На кладбище Кастро произнес гневную речь. Предупреждая агрессоров, он заявил: "Пусть они знают, что мы будем сражаться с ними до последней капли крови. Оружием, которое у нас есть и которое мы купим у тех, кто продаст нам его просто и открыто, и оружием, которое мы умеем отнимать у врага…"
Действие этого оружия было проверено двумя годами позднее на Плайя-Хирон.
Вот что означает груда железа на портовой улице Сан-Педро.
…Тихо и знойно. Каблуки мягко вдавливаются в асфальт, рубашка прилипла к спине. Идти еще далеко, и я поднимаю руку. Первая же машина - голубой "крайслер" - притормаживает, открывается сверкающая дверца, и я удобно устраиваюсь на широком мягком сиденье.
- Салют, амиго! - говорю я шоферу, молодому светловолосому парню в белой рубашке.
Тот смеется и отвечает:
- Здорово, компаньеро. С какого теплохода?
- С "Олекмы", - растерянно говорю я, вглядываясь в смуглое лицо амиго.
Через несколько минут выясняется, что шофер "крайслера" - русский инженер из "Конгломерадо пескеро", организации, строящей в гаванском порту холодильники большой емкости для рыбы и скоропортящихся продуктов.
- Вот и порт. - Тормоза машины мягко скрипнули, она осела и остановилась. - А я работаю вон в том здании. Там у нас контора. Аста ла виста, компаньеро!
- До встречи! - говорю я вслед "крайслеру" и вхожу в портовые ворота.
Рыбный порт. Резко пахнет свежей рыбой и солью. На пирсе горы ящиков, рыболовного оборудования, упрятанного под брезенты, пофыркивают двигателями бело-голубые рефрижераторные автомобили с надппсью на кузовах: "Флота Кубана де Песка". У пирса виднеются два траулера - "Олекма" и "Олюторка". Чуть дальше стоит теплоход "Корсаков" и возле него еще несколько советских рыболовных судов.
Вместе с русскими разгружают траулер "Олюторка" и кубинцы. Нет, это не грузчики - кубинцы тоже матросы с "Олюторки". С русскими парнями ходят они на промысел в Мексиканский залив, и на прохладный для них север - к Ньюфаундленду, на Джорджес-банку за селедкой. На промысле они учатся тралить рыбу, работать на лебедке, изучают сложное дело судовождения и обслуживания главного двигателя судна. Пройдет несколько месяцев, и ребята из Гаваны сами поведут корабли на промысел. А пока они еще ученики. Ученики внимательные, вдумчивые, старательно исполняющие все указания товарищей из России.
Мелькают сильные умелые руки. Картонные ящики, чуть дымясь на солнце морозом, один за другим исчезают в кузовах автомобилей-рефрижераторов. Пройдет час-другой, и свежемороженая вкусная рыба появится на прилавках магазинов, поступит в кухни столовых, больниц, детских садов.
…Прежде чем пойти на свой теплоход, я захожу на "Олюторку". Капитан на траулере мой хороший знакомый - Юрий Васильевич Парфенов. Да вот и он - стоит на палубе и поторапливает ребят: быстрее, быстрее! Мороженая рыба не терпит теплого воздуха.
Парфенов невысокого роста, но широкоплеч, крепок. Лицо у него широкое, с особым устройством рта: кажется, что он все время улыбается. Лицо молодое, да и лет-то ему не так уж много - всего двадцать девять. Всего двадцать девять, но в волосах уже серебрится седина… Сжав мою ладонь, как тисками, он ведет меня к себе в каюту и молча достает из рундука великолепную раковину. Он мне обещал выловить ракушку в Мексиканском заливе.
- Послушай, как гудит. Слышишь - в ней волны плещут и ветер в снастях свистит, - говорит он мне. - Засидишься на берегу - послушай раковину, и сразу в море потянет.
Хорошо, Юра, только ведь не забуду я море. Не забуду и без раковины…
- Ну как? - спрашиваю я его, положив раковину на стол.
- Да так, - отвечает Юрий Васильевич, закуривая сигарету, - сначала ловили в Мексиканском. Плоховато там с рыбой: очень большой прилов - всякие иглоколы, скалозубы, спинороги. Пока рыбу разберут, у матросов все руки в крови. А потом ранки мучительно болят. Соленая вода их разъедает, да на рыбьих колючках яд какой-то… Кораллы тралы рвут, акулы такие дыры проедают, что на паровозе въезжать можно. Ну, а на Джорджес-банке, там лучше: сельдь сейчас идет хорошая, нагульная. Но туда ходить дальше, да ребятишки сильно мерзнут - кубинцы. Простужаются, чихают. Да вот с коком дело дрянь - кок у нас кубинец. Хороший мальчишка, но перчит еду так, что после обеда хоть из брандспойта внутренности прополаскивай: все горит внутри.
- Когда в море?
- Ремонтик у нас небольшой. На неделю застрянем в Гаване.
- Фиделя видел?
- Как тебя сейчас. Сидел вот здесь. О своих ребятках расспрашивал. Когда уходил, по плечу меня хлопнул. Ну и ручища же у него! Думал, что ключица переломится на кусочки. Ну ладно, пойду на палубу.
Вернувшись к себе на судно, утолил голод остывшими щами. Вместе с Виктором и капитаном мы направились в управление кубинского рыболовного флота - "Флота Кубзна де Песка" к представителю Государственного комитета рыбной промышленности СССР на Кубе Валерию Александровичу Джапаридзе. Он уже почти год работает на Кубе, помогает товарищам с революционного острова развивать свою отечественную рыбную промышленность. Куба со всех сторон окружена водой; море властно врывается свежим соленым ветром на улицы Гаваны, в распахнутые окна домов. Море богато рыбой - в прибрежных водах Кубы обитают тунцы, марлины, парусники.
Кубинский рыболовный флот состоял из маленьких моторных и парусных ботиков. Рыбаки примитивными орудиями лова не могли обеспечить свежей рыбой почти семимиллионное население страны. С маломощными двигателями, установленными на рыбацких лодках, страшно было уходить в дальние морские просторы. Рыбу ловили на "платформе" - мелководье, окружающем остров со всех сторон. Здесь же у берега добывали небольшое количество лангустов и креветок, которых отправляли на столы ресторанов в Соединенные Штаты Америки.
Страна на берегу богатейшего рыбой Карибского моря и Мексиканского залива - и без рыбы. Рыбу приходилось закупать в других странах, и она была не по карману простым рабочим и крестьянам.
Революционное правительство Кубы обратилось за помощью к СССР, и в 1962 году в гаванский порт вошли первые пять советских траулеров, совершивших громадный переход через весь Атлантический океан из русского порта Калининграда. А чуть раньше на Кубу приехали советские специалисты рыбной промышленности и один из опытнейших советских организаторов этого важного дела - В. Джапаридзе. Фамилия Джапаридзе хорошо знакома рыбакам Дальнего Востока и Запада нашей страны. Валерий Александрович создавал советскую рыбную промышленность на Сахалине, Курильских островах и в Калининградской области.
Вот он поднимается из-за широкого стола кабинета и направляется нам навстречу: невысокий, плотный, с энергичным волевым лицом. Работы - по горло. Рефрижераторы не успевают разгружать рыбу; не хватает транспорта, холодильников, тары. Нужно решить, как быстрее разгрузить "Корсаков" и "Альбатрос", доставивших рыбу с Джорджес-банки: нужно обдумать, куда лучше направить на добычу пять японских тунцеловов, только что прибывших в Гавану. Их Куба закупила в Токио. Надо скомплектовать новые группы юношей-практикантов; следует подумать о теплой одежде для тех, кто идет работать на Джорджес-банку, и о том, кому продать кальмаров: большое количество их попадает в качестве прилова. Нужно решить, как быть… В общем, очень многие вопросы нужно решить сейчас и потом. И вечером, и завтра утром, и послезавтра. Каждый новый день рождает тысячи новых сложнейших вопросов, которые необходимо решить самостоятельно и вместе с кубинскими товарищами из "Флота Кубана де Песка".
- Ну, как дошли? Как с рыбой? Есть? - Его взгляд нетерпеливо останавливается на картах, которые держит Жаров. - Ну-ка, давай посмотрим, что вы предлагаете.
- Вот в этом районе и в этом можно брать хорошие уловы крупного обыкновенного тунца. Но только ярусы следует переоборудовать. Надо оснастить крепкими коваными крючками, - говорит Жаров, указывая на красные кружки у побережья Бразилии.
- Тунцеловов туда можно послать? - спрашивает Джапаридзе.
- Пожалуй, можно.
- Говори точно, а не "пожалуй". Я должен знать, что они там наверняка возьмут большую рыбу, а не будут в пролове. Ну?
- Посылайте, - твердо говорит Виктор, - будет рыба.
- Хорошо, - удовлетворенно откидывается на спинку скрипучего кресла Валерий Александрович. - Ну, так как вы дошли? Где были?
Потом он сам немного рассказывает о работе советских рыбаков на Кубе. Он встает, распахивает окно и с любовью смотрит на рыбный порт.
- Представляете? Здесь ничего не было: рос бурьян, валялся какой-то хлам, из воды торчали ржавые обломки затопленного пароходика, ветер крутил едкую пыль. И тут нужно было построить рыбный порт: в Калининграде уже комплектовалась рыболовная экспедиция, шли переговоры о закупке для Кубы рыболовных судов.
Через некоторое время здесь все изменилось. Пылища, грохот, скрежет, сотни людей в военной форме. Порт строили солдаты кубинской революционной армии… Уже землечерпалки углубляют дно, работают бетонщики, сооружая пирсы, вырастают стены складов, асфальтируются припортовые участки. Порт был построен за сорок суток. И вот - Фидель Кастро, Карлос Родригес, Блас Рока, другие товарищи из правительства Кубы, советские специалисты, - все мы стоим на пирсе и смотрим вон туда, в сторону гаванского маяка: с минуты на минуту там должны показаться советские траулеры… Нервничаю: а вдруг, черти, запоздают? Смотрю на часы, говорю Фиделю: вот сейчас, через две минуты. Проходят две минуты, Фидель дымит сигарой, смотрит в сторону маяка - и вдруг показывается оттуда какая-то рыжая, с залатанными, дырявыми парусами фелюга. Брови у Фиделя подпрыгивают к самому берету. "Это что же за чудище? - спрашивает он меня, перекатывая сигару из угла рта в другой. - Это русский траулер, Валерий?" Я не успел ответить - в этот момент из-за маяка выплывают белые, все в флагах красавцы теплоходы. "Да, говорю, это русские траулеры, Фидель. Ну как?" - "Замечательно!" - восклицает он, выплевывает сигару и, прокашлявшись, затягивает потуже пояс, поправляет берет. Тогда он сказал очень хорошую речь о дружбе кубинского и советского народов, а потом часа два лазал по траулерам, знакомился с людьми, с механизмами. Лазал-лазал, проголодался и говорит: "Ведите на камбуз, есть хочу". А тут, как на грех, матросы в обед все съели. Достает кок хлеб и рыбные консервы, тарелки ставит на стол. Вынимает Фидель из кармана большущий нож: "Не надо, говорит, тарелок. В горах Сьерра-Маэстра мы ели прямо из банок. Из банок есть очень вкусно!" Очень он остался доволен нашими траулерами, их оснащением, жилыми помещениями и, уходя, сказал, кивнув головой на корабли: "Ну теперь мы одолеем море! Скоро кубинцы смогут вдоволь наедаться рыбой!"
Трудно было нам в те дни: и куда идти ловить рыбу? Где ее искать? Где хранить? На чем перевозить? Холодильнички были маленькие, авторефрижераторов не было. Ну, а консервные заводики… Представьте себе: ночью в гостиницу приезжает ко мне Торопов и с ним два кубинца с одного такого заводика. Привозят с собой две рыбины, кажется ставриду. Торопов говорит, доставили наши рыбаки на заводик эту рыбу, а кубинцы ее не берут, говорят, что плохая. А почему? "Да потому, отвечают, что наш заводской кот ее не ест". Оказывается, на том заводике роль лаборанта исполняет кот. "Что будем делать?" - спрашивает меня Торопов. "Ну, что делать, отвечаю, нужно ждать утра: кот за день нажрался рыбы и не то что скумбрию, семгу сейчас есть не будет". И действительно, утром кот слопал тех двух рыбин, и кубинцы быстро разгрузили ставриду. Вот как было: ни пароходов, ни приемной базы, ни специалистов. Ну, а сейчас, сами видите, - авторефрижераторы, склады. Там, где бульдозеры работают, строится громадный холодильник; рыбу сейчас добывают пятнадцать советских судов типа СРТР, присланных на Кубу из Калининграда, Таллина и Клайпеды, и новые суда, небольшие, но очень хорошие, мореходные, построенные уже на Кубе. И рыбы сейчас поступает в порт столько, что лишь успевай разгружать. Вот так-то.
- А чего это американец здесь стоит?
- Медикаменты привез. Помните про пленных на Плайя-Хирон, мятежников? За их головы был назначен выкуп - шестьдесят два миллиона долларов. Вот в счет тех долларов американцы и везут на Кубу разные товары. В том числе и медикаменты. Ну, а что они вывозят отсюда, вы сможете видеть завтра. Встаньте пораньше, и всё увидите. Своими глазами. Насчет топлива и воды - к моему заместителю, к Дронову. Он все сделает.
Мы уходим на теплоход, а вечером уезжаем в советское посольство на лекцию о Кубе. После лекции в порт идем пешком.
По улице помор двадцать девять мы спустились к набережной. Там на специальной площадке, чуть ли не у самой воды, освещенные лучами цветных прожекторов парни, широкоплечие крепыши, и гибкие девчонки самозабвенно танцевали лихую кубинскую румбу, и "ча-ча-ча", и "конгу" - танец, требующий невообразимой подвижности всех суставов. Давно известно, что кубинцы очень любят танцевать. Стоит лишь послышаться танцевальной мелодии, как молодежь и солидные, пожилые люди начинают притопывать ногами и раскачиваться в ритме танца.
Музыка, разносящаяся над Малеконом, и танцующие пары. А чуть в стороне, у стен отеля "Насиональ", уставились в небо тонкие пушечные стволы. "Попробуй только сунься!" - как бы предупреждают они. "Попробуй только сунься!" - так написано на стенах многих домов; так написано на специальных значках, приколотых к рубашкам кубинцев. Нет, не посмеют. Не сунутся. И поэтому гремит музыка и самозабвенно танцуют смуглые парни и гибкие девчонки.
На теплоходе мы до глубокой ночи крутим кинокартины, взятые с "Олюторки". Смотрим превосходные фильмы - "Память сердца" и "Генерал Роверо".
Вместе с нами смотрел фильмы пожилой милисиано Франсиско Вега. После дежурства он так и пришел на теплоход: с винтовкой, опоясанный патронташем, с каким-то длинноствольным, по-видимому времен "золотой лихорадки", револьвером, подвешенным ремешками к поясу. Высокий, худой, сожженный и высушенный солнцем до черноты, он отчаянно дымил сигарой, такой едкой, что запах ее дыма после того вечера еще дня два витал над палубой судна. Он дымил сигарой, выпуская густые синие клубы из ноздрей, рта и, пожалуй, даже из ушей, восторгался фильмом, в котором показывался авиационный парад в Тушино, и выкрикивал:
- О, гуд… вери-вери мач!
При этом он размахивал длинными тонкими руками, и патроны в его патронташе зловеще позвякивали - того и гляди, взорвутся. Около запястья руки у него белел глубокий шрам. Заметив, что я остановил взгляд на шраме, он взмахнул рукой в сторону американского теплохода и крикнул тонким злым голосом:
- Контра!.. Гусапос!.. Ту мору!..
Завтра? Что - завтра? И при чем тут американский теплоход "Утренняя заря"?
"Завтра" было жарким и душным с самого раннего утра. Солнце вылезло из-за горизонта с явным намерением испепелить, сжечь своими раскаленными лучами весь мир. Какой-то беспутный, нервный ветер то налетал низинками на пирс, поднимая в воздух белую едкую пыль, то вздыхал тугим душным жаром, не освежая, а опаляя тело. На небе - ни тучки; голубым куполом оно опрокинулось над городом, бухтами, спокойным, словно озеро, морем.
С утра на дороге, ведущей в рыбный порт, к пирсу, около которого громоздилась черная туша "Утренней зари", появились вооруженные люди: бойцы из отрядов милисианос, офицеры регулярных частей. Дорогу перекрыли для движения транспорта и посредине ее поставили несколько столов, а возле них картонные мусорные корзины. Около одного из столов я замечаю Франсиско Бегу. Он пожимает мне руку, протягивает сигару. Говорит, кивнув головой в направлении уже раскаленной утренним солнцем бетонной дороги:
- Вот они. Те, кто вчера владел Кубой. Кто грабил народ. Кто грабил меня. Гляди. Они идут…
В конце улицы показалась толпа людей с сумками и чемоданами. Опустив головы, расстегнув воротники рубах, с волосами, прилипшими к потным лбам, они торопливо шли прямо посредине улицы к столикам. Первым торопливо семенил ногами лысый худощавый мужчина. В одной руке он держал пачку документов, другой придерживал закинутый на плечо синий, в пятнах заграничных отельных этикеток чемодан.
Бросив его около одного из столиков, он протянул документы девушке в голубой куртке. Та просмотрела их, разорвала и бросила в корзину. Мужчина схватил чемодан и не пошел, почти побежал к американскому теплоходу.
Вега наклонился над девушкой, она что-то ему ответила.
- Владелец ресторана. Такого… номерного. Только для белых, - передал он мне.
Номерного? Да, номерного. Существовали в Гаване при Батисте такие клубы и рестораны, над входом в которые висело не название, а просто номер. В такие места мог заходить только белый. Черного, да и такого бронзового мулата, как Вега, туда бы не пустили.
Владелец ночного ресторана. Бывший владелец. Такие на Кубе не нужны. Они не хотят работать. Они мечтают о тех днях, когда Республика погибнет. И тогда на острове станет все, как было при диктаторе Батисте. Опять можно было бы грабить кубинский народ беспощадной эксплуатацией их труда на заводах, фабриках, плантациях. Тогда можно было бы опять черпать деньги из бездонных карманов богатых туристов, прибывших в Гавану поразвлечься. И тогда можно было вытолкать в шею негра или мулата, пожелавшего выпить в ресторане для белых стакан вина.
Но нет. Эти планы бывших никогда не осуществятся. Поняв бесплодность своих надежд, бывший, как и спешащая за ним толпа других разных бывших, бежит с Кубы. Ну что ж, скатертью дорога. Без вас тут будет легче!
Бывшие, бывшие, бывшие… Бывший владелец крупного универсального магазина, бывший бизнесмен, бывший плантатор, концессионер. Они идут молчаливой толпой, опустив головы. Бывшие кубинцы. Люди, предавшие свою родину. Люди, ради денег, нажпвы покидающие землю, на которой они родились, в которой лежат их предки. Многие из них заблаговременно продали свои предприятия и перевели денежки в Америку. Многие из них имеют в США состоятельных родственников и рассчитывают неплохо там устроиться.
Хочется крикнуть: "Люди! Вы же покидаете родину! Разве можно родину сменять на деньги, на роскошный особняк, на прекрасный автомобиль?.."