташу. А она как ни в чём не бывало только звонко расхохоталась:
- Ну и жених!..
Кока всё так же искоса испытующе поглядывал на неё и вертел в руках недокуренную папироску. На его безымянном пальце что-то поблёскивало.
Наташа тоже заметила.
- Что это у тебя, кольцо? Покажи какое? Кока показал. Кольцо было серебряное, с изображением человеческого черепа.
- Это смерть всем девушкам, на которых я только взгляну, - лихо тряхнув головой, сказал он.
- Отчего же они умрут? - удивилась Наташа.
- От любви ко мне, - не задумываясь, пояснил Кока.
- Тогда я на тебя и смотреть не буду - ответила Наташа, - а то и вправду ну-ка помрёшь, а мне жить хочется.
- Нет, я тебя пощажу, - успокоил её Кока. - Зачем тебе помирать, коли я за тебя хочу свататься.
Наташа на это ничего не ответила, только рукой махнула - болтай, мол, что хочешь.
Я всё время молчал. Мне было очень обидно, что Кока так непочтительно разговаривает с Наташей. Я толком не мог понять: шутит ли он или правда хочет на ней жениться. При одной этой мысли я чувствовал, что у меня где-то внутри - то ли в сердце, то ли в желудке - всё сжимается и замирает.
Между тем мы дошли до городского сада и сели на скамейку под старой, дуплистой липой.
Кока наклонился и поднял с земли толстый сучок.
- Зачем он тебе? - спросила Наташа.
- А вот суну его в дупло, оттуда летучие мыши как выскочат, прямо тебе в волосы вцепятся.
- Ой, ой, не надо! - закричала Наташа. - Брось его, брось сейчас же!
- А что мне будет за то, что брошу?
- Всё, всё, что хочешь, только брось скорей!
Кока вскочил со скамейки, размахнулся и так ловко запустил сучок, что он взлетел до самых верхушек деревьев и упал на землю где-то далеко от нас.
- Чур, теперь не отказываться! - заявил он. - Что скажу, то ты и выполнишь. А не выполнишь - всё дупло разломаю, всех мышей на тебя напущу.
- Ладно, ладно, всё сделаю, только дупло не трогай! - смеялась Наташа.
- А откуда ты знаешь, что там летучие мыши есть? - заинтересовался я.
- Да они в каждом дупле днём сидят. Спрячутся туда от солнца и ждут, пока ночь наступит.
- А почему они Наташе на голову кинутся?
- Потому что на ней белый платочек. Летучие мыши белое любят, на него так и летят. Вцепятся коготками, их не отцепишь.
Я слушал Коку с большим вниманием, и вдруг в голове мелькнула гениальная мысль.
- Кока, а вечером летучие мыши тоже летают? - Конечно. Как солнце сядет, так они и начнут летать.
- А где их больше всего?
- Над рекой, над лесом.
- Аесли в лесу на полянке белую простыню постелить, они на неё тоже сядут?
- Безусловно, - уверенно ответил Кока.
- Значит, их там и поймать можно?
- Ну конечно, хоть сто, хоть тысячу штук.
- Ой, как здорово! - взвизгнул я от восторга. - Давайте сегодня же вечером мышей ловить. В соседний лесок пойдёмте?
- Ну что ж, отличная мысль, - сразу согласился Кока. - И время терять нечего. Вон уже солнышко совсем низко. Беги скорее домой, неси простыню, сачок, банки, куда мышей будем сажать. А мы тебя здесь подождём.
Я вскочил, готовый бежать, и вдруг остановился:
- Простыню мама ни за что не даст, скажет - изорвём или потеряем.
- Ну, тогда я сам домой сбегаю, свою принесу, - предложил Кока, - а ты беги за сачком и за банками.
Я полетел во весь дух. Дома мама хотела меня усадить за стол и поить чаем, но я отказался. О предстоящей ловле я маме ничего не сказал: ещё не пустит, скажет - вечером сыро в лесу, мало ли что придумает. Лучше уж пока помолчать.
С самым невинным видом я прошёл в свою комнату, взял сачок, большую металлическую банку, в которой мама раньше держала муку или крупу, а потом эту банку я выпросил себе, чтобы сажать в неё лягушек и ящериц.
- Куда это ты собрался? - спросила мама.
- Хочу головастиков в луже половить, - соврал я.
- Только этой гадости ещё не хватало! - неодобрительно ответила мама и ушла.
А я поскорее выскочил на улицу и помчался в городской сад.
Но что такое? Ни Наташи, ни Коки в саду нет. Наверное, вместе за простыней пошли и задержались дома. "Только бы в лес к вечеру не опоздать",забеспокоился я. Сел на лавочку, тревожно поглядывая по сторонам.
Прошло не меньше часу, а Наташа с Кокой не возвращались. Уже солнце спустилось к вершинам деревьев, а их, как назло, всё нет и нет.
И вдруг я всё понял: "Обманули, обманули, ушли одни". При этой мысли даже кровь бросилась мне в лицо. "Ну, Кока, бог с ним, он известный обманщик. А Наташа? Как же она могла так бессовестно поступить?!"
Я поднялся с лавочки и пошёл домой.
- А Наташа где? - спросил Михалыч.
- Она с Кокой в лес удрала, - еле сдерживая слезы, ответил я. - Взяли простыню и удрали в лес мышей ловить. А меня обманули, не взяли…
- Какую простыню, каких мышей ловить? - не на шутку заволновался Михалыч. - Что ты вздор городишь!
- Нет, не вздор, а всё правда!..
И я рассказал Михалычу, как я придумал новый способ приманивать на простыню летучих мышей и ловить их там. А Кока решил без меня этим способом воспользоваться.
- Стыдно так делать, ведь это не он, а я придумал!.. - горячился я.
Но Михалыч почему-то совсем не возмутился нечестным поступком Коки. Наоборот, он только добродушно рассмеялся.
- Ничего, брат, мы другой раз одни с тобой пойдём, больше их наловим.
- А пойдёмте сейчас? - сразу оживившись, предложил я.
- Нет, сейчас уже поздно. Пока до лесу дойдём, совсем стемнеет и ночь настанет. Да, кстати, вот и наши ловцы уже домой вернулись.
Я взглянул в окно. Мимо него проходили Наташа с Кокой.
Я бросился им навстречу:
- Много наловили?
- Сто штук, - не задумываясь, ответил Кока.
- А где же они?
- По дороге всех упустили.
- Да что ты его слушаешь! - вмешалась Наташа - Никого мы не ловили, просто ходили к речке гулять.
- А почему меня не подождали?
- Мы ждали, а потом решили, что тебя мама не пустила, - с невинным видом ответила Наташа.
Я заметил, как она при этом лукаво переглянулась с Кокой.
Всё понятно. И здесь я оказался лишним, так же как и у Кати с Серёжей. И всё потому, что я самый маленький, моложе их всех. Но когда же наконец я вырасту, не буду мешать другим и от меня перестанут бегать?!
А пока оставалось только одно: опять отойти в сторонку и издали наблюдать за тем, как весело дружат между собой другие, счастливые люди, счастливые тем, что они старше меня.
На следующий день мы с Наташей как будто помирились. Собственно, она, кажется, и не заметила, как я на неё накануне вечером рассердился. Она так же весело разговаривала со мной и даже опять предложила идти вместе гулять. Но я холодно отказался, сказав, что мне сегодня, к сожалению, некогда.
- Ну что ж, очень жаль, - ответила Наташа и Ушла одна.
В первые же дни по приезде Наташа обошла всех своих старых подруг и потом всё время проводила вместе с ними. Частенько к их компании присоединялся и Кока. Я держался от них в стороне, да, по правде говоря, меня они ни разу никуда и не пригласили. Ну и пусть. Мне и без них было очень хорошо и весело.
В это лето Наташа гостила у нас очень немного. Скоро она уехала обратно в Москву к своей маме.
ЗАЙКА И МУРКА
У нас в доме появился зайчонок. Его купила мама на базаре у каких-то ребятишек. Мама принесла зайку в маленькой, сплетённой из прутьев корзиночке. Зайчонок был ещё крошечный, но уже ловко грыз сочные стебельки травы, которые мы ему предлагали, С виду он был очень забавный: буровато-серенький, пушистый, с большими мягкими ушами. Когда зайка сидел спокойно, уши у него лежали на спинке, как два продолговатых листочка. Но как только он принимался бегать по комнате, сейчас же поднимал уши вверх.
- Траву-то он хоть и ест, - сказала мама, - а всё-таки его и молочком угостить не мешает. Ведь он ещё совсем малыш.
Мама налила в пузырёк молока, надела на горлышко соску и предложила её зайчонку.
Тот обнюхал соску, недовольно фыркнул и отпрыгнул в сторону.
- Не нравится - резиной пахнет, - сказала мама. - Ну, если так попробовать? - И с этими словами она обмакнула горлышко пузырька вместе с соской в чашку с молоком. - Что вы теперь скажете? - обратилась она к зайчонку, поднося к его мордочке соску всю в молоке.
Если бы зайка умел разговаривать, он, наверное, бы ответил: "Вот это другое дело". Но говорить он не умел, а просто схватил кончик соски мягкими, бархатными губами и с аппетитом зачмокал, пуская большие молочно-белые пузыри.
С кормлением дело сразу наладилось. Малыш охотно пил молоко из пузырька и так же охотно уплетал предлагаемые ему стебельки травы.
Но приручить его оказалось труднее. Зайка был очень робок. Чуть стукнешь чем-нибудь или подвинешь стул, уж он удирает прочь. Забьётся куда-нибудь за диван или за шкаф, да так забьётся, что порой его и не найдёшь. И какой-то глупенький: увидит кота Иваныча, сам же к нему навстречу - прыг, прыг… уши поставит колышками, мордочку вытянет - давай, мол, с тобой познакомимся.
Иваныч тоже не прочь-добродушно замурлыкает, не спеша навстречу к зайчонку двинется. А тот вдруг ни с того ни с сего как бросится в сторону и бежать прочь от Иваныча. Тот даже усы растопырит от изумления: "Что за штука - сам же в знакомые напрашивался и сам же удрал". Постоит Иваныч немного, будто обдумывая глупое поведение зайчонка, а потом фыркнет, потрясёт лапкой и отправится на диван поспать.
К людям зайка тоже долго не привыкал. Бывало, мама нальёт ему в пузырёк молоко, хочет зайку на стол посадить, чтобы удобнее его покормить, а малышудирать от неё.
- Несуразный какой-то! - сердилась мама. - Нужно его в лес отнести и выпустить, всё равно он ручным никогда не будет.
Но мне было жалко расставаться с зайчонком, и я просил маму подержать его ещё немножко дома - может, и привыкнет к нам.
Однажды утром я тихонько сидел в столовой на диване, разглядывал зверей в книжке Брема.
Зайчонок находился в этой же комнате. Мама только что обучала его искусству пить молоко не из соски, а прямо из блюдечка. Первый урок оказался не очень удачным: зайка не столько выпил, сколько разлил молока, весь им обрызгался. Теперь он сидел на солнышке и сушился. Окно было открыто.
Вдруг на подоконник вспрыгнула небольшая серая кошка. Она была беспризорная, недавно приютилась у нас. Мама прозвала её Муркой и очень хвалила за то, что она хорошо ловит мышей.
- Не чета этому лодырю! - сурово говорила мама, указывая на Иваныча, который мирно отдыхал на диване после сытного обеда.
Теперь второй день Мурка была в большой тревоге. Она бегала по двору, по саду и всё время громко, тоскливо мяукала. Мама решила, что у неё родились котята и их кто-то выбросил.
- Какие безжалостные! - говорила мама. - Кому они помешали, хоть бы одного оставили!
Я весь день проискал пропавших котят, но нигде не нашёл. Во время этих поисков Мурка неотступно бегала за мной, точно понимая, что я хочу ей помочь.
Вот и сейчас она снова пришла ко мне. Смотрит на меня тоскливыми, просящими глазами и тихонько мяукает.
- Киса, киса! - позвал я её. Мурка доверчиво спрыгнула с подоконника, направилась в мою сторону и вдруг остановилась; она так и впилась глазами в угол комнаты - увидела там зайчонка.
"Как бы ещё не схватила вместо крысы!" - подумал я, готовясь прийти малышу на помощь.
Но Мурка приняла зайца совсем не за крысу, а за своего котёнка. Она радостно замяукала, подбежала к нему и принялась облизывать - кстати, вся шёрстка его была в молоке.
Зайка тоже не испугался приветливой незнакомки, может, даже принял её за зайчиху. Ведь у зайцев так уж заведено, что любая зайчиха всем зайчатам и мать и кормилица.
Облизав малыша, Мурка тут же улеглась на бок, предлагая зайчонку позавтракать. Скопившееся за два дня молоко так и сочилось из её набухших сосков. Зайчонок его сразу учуял. Он удобно пристроился возле кошки и принялся за еду.