- Вот хорошо бы! Зимой и печку топить незачем. - Он взял из рук матери клубок, затем иглу и заправил её ниткой. - Сшей такую шубу, мама. Никогда не порвётся… Лежи себе да рубай картошку в мундире. Пусть ветер и бураны бесятся весь год, а у тебя никакой заботы!
- Если бураны будут целый год, где же картошка вырастет?
Ваня почесал голову.
- Как это где? В парнике! На севере овощи круглый год в парниках выращивают…
- Ладно, ладно, хватит балагурить. Ступай, у дяди Гриши огня попроси. Коля скоро придёт с работы.
- Огня?.. Зачем же брать его у дяди Гриши?
- Спичек мало. На базаре дорогие…
- Сейчас, мама…
Ваня подошёл к железной кровати, приподнял одеяло и выдернул из матраса клочок ваты. Затем встал на сколоченный братом стул, потянулся к оголившимся медным проводам.
- Тебя током ударит! Не тронь!
- Огонь в проводах - нечистый! - проворчала в свою очередь тётка Глафира.
- Сейчас же слезай! - приказала Ирина Лукинична.
- Слезаю…
Вверху что-то затрещало, стены осветились, и в комнате запахло палёной ватой. Мальчик спрыгнул.
- Вот, пожалуйста! Хоть шашлык жарьте, хоть пироги пеките…
- Пироги? Они могут нам только во сне присниться.
- Зимой. Когда красный снег выпадет, - ехидно сказала тётка Глафира.
- Нет, будут наяву, когда командиром стану.
Тётка поморгала красными веками.
Ирина Лукинична, ворча на сына, стала разжигать огонь. Долго возилась она у печки. Наконец, заглянула в другую комнату, где сын рылся в шкафу - что-то искал в нижнем ящике.
- Огонь у меня погас, Ванюша, - сказала мать виновато.
- Разве я не говорила, что ваш огонь безбожный? - обрадовалась Глафира, пристукивая палкой. - Погаснет он, погаснет!
Ваня подошёл к постели.
- Сейчас…
- Не смей! - запретила мать. - Огонь этот, говорят, не от бога. И добра не жди…
- Огонь есть огонь, мама. Всё равно, где взять его.
- Не тронь. Вон какие тучи плывут! Не дай бог, пожар.
Ваня щёлкнул выключателем, но лампочка не загорелась.
- Ток уже выключили.
- Может, сам что напортил? Говорила тебе - к дяде Грише сбегай…
- Почему к дяде Грише? К Харису ближе.
- Делай, что велят. Не заставляй ругаться - и так голова болит. Накличешь беду своим током.
С дядей Гришей Ваня только что вернулся с рынка. Низкорослый, добродушный, Григорий Павлович, несмотря на свои пятьдесят лет, всё время водит дружбу с ребятами: они поят его коня, а он катает их на повозке.
Насажает, что грибов в кошёлку: повернуться негде. Одна слабость есть у дяди Гриши. Смолоду любит он пиво. И в жаркий день может выпить кружек двенадцать. И не пьянеет. Только щёки розовеют, да лысину, знай, вытирает ладонью. А потом, приплясывая, на потеху мальчишкам запевает визгливым голосом:
Хороша я, хороша,
Да плохо одета,
Никто замуж не берёт
Девушку за это…
Пиво дядя Гриша выцеживает из опорожнённых бочек, которые увозит к вечеру, после закрытия киоска. Из трёх-четырёх полведра набирается. Сегодня дядя Гриша перевозил на рынке жмых и, поди, уже навеселе…
Ваня, подбрасывая в руках жестянку, в которой таскали угли от соседей, выбежал на улицу и вернулся домой с огнём.
- Вот вам добрый огонь! - сказал он торжественно. - Полезный. Прямо из печки. Только взял его не у дяди Гриши, он сегодня очень устал, а у Хариса.
- Ну, ты уж всегда по-своему.
- А я не хочу обижать соседа. Чем он хуже дяди Гриши?
- Я не говорила этого.
- Почему же тогда посылаешь мимо их дома?
Ирина Лукинична не знала, что ему ответить.
- Они люди чужой веры, - пришла ей на помощь тётка Глафира. - Только наша христианская вера правая…
- Вера, вера… не надо мне вашей веры, ни правой, ни левой, - сказал Ваня.
- Да унесёт ветер твои слова, сумасшедший! Прости, господи, эту заблудшую овцу.
- Я не овца.
- Ну, заблудший баран, - усмехнулась тётка Глафира.
- И не баран. Я человек.
Во дворе кто-то пронзительно свистнул. Ваня, вздрогнув, прислушался. Лицо его порозовело, а светлые глаза чуть сузились.
- Мама, Харис меня зовёт, - сказал он, забыв о своих пререканиях.
- Опять этот Харис. Зачем он зовёт?
- Играть.
- Хоть бы на рыбалку сходили. Больше пользы. Гляди, на уху поймаете.
- Днём рыба не клюёт. Мы договорились пойти на рассвете.
- Не забудь, Ирина, что сказал тебе муж перед смертью! - заметила тётка Глафира. - Берегись воды! Не утонул бы…
Ваня посмотрел на мать. Она стояла растерянная. Застывшие глаза пристально глядели куда-то в угол.
- Мама! - потянул её Ваня за рукав. - Почему нельзя на рыбалку?.. Что говорил отец?
- Давно это было, сынок, давно. Тебе тогда исполнилось три месяца. Мы бежали от немецких солдат, и отец твой заболел в дороге. Пил воду из ручья. Когда был ещё в памяти, сказал: всё дело в этой воде. Потом начал бредить. Всё той же водой отравленной…
- Расскажи, Лукинична, всё расскажи. О том, что видел муж во сне и как он с чёртом возился, - наставляла тётка Глафира, пристукивая можжевёловой палкой. - Не бойся. Пусть мальчик узнает.
- Зачем же пугать его?
- Расскажи, мама! Я не боюсь.
- Подрасти немного. Иди лучше, сынок, поиграй.
- Нет, я никого не боюсь. Ни чёрта, ни дьявола. Два раза лазил в церковь - и ничего там не видел. Сегодня поднимусь ещё на колокольню - там не покажутся ли…
- А как же ты в церковь залез? - удивилась тётка Глафира. - Её ведь заперли на замок.
- Переднюю дверь. А заднюю заперли только изнутри. Мы пролезли в окно и открыли её. Сегодня вот, когда играли в красных…
- В красных? В святом доме? - всплеснула мать руками. Глаза её расширились, тонкие, высохшие губы начали дрожать.
- Вот! Пожалуйста! - упрекнула Глафира. - Выпустила раз поводья - получай. Бог накажет за такое глумление. Без кары не оставит, как того учителя. - И злорадно добавила - А тому ироду уже не выздороветь…
- Больше туда не ходи, сынок, - попросила мать.
- Надо мне, мама. Сегодня мы выбираем командира. Кто не побоится войти первым - тот и командир.
- Пусть идёт! Пусть он там себе шею свернёт! - сказала тётка Глафира и, набросив чёрную шаль на голову, быстро вышла из дома.
"Что бы сказал твой отец?"
- Мама, почему она так проворно выскочила?
Ирина Лукинична пожала плечами:
- Не знаю, Ванюша. Может, обиделась… Она ведь нам с тобой добра желает.
- Не верю… Добра ли?
- Добра, добра, сынок! Старается, чтобы рос ты умным, а не безбожником. Надо верить…
- И в царя, и в бога?.. Если безбожники неумные, как же они победили? Ведь у царя сколько пушек было…
Но мать своё твердила:
- Вера учит людей хорошему - не убивать, не грабить…
- А раз так, почему же поп Гапон рабочих под расстрел повёл? Мы по истории проходили. Это уже точно так было.
- Не знаю, не знаю, сынок. Порой и мне приходят в голову разные мысли. Боже, прости нас грешных…
- Мама, тётя Глафира назвала меня заблудшим… Кто же я? По метрике - родился в Польше. А не, поляк. Белорус. Но белорусского языка не знаю. И Белоруссию даже во сне пока не видел. Какая ж это родина? Люди говорят: земля родная та, где наелся досыта…
- Если бы ты в Белоруссию вернулся, по-другому заговорил, - сказала мать.
- С чего ж это?
- Свои, сынок, - всегда свои. На что ёж, и тот говорит своему ежонку: мягонький ты мой да кругленький…
Ваня рассмеялся.
- Но ежи не разговаривают.
Мать замолчала.
Когда в печке запылали дрова, Ваня, глядя в огонь, задумался. Какая же она, Белоруссия? Почему её мать не забывает? Ему вот неплохо и в Казани. Захочешь купаться - река рядом. И лес под боком. Правда, ягод в лесу не густо. Много народа в городе - живо срывают. Но город есть город. И ещё какой! Город, в котором учился Ленин. Классный руководитель Николай Филиппович водил их вчера в университет. Показал парту, за которой сидел Володя Ульянов…
Да, если выпадет случай побывать на родине, в Белоруссии, много расскажет он тем ребятам про этот город…
На улице снова послышался громкий свист.
- Мама…
- Ладно, беги, раз Харис тебя ждёт! Будь красным разбойником, - обиделась мать. Она села на стул и, спрятав руки под передником, тяжело вздохнула - Не для того тебя растила, чтобы стал ты пропащим.
- Но мы же только так, играем.
- Был бы жив отец, выпорол бы тебя ремнём. Брось, Ванюша. Ради бога брось. Тебе уже четырнадцать - пора и за ум взяться. Прирос, что ли, к этому черномазому? Вдвоём с утра до вечера мотаетесь.
- А мы с ним друзья, - сказал мальчик. - И ещё с Яшкой, Андрюшкой, Гумером, Нигматом, - пересчитал он всех, живущих на улице Карла Маркса, рядом с трамвайным парком.
- Не ходи с ними, сынок. Меня послушайся. Дома посиди. Сейчас я тебе щей налью.
- Я сыт. На базаре жмых ел.
- Где взял? - испугалась мать.
- Не бойся, не стащили. Помогали грузить подводы… Ну, я пойду, мама.
- Вот кочергу возьму! - поднялась Лукинична и шагнула к печке. - Увидел бы отец твои выходки. Что бы он сказал?
- Если бы только был жив! Он бы меня понял. И сказал бы: друзей не подводи. Ведь я им слово дал…
- Иди, - махнула мать рукой. - С тобой не сладишь…
Ваня, затянув потуже отцовский пояс на залатанной рубашке, выскочил на крыльцо.
В небе тотчас сверкнула ослепительная молния, грянул гром, и, заполняя всё вокруг нарастающим гулом, хлынул на землю проливной дождь.
Ребячьи тайны
Едва сбежал Ваня по скрипучим ступенькам вниз, как столкнулся с Николаем. Старший брат попятился.
- Кипятком, что ли, тебя ошпарили? - упрекнул он Ваню.
Брат был старше на четыре года. Худой, скуластый, он выглядел ещё подростком. Но зато уже работает кочегаром. Семью кормит. Приносит карточки на хлеб. Поэтому и держит себя с мужским достоинством. Вон какое у него серьёзное лицо!
- Куда, говорю, летишь, как угорелый? - допрашивал он Ваню.
- Играть.
- В такой дождь? - Брат снял мокрую кепку и стряхнул с неё капли. В его бледно-голубых глазах была зависть, они словно говорили: эх, прошло детство, не то бы я тоже побежал с тобой на улицу. Да босиком! По лужам! - Ладно. Поиграй, пока дела нет. С понедельника начнём дрова пилить.
- Понедельник - день тяжёлый, - лукаво поморщился Ваня.
- Ну, тогда со вторника, - улыбнулся Николай и стал подниматься по ступенькам.
Во дворе никого. Только ветер швыряет крупные капли дождя. Сараи, заборы, соседние дома уже потемнели от ливня. Кажется, что зелёная трава играет светлыми жемчужинами капель.
- Харис!.. Хари-и-ска!
Ответа нет.
Ваня стоит у ворот, не зная, где спрятаться. Крупные капли, попадая на затылок, заставляют его вздрагивать. Но куда же девался друг? Неужели домой убежал?
- Хари-ис! - позвал он ещё громче, и где-то в дровяном сарае послышался глухой ответный свист.
Ваня кинулся туда - в раскрытые двери.
Дровяник этот в левом углу большого двора не принадлежал ни одному из хозяев. Много лет назад построил его сельскохозяйственный институт. Раньше, когда в сарае находился уголь, мальчишки туда и не заглядывали. Сейчас угля нет, институтские печи топят дровами. Пока сарай пуст. Расшивка плотов на реке не закончена, как говорит Николай, и первые подводы с дровами появятся только через неделю. До этого ребята наиграются вдоволь. Правда, классный руководитель Николай Филиппович увлекаться игрой не велит - экзамены уже подходят. Но после холодной зимы как удержаться дома!
Ваня вошёл в дровяник. Сдвинул набекрень кепчонку с козырьком, засунул руки в карманы. Вот он, мол, не спрятался, как другие, и трескучая молния, и гром ему нипочём. Любуйтесь, каким должен быть командир!
Но ребята и голов к нему не повернули. Прижавшись друг к другу, они смотрели в рот Андрейке, живущему в соседнем дворе, и слушали его сказку. Приятели Нигмат, Яшка, прозванный Соловьём, и Косой Гумер забыли, казалось, обо всём на свете. Если дела так пойдут, не иначе Андрейка будет командиром. На сказки он мастак: день и ночь может их рассказывать. Вот и сейчас: плетёт свои басни про Бабу-Ягу, а мальчишки не дышат, выкатили глаза, как шары…
Сидевший поодаль смуглый, похожий на цыгана Харис, подозвав к себе Ваню, предложил ему сесть рядом. Затем взял за локоть, пожал пальцами: долго тебя, дескать, не было. Когда Ваня почувствовал это пожатие, подумал: как хорошо иметь верного друга, на которого всегда можно положиться. Харис, он искренний. Но Андрейка не такой. Да ещё со своими дружками - Яшкой, Нигматом и Гумером. И страшную сказку, наверное, рассказывает неспроста. Хочет запугать. Ведь сегодня им надо войти в церковь - и тот, кто не испугается, будет командиром. Нет уж, этим не возьмёшь. Сколько ни старайся, нагонишь страху только на свою голову!
Андрейка, закончив сказку, с гордым видом оглядел всех: мол, вот мы какие. Мальчишки облегчённо вздохнули, но так как всё ещё не могли прийти в себя от коварных проделок Бабы-Яги, продолжали сидеть молча, прижавшись друг к другу. Надо было чем-то расшевелить их…
Новую сказку начал Харис. Да ещё какую! "Тысячу и одну ночь", которую когда-то слушали арабские цари. Никто от него не ожидал. Мальчишки начали понемногу оживляться. Когда же Харис дошёл до того, как Али-баба нашёл пещеру злых разбойников и как дверь сама собой открылась от волшебного слова, облегчённо вздохнули. Словно сами увидели в пещере золото и серебро, атлас и шёлк, сами отведали вкусных блюд да разного питья. Каждому показалось, что он сам нашёл вход в эту пещеру, и каждый повторял про себя: "Сезам, откройся!"
Шуршит по крыше дождь. На луже у раскрытой двери, подпрыгивая, пляшут серебряные капли. Мальчишки повеселели.
- На, Харис, твою газету, спасибо, - нарушил тишину Ваня. - Маму порадовал.
- Чем? - удивился Яшка.
- В магазинах по спискам будут выдавать муку, - сообщил Ваня.
- Муку? А мы думали что-нибудь важное, - разочарованно протянул Андрейка, сплюнув под ноги.
- Не плюй в колодец, придётся воды напиться, - сказал Харис. - Твой отец начальник… А наши матери сами недоедают, нам отдают. Разве не так?
- У нас одна затируха да картошка, - пожаловался Гумер. - И то не досыта…
От этих разговоров у Вани подвело живот - нестерпимо захотелось есть. У них дома с едой тоже не густо. Если бы не уха да щи, было бы совсем худо. Но и другим не легче: вон какие тощие. Один лишь Андрейка не худой. У него что - любой день за праздник. Но как говорит мать: на гору глядя, горой не станешь. У спекулянтов на базаре всё имеется. Только у матери денег нет, купить не на что. Придётся терпеть.
- Нос не вешать!.. Всё время так не будет, - сказал он уверенно. - Хлеба мало потому, что много всяких врагов и шпионов. Когда всех переловят…
- Их перело-о-вишь…
- Вот снова поймали, - ткнул Ваня в газету. - Прочитай-ка, Харис.
- Читай! Читай!
Харис повертел шеей, как гусак, и, прокашлявшись, начал читать громким голосом:
- "Перед пролетарским судом меньшевики в собственных заявлениях признали, что работали агентами с целью восстановления капитализма"…
- Сами признались, а?
- Признаешься, когда пальцы дверью зажмут.
- Не говори, чего не знаешь, - рассердился Харис. - У нас так не делают.
- А что те люди сделали? - спросил Яшка.
- Вредительство, - сказал Харис. - А вот и главные: Гроссман, Соколовский, Гинзбург… А у Желтова нашли прокламации, напечатанные за границей… Всех поймали.
- Прихватили здорово.
- Но их дружки, должно, и в Казани есть.
- Как не быть!.. - сказал Яшка, глядя по сторонам. - Ведь каждый день кого-нибудь убивают.
- Не зря же загорелся пароход "Байрам-Али" на пристани, - добавил Нигмат. - Сам начальник пожарной команды, говорят, погиб…
- Не он один…
- Эх, поймать бы этих шпионов! - сказал Харис.
- Как? - спросил Андрейка.
- Если бы я знал… Может, все вместе придумаем…
- Учиться надо, - твёрдо заявил Ваня, - военному делу.
- Не так это просто. Тут не в "белых" и в "красных" играть. В газете вот сказано: "Седьмая ударная татарско-башкирская военная школа имени Ворошилова… Два года назад из многих частей Красной Армии мы собрались в эту школу. При поступлении у нас было желание - стать красными командирами, и все мы стремились к этому… Сейчас на учениях первенство держим за собой. Поэтому командиру седьмого ударного отделения кавалерии имени Ворошилова Шайхутдинову было подарено седло…"
- Всего-то? - скривился Андрейка. - Если бы ещё наган или саблю. Другое дело. А то - седло.
- Ребята, кажется, дождь перестал. Побежали!
Железная дверь
На чистом небе, слепя глаза, улыбается майское солнце. Воздух словно мёд. Хочется вдыхать его всей грудью. Мальчишки рассыпались по двору. Набегавшись по мелким лужам, подошли к глубокой, похожей на озеро.
- Айда! - крикнул Гумер. - Наперерез!
Закатав штанины выше колен и выстроившись в ряд, как дикие гуси, пошли на тот берег.
В это время послышался голос Пелагеи Андреевны:.
- Ваня! Ванюша!
- Чего, бабушка?
- Чем зря по лужам хлюпать, коз моих присмотрел бы. А? Молока б тебе дала.
Ваня облизнул губы: сейчас ему не до коз. Не хотелось отставать от товарищей. Как нарочно просит именно в такое время! Попробуй теперь выбраться из этой лужи, не замочившись!..
Ваня подбежал к старухе и, сверкая глазами, сообщил ей:
- Конечно, я пойду. Только опасно.
- Почему? Господи, разве и днём теперь стали грабить?
- Не грабят. Но после такого дождя земля и трава сырая. Машка с Дашкой могут простудиться.
- Боже упаси! - напугалась Пелагея Андреевна. - Иди, поиграй.
И Ваня вновь полез в воду…
- Вот что, ребята, - сказал Харис, когда надоело ходить по лужам. - Поиграли и хватит. Не забывайте про то, о чём был уговор. Вечер уже.
- А ты не атаман, чтобы указывать, - остановился Яшка.
- Самозванец, - поддакнул Нигмат.
- Самозванцев не признаём, - объявил Андрейка решительно. - Атаманом буду я!
- Чтобы самозванцев не было, надо выбрать командира, - снова предложил Харис.
- Надо! Надо! - загалдели мальчишки.
Озорные, весёлые глаза у всех блестели. Из карманов вытащили деревянные пистолеты, кинжалы. Гумер, усмехаясь, перевязал один глаз чёрной лентой. Яшка прилепил под носом угрожающие усы.
- Пиратами будем!
- Нет, разбойниками!
- Кем бы там ни были, нужен атаман!
Ваня возразил:
- Не атаман, а командир!
- По жребию давай. Кто не испугается, тот и главный.
Яшка протянул ребятам суковатую палку:
- Хватайся! Чья рука наверху, тот войдёт первым.
- И на купол заберётся! - потребовал Нигмат. - Как договорились.
- Только вот палка маленькая, - забеспокоился Гумер. - Давай-ка, Ваня, твой ремень. Кажется, он длиннее.
Ваня расстегнул пояс и протянул его конец Андрейке. Тот взял. Начали вдвоём перехватываться, поочерёдно зажимая ремень рукой. Наверху оказался кулак Андрейки.