Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты "Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников "Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству. Книги Ященко - это главным образом рассказ о своем поколении, об одногодках и сверстниках-комсомольцах гражданской войны и первых лет Советской власти, это повествования о героях первой русской революции, красных партизанах и красноармейцах. О том героическом времени Николай Ященко рассказал в дилогии "Босоногая команда" (1959 г.), "Искры не гаснут" (1962 г.), которые затем вышли одной книгой "С отцами вместе" (1966 г.). В 1969 году вышла в свет новая повесть "Журавли не знают покоя" о судьбе большой семьи железнодорожников Павла Ивановича Кларка, повесть "Северная точка" (1974 г.) о забайкальском севере, повесть "Красные мадьяры" - об интернациональном отряде венгров. Историко-революционная тема - главная в жизни и творчестве писателя.
Содержание:
От автора 1
Книга первая - Босоногая команда 1
Книга вторая - Искры не гаснут 41
Примечания 94
Николай Тихонович Ященко
С отцами вместе
От автора
Однажды на встрече литераторов с участниками областного пионерского слета, девочка с косичками спросила меня:
- Вы были пионером?
- Нет!
- Почему?
Отвечая на этот вопрос, я рассказал о своем детстве, которое прошло в Забайкалье в суровые годы гражданской войны, о друзьях-товарищах, о песнях того времени. Ребята внимательно слушали рассказ. Девочка с косичками попросила:
- Напишите об этом книжку, пожалуйста!
Я обещал…
Книга первая
Босоногая команда
Глава первая
Станция Макаровка
Утром над поселком низко прошла огромная грозовая туча. Она пролилась сильным ливнем и свернула к хребту, глухо ворча затихающим громом. Но скоро выглянуло солнце, на улицах заблестели лужи. Особенно большая лужа разлилась у макаровского дома. В нее заглянули и закачались отраженные в воде бревенчатая стена с желтыми закрытыми ставнями и край деревянной крыши. В голубой луже проплывали кучевые облака…
На крыльце стоял высокий, худощавый мальчик лет двенадцати в железнодорожной фуражке. Он часто поворачивал голову то направо, то налево. С двух сторон прибывали "поезда", и надо было хорошенько смотреть за ними. Мальчик то и дело сдвигал фуражку на затылок, но она упорно сползала на лоб и козырьком закрывала глаза. "Дежурному" по станции полагалось бы надеть фуражку с красным околышем, как у Никифора Андреевича Хохрякова, но где взять такую? Пришлось утащить у отца кондукторскую - с малиновыми кантами, - она хоть и старая, но в ней все же не стыдно принимать и отправлять поезда. И ремень тоже старый, отцовский. Мальчик потрогал большую медную бляху, на которой были выдавлены царский герб (орел с короной на голове), молоток, гаечный ключ и буквы: Заб. ж. д.
Из-за угла вывернулся "курьерский". Он был босой, этот поезд - Ленька, по прозвищу Индеец. Штаны засучены до колен, колеса-ноги, как видно, часто попадали в лужи, их облепила грязь. Усиленно вращая согнутыми в локтях руками, Индеец голосисто прогудел:
- Ту-ту-у!
По этому сигналу мальчик в фуражке понял, что "курьерский" не хочет задерживаться на маленькой станции, просит пропустить его напроход. Дежурный быстро сошел с крыльца и вытянул руку с палочкой. Курьерский, приближаясь, держал такую же палочку. На ходу они обменялись "жезлами". У дежурного фуражка сползла на глаза, скрыв от него загорелое лицо запыхавшегося Индейца. Пока фуражка сдвигалась на затылок, курьерский, мелькая черными пятками, уже исчез за домом машиниста Храпчука.
"Дежурный" снял фуражку и сел на крыльцо. Ему хорошо знакомы эти ступеньки, ведущие в лавку купца Макарова. Сколько раз он поднимался и спускался по ним: мать посылала то за солью, то за спичками, то еще за чем-нибудь. Но бывали у него и свои дела. Когда отец приносил жалованье, дети получали по копейке. Порой попадались новые монетки, они ярко блестели, и ребятишки называли их золотыми. Монетки сразу же обменивались в лавке Макарова на ириски.
"Дежурный" вспомнил, как однажды бродил по берегу реки, собирая обкатанные водой камешки. И вдруг среди мелкой гальки увидел позеленевший пятак. Монета была наполовину затянута песком. Домой он бежал что есть духу и все боялся, чтобы кто-нибудь не отнял находку. Натерев пятак золой до блеска, он побежал в лавку за ирисками, но вот на этом крыльце споткнулся, и выпавший из кулака пятак закатился в щель. Сбежались товарищи, хотели оторвать доску, но рыжебородый Макаров разогнал всех. Вместо сладких ирисок пришлось глотать соленые слезы. Машинист Храпчук видел, как ранним утром купец ковырял щепкой, выуживая из щели пятак.
Теперь лавка закрыта, вывеска снята, двери забиты крест-накрест досками, и только тяжелый болт почему-то не втолкнули в косяк. Играя в поезда, ребятишки превращают этот болт в станционный колокол. Они стучат по нему палочкой или железкой, и он глухо звенит.
Купца Макарова в поселке нет уже больше года, с тех пор, как пришла революция. Купец, конечно, не знал, что она придет. Он много лет торговал, а потом решил сделаться жандармом. И верно, его увидели в жандармской форме. В лавочке же стали торговать его жена и дочь Конкордия, которую все звали Конфоркой. В жандармах купец проходил недели две, не больше, потому что скоро грянула революция. И тут купец исчез. В поселке говорили, что он будто бы утопился. Шел ночью со станции домой, да и нырнул в прорубь. Утром нашли только примерзшую ко льду новую папаху с кокардой. Жена Макарова и Конфорка закрыли лавочку, забили окна и уехали куда-то. С тех пор на крыльце собираются зареченские парнишки. Крыльцо они называют: "Станция Макаровка".
Больше поездов на подходе не было. Дежурный вертел в руках фуражку. В центре подкладки, на кусочке клеенки, он заметил почти стертые буквы: Т. Е. К. Их когда-то написал отец - Тимофей Ефимович Кравченко. Мальчик достал из кармана обломок химического карандаша, послюнил его и рядом со старыми буквами вывел новые: К. Т. К. - Константин Тимофеевич Кравченко…
- Ту-ту-у! - раздалось поблизости.
Константин Тимофеевич, а проще сказать Костя, надел фуражку, поправил ремень, спрыгнул с крыльца. К "Макаровке" подходил товаро-пассажирский поезд, так называемый "девяносто тяжелый". И шипящий паровоз и вагоны четвертого класса, перегруженные людьми, узлами и ящиками, изображал бежавший чуть-чуть вразвалку Васюрка Чураков. Мелькнув на миг в луже, как в зеркале, поезд подкатил в крыльцу.
- Пуф! Пуф! - отдувался он, вытирая руками пот с широкоскулого смуглого лица. Жесткие черные волосы его тоже взмокли.
Костя принял у прибывшего "жезл" и велел заправляться водой. Васюрка задним ходом подкатил к крыльцу. Около закрытых дверей стояла "водокачка" - солдатская манерка с водой. Паровоз жадно пил, раздувая щеки.
- Где ты потерял хвост своего состава? - спросил Костя.
Васюрка не успел ответить, как на середину улицы выбежал парнишка лет шести-семи. Одной рукой он вытирал слезы, а другой поддерживал порванные на коленях штанишки. Это был Витька, младший брат "девяносто тяжелого". От Васюрки он не отставал нигде и никогда. Бывало, старший Чураков и убегал и прятался, но все напрасно. Младший, завывая, плакал и упорно не прекращал поисков. Волей-неволей Васюрке приходилось выползать из засады. Вот и сейчас он покорно ждал своего постоянного спутника. "Эх, сорвут мне эти братцы движение поездов", - подумал Костя и поспешно звякнул по ржавому болту - дал два звонка "девяносто тяжелому".
- Не хныкай, Витя! - уговаривал дежурный. - Хочешь быть маневровым паровозом?
Витя шмыгнул носом и сразу перестал плакать.
- Тогда вот что! - Костя отвел мальчика к завалинке макаровского дома. - Запасайся пока топливом, собирай здесь щепки.
Витя усердно принялся за работу. Костя три раза ударил большим гвоздем по болту. Васюрка загудел, медленно тронулся с места, потом сильнее закрутил локтями, чтобы набрать скорость. Витя тревожно глянул ему вслед, бросил щепки, обеими руками ухватился за сползающие штаны и с воплем кинулся вдогонку. Костя хотел поймать его, но фуражка сползла на глаза, и тут же загудел новый поезд.
Неразлучные друзья Пронька и Кузя двойной тягой вели товарный поезд. Кузя держался за Пронькину рубашку, изо всех сил помогая гудеть головному паровозу.
- Товарняк, айда на отдых и ремонт! - распорядился Костя.
Расцепившись, Пронька и Кузя сели на верхнюю ступеньку. В эту минуту курьерский - Ленька Индеец - ворвался на станцию, врезался в лужу, рассыпая брызги, и с маху, резко остановился перед дежурным. Так лихо мог тормозить только Индеец.
- Почему без свистка? - накинулся Костя. - Ты же проехал закрытый семафор! Смотри, переведу в маневровые, будешь песок возить!
Ленька, тяжело дыша, сдал Косте "жезл" и подсел к "товарным паровозам". Пронька и Кузя по очереди пили воду из манерки.
Волновалась взбаламученная "курьерским поездом" лужа. Расплылся отраженный в воде макаровский дом. Пока ребятишки переводили дух, лужа тоже успокоилась, и снова в ней возникли желтые ставни и кусок старой крыши…
Неожиданно вдали показался "поезд", не предусмотренный никаким расписанием. "Поезд" был в короткой холщовой юбчонке и клетчатой кофточке. Тонкие босые ноги шлепали по грязи.
- Ту-ту-у! - донесся писклявый гудок.
"Дежурный" растерялся. Сначала он почему-то бросился к болту - колоколу, потом зачем-то снял фуражку и кинул ее на крыльцо.
- Гони ее! - закричал Ленька.
- Не пускай, не пускай! - завопили Пронька и Кузя.
Костя опомнился, напялил на голову фуражку и погрозил кулаком подходящему "поезду".
- Куда ты, Верка? Смотри, шишек наставлю!
Девочка остановилась, сердито швырнула на землю "жезл". Взгляд ее говорил Косте: "Эх ты, слушаешь всяких!"
- Проваливай отсюда! - не унимался Ленька Индеец.
Вера, хмурясь, отошла к забору. Ведь обидно! Бегает она не хуже всех мальчишек. А если пустить ее с этим Индейцем наперегонки, так он, пожалуй, и отстанет от нее. Он поэтому и не хочет принимать ее в компанию.
Костя, чувствуя себя виноватым, смущенно вертел фуражку. Вообще-то он не против этой девочки и согласился бы принять ее в игру, но вот ребята не хотят, особенно Ленька. Стоит заговорить о Вере, как он начинает бабой обзывать. Вера все еще стояла у забора. Она исподлобья поглядывала на крыльцо и пальцем ноги чертила по сырой земле. Тут Костя нашел выход.
- Хватит играть в поезда, давайте в лапту! - решительно предложил он.
Как раз вернулся Васюрка, а за ним приплелся воющий Витька. Прибыли и другие "поезда". Для игры надо было разделиться на две партии. Костя и Ленька были матками - вожаками, они набирали себе игроков. Мальчишки по двое отходили в сторону, шепотом сговаривались и возвращались к крыльцу. Матки поочередно отгадывали. Первыми, обнявшись за плечи, подошли Пронька и Кузя.
- На печке заблудился или в ложке утонул? - спросил Кузя, неизвестно зачем подмигивая.
- На печке заблудился! - сказал Костя.
Кузя шагнул к нему, а "утонувший в ложке" Пронька достался Леньке Индейцу.
Другая пара загадала:
- С размаху под рубаху или с разбегу под телегу?
Васюрке не с кем было сговариваться, братишка для такого дела не годился. Тогда Костя сказал Леньке па ухо:
- Возьмем Верку, она "свечки" здорово ловит?!
Ленька достал из кармана винтовочный патрон, задумался, вертя его в руках. Заманчиво иметь в своей партии игрока, который хорошо ловит высокие мячи, но ведь это же девчонка, а он терпеть их не может. Помявшись, Ленька сунул патрон обратно в карман и нехотя буркнул:
- Ладно!
Обрадованный Костя закричал:
- Вера, иди играть!
Девочка подбежала к крыльцу. Васюрка отошел с ней сговариваться.
- Ты будешь саранка, а я незабудка! - предложила Вера.
Васюрка поморщился, раскосые глаза его совсем сузились.
- Нужна мне твоя саранка! Лучше я буду пулеметом!
- А я тогда винтовкой!
- Это другое дело!
- Васюрка, ступай домой! - раздался хриплый голос.
На углу, с палкой в руках, стоял отец. Васюрка вильнул за товарищей, но отец уже увидел его.
- Ступай домой! - громко повторил он.
Делать нечего, Васюрка взял за руку братишку и побрел. Вера осталась одна, опять она в игру не попадала. Но тут Пронька закричал:
- Ребята, Ваню Лежанкин а провожают!
Из переулка показались люди, и ребята бросились им навстречу.
Глава вторая
Революция отступает
Молодой парень, слесарь паровозного депо Иван Лежанкин с первых дней революции вступил в Красную гвардию. Он уже участвовал в боях с белыми под Иркутском и Верхнеудинском, а теперь его часть отступала на восток. Иван прибежал со станции проститься с родными. Его провожала вся семья. Брат Вани, белокурый Шурка, или, как его звали в поселке, Томас Эдисон, шел впереди и нес красногвардейский карабин. Сам Иван вел под руку мать, успокаивая ее:
- Ничего, мама, все будет хорошо!
Забыв про лапту, ребятишки пошли за семьей Лежанкиных на станцию. На мосту кто-то сказал, что в депо идет митинг. Все свернули к закопченным корпусам…
Ремонтный цех был переполнен мастеровыми. Костя и Ленька протиснулись ближе к стоявшему на ремонтной канаве паровозу. На ступеньках, держась за поручни, горячо говорил высокий человек в военной гимнастерке защитного цвета. Косте сразу запомнились зачесанные назад волосы, густые черные брови и маленькие усики оратора. Говорил он, чуть-чуть картавя.
- Это кто? - тихо спросил Костя, дергая за рукав Храпчука.
- Лазо! - с уважением ответил машинист.
- Мы еще вернемся, товарищи! - крикнул Лазо и махнул фуражкой с красной звездочкой. Мастеровые захлопали твердыми ладонями…
После митинга деповские рабочие отправились на станцию. Толпой шли по путям, перешагивая и перепрыгивая через лужицы, покрытые фиолетовыми пятнами мазута. В воздухе пахло дождем, с нагорной Набережной летели, кружась, первые вестники осени - полужелтые-полузеленые листья тополей и черемухи.
Вдоль эшелона был выстроен отряд. Мужчины, женщины и дети стали прощаться с красногвардейцами. В отряде было много местных жителей. Иван Лежанкин поцеловал мать, обнял и похлопал по плечу Шурика.
- Ну, прощай, изобретатель!
Индейцу и Косте красногвардеец пожал руки.
- Растите большевиками, ребята!
Индеец вытащил из кармана винтовочный патрон и молча протянул его отъезжающему. Ваня взял патрон, расстегнул надетый на ремень кожаный подсумок и затолкал подарок между обоймами.
Костя видел, как дежурный по станции Никифор Андреевич Хохряков подошел к колоколу. Дважды прощально пропела медь. Крик, шум и плач усилились. Красногвардейцы стояли у раскрытых дверей теплушек. Иван Лежанкин поднялся в вагон, повернулся к провожающим и громко, красиво запел:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…
В вагоне и возле него могуче и дружно подхватили:
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут!
Песня всплеснулась и в других теплушках, высокой волной покатилась над вокзалом. Пели все, кто стоял на перроне.
Трижды прозвучал колокол. Эшелон тронулся. У Шурки перехватило горло. Двигаясь вдоль набирающего ход поезда, он сначала ускорил шаг, потом побежал, боясь потерять из виду брата. Эх, если бы ему побольше лет, если бы в руки ему карабин…
Костя махал отцовской фуражкой. Мимо проплывали вагоны, мелькали возбужденные лица красногвардейцев. Костя жадно вглядывался в них, хотелось всех запомнить. А песня гремела, волнуя его необычными и, как ему казалось, грозными словами.
В битве великой не сгинут бесследно
Павшие с честью во имя идей…
Быстрее, быстрее, быстрее катились теплушки. Но перестук колес не в силах был заглушить песню.
На баррикады, буржуям нет пощады!
Эшелон громыхал уже за семафором, а провожающие все еще махали руками, платками, фуражками. Ленька зачарованно смотрел на последний убегающий вагон и представлял: вот на эшелон напали белые, паровоз пыхтит и едва тянет вагоны на большом подъеме. Ваня Лежанкин уже расстрелял все обоймы, нечем стрелять и другим красногвардейцам. А тут из леса вдруг выскочил на лошади офицер, в руках у него граната, он летит прямо к теплушке. Ваня вспомнил о Ленькином подарке, загнал его в карабин и выстрелил. Офицер летит с лошади. Эшелон прорвался… Костя дернул Леньку за рубашку.
- Гляди-ка!
У станционного колокола в группе военных стоял Сергей Лазо. "Почему же он не отступил?" - подумал Костя, но тут же увидел на втором пути бронепоезд. Костя с восторгом разглядывал стройную фигуру Лазо, полевую сумку, что висела у него через плечо, наган, прицепленный к военному ремню…